Лаборатория.

Она цепляется за воспоминания слишком часто в последнее время. Неприступная, грубая. Уж лучше так, чем открыть себя всем и получить плевок. Пальцы сжимают паутину прошлого, тонкая ткань скользит по коже, стекая на пол. Она цепляется за все значимые события, что произошли с ней, прогоняя их перед глазами раз за разом, чтобы ничего не забыть, чтобы знать, почему она такая, почему старается избегать сближения, почему любит играть чувствами чужих и не показывает своих. Слишком больно вспоминать, но боль отрезвляет, заставляет мыслить логически, не поддаваясь сжигающим изнутри чувствам. До некоторого момента шелковая ткань, скользящая по рукам, скручивается в жгут вокруг горла, забирая доступ к кислороду. Тонкие пальцы пытаются отодрать въедающуюся в кожу паутину, а взгляд туманится, и хочется закрыть глаза, чтобы уснуть, забыться. Маленькие наивные крыски, подобные рыжей Алисе - вот, кто ей нужен. Те, что не могут сопротивляться, не могут поставить на место, унизить, заткнуть. Лучше она сама будет делать так, доводить других до сумасшествия, лишь бы не сойти с ума. Аня не хочет повторения своего прошлого. Она сильная, уверенная в себе сука, которую будут бояться и ненавидеть, потому что видят ее такой. Пусть мразь, пусть жестока, зато защищена и свободна... Дождь почти закончился. Повсюду пахнет прелыми листьями и мокрым асфальтом. Мутные, размытые дождем облака стремительно уносит ледяной ветер. Пальцы сжимают ворот плаща почти у самого горла. Волосы лезут в глаза и липнут к блестящим от прозрачного блеска губам. Она щурится и, кажется, даже дрожит от холода, но все равно идет навстречу пронизывающему до костей ветру. Где-то глубоко в сумке звонит телефон, и собеседник на другом конце терпеливо ждет ответа, но, скорее всего, не дождется, потому что Аня совершенно не настроена на разговоры, не собирается даже бросить пару слов или попросить перезвонить. Нет, она согласна выбросить телефон в вот ту на вид глубокую лужу и мечтает скорее оказаться дома, где есть привычный растворимый кофе без сахара и ноутбук.

***

- Ты же любишь меня? - Люблю, - тихий шепот в ответ на грозный вскрик, руки инстинктивно тянутся к лицу, чтобы закрыть его от последующего удара, но вокруг лишь тишина, разбавляемая ровным дыханием собеседницы и ее, учащенным. - Что-то я не вижу, - презрительно, слишком громко и оглушающе. Она подходит ближе - бежать некуда. Сердце бьется, словно птица в клетке, не хватает воздуха, и дрожат руки. Тяжелые мысли проносятся в голове со скоростью света. За такое короткое время она успевает перебрать несколько вариантов развития событий. Каждый имеет право на существование, и от этого становится только страшнее. Хочется упасть на колени и заплакать, но тогда от собственной гордости не останется и следа. - Будь хорошей девочкой, - шепот в ухо, губы скользят по все еще горящей от недавнего удара щеке и замирают совсем рядом с крепко сжатыми губами. Лучше не сопротивляться, просто сдаться, не мучить себя ложными надеждами и мыслями о существовании гордости. Просто разомкнуть губы и позволить поцеловать себя - это же так просто. Необходимо одно лишь усилие. Ну же, давай. Шумный выдох, она прикрывает глаза и подается вперед, целуя ненавистные губы. Она, похоже, даже не чувствует, когда голова ударяется о стену, потому что ее и так мутит. Настойчивый горячий язык скользит по губам, проникая внутрь и призывая к действию. Она все еще не хочет и не будет открывать глаза, потому что тут же увидит свой личный Ад. Лучше так, не думая, машинально отвечая, как уже привыкла, безынициативно, показывая свою покорность. - Молодец, Аня, ты же можешь, когда хочешь, - сбитое дыхание снова обжигает подставленную шею, а сухие горячие руки скользят по телу под футболкой. Она ничего не отвечает, понимая, что ответа от нее и не ждут. Бракованный товар без души и силы воли, который решили взять из жалости, мечтая сделать из него что-то если не подходящее, то похожее на идеал. Остается лишь ждать, когда им наиграются и отбросят в сторону. Терпеть и ждать - иного выхода нет.

***

Каждый раз, возвращаясь в прошлое, она чувствует, как кружится голова, и воспоминания давят, со всей силы давят, душат, оставляют синяки. За последние два года произошло столько всего, сколько не может произойти с одним человеком. Боже, ей всего лишь семнадцать лет, а иногда кажется, что все тридцать. Жизнь уже кажется бессмысленной. Спасают лишь эксперименты, причем, последний готов провалиться, только недавно начавшись. Аня не умеет больше чувствовать, нет. Чувства для слабаков, которые не умеют им противостоять. Любовь, привязанность, счастье - гори оно все синим пламенем. Это глупо, по ее мнению. Для чего? Она не понимает, честно, не понимает, что такого есть в Алисе, в этой маленькой, рыжей дурочке. Самая обычная, не очень-то и привлекательная (как веснушки могут быть привлекательными?), на первый взгляд глупенькая и зависящая от мнения других людей. Но. Почему Аню так зацепило произошедшее в подъезде и в квартире? Почему ей вдруг стало так интересно, кто такая эта Алиса, какие секреты спрятаны внутри, что она вообще из себя представляет? Почему? Почему ей вдруг так резко стало это необходимо? Что изменилось? Что, черт возьми, сделала эта дурная девка, раз сумела вцепиться в горло?

***

Алиса не понимает, честно, не понимает, что происходит вокруг нее. Голова кружится, а к горлу все чаще подкатывает тошнота от осознания. Щека горит, словно ее не поцеловали, а хлестнули плетью и рассекли кожу до крови. Зачем? Этот вопрос крутится в ее тяжелой голове без остановки после стремительного ухода Ани. Зачем она поцеловала ее? Чтобы показать свое превосходство, власть, могущество? Словно она хотела втоптать Алису в землю, наступив грязной подошвой ботинка на шею. У нее получилось. Отличный план. Она чувствует, что раздавлена, почти разрушена, уничтожена. А ведь это был обычный поцелуй. Очередной эксперимент над наивной жертвой, что добровольно бросается в руки, умоляя делать с ней все, что душе угодно. Словно так и надо. От безысходности хочется биться головой о стену.

***

Уже засыпая, они обе спрашивают себя: "Почему это все так сложно?"