Эпоха войн

Прекрати.   Пожалуйста, прекрати.   Я бы схватилась за голову, чтобы хоть как-то унять головную боль, но меня больше не существовало. Не было тела, не было ничего.   Я существовала. Чувствовала это, но была лишь чем-то эфемерным. Нереальным.   Но боль не отступала.   Прости.   Прости.   Прости.    Растворяющийся в вечности голос Изуны стоял в ушах тяжелым звоном, будто бы взрывная печать разорвалась прямо у лица. Я цеплялась за остатки ускользающего сознания, слыша звонкий голос пацана вперемешку с шепотом извинений Изуны. Вокруг не было ничего, и я словно слепой котенок стояла посреди всепоглощающей тьмы.   Но едва далекий полушепот стих, а зрение прояснилось, я оказалась посреди живого мира. У меня не получалось сосредоточиться ни на чем, кроме крохотного островка земли, будто бы не могла оторвать взгляд, наблюдая за божественным чудом.   Странно осознавать себя, видеть себя...никем. Простым сгустком сгоревшего пепла, который медленно оседает на землю и при этом появляется из неоткуда. Ещё поразительнее наблюдать как из этого ничего возникает тело. Разрыв шаблона для медика.    Куски плоти и сгоревшего пепла образуют тело, но не внутренние органы - это слишком отчётливо видно, но когда все мое естество, зависшее над телом, вдруг дергает по направлению к нему, а секундой позже я открываю глаза уже в материальном теле, то понимаю, что чувствую, слышу стук сердца, что гонит кровь по венам.   Чувствую, как по каналам струится чакра, как сердце спешно начинает гнать кровь, насыщая каждую клеточку тела.   Жаль, что лицом в землю.   Прости.   Первое, что я чувствую, придя в сознание, это боль во всем теле и дикую усталость. Внутренности сворачивает от дикой боли, словно все кости в теле разом сломались, а желание содрать с лица кожу становится просто нестерпимым.    Пошевелить конечностями, казалось, не представлялось возможным. По ощущениям они будто бы онемели или их и вовсе не было.   Сворачивало от боли столь сильной, что кажется будто бы я горела заживо. Будто бы все каналы чакры горят жидким огнем.   Будто бы…   Не хватает чего-то важного. Чего-то столь привычного.   Я даже не пытаюсь утихомирить боль – следую за ней, пытаясь понять в чем ее причина. Прижимаясь лбом к холодному влажному камню, сидя на земле, обхватывая пальцами голову, ищу, думаю, сосредотачиваюсь.    В нос ударяет запах сырой влажной земли и озона.   Больно.   Хочется расцарапать грудную клетку до крови, выдрать сердце, лишь бы боль ушла.   Больно.   Метки.   Не чувствую.    Почему я не чувствую меток?   Хотя чему удивляться, учитывая тот факт, что я буквально воскресла из пепла?    Пепел.   Тело сожгли?   Что-то другое.   Голова взрывается от очередного приступа боли, а желание расчесать лицо до крови становится совсем нестерпимым.    Лицо.   Пальцы с трудом гнутся, пытаются в белоснежных локонах, скользят по давно затянутым шрамам, а в солнечном сплетении сжимается тугой узел.   Призывы.   Я не чувствую связи с двумя собственными призывами – соколами, которых никогда не призывала кроме случая с привязкой, и воробьями, которыми не пользовалась уже лет восемь.    Прости   Почему голос Изуны заставляет меня дрожать? Почему он извиняется за то, что...   Изуна.   Новая волна боли, в этот раз эмоциональной, а не физической, сжимает внутренности, заставляя глухо застонать.   Сердце щемит от боли потери. Столь сильной, что слезы застилают глаза.   Прошло столько лет, но боль никуда не делась.    Но на место боли пришло обещание. Цель.   Кагуя.   Голова взрывается от очередной вспышки при попытках дословно вспомнить последние рваные фразы, сказанные странным мальчишкой в далеком будущем. Слова, что я слышала уже сквозь растворяющееся сознание.   Обхватываю пальцами голову, жмурюсь, стону, сворачиваясь на земле в позу эмбриона. Лишь бы эта боль ушла.   Восемнадцать лет. Узумаки Наруто. Джинчурики Курамы.   Кто такой Курама?   Джинчурики Кьюби. У демона есть имя? Курама?   Хватаюсь руками за голову, вжимаясь лбом в холодный камень.    Но боль не утихает, словно раскаленными щипцами прикоснулись прямо к мозгу.   Йондайме и его жена погибнут.    Четвертый хокаге?    До него еще жить да жить.   Зачем он упомянул жену Хокаге?    Погибнут в день рождения Наруто.   Зачем он мне это сказал? Где связь между Четвертым и Наруто?   Наруто – джинчурики.    Кьюби перезапечатают в младенца?    Кто был предыдущим джинчурики?    Йондайме или его жена?   Акацки.    Кто они?   Им нужны джинчурики. Все девять.   Кагуя. Легенда о Мудреце. Он разделил десятихвостого на девять частей.   Где связь между Кагуей и десятихвостым? Кажется…да, десятихвостый как воплощение Кагуи. Или, наоборот. Черт.   Прошло уже...почти десять веков. Кагуя мертва?    Для того чтобы Кагуя воскресла нужны девять биджуу?   Зачем кому-то воскрешать ее?   Уничтожь Зецу.    Кто такой Зецу?   Было что-то еще. Что-то важное, но черт возьми, почему я не могу вспомнить?!   Вспышки боли не прекращались, но, черт знает через сколько времени, ослабли, позволяя наконец-таки вздохнуть полной грудью, пусть и рвано. Удалось, пусть и не без труда, встать сначала на колени, а потом и на ноги.    Ноги дрожали.   Так, будто бы я не ходила целую вечность.    Время.   Сколько могло пройти времени?   И метки.   Я не чувствовала не только призывов, я не чувствовала никаких меток. Не удалось даже нащупать тонкую нить метки для перемещения, оставленной в Эафура или Конохе. И уж тем более я не чувствовала сигнального фууина, нанесенного на ладонь.    Сквозь непрекращающийся звон донесся слабый всплеск.    Словно в вязком тумане перевела взгляд под ноги, вдруг поняв, что все это время я лежала на мелководье. Оттого и дрожу, полностью вымокнув.   Река.   Чакра поддается с трудом, но я чувствую, что ее в избытке - собственный резерв полон, как и три фууин-накопителя. Волевым усилием складываю печати деревянными пальцами, создавая очередную личину неприметной женщины лет тридцати пяти - сорока с чуть седоватыми волосами.   Потом буду думать почему слетели все слои защиты.   Река.   Взгляд цепляется за смазанное отражение в водной глади, а сердце делает лишний стук.   Возможно, мой мозг пытался сохранить остатки стабильности психического состояния, изображая действительность в качестве сна. Но это был далеко не сон, а страшная реальность.   Боковым зрением я вижу то, что не должна. То, чего не было при моей смерти.  Вижу очертания, но отказываюсь верить до последнего. Даже когда начинаю поворачивать голову, не пытаюсь скользнуть взглядом вперёд.    Сердце разрывается от непонятных чувств, пока взгляд скользит вверх по нескладному камню.    Время.   Сколько могло пройти времени?   Я срываюсь с места прежде, чем успеваю понять, что происходит, оставляя за спиной статуи с высеченными лицами Мадары и Хаширамы.   Ноги сами несут меня по направлению к Скрытому Листу, и я вдруг ощущаю, что не испытываю усталости, боли. Будто бы не испытываю ничего.   И странным образом запас чакры полон, что позволяет мне двигаться без остановок, хотя при этом я не ощущала меток, к которым могла бы перенестись.    Лишь в последний момент, уже на подступах к деревне, я одумалась. Скрыла чакру, изменила внешность на всплывший в памяти образ какого-то левого шиноби из Конохи и рванула сквозь щиты, что беспрепятственно пропустили меня, запрыгивая на стену.   И рухнула бы на колени, но приближение патруля заставило двинуться дальше.    Словно в тумане углубилась в деревню.    Прости, да, Изуна?    Прости.    Прости.    Прости, черт возьми?!    Я рухнула на колени на крыше какого-то дома, которого не было в моей бытности жизни в Конохе.    Не было слез, но в состоянии полного шока и неверия я смотрела на скалу за резиденцией, где было вырезано одно единственное лицо.    И это было лицо не Мадары.    Со скалы Хокаге на меня смотрело лицо Хаширамы.   Я развернула сенсорику, задыхаясь от переполнявших меня чувств. Пыталась дотянуться до каждого в жалких попытках понять, что происходит.    Где ты, Мадара?    Но его не было.    Где ты?    Где…   Взгляд обратился в сторону кланового квартала Сенджу, и я непроизвольно дёрнулась и сделала шаг назад, почувствовав, как меня окатило небывалой волной силы, ярости и ненависти. За всей этой какофонией эмоций я с трудом различила источник и поразилось ему до глубины души.    Мито?    Неужели.   Джинчурики?   Прежде чем сорваться с места, скрыла свою чакру так сильно, как могла, и тенью проскользнула вдоль домов, подбираясь к резиденции Хокаге со стороны скалы.    Патрульных обогнула без особых проблем, защитный контур, к созданию которого приложила руку сама, тоже. Пришлось правда перевоплотиться в ребёнка, чтобы пролезть в крохотное окно, но всего пара секунд и я в архиве.    Мне нужны чертовые летописи!   Не знаю сколько времени провела там, но в какой-то момент отчётливо поняла, что там нет ни единого свитка с отпечатком чакры Мадары, или моим собственным.    Какой-то театр абсурда!    И лишь через какое-то время среди целой кучи бесполезных свитков я нашла тот, который не хотела бы видеть.   Он слишком сильно защищён печатями Узумаки и сомнений не осталось. Это именно то, что мне нужно.    Вскрыть печать, поставленную, очевидно, Мито, удалось с большим трудом. И только после того, как я догадалась подделать след ее чакры.    Резиденция медленно наполнялась людьми, я это чувствовала, но продолжала упорно читать свиток, который содержал в себе описание момента появления у Конохи джинчурики. Описание запечатывающей техники.   Техники, которой год назад Узумаки Мито запечатала в себе Девятихвостого демона-лиса.    Вопреки выдержке.    Вопреки контролю.    Вопреки, черт возьми, всему, я теряю над собой контроль.    Чувствую, что что-то ломается во мне. Будто бы хрупкая тростинка, все это время сдерживающая накатываемое безумие.   И я теряю контроль, даю полную свободу своим чувствам. Собственная чакра волной взмывает во все стороны, отказываясь подчиняться. Мне лишь с трудом удаётся поменять ее окрас, прежде чем архив буквально превращается в руины, а все здание резиденции встряхивает.   Я уже чувствую целый рой приближающихся людей, но продолжаю сжимать свиток в руках, упорно читая один и тот же текст в десятый раз.    Узумаки Мито запечатала в себе Девятихвостого после битвы в Долине завершения.    После битвы, в которой Хаширама Сенджу убил Мадару Учиху.    Хаширама.    Убил.    Мадару.    Собственный крик перемешивается с диким рычанием, вырывающимся из груди, а новый толчок вновь сотрясает здание.   Взгляд цепляется еще за несколько фраз в свитке, которые вполне объясняют творившееся на скале безумие в виде лица Хаширамы, но мне уже плевать.   Меня отрезвляет лишь вспышка чакры Хаширамы в непосредственной близости.    Дверь буквально выносит от его удара, а я в последний момент успеваю распечатать целый ворох взрывных печатей из одной из сохранившихся печатей, вкачивая в те весь резерв одного из трёх накопителей, и за секунду до взрыва проламываю южную стену, вываливаясь на улицу.    Ухожу несколькими шуншинами столь быстро, что взрывная волна докатывается до меня слабым отголоском, но я, не разбирая дороги, срываюсь в сторону стен, спеша убраться подальше.   Успокоить колотящееся сердце удалось не сразу же.    От нахлынувших чувств нос защипало, и я сильнее натянула капюшон, стараясь удалиться от Листа так далеко, как смогу. Будто бы расстояние могло поглотить боль.   Мадара убит.    Убит Хаширамой при попытке нападения на деревню вкупе с девятихвостым лисом. Джинчурики Кьюби стала Узумаки Мито.    В тот момент я не почувствовала, как дала слабину, ослабив контроль. Собственное ки, наполненное такой болью и отчаянием взметнулось во все стороны, сопровождаемое шумом улетающих птиц.    Мадара мертв.   Мысль мелькнула на заднем плане.   Так больно.   Но не смотря на боль, застилающую разум, я двигалась вперед на пределе доступной скорости.    Мадара мертв.    Привалилась к стволу очередного дерева, царапая об кору ладонь.   Изуна мертв.   Будто бы в бреду скользнула мокрыми от крови подушечками пальцев по предплечью, вырисовывая нательный фууин без предварительной подготовки.   Они все мертвы. А я нет.   Больно.   И я наконец-таки даю полную свободу своим чувствам. Надрывный крик был схож с прорвавшейся плотиной. Мне хотелось вырвать собственное сердце из груди, чтобы перестать испытывать эту боль.   Как это могло произойти?   Я чувствую, что по щекам текут слезы, заставляя меня судорожно всхлипывать, пока я всеми силами стараюсь взять распадающуюся сенсорику и эмпатию под контроль.   Мне нужен трезвый рассудок.   Ради Изуны.   Ради Кагами.   Остатки крови неровно стекали по руке, а я же пыталась заглушить боль. Пусть и таким бездарным способом как подавляющая эмоции нательная фууин.   Когда-нибудь в будущем я пожалею о своем решении. Когда-нибудь, когда ко мне вернется трезвый рассудок.