Бездорожье

       Альк выехал на видавший все виды тракт и потрепал по шее такого же древнего нетопыря. Когда-то давно, а может, совсем недавно, он получил его взамен доброй услуги, белокосый усмехнулся: что ни говори, а пути Хольгины неисповедимы, и ведать не ведаешь, а тропинка уже выводит туда, куда Божине надобно, чтобы вышли ее дети непутевые.        Калинец был небольшим городком в несколько сотен домов, эдакая веска, возомнившая себе Саший весть что. Ратуша, вечно украшенная гербовым знаком гильдии мастеров: трудовой люд здесь жаловали и уважали, молельня, где даже статую Хольги было за что посеребрить, цветы в клумбах, поросята в сараях, две коровни, пустой позорный столб, служивший лучшим доказательством того, что в Калинце все хорошо.        Альк был здесь проездом и, вероятнее всего, предпочел бы не задерживаться, но начавшаяся внезапно гроза, перекроила полотно его дорог, не испросив на то позволения. По-правде, белокосый плевать хотел на разбушевавшееся небо, но окаянная корова, носившая кличку Гнедая, подвернула ногу, потеряла подкову и едва не съела паука, не весть как попавшего в корзину с яблоками. Саврянин давно планировал либо продать, либо зажарить бестолковую скотину, с которой от самого его выпуска из Пристани приключались всяческие беды, но денег у него было, что называется, крысам на смех, потому, оставалось либо терпеть, либо топать дальше пешком. Альк витиевато выругался, чем заслужил восхищенный возглас вечно ошивающихся по улицам мальчишек, спешился, взял под уздцы бестолковую корову и пошел по лужам Калинца до ближайшей кормильни.       Кормильня с покосившейся соломенной крышей давно уже не видела твердой руки хозяина, как не видела пьянчужек, случайно забредших на огонек, и огонька самого — тоже. Наместник городка, поджарый и кривой на один глаз бывший тсец Халай очень не любил питейные заведения и злачные места, потому и обратил свой гнев на такие вот домишки. Альк потрогал дверь за ржавую ручку: ему казалось, что внутри кто-то есть, что-то сдавленно чавкало и явно выходить не желало. Память услужливо подсунула сказки про домовых, что рассказывала ему в детстве нянюшка, но в домовых он не верил, а вот проучить шаловливого мальчишку — это запросто. И далась ему эта кормильня, собственно?       Несчастная корова, оставленная Альком у колодца возле калитки, объедала ромашку, пышно разросшуюся вокруг, и мокла под проливным дождем. Саврянин постучал, не дождался ответа и взялся за ручку двери. Дар подсказывал, что нечто позабавит его, а чуть позже еще и принесет прибыль, потому Путник предпочел не сомневаться.        Дверь с оглушительным скрипом отворилась, впуская Алька внутрь. Пахнуло самогоном и солеными огурцами. Внутри было темно и тепло, под сапогами чавкало что-то неприятное, по углам, верно, прятались пауки и крысы. Альк усмехнулся: какая тут может быть прибыль? Разве, только, его корова ромашку поест, чтоб добру не пропадать зря. Наверху что-то грохнуло об пол и тоненько завизжало, саврянин вытащил из ножен клинок и медленно пошел вверх по грязной лестнице, засыпанной яичной шелухой.        Шум, грохот и сдавленная перебранка в один голос доносилась из-за двери спальни. Давно уже комнатушка не видела постояльцев, не слышала смеха, и, продуваемая сквозняком, ждала, себе, когда наместник прикажет снести кормильню к Сашию и на ее месте построить молельню.       Альк взялся за ручку, собираясь разобраться с теми, кто ослушался приказа Халая и решил побаловаться чуток до оглашения мольцом Великого поста по случаю скорого праздника — Рождества Хольги. Путник провел клинком по гнилым доскам, зацепил ржавый гвоздь и резко распахнул дверь. В эту самую щепку что-то бросилось ему под ноги, дико вереща от страха и одурев от внезапной свободы. Альк выставил вперед руку и поймал влетевшего в нее поросенка, после чего схватил его за холку, не давая возможности вырваться, и осмотрелся.       На голых кроватных досках сидел бывалый тсец Халай, обнимал одной рукой свою проржавевшую пику, а другой — баюкал бутыль вишневки.  — Хольга, да что ж это делается такое? — вопрошал тсец и булькал темной жидкостью. — Вот и мне интересно, — с улыбкой произнес Альк, — Господин Халай, а что вы здесь делаете? — Как что? — вскричал наместник, — Считаю убытки за пропавший от непогоды урожай ромашки. — Да-да, как интересно, — саврянин кивнул головой, поудобнее перехватывая поросенка, — А что ж вы Путника не позвали, чтоб он дорожку Калинцу поправил? — Где ж я столько денег возьму? — А вы откройте кормильни, через седмицу все убытки возместите!        В эту щепку до пьянчужки, наконец, дошло, где он находится и с кем разговаривает. Халай сполз с досок, молитвенно сложил ладони, не прекращая прижимать к себе бутыль, и направился к Альку. Однако, довершить сие действо ему не дали. Внизу громко хлопнула дверь, закачался и упал с потолка котелок, кто-то звонко засмеялся и вбежал по лестнице. — Халаюшка, золотко, бери поросенка, и пойдем, я нашла, где его зажарить!       Альк обернулся и от всей души расхохотался: определенно, Калинец нравился ему все больше. В проеме, переминаясь с ноги на ногу и перебирая связку дешевых браслетов, стояла местная «квочка» — хозяйка заведения, где можно было недорого, а Путникам так вообще бесплатно, снять продажную девку на одну ночь. А под утро унести с собой запах дешевого пойла, боль в пояснице и какую-нибудь заразу. — Вот так встреча! — развеселился Альк, выпуская поросенка. Несчастная скотина завизжала и бросилась прямо на «квочку». — Милсдарь Путник, не губите! — завыла тетка, ногой отталкивая Халая. — Да нужны вы мне, — поморщился Альк, — Я одного не пойму: за что вы так своих горожан не любите? — Это почему? — хором произнесли неудавшиеся любовнички. — Потому что запретили им всё то, чем сами пользуетесь. А может, этого поросенка молец на Рождество Божини откармливал? Может, эту вишневку бабка Тила для сына, что на войну ушел, берегла? — Альк откровенно издевался над парочкой, корова за окном доедала ромашку, а дождь закончился. Пора идти искать кузнеца, да и вообще, убираться отсюда. — Милсдарь Путник, — заплетающимся языком начал Халай, — Осерчала на нас Хольга, сами посмотрите, — наместник широким жестом обвел помещение, — Ни медьки не осталось, дети плачут, праздники идут….        Альк поднял голову и принялся рассматривать паучью паутину на потолке. Его до скрежета раздражала привычка винить во всех бедах Хольгу, соседа-пьяницу, жену-дуру, сопливых детей и стервозную тещу, потому, пусть Халай понадрывается. «Квочка» обошла тсеца, нахмурилась и пнула его пяткой. — Да что ты воешь, как упырь на жальнике? Предложи господину Путнику горшок золотых, что у тебя в подполе схоронен, авось, он смилостивится!        Альк засмеялся: тсец, скорее, будет четыре седмицы коптилочки в молельне ставить, чтобы его жители не умерли с голоду, чем расстанется с золотыми. — Значит так, — начал саврянин, отпихивая от себя наместника, — Судить вас я не буду, это не мои заботы, кто тут у вас кого обманывает, но, так и быть, дорожку поправлю, покажите мне, где кузнец живет, мне корову подковать надо.        Хозяйка продажных девок вплеснула руками и разулыбалась аки травневое солнце после грозы. — Мисдарь Путник, кузнец наш допился до зеленых мракобесов, но мы вам поможем! У меня в храме любви, — «квочку» перебил сдавленный смешок Алька, — У меня в храме любви живет нетопырь! — О Божиня, что у вас в «курятнике» делает путничий зверь? — Да мы его когда-то на торгах за бесценок купили, — торопливо затараторила тетка, — Он старый уже, воду нам возит, хотите, вам отдадим? А вы нам дорожку подправите? — Не губите, господин, — Халай подполз ближе, — Хольгой кляну. — Клясть надо Сашием, — поморщился Альк, — Добро, что с вас взять, с идиотов, ведите нетопыря! А ты, — саврянин ткнул в наместника, — Открой кормильни, и будет тебе прибыль.

***

      Альк потрепал по шее седеющего нетопыря и спокойным шагом отправил его прямо по тракту. Прощаться дома ему было не с кем: мать умерла, едва до дома дошли слухи, что гордость семьи, любимый сын превратился в крысу, отец сразу выставил бы его за порог, вздумай он явиться пред его очи. А нянюшка…. Что ж, она простит, если, конечно, Альк когда-нибудь решится показаться дома.       Теперь отец лелеял младшую сестру, уж она точно его не разочарует, а Альк отправился в Крокаш поговорить с наставником перед отплытием.