Эпоха войн

Коноха.   Она была прекрасна.    Величественные стволы деревьев устремлялись ввысь и мягкой лиственной шапкой укрывали от чужого взора деревню, скрытую в Листве. Ниоткуда кроме скалы, с вырезанным на ней единственным лицом, деревня не была видна. А еще этот барьер…   Мадара хмыкнул, активируя шаринган. Только с его помощью удавалось разглядеть очертания того, что сотворила его женушка на пару с Узумаки. Барьер вышел на славу. Риз и Мито использовали запечатанные фууин-накопители, расположив их на всей территории Конохи в стратегически важных точках, а также по одному на территории каждого кланового квартала. Барьерные конструкции предназначались для постоянной подпитки со стороны шиноби и были надёжно защищены от внешнего воздействия.    Близилась зима.    В самом сердце страны Огня снега практически никогда не было, так должно было быть и в этом году.   Совсем рядом беззвучно возникла фигура, с шумом опускаясь на холодный камень.    —      Спасибо.   Мадара изумленно приподнял брови, поворачивая голову в сторону собеседника. Хаширама откинулся чуть назад, опираясь на руки.    —      За то, что заботишься о ней.   —      Она моя жена.   —      Она моя сестра. Пусть и не желает ей быть. Какие превратности судьбы, — Сенджу тихо усмехнулся, закрывая глаза. — Ты когда-нибудь задумывался над тем, что было бы с нами если бы не она?   —      Грызли бы друг другу глотку. До самой смерти.    — Да уж…представь, что было бы, если бы наши жены спелись.   —      Мне хватило прошлого раза, — Учиха скривился, вспоминая буйство, что устроили всего лишь двое женщин с кровью Узумаки.    Хаширама лишь звонко рассмеялся, с улыбкой глядя на друга.   —      Знаешь… Она со мной даже не разговаривает. Мы живем бок о бок уже пять лет, а за это время перекинулись дай бог десятью фразами.    Мадара нежелание Риз понимал. Хотя бы с точки зрения того, что его жене было чертовски сложно себя контролировать в присутствии младшего брата, ореол силы которого в любой момент мог подчинить ее мокутон, напрочь лишив маскировки.   —      А, по-твоему, она должна?   —      Арису ушла, когда мне было десять, Мадара, — настоящее имя жены неприятно резануло слух, заставляя поморщиться. — Это жестоко — заставлять меня выбирать между старшей сестрой и младшим братом, с которым я вырос.   —      Она не ушла, Хаширама. Она умерла. Арису Сенджу больше нет, есть лишь моя жена – Учиха Риз. Да и к тому же….выбирать между истинной главой клана Сенджу и младшим братом, приложившим руки к смерти твоей матери?    —      Мадара, Мадара, — Сенджу лишь качнул головой, — каким бы он ни был, но он мой брат. А прошлого не вернёшь. Злюсь ли я на него? Да. Устроил ли я головомойку старейшинам, которая закончилась их отставкой? Да.   —      Хм..   Учиха не был уверен в том, что Хаширама и вправду мог сделать что-то стоящее с тем рассадником гадюк, что в его клане именовались старейшинами. Не тот характер.   —      Как ты думаешь, почему он не мельтешит перед глазами? И ему досталось, поверь. — Сенджу неопределенно повел плечами. — пока их грызня остается лишь обоюдной словесной войной я не вижу причин вмешиваться в неё. Что она, что он – они оба не будут слушать меня. Как и тебя. Поэтому их проще не трогать, но от этого, знаешь ли, не легче. Они оба — часть моей семьи, пусть Арису и не желает этого признавать.   —      Почему…почему Тобирама сделал это?   —      Ты ведь и так знаешь ответ, Мадара. Ты ведь сам поступил бы также, как и Тобирама. Не отрицай этого. — Сенджу шумно вздохнул, переводя взгляд на друга, — ты ведь можешь посмотреть сам?   —      Не боишься? — Учиха изогнул бровь, активируя первую ступень шарингана.    —      Не боюсь, — Сенджу улыбнулся, — ты же знаешь, что вырвусь.   Знаю.   Мадара долгое время боролся с этим чувством. Со смесью зависти и еще чего-то непонятного даже ему.    Мадара признавал силу Хаширамы. Непоколебимую, пугающую и бездонную, хотя не сомневался в том, что в чистом столкновении у него есть шанс выиграть. Но только в том случае, если эта битва будет не на жизнь, а на смерть. Сам он долгое время пытался понять, в какой момент времени Сенджу умудрился покорить природную чакру. В их последнее столкновение, случившееся в ту ночь, когда погиб Изуна, ему с трудом удалось вырваться из древесных пут, стремясь как можно быстрее оказаться рядом с братом и женой. Его же, собственный призыв был самым обыкновенным призывом, без возможности обучиться искусству сендзюцу.    Всего на мгновение он задумался, что было бы, если бы они решили вопрос с должностью Хокаге не мирным способом, а поединком? И тут же откинул мрачные мысли прочь, активируя мангекьё.   Глубокий вдох.    Мадара с интересом рассматривал маленькую Риз. Она не похожа сама на себя — в клановом одеянии, но с коротко стриженными белесыми волосами. Вдобавок ко всему угловатая фигура ребенка. Не будь на ней женской одежды он бы принял ее за пацана.    —      Ото-сама, — девчонка выпрямила спину, — Я бы хотела…   Воздух в комнате исчезает моментально, будто кто-то по щелчку пальцев лишает все пространство вокруг живительного кислорода.    Если бы можно было убивать взглядом, Сенджу бы стал первым, у кого это получилось.   Его густые с проседью брови опустились настолько низко, что вместо глаз на нее смотрели две дыры. Чернеющие туннели, без намека на глазное яблоко.   —      Что? — одно единственное разрушило герметичность тишины.   Учиха скосил взгляд влево, пытаясь уловить на лице Хаширамы хоть тень подсказки, свидетелем чего он стал.    —      Разрешите мне сражаться вместе с братьями.   Она даже не успевает договорить. Хлесткая пощечина прилетает справа, да такой силы, что тело не может удержать равновесие и заваливается на бок.    —      Сколько ей лет?   —      Это произошло за несколько месяцев до смерти Иназумы.    —      И зачем ты мне это показываешь?   —      Смотри дальше.   —      Замолчи! — это не человеческий голос. Бацума издает какой-то утробный звук, больше напоминающий рокот зверя. — Ты думаешь, я не знаю, что братья помогают тебе тренироваться?! — Сенджу бросает звериный взгляд в сторону мальчишек, замеревших чуть поодаль. Все как один вжимают головы в плечи.    Тело Риз бьет мелкая дрожь, а взгляд не может сфокусироваться даже на собственных руках. Громогласные раскаты голоса главы прерывает посторонний шум.   —      Ото-сама!   Мадара не без удивления смотрит всех четырех братьев Сенджу, пытающихся защитить старшую сестру. Все четверо, борясь со страхом перед собственным отцом, выгораживают сестру, вставая горой.   —      Мы все любили ее, Мадара. — Хаширама как-то по грустному улыбается, — Даже Тобирама. Просто жизнь развела нас по разные стороны баррикад.    Бацума одним движением руки раскидывает мальчишек в стороны. Сенджу резко разворачивает маленькую девочку, сжимая ее плечо железной клешней.   —      Тогда она даже не знала… — задумчиво проговаривает Учиха.   —      Тогда еще никто не знал. Да я и сам узнал о биологическом отце только незадолго до свадьбы с Мито, а про договор…да, здесь Риз открыла мне глаза.   —      Выслушайте… — еще удар. Сенджу снова притягивает обмякающее тело дочери за грудки ближе. Снова замахивается. Еще одного такого удара она не выдержит. Собрав последние силы, девчонка хватается обеими руками за побелевший кулак мужчины, сжимающий ткань воротника. — Я смогу…правда, смогу. Просто поверьте в меня.   На последнем слове хватка Бацумы ослабевает, отчего Риз падает на колени и наконец-таки глубоко вздыхает. И вновь мучительное молчание, которое разбавляет надрывное дыхание наследницы клана Сенджу.    —      Нет. Ты не создана для того, чтобы вести Сенджу вперед. В день своего двенадцатилетия ты отправишься в новую семью. И перестанешь быть Сенджу.   И только сейчас она осмеливается поднять мокрые глаза, сталкиваясь с леденящим взглядом.   —      Зачем ты мне это показал? — Мадара оборачивается к Хашираме, замечая при этом, что окружающая их картинка сменилась на поле боя, которое, однако, не планирует пока что приходить в движение.   —      Риз не место среди Сенджу. И я рад, что все случилось так, как случилось.    —      Сенджу из нее куда лучше, чем твой брат.   —      Я не про это, Мадара. — Хаширама лишь качает головой, — Отец…Бацума делал все, чтобы никто за пределами Сенджу про нее не знал. Отчасти я способен его понять. В твоем клане, насколько я знаю, кроме правящей ветви преобладает патриархат. Женщина не может стать во главе клана, как бы сильна она не была, — Учиха заторможенно кивает, уже понимая к чему клонит его собеседник, — В Сенджу патриархальных устоев нет. Риз права в том, что она — формально глава клана. Именно поэтому Бацума сделал всё, чтобы главой клана стал его сын. Не обучал ее, скрывал ото всех, в конце концов планировал выдать ее замуж и отправить в союзный клан едва ей стукнет двенадцать. Поэтому я и говорю о том, что хорошо, что все сложилось именно так. — он кивает в сторону поля битвы. – если бы Риз осталась и Бацума бы не погиб, то она стала бы женой какого-нибудь феодала или кого похуже. А если бы сильно сопротивлялась…Бацума ее люто ненавидел. Если бы она и дальше показывала свое несогласие с его политикой – вряд ли бы она дожила до двенадцати. Бацума был скор на расправу.   И только тогда Мадара замечает то, что не замечал никогда. Что в непосредственной близости от его отца и Бацумы Сенджу, что сражаются друг с другом и умрут всего через мгновение, нет никакой девчонки. Тень мелькает всего в нескольких метрах от его молодой копии, на ходу окрашивая свои волосы из иссиня-черных в белоснежные, а потом девичья фигурка припадает к земле.   —      Её не должно было там быть?   —      Конечно нет! Мы и подумать не могли, что она сможет покинуть клановые земли. Никто не думал, что она окажется на поле боя. И тем более, никто не мог подумать, что она пришла туда убить Бацуму. Захватила многих и умерла сама. Как мы думали. Я никогда не вспоминал ту битву. Помнил, что она устроила то буйство, но старался не вспоминать. Только после их сражения с Тобирамой, увидев ее технику преображения в живую, медитируя из-за дня в день, я вспомнил ту тень, что мелькнула. Даже подумать не мог, что мокутон можно использовать подобным образом.   —      Её не обучали?   —      Ей уготовили жизнь домашней женщины. Жены, матери. Бацума никогда не отличался любовью к своим детям, но он любил свой клан. Ценил честь и достоинство. Поэтому не простил предательство и измену жены. А Риз…она слишком сильно любила маму. Слишком сильно, чтобы простить, что Бацума действовал руками Тобирамы.    Мадара мог понять, что двигало бывшим главой клана. Мог понять, но не осознать. Приказать собственному сыну убить родную мать за измену? Жестоко. Ему стоило разобраться с проблемой самому, а не плодить ненависть между детьми. Но теперь ничего не сделаешь.    Порочный круг ненависти, абсолютно несвойственной Сенджу.   —      …Поэтому я и говорю, что хорошо, что все сложилось именно так. В конце концов, все счастливы.    —      Счастье — эфемерное понятие, Хаширама.    —      Да, — Сенджу кивнул, — но это не отменяет того факта, что не уйди Риз из клана, она бы так и осталась никем. У неё не было бы цели. Не было бы силы. В конце концов, у неё было бы тебя, Мадара.    —      Возможно. — Мадара медленно поднялся на ноги, заметив, что совсем потерял счет времени. Уже смеркалось, — я хочу, чтобы ты знал. Если Тобирама станет угрозой, я его уничтожу. Ты уверен, что контролируешь брата?   —      А ты уверен, что контролируешь жену?   Риз всегда поражала его своей откровенностью. Не считая, конечно, тайны своего рождения. Она всегда говорила четко, по делу, не любила растягивать происходящее. Не считая, конечно, целенаправленных издевательств.    Риз не была домохозяйкой. Она была полноценной третьей главой деревни.   Сильная, беспринципная.   Он свыкся с мыслью, что зачастую вытаскивал ее из госпиталя насильно, как и она его из резиденции. Их должности к тому обязывали. Слишком уж много времени уходило на управление деревней, не смотря на тот факт, что большую часть бумажной волокиты он переложил на Хашираму.    Ему было наплевать на то, что дома постоянный бардак, а ужинать приходится, где придётся. Он просто наслаждался тем, что они были друг у друга. Ведь, что еще нужно для счастья?   Он мазнул взглядом по соклановцам в дозоре, коротко здороваясь с каждым. Не смотря на позднюю ночь, то тут, то там, мелькали черные макушки детишек.   Совсем от рук отбились. Ночь на дворе.   Риз была дома. Ему даже не нужно было прощупывать окружающее пространство, чтобы это понять. Горел свет, а она сама сидела на кухне, гипнотизируя взглядом остывшую кружку чая. Он замер в дверях под ее тяжёлым взглядом.    А в голове пронеслась тысяча мыслей. Что-то случилось с Кагами? Тобирама наконец-таки вылез из своей скорлупы? Или...    —      Я бесплодна, — слова жены хлестко ударили по ушам, заставляя его замереть на полушаге.    И взгляд у неё был соответствующий. Чужой, пугающий, мёртвый.    Как бы ей хотелось, чтобы все было как в дешёвых романах.   Вот сейчас он бросится к ней, будет долго утешать, а потом скажет, что все это неважно. Но нет.    Риз отчаянно хотела верить в его нежелание иметь детей в текущей политической обстановке, но она была женщиной. А он мужчиной. И показателен был пример Хаширамы, который уже обзавелся первой внучкой.   К тому моменту, когда бы они созрели завести детей, нынешнее поколение Сенджу уже бы выросло в мире и безопасности, а они…ведь не вечны и стареют.   Поэтому Риз понимала, что дети – необходимость. Они должны быть.   Но Риз слишком хорошо знала своего мужа. Слишком хорошо его чувствовала.    Поэтому лишь отвернулась, не желая смотреть как захлопывается входная дверь.   Бесплодие.   Словно приговор.   ***     Чашка хрустнула в руках уже после того, как за Мадарой закрылась дверь.   Я же только и смогла, что свернуть чакру, стремительно гася эмпатию и сенсорику. Несколько осколков впились в ладонь, но боль была столь мелочной, что я лишь отмахнулась от нее, подставляя раненую кожу под струи холодной воды.   Я догадывалась об этом. Чувствовала, а с недавних пор уверовала, даже до того момента как решилась на повторное независимое обследование.    После того злополучного разговора о детях я развеяла противозачаточную печать и принялась ждать. День, два, три, неделю, а потом даже не заметила, как прошел месяц. И… ничего.   Я проверила все трижды, прежде чем решилась обратиться к Эйко.    Результат оказался неутешительным.   Однозначную причину она не выявила, но выдвинула несколько версий, каждая из которых краше предыдущей. Проблемы с эндокринной системой, перегрузки организма, вызванные чрезмерными физическими нагрузками из-за тайдзюцу, а также немыслимое количество фууин-накопителей, покореживших здоровье. Эти версии были основными. У меня была еще одна — действие яда, что мне удалось побороть благодаря бьякуго. Жидкий огонь аматерасу.    Бессилие заставляло желать разрушений. Быть может наведаться на полигон?   Но не смотря на дикое желание что-нибудь разрушить, я все-таки добралась до кровати, сворачиваясь в позу эмбриона под одеялом в попытках забыться беспробудным сном.    Вопреки всему, а особенно здравому смыслу, Мадара просто исчез. Не объявился к рассвету и уже ближе к обеду я рискнула распечатать сенсорику, старательно прощупывая всю деревню. Пусто. Лишь обнаружила Хашираму в резиденции Хокаге.   Как бы я того желала или не желала, но поговорить с Мадерой стоило. В конце концов, мы не сопливые пятнадцатилетние подростки, а женатые люди тридцати лет отроду. Нам стоило поговорить. Мы были обязаны поговорить, а не вот так пропадать черт знает куда и черт знает насколько.    И только по этой причине я все-таки направилась в резиденцию, собираясь устроить самый настоящий допрос Сенджу, но в итоге замерла в полной нерешительности на пороге кабинета… мужа, смотря при этом в не менее удивленные глаза… брата. Все-таки надеялась, что Мадара просто отгородился от меня, но нет.   Вдох.   —      Где он?   —      Это я как раз-таки хотел узнать у тебя.    Хаширама был рассержен, хотя пытался не показывать это. Даже позабавил меня своей очередной улыбкой, натянутой правда, но да ладно. Все также продолжил разгребать тонны бумаг, поглядывая на меня из-под широких бровей.   —      Вы поссорились?   —      Не твое дело, Хаширама. Я всю деревню просветила, его нет в Конохе. Куда он мог деться?   —      Заявился ночью и сказал, что ему нужно... кхм, погулять.   —      Так и сказал?   —      Так и сказал.   Вдох.    Погулять, да?   Я сжала кулаки, всеми силами сдерживая рвущиеся наружу чувства.    Черт возьми, Мадара.   —      Риз, я хотел…   Голос Хаширамы утонул в целой какофонии звуков.    Вы когда-нибудь испытывали столь сильный иррациональный страх, что заставляет волосы на теле вставать дыбом, а инстинкты кричать во всё горло?   Где-то на краю сознания вспыхнула чакра. Так сильно и ярко, что руки непроизвольно дернулись к глазам.    А потом с запозданием посыпались и все остальные чувства: чудовищный звон раздался где-то совсем рядом с барабанными перепонками, заставляя сцепить зубы, а невидимая вспышка света перед закрытыми глазами заставила неловко покачнуться и осесть на одно колено в попытках сохранить равновесие.    Попеременно зажимая то уши, то глаза, я предпринимала жалкие попытки взять сенсорику, эмпатию, чакру под контроль, но безуспешно.   Хоть голос Хаширамы раздавался где-то совсем рядом, но все равно для меня стало полной неожиданностью его прикосновение к плечу и последующий резкий рывок вверх. Мне было не просто плохо, все чувства разом отключились и меня покорежило в сторону, и лишь стальная хватка Сенджу удержала меня в положении стоя.    —      …Нападение? — голос Хаширамы раздался совсем рядом, но звучал, словно через толщу воды, из-за непрекращающегося звона, — Да не молчи ты!   Сознание ускользало. Чакра взбунтовалась и наотрез отказалась подчиняться, что уж тут говорить о попытках сгладить боль.    Догадался, все-таки.   Я вздохнула с видимым облегчением, когда Хаширама резким толчком собственной чакры прекратил мои страдания, влив свою медицинскую чакру.   Гул в ушах пропал, как и белёсые вспышки перед глазами, но осталось видимое головокружение.   —      Что случилось?   —      Я откуда знаю?! — огрызнулась в ответ, сделав глубокий вдох, и медленно начала расширять сенсорное поле. Десятки, сотни, тысячи огоньков мелькнули где-то на периферии сознания, пока я пыталась отыскать то, что ввело меня в ступор, — Что-то не так. Вот только не могу понять что. Мощный всплеск где-то на севере или северо-востоке, но близко. Вот только сейчас я уже ничего не ощущаю. - качнула головой.   Черт возьми.   Да что же произошло?   Откуда пришел такой откат? Сёганаи? Что-то случилось с Мадарой?   Север. Давай же.   Сделала абсолютно бесполезное движение, вытягивая руки перед собой, стараясь тем самым сузить зону поиска. Ну же…где ты? Так…а если северо-запад?   Ох.   Сенджу опередил меня на какую-то секунду, поняв все быстрее меня.   —      Сорок четвертый полигон.   —      Да, лес смерти.   —      Он самый, — я едва успела почувствовать короткий всплеск чакры от Хаширамы, а уже спустя секунду в кабинете возникли несколько фигур с безликими масками. Личный отряд Хокаге и его первого заместителя, единственные, кто кроме них самих могут отдавать приказы остальным шиноби Конохи, — полная боевая готовность. Поднять барьерный щит до жёлтого уровня. Объявить общую мобилизацию. Собрать данные от патрулей.    Пальцы неприятно покалывает. Такое ощущение, словно через тело прошел разряд концентрированного райтона.    Что за чертовщина?!   Несколько раз сжимаю и разжимаю затёкшие пальцы, убеждаясь, что никакого сигнала нет как от Мадары, так и еще от кого-нибудь из клана Учиха. Сигнальная метка на Кагами, установленная перед его отбытием в Эафура, тоже предательски молчит.    —      Твою мать, — озарение приходит с задержкой, но привлекает внимание Хаширамы и еще двух оставшихся шиноби Конохи. Но едва они оборачиваются, я уже выскакиваю из кабинета через приоткрытое окно, соскальзывая по черепице вниз. И только у самого края крыши вливаю в стопу чакры, одним широким прыжком оказываясь чуть ли ни у края деревни. Еще два и перемахиваю через стену, пускаясь галопом в сторону Леса смерти.   Сигнальный фууин не сработал, да, Риз?!   Лес, взращённый Хаширамой, ласково отзывается на таящийся во мне мокутон, не создавая особых проблем в виде так свойственных ему шевелящихся веток, но ориентироваться не помогает. Сенсорные шумы настолько мощные, что я даже вовремя не почувствовала появившегося рядом Сенджу.    Хаширама прикладывает руку к земле и некоторое время пытается сосредоточиться, прежде чем сорваться на восток. К моему сожалению, я лишь с трудом поспеваю за ним.    В воздухе витает горелый запах древесины. И чем ближе мы приближаемся, тем тошнотворнее он становится.    На последних метрах мне удается догнать Хашираму, так что на краю поляны мы появляемся практически одновременно.   Я же…просто встала как вкопанная на ветке дерева, цепляясь взглядом за одинокую фигуру в центре творившегося безумия. Просто приросла к дереву, не в силах сдвинуться с места.    —      Риз!   Я судорожно вздохнула.   —      Риз, да что б тебя!   Пальцы Хаширамы впились в плечи.    —      Риз, очнись!    Он буквально встряхнул меня, пытаясь поймать мой взгляд, рявкает буквально в лицо. Еще чуть-чуть и окончательно потеряет терпение.   Ты ирьенин, Риз. Очнись.   Высвободившись от захвата, я ринулась вперед, падая на колени рядом с телом. Руки тряслись вопреки выдержке и опыту.    На нем просто не было живого места. Лишь приторный запах жженой плоти витал в воздухе, а десятки мыслей пронеслись с пугающей быстротой.    Мог ли это сотворить Мадара, так вовремя и не вовремя отлучившийся из деревни?   Мог. Определенно мог. Но стал бы?   Ты ирьенин, Риз. Вне поле боя ты ирьенин. Ты обязана спасать жизни.    Даже такую жизнь.   Три печати и ладонь касается обожжённого до мяса лба. Стазис удержит его некоторое время.    —      Чакру!   Хаширама понял всё с одного слова, кладя руку на плечо.    —      Не отпускай.    Чакра Хаширамы словно журчащая вода проникает под кожу, разливаясь по каналам, и тут же уходит в технику.   Двенадцать печатей. Одна рука ложится на траву, высвобождая печать-метку, вторая на грудную клетку того, что с натяжкой можно назвать Тобирамой.    Когда мы оказываемся прямо перед главными воротами госпиталя, Сенджу неловко отшатывается. Конечно, дезориентирован, наверняка впервые попал под действие телепортационной техники. Черт, нужно сместить печать в изолированное помещение в самом госпитале.   По ступенькам уже сбегает Като, принудительно выдернутый с работы сигнальным фууин, с шумом падая на колени прямо перед телом. Лишь на секунду замирает, поднимая взгляд на меня. Словно спрашивает, что делать в такой ситуации. Конечно, не каждый день перед тобой возникает практически мертвое тело младшего брата Хаширамы Сенджу.    —      Вливай чакру. Его надо стабилизировать. — я убираю собственную руку с грудкой клетки Сенджу, вставая на ноги, — Хаширама, мне нужна чакра.   —      Я готов.   —      Не ты. Позови Мито, я буду ждать в операционной.   —      Но…   —      Не спорь, — я шиплю через плечо, помогая бережно переложить тело с земли на передвижную каталку, — Мадара черти знает где, будь на посту и не трать чакру. Зови Мито.    —      Риз, я…   —      Найди Мадару и выясни наконец, что там произошло!   Я взлетела вверх по ступенькам, бросаясь в конец коридора, где ощущалось столпотворение.   —      Состояние?! — рыкнула я, влетая в комнату и уже в последний момент огибая замеревшую в проходе Хаюми, — Эйко?!    —      Я…Как он ещё дышит?   —      Часть рёбер сломана, часть в трещинах. Осколки проткнули лёгкое, печень, возможно пищевод. Трещина в черепе. Правая рука раздроблена полностью, переломаны ноги, чудом не задет позвоночник. Сломано бедро. Про кожный покров я не говорю. Какого чёрта с ним случилось?! — Като всего на секунду отвлёкся от диагностики. — Он жив только из-за того, что края всех ран обуглились. Диагностировать повреждения системе циркуляции чакры в таком состоянии невозможно.   Я лишь на секунду использовала погружение, чтобы убедиться в отсутствии какой-нибудь заковыристой дряни, наподобие той, что этот пакостник поместил в тело Каори семь лет назад.   — Хаюми, на тебе стабилизация. Следи, чтобы не погас очаг, вливай медицинскую чакру. Хотя от очага мало что осталось...Като, внутренние органы. Эйко, кости и сосуды. Я на подхвате, после займусь СЦЧ и кожей.    Дверь буквально сорвалась с петель, являя запыхавшуюся Узумаки. Всего миг ступора, и она уже смотрит на всех нас сосредоточенно.    —      За работу. Мито, ко мне.    Тобирама был не просто в плачевном состоянии, он был двумя ногами в могиле.   Как правильно сказал Като, Сенджу был еще жив только из-за того, что все разорванные сосуды обуглились и он не истекал кровью. Было такое ощущение, что он попал под какую-то заковыристую технику дотона, а следом еще и райтона, но все-таки характер повреждений был не тот… Словно… Да, пожалуй, это лучшее описание. Словно его грудную клетку и бедра насадили на скрученные каменные пики, а после всего этого добили райтоном.    Первая за работу принялась Эйко, убедившаяся, что во всех открытых ранах перекрыты разорванные сосуды, а следом начавшая кропотливую работу по их восстановлению. Като всеми силами старался ей не мешать, для начала принявшись располагать поврежденные внутренние органы на свои места.    Я же в очередной раз использовала погружение, но лишь для того, чтобы заблокировать все нервные окончания. Даже в бессознательном состоянии Тобирама должен был чувствовать нечеловеческую боль от всего происходящего.    Напали или прокосячился в технике?   Если его обугленность еще можно было списать на игры с райтоном, то вот раздробленные кости и внутренние органы не вписывались в картину, не говоря уже о том, что Тобирама был обладателем суйтона, райтона и катона, но никак не дотона.   Чисто технически это могло быть расщепление, что я испытывала при своих первых опытах с телепортационными техниками, но характер травм опровергал эту идею. Хотя черт его знает, что он намешал. В отличии от Тобирамы я забросила свои разработки едва мне на плечи упал госпиталь, ограничившись одним единственным вариантом телепортационной техники — перемещением к фиксированному маяку, которых было ровно четыре: старый в Сэйро и три новых: в центре квартала Учиха, у главных ворот деревни и у госпиталя. Ну и в Эафура, конечно.   Не о том думаешь, Риз!   Не смотря на запас чакры, Эйко сдалась первой, неровным шагом отходя от тела. Сделала еще три в сторону и обессиленно привалилась к стенке, сползая по той. Я моментально переключилась, продолжая вместо нее сращивать сосуды, мышцы, сухожилия и кости в самом пострадавшем месте — правой руке. Като продержался чуть дольше: успел полностью восстановить внутренние органы, но на этом все.   Когда его состояние стало относительно стабильным, я на секунду позволила себе отвлечься, начиная диагностику системы циркуляции чакры и она была неутешительной: чакро каналы в солнечном сплетении были просто разорваны в клочья, в руке и ногах пострадали чуть меньше.    —      Он стабилен. Настолько насколько возможно, — я закончила диагностику, делая шаг назад и разминая затекшие плечи.   —      А кожа? — Хаюми Сенджу устало привалилась к стене.    —      Восстановлю. Мито, спасибо, но дальше я сама.   —      А что с очагом?   — В клочья. — я прикрыла глаза.   Разорванный в клочья очаг чакры — это приговор на карьере шиноби. Приговор для Тобирамы.    Какая ирония!    Какая ирония, что мы не на поле боя, а в госпитале.    Какая ирония, что Тобирама не мой враг, а пациент.    Ещё большая ирония в том, что видеть разорванный в клочья очаг мне приходилось всего дважды в жизни и оба раза я восстановила его неидеально из-за отсутствия опыта, умений и времени. Восстанавливать разорванные каналы трудоемко, но возможно, а вот восстановить разорванный очаг… Я приложила обе ладони в район его очага, используя погружение, а потом медленно потянула правую вверх, вытягивая из тела остатки того, что можно было назвать очагом. Незамысловатый пас руками и нити, ведомые моей волей, чуть растягиваются, позволяя мне в полной мере ощутить весь масштаб проблем. Для посторонних подобная манипуляция лишь непонятные размахивания руками, они просто не способны заглянуть глубже.   Ну ты же никогда не искала легких путей, Риз.    Концентрируя чакру на подушечках пальцев, я начала медленно перебирать поврежденные каналы, долгое время решаясь с какого конкретного начать.   Вот только все они были в отвратительном состоянии, так что просто взялась за первый попавшийся, начав медленную, кропотливую реконструкцию.    Очень медленную, стараясь не оставлять спаек и перегибов.    Минута за минутой.   Час за часом.   Когда очаг мало-мальски стал похож на себя, я ненадолго замерла, оценивая дальнейшие траты чакры. Собственный резерв опустошился еще на первом этапе конструкции, два из трех накопителей тоже были пусты, так что оставался лишь третий и печать бьякуго, трогать которую не слишком хотелось из-за необходимости в более жестком контроле высвобождаемой чакры. Именно по этой причине на этапе восстановлении очага приходилось обходиться собственными силами, а не чужой подпиткой, нуждающейся в фильтрации и концентрированном использовании.    Я не побрезговала ситуацией и досконально изучила то, что было видно. К сожалению, то ли из-за того, что Тобирама был одной ногой в могиле, то ли из-за того, что пришлось восстанавливать его кейракукей, в том числе высший, но моя собственная печать слетела с его тела. Вот и обнаружилась причина той вспышки, что выбила меня из себя в обед.    К тому моменту как я закончила с восстановлением кейракукей и перешла к восстановлению кожного покрова, сознание удавалось удерживать лишь голой силой воли. С работающей кейракукей восстановление кожного покрова пошло значительно быстрее. Я лишь восстановила поврежденную подкожно-жировую клетчатку и дерму, а после влила половину оставшейся чакры в его очаг, а другую половину распределила по всему телу, подстёгивая восстановление эпидермиса.   Сделав шаг назад, из последних сил высвободила немного чакры из бьякуго, но лишь для того, чтобы немного восстановить чакру и не позволить маскировке сползти.    — Проследите за общим состоянием, — я залпом выпила протянутую бутылку воды, — возможно, придётся вливать медицинскую чакру и продолжить восстанавливать кожный покров, если не справится сам. В любом случае… — я устало махнула рукой, не особо разбираясь, что происходит вокруг, и из последних сил двинулась в сторону собственного кабинета, желая как можно скорее забыться сном на кушетке.