Полный Конец

      С высоты двадцати этажей предводители Небесной стороны наблюдали за кипящей битвой. Оружие преисподней действительно помогало не только остановить, но и уничтожить наступающих через прорехи в стене представителей человечества. На вопрос о том, куда попадают души после смерти, Николай получил очень невразумительный ответ: «Это сложно объяснить. Происходит примерно то, чего вы, люди, так боитесь испытать после смерти: полное прекращение существования». Битва приобрела в глазах Николая слегка печальный оттенок, но всё равно взирать на неё столь безучастно оставалось легкой и непринужденной долей.       Были жертвы и на Небесной стороне, но гораздо меньше. За прошедшее время погибло около 3 чертей, в то время, как людей истреблено больше тысячи. Вопрос о том, что становится с чертями после погибели, остался и вовсе без ответа.       Николай восседал на шезлонге и потягивал прохладный кофейный напиток из продолговатого стакана – всё-таки, получить желаемое на Небесах было проще простого.       Он сидел и взирал на это пугающее сражение. Самым страшащим было отсутствие каких-либо звуков, сплошная тишина. Никто не издавал боевых кличей, предсмертных воплей. «У меня однажды на телевизоре динамики сломались, когда я Властелин Колец смотрел, - подумал Николай, - очень похожее зрелище…»       Наблюдал также Николай за своими новыми товарищами. Застал умилительную сцену:       Один из чертей, такой же красный, низкий и ушастый, как остальные, явился на крышу и сразу же упал в объятия Люцифера. На его каменном, хмуром лице появился след удивительно теплых чувств.       - Я должен идти в бой, - говорил черт с таким пафосным тоном, что в совмещении с его сиплым, горластым голосом это звучало крайне забавно. – Каждый воин может стоить победы.       - Я не отдавал тебе приказа сражаться! – яростно возразил Люцифер, хотя за яростью скрывалась надрывность, жалобность. – Останься здесь, рядом с нами!       - Ты лучше меня понимаешь, что так будет неправильно, - полушепотом сказал черт, нежно поглаживая когтистыми пальцами огромную руку своего властителя. – Моё место рядом со своими товарищами, среди твоего войска. В первую очередь я твой воин, а уже потом – твой л…       Люцифер аккуратно прижал палец к не обремененному наличием губ рту черта, тот заморгал круглыми, желтыми глазами. Люцифер прикрыл глаза, печально опустил голову, присел на одно колено, чтоб быть с собеседником на одном уровне. Затем он провел грубой ладонью по его красному, угловатому лицу.       - Я всё понимаю, но… Вдруг ты не вернешься? – надломившимся голосом спрашивал Сатана, смотря ему в глаза. – Там очень опасно, эти твари не знают пощады!       - Люди действительно беспощадны, ты прав, но я вернусь, - отвечал черт, - обещаю тебе, что вернусь.       Он подставил свой длинный коготь под скупую слезу, так предательски сбежавшую из плена ока Сатаны. Та проскользнула по гладкой поверхности ногтя, и черт небрежно стряхнул её, как кусок грязи, прилипший к руке. Дальнейшую сцену Николай предпочел не наблюдать, ибо поцелуй Сатаны с его дьявольским приспешником совершенно выходил за все пределы разумного и адекватного. Черт спустился через люк в здание, и оттуда – на поле боя. Люцифер глядел ему вслед, разве что платочком не махал. Смотрел, боялся моргнуть, сам не понимая почему, а затем обнаружил наглый взор Николая. Резко обернулся в его сторону, рявкнул: «Чего пялишься?!»       Николай лишь виновато развел руками. Сатана пробормотал что-то себе под нос, да и уселся на край крыши с видом то ли озлобленным, то ли огорченным. Черт его разберет! Да он бы и разобрал, не будь сейчас на поле боя, среди тысяч таких же несчастных рекрутов.       Александр Невский ходил по периметру крыши, обозревая всю битву, и периодически отдавал приказы, предупреждал об очередной прорехе в стене. За ним хвостиком шатался Господь, контролируя процесс: все-таки, полностью доверить командование Небесной армии человеку он не мог, и его можно понять. Постоянно уточнял: «А ты уверен, что так надо? А ежели помрут? Как не помрут?! Еще как помрут, раньше ж помирали, и сейчас помрут!»       Вообще, вопрос кто там помрет, а кто нет, беспокоил Господа до невозможности. Ранее считалось, что жители Небес бессмертны, да и черти тоже не лыком шиты, а тут – мрут как мухи! Вот уже лежит парочка истоптанных трупов ангелов. На черных костюмах пятна крови смотрятся очень красиво и символично, хоть в галерею вешай. Голыми руками люди набрасываются на противников, и не все даже успевают нанести хоть один удар до кончины, выигрывают лишь количеством. В ответ же их режут, тыкают пепельно-черными орудиями адских пыток. При попадании оружие не оставляет ран, не пускает кровь, а лишь задерживает, отталкивает людей, или же вовсе уничтожает. Смерть же человеческая тоже была непривычного вида: побежденное тело просто испаряется в воздухе, подобно проходящей галлюцинации.       Архангел Гавриил нервно ходил из стороны в сторону, словно ожидал важного звонка от своих деловых партнеров, который бы решил, получит он какой-нибудь хренов миллион, или же лишится всего. Тут же его беспокоило нечто большее, чем материально-значимые циферки. Гавриил не мог оставаться спокойным, пока его друзья-ангелы пребывали на поле боя. Так же его беспокоило, что остальные архангелы тоже рванули в бой, и лишь он и Михаил оказались, то ли достаточно трусливы, то ли благоразумны, чтобы остаться здесь.       Михаил время от времени пытался успокоить своего коллегу тихим, медовым голосом, однако тот сначала огрызался, потом извинялся, а потом вновь продолжал мельтешить. Николай уж начал бояться мозоли на глазах заработать от этого постоянного движения, и посему поднял взгляд наверх, устало выдохнул, растянулся на шезлонге и уставился в пространство над собой. Небом это не назовешь – просто одно сплошное серое полотно, обозначающую границу между Небесами и остальной Вселенной. Так вот полежишь, подумаешь, и забудешь, что за грандиозная битва проходит неподалеку…       Вечно бы Николай так лежал. Бормотание, создаваемое Господом, Невским и Архангелами переросло в обычную моногамию, убаюкивающую и совсем не тревожащую. Юноша будто бы остался наедине с самим собой. В подобные моменты задумчивости у него возникает привычка вести внутренний диалог с самим собой. Этот парень, как правило, оказывается куда мудрее и прямолинейнее самого Николая, поэтому между ними не самые лучшие отношения. «Что он тут умничает, приказывает мне еще?» - думает Николай, а всё равно рано или поздно слушает свой внутренний голос.       «Забавная выходит ситуация, - говорит Николай своему собеседнику. – Я вроде ничего особого в жизни не сделал, а теперь сижу на небесах, потягиваю кофейный смусси, пока абсолютно все мои одноземляне сражаются не ясно за что. Это ли называется удачей?»       «Изгой он и после смерти изгой, - ядовито заметил второй Николай. – Что в школе, что на работе, что во всем мире. Ты один такой, понимаешь? Один-одинешенек. Боги эти не считаются, ну ты посмотри на них! Этот сумасшедший дом заправляет всей Вселенной, думаешь, они радушно примут тебя в свой рабочий коллектив за мастерское питье через трубочку? Тебе скорее не повезло, что ты оказался здесь. Как там говорится? Чужой среди своих, свой среди чужих? Брось, Николай, это не про тебя. Ты везде чужой. Просто здесь ты пока что умудряешься быть немного полезным».       «Ой, да ладно тебе! – отмахивался Николай. – Какая теперь-то разница, где я чей… Может, я вообще, сам по себе? Свой среди себя. Во как. А ты тут лезешь со своим коллективизмом – да в заднице я его видал! А если ты беспокоишься о моей дальнейшей судьбе, то совершенно напрасно. Я уже разок умер, и по всем известным мне правилам, сейчас должен как минимум гореть в аду. Я ж в третьем классе батончик из супермаркета украл, помнишь? А сколько мух-то перебил! В заповедях же четко сказано: «Не укради», «Не убей». Без уточнения суммы украденного и убитой формы жизни. Но, стоит заметить, тело моё не пылает в огненном котле, да и чертям не особо до пыток моей итак израненной души. Так что я уже могу благодарить Господа за такую судьбу. Что, кстати, и сделаю под конец битвы. А то сейчас отвлекать неловко.»       Эту шизофреническую болтовню Николай считает своей личной, безумной манерой, и стыдится кому-либо о ней рассказывать. Конечно, это немного глупо с его стороны. Но не стоит забывать: подростковый индивидуализм живет в каждом из нас, будь нам тридцать лет, пятнадцать, или вовсе – две тысячи.       - Николай, дружище, ты дрыхнешь, что ли? – ломающийся голос Иисуса заставил юношу отвлечься от увлекательного безделья, приподняться, проморгаться и вновь слиться в единую личность.       - Уж сон-то точно меня навеки покинул, - с тоской ответил Николай. – А мне ведь так нравилось спать…       - Мужик, да причем тут твой сон? У меня тут такая тема!       Николай всем телом показал, что готов слушать: приблизился к Иисусу, уставился на него, сложил руки под подбородком.       - Я подумываю к людям смотаться, - говорит сын Господний. – Прикинусь своим, проведаю обстановку. Из любопытства в основном!       - А… Ну, удачки, да, - одобрительно покивал Николай. – Я помочь чем-то могу?       - Да было б неплохо, - Иисус неловко улыбнулся, почесывая сальную шевелюру. – Подскажи, что там к чему. Какие сейчас нравы, какие фишки, да и имя мне чье взять?       - Это-то просто, - деловито собрался Николай. – Назовись хоть Ваней тем же. Ходи с таким выражением лица, будто до остальных тебе нет ни малейшего дела. Постарайся не казаться дружелюбным, и для диалога находи корыстный предлог. Просто захочешь пообщаться - люди почуют подвох.       Иисус слушал внимательно, казалось – вот-вот рванет записывать. Но нет, видимо своей памяти хватало.       - Что-то еще?       - Пожалуй, да. Скажи, как сильно ты ненавидишь этого Господа, и как рад, что вы ему покажете, чего сила людская стоит. Ненависть объединяет, как ты мог заметить, - Николай многозначительно покосился на сторону бушующей толпы.       - Всё, усвоил, - Иисус кивнул, наспех поблагодарил Николая и скрылся в люке, скорее всего для виду: через несколько секунд его было можно разглядеть в людской гуще. Николай сперва погордился собой. Посидел, поглядел в пространство с горделивостью античного философа, и основательно погордился. Экий молодец, Иисусу самому помог! Затем Николай начал перебирать в голове недавний диалог с самим собой и остановился на одной интересной мысли.       - Котлы, - твердо произнес он. – Люцифер!       - Что?! – громко отозвался хозяин Преисподней.       - Можно как-то поставить котлы, в которых ты грешников купаешь, на стену?       - Ну, тут-то всё можно, - пробормотал Сатана. – А зачем?       - Устроим им дождик, - Николай пожал плечами. – Довольно эффективно может быть. Да и эффектно тоже.       Люцифер призадумался, а затем позвал Господа. Пошептался с ним немного, поделился идеей Николая, подумал, как её реализовать.       - Я-то могу прям сюда их переместить одной лишь мыслью, но не более, - говорил он. – На стену я их не помещу – все-таки, здесь твоя территория.       - Значит, вместе надо, - подвел итог Господь-Бог. – Ты сюда их перемещаешь, а я сразу на стену. Постараемся, чтоб они не материализовались до попадания на стену. Справимся?       - Еще б не справились! – выпятился Люцифер.       Так и пошло дело. Для большей продуктивности они взялись за руки. К счастью, брезгливость учеников начальной школы была им чужда. И понеслось. Ну, как понеслось – с виду-то ничего не происходило, разве что котлы действительно периодически возникали на стене, по всему периметру. Остальное всё происходило на ментальном уровне, и потому узреть процесс в полной его последовательности было невозможно. Действо это затянулось надолго: котел появлялся только раз в несколько минут.       Николай, тем временем, все-таки потрудился подняться с шезлонга. Александр Невский все так же главенствовал сражением, Архангел Гавриил всё так же измерял площадь крыши своими ступнями, а Михаил просто стоял. Стоял несколько безучастно, равнодушно, как это делают несчастные жертвы туристов – британские часовые. Но взгляд его, все же, с интересом гулял по окружению, и зафиксировался на пришедшем в движение Николае. Практические белые глаза, цвета ванильных сливок, не оставляли юношу в покое. Архангел еле заметно прищурился. Но достаточно заметно, чтобы Николай забеспокоился.       - Что-то не так? – вежливо поинтересовался Николай у удивительно молодого с виду жителя Небес. Маленький, даже детский носик слегка дернулся. Архангел волнообразным движением поправил прядь коротких, кудрявых волос цвета старого дуба.       - Что вы, Николай, меня всё устраивает, - тоном обиженной девушки проговорил тот. Архангел практически не утруждал себя движением губ, и потому речь его была слегка примятой, и при этом довольно величественной. Николаю показалось, что он имеет дело с сыночком жителя Рублевки, у которого всё есть, и при этом ничего его не устраивает.       - На меня однажды кот таким же взглядом смотрел, как ты сейчас, - расслабленно, по-приятельски, заметил Николай. – Я уж думал – погладить его, или покормить… А он убегал от меня вечно, да убегал. Так дня три мы с ним жили, а затем он как набросился на меня одной темной ночью, чуть не прикончил… Я ведь ему доверял, в комнату свою пускал, а он!       - И почему вы мне это рассказываете? – спрашивал Архангел так, словно ответ он собирался записать в блокнотик, для «пунктика», и на самом деле им не особо интересовался.       - Просто хочу сказать, что подобный взгляд вызывает у меня беспокойство. Этакий корректный способ спросить: «Чё вылупился?»       - Могли бы и спросить, - воздушно приметил Михаил. – Я вам не доверяю, Николай. Вы не человек.       - Как не человек? – дивился тот. – Еще как человек.       - Не думаю, что ваш уровень самопознания достаточно высок, Николай, - высокопарно резюмировал Михаил. Николай расценил это как «Не выпендривайся».       - Точно так же можно утвердить, что ты не Архангел, а мой сосед, - смешился Николай. – Или тот же самый кот…       - Я руководствуюсь тем, что вижу, Николай, - он уже очевидно уставал, - а вы поддаетесь ослиной, простите, упрямости. Как вы объясните, что душа ваша до невозможности стара, но при этом вы ни разу не попадали к нам?       - Михаил, я с тобой спорить не желаю, - отмахнулся тот. - Знаю, что выводы твои небезосновательны, аргументы убедительны, и вообще ты умница, а я - баран. И не надо так удивляться. Меня действительно никогда не интересовало, кто я. Я даже в своей ориентации так до конца и не разобрался, и разных психологических практик всю жизнь избегал. Не важно это, понимаешь ли? Человек я, или хер с горы, или спиритическая атомная масса… Это ведь не факты, не события. Меня определяет то, что я думаю, делаю, и что со мной происходит. Я могу точно сказать, что я Николай, который сейчас находится на Небесах, помогает сражаться с людьми и думает о том, на своем ли он месте. Остальные мелочи выяснятся сами по себе, а если намеренно за ними бегать – ускользнут и не попрощаются!       Посмотри на Господа: думаешь, кто-то однажды подошел к нему и вручил паспорт, где подписано: «Господь-Бог, великий и всемогущий»? Нет, это просто мы его так назвали, чтоб проще было. А кто он есть? Он заправляет Вселенной, Небесами, он создал Землю, и у него даже есть сын. С таким же успехом можно сказать, что он просто сисадмин или президент, почти ничего не изменится. Но вот мужик он точно хороший, это я могу сказать. Злобный слегка, но о вас, дурнях, заботится. А для семи миллиардов он главный злодей. В общем, что я хочу сказать, Михаил, нет причин меня бояться, или не доверять мне, ибо сам я не ведаю, кто я, что я творю, и что буду делать дальше. Лучше бы спросил, как у меня дела...       Михаил молчал. Он, конечно, не глупец, но привык, что всё четко, по полочкам. Люди – это люди, а Господь – это Господь. Он Архангел, Гавриил тоже, Люцифер был когда-то, но уволился, и теперь гордо зовется Сатаной. Небеса – это их дом, а Земля – дом людской. Жизнь – это жизнь, смерть – это смерть. А вот как оно оказывается, что всё можно переиначить. На всё посмотреть с другой стороны, и всё назвать совершенно другими словами. Михаил посмотрел на беспокойный океан людей и подумал: «Армия ли это? Или же беженцы? Или жертвы?..»       Так и стоял, оглушенный, удивленный. Николай попытался как-то привести паренька в чувство, но вскоре оставил это. «Пусть постоит, подумает… Все-таки когда тебе весь мир ломают, это жутко. Я себя так чувствовал, когда порно впервые увидел. Это не вызвало бы у меня такой большой шок, не будь мне тогда пятнадцать лет.»       Николай потянулся. После мозговых штурмов, даже таких непродолжительных, он чувствовал себя так, словно ему пришлось перетаскать десятки мешков с кирпичами, и вот, наконец, он закончил и принялся отдыхать. И говорил сам себе: «Хорошо быть мной, как же я умный, здравомыслящий!» И не поспоришь ведь.       В очередной раз Николай устремил взгляд на сражение. Всё чаще и чаще он подмечал какие-то мелочи, делающие ситуацию неприятной, тоскливой и немного идиотской. Все эти детали складываются в единую картину постепенно, по маленькому кусочку. Сейчас, например, он осознал, чего не хватает этой битве, помимо звука. Конечно, тишина была невероятно гнетущей. Но вдобавок к этому, не доставало боевого антуража, с которым все войны рвутся в бой. Не хватало насыщенности, идейной или эмоциональной. Даже войска Гитлера на фоне нынешних армий выглядели бы очень живыми и душевными, потому что они четко понимали, за что сражаются. Люди же сейчас сражались просто потому, что не видели иного выхода. У них не было цели, у них не было никакого плана действий на случай победы.       Вновь они напоминали непутевого подростка: сейчас он влез в ссору с родителями. Но явно ожидал, что те его приструнят, отругают, но затем все-таки все вернется на свои места. А тут – внезапно! – родители ответили агрессией на агрессию. Подросток ошеломлен, но действовать иначе он уже не может. Не может просто присмиреть, извиниться, нет-нет. Гордость не позволяет.       С такими размышлениями о сути вещей, Николай уж было начал сомневаться: а правильно ли всё происходит? Правильно ли было затевать битву? С другой стороны – что еще делать? Раз уж они полезли, то надо же что-то предпринимать, а то пришли бы, захватили Небеса, и всё, полный тупик. Так что, в общем-то, это лучший выход из ситуации, хотя бы временный, пока что-нибудь новое не придумается. Хоть и не самый гуманный.       Господь и Сатана продолжали расставлять котлы, заполнив разве что четверть стены, а Николай, задумавшись, оказался на пути у архангела Гавриила. Слегка столкнувшись друг с другом, они оба пробормотали какие-то жалкие попытки извиниться. Затем Гавриил хотел было продолжить свой путь, но застыл на месте, едва сделав шаг. Развернулся к Николаю, говорит:       - Неужели действительно не было лучшего выхода? – архангел, казалось, был на грани нервного срыва. – Они же умирают там! Умирают, ты понимаешь?! А что с ними дальше творится? А? Вот умер ты на Небесах, это ж страшно представить! Почему нельзя было обойтись армией чертей? Этих тварей не жалко, но ангелы-то мои, ангелочки! У меня сердце на части разрывается, как вижу их там, дерущихся, ну ты глянь: они и оружия в руки ни разу не брали, а теперь… Эх, им и самим это такой грех, такая ноша! Какие они ангелы после этого?! Вояки! Во-я-ки! Тьфу!       Выговорившись, архангел был близок к судьбе перегретого баллона с газом. Покраснел весь, дышал тяжело-тяжело, на висках и шее выступили жилки, и за грудь держится, за грудь! Видно, душа болит за своих несчастных товарищей. Очень тоскливо.       - Сам, честно сказать, хожу и думаю: правильно ли это всё? – честно, и совершенно без лишних эмоций говорит Николай. – Но понимаю, что иначе никак. Раз уж люди разозлились, тут ничего не поделаешь. Их уже ни обещаниями не проймешь, ни здравым смыслом. Можно наказать попытаться, но как? Домашнему аресту они б только обрадовались, будь он возможен. А так – ничего не поделаешь. Приходится держать оборону, покуда силы есть, да думать, что к чему.       - Но это же всё совсем неправильно!.. – Гавриил выглядел отчаявшимся. Руки обвисли, как бессильные грозди, глаза выпучились, а плачевный вид его конопатых, черных волос напоминал не то уставшего от безумия шизофреника, не то страдающего от ломки наркомана. Переодеться Гавриил тоже не успел, так и ходил в изрешеченном множеством дыр костюме. В общем, вид у архангела был тот еще, и периодически переходящий на высокие тона скрипучий голос эту картину только дополнял       - Неправильно, - согласился Николай. – Но разве всё всегда было правильно?       - Конечно, было! – архангел пытался сорваться до крика, но из-за нервов у него получалось громкое, но невыразительное шипение. – Это же Небеса! Будь тут что-то не правильно, все б уже давно загнулось! Даже пока проходит эта битва, и Вселенная остается без присмотра, множество миров может повторить участь Земли! Или где-нибудь порвется временная ветвь, или какой-нибудь город наполнится энергией, предназначенной для всей планеты, или появится очередной ложный бог благодаря усилиям людской веры, или, или…       Гавриил схватился за голову, зажмурился, и принялся её тормошить, видимо, очищая от плохих мыслей, а заодно и приводя свою «прическу» в совсем печальный вид. Затем протер глаза, уставился на Николая жалобно-жалобно. Хоть лицо у Гавриила было довольно мужественное (мужество это было скорее царское, чем воинское), морда готового зарыдать мальчишки получилась очень даже натуральной. Николай даже подумал, не погладить ли несчастного по головке. Решил, что лучше не надо.       - Почему-то я готов верить, что Вселенная прекрасно понимает: её хозяин и надсмотрщик сейчас занят, и было бы невежливо вытворять пакости в его отсутствие, - с полной серьезностью успокаивал Николай бедолагу. – Она ж не дура, и не хулиганка какая-нибудь дворовая, чтоб воспользоваться свободой от надзора и побежать на заборе плохие слова писать, или ложных богов создавать, какая разница… Если вы считаете, что она дышит до сих пор только благодаря вашему присмотру, это как-то эгоцентрично. По-настоящему крепкая корпорация продолжит функционировать, пока босс в командировке.       Гавриил неохотно верил словам Николай, но слегка успокоился: колени уже не так дрожали, да и руки пришли в неподвижное состояние, что уже достижение.       - Ты так говоришь, словно Вселенная - такое же разумное существо, как и мы, - озадаченно подвел итог Гавриил. – Словно она способна сама принимать решения.       - Ну, скорее Вселенной управляет некий всеобщий разум… Как тот, что возник у человечества сейчас, - Николай ни на секунду не задумывался, можно подумать, что он всю жизнь размышлял на тему мироустройства. – Только он охватывает, собственно, всю Вселенную. Все разумные существа, обитающие в ней и вне её, полагаю, и формируют разум Вселенной. И, думаю, это весьма гармонирующая вещь. Допустим, появится этот ваш ложный бог, и что вы, убивать его будете?       - Да нет… - пробормотал Гавриил. – Наше дело – проследить, чтоб он был достаточно быстро разоблачен, и вмешаться в совсем крайнем случае…       - И как часто наступает этот крайний случай? – еле сдержался Николай от откровенной насмешки.       - Пока что ни разу, - архангел сам удивился своему ответу.       - Видишь, Вселенная и правда сама справляется, настолько это идеальная, устойчивая система. Гениально слаженный механизм. А вам остается лишь наблюдать: может все-таки даст где-то сбой? В общем, работка у вас не слишком замороченная.       - А то, что происходит сейчас, здесь, - Гавриил настолько задумался, что совсем перестал волноваться. Сил нет, всё уходит на мыслительный процесс. – Это тоже часть механизма?       - Возможно, - задумался Николай. – Может быть, Вселенная пытается сказать, что ей и наблюдатель уже не нужен? А возможно пытается просто хоть как-то вас развлечь. В течение вечности дурака валять – это с ума сойти можно!       - Удивительно, сколько ты знаешь всего, - распахнул глаза Гавриил. – И, главное, поспорить с тобой даже не возможно. Обычный, главное, человек – а по рассуждениям будешь поумнее нашего Господа.       - Дружок твой, - Николай покосился на Михаила, - утверждает, что никакой я не человек. Уверен, что я какой-нибудь хрен с горы, которого надо бояться и боязливо поглядывать, когда тот проходит мимо. Не совсем мой типаж, честно говоря…       - Да, не твой, - закивал Гавриил. – Но страх ты внушаешь.       - Почему же? – искренне негодовал Николай.       - Дай подумать… - он на несколько секунд замолчал. – Ты говоришь правду. В смысле, твои слова, если они правдивы, то они очень пугают. Они рушат привычный порядок вещей, выбивают слушателя из привычной колеи и заставляют взглянуть на всё совершенно иначе. Мы все привыкли к незнанию, Николай, а ты рушишь наши привычки, как старательно возведенный песочный замок рушится волной. А нам и остается только перебирать песчинки своей священной неосведомленности и горько плакать. Думаешь, почему люди так и не нашли ответы на все свои вопросы?       - Они привыкли искать, - задумчиво ответил Николай. – Привыкли, и всё тут, да?       - Совсем привыкли, - подтверждает Гавриил. – В этом многие видят смысл своей жизни: искать непостижимую истину. А если взять да обрушить на их постулаты суровую правду, то люди загнутся. Узнают, например, что Господь создал их ради развлечения, а не с какой-то великой целью, и будут с этим утверждением, как мартышка с очками. Попытаются подогнать его под другую истину, мол, их великое предназначение – развлекать Господа, доставлять ему удовольствие, и начнется всё по новой. И спросят: «А как его развлекать-то?», навыдумывают всякой ерунды. Поэтому, пусть лучше мечутся в незнании. И им так лучше, и нам.       - Здесь, конечно, ты прав, - деловито говорит Николай. – Но я ж не утверждаю, что говорю правильные вещи. Просто одни из миллиардов философских мыслей, появившихся в голове разных разумных созданий. Почему именно мои должны выбивать кого-то из колеи?       Тут уже Гавриил пожал плечами. Николай сразу понял, что ответ на этот вопрос – тоже не из тех истин, которые он сам хотел бы узнать.       - Рано или поздно, конечно, всё узнаем, - вздохнул Гавриил. – А пока что – без этого спокойнее… Спасибо за разговор, Николай. Я даже успокоился слегка, хотя от первоначального вопроса мы далеко ушли. Пойду с Михаилом пошушукаюсь на тему твоего гениального ума.       - Да пожалуйста, - отмахнулся Николай. – Я только рад лишний раз себя умным почувствовать, нечасто такое счастье выпадает.       Так они и разошлись. Архангелы действительно отошли в сторону ото всех и о чем-то трепались. Причем разговор выглядел довольно забавно: когда растормошенный, живой и нервный Гавриил, сопровождая каждое слово наглядным жестом, пытается вдолбить свои рассуждения в голову совершенно холодного, расслабленного Михаила, это похоже на разговор человека со стеной. Но Михаил, несмотря на внешнюю невосприимчивость, все-таки слушал своего коллегу и даже изредка что-то отвечал.       Пока Николай погружался в дебри философии, блуждая там, в общем-то, с ловкостью опытного охотника за сокровищами, его приятель Иисус успел вернуться со своей шпионской прогулки. Выглядел он довольно опустошенным и взбудораженным, словно он не только наполнился некой пустотой, но и спешил ею со всеми поделиться. Вполне распространенное явление, стоит сказать.       Вернулся он, причем, незаметно. Николай заметил его сидящем на шезлонге, где он сам не столь давно расслаблялся. Грустный сидел, сложился чуть ли не в комочек, как все мы хотим во время действия прожигающей кишки и сердце тоски. Посмотрел на Николая, мол, иди сюда, будешь мне слезы вытирать.       Николай подошел к Иисусу и сел рядом. Взглянул в его круглые, полные юношеской печали глаза. Вспомнил, как такой же взгляд сверлил его из зеркала, когда он в отрочестве осознавал всю несправедливость и жестокость мироустройства. Видимо, у приятеля Иисуса начался тот же период, и крепкая дружеская поддержка была ему нужна как никогда.       Николай не особо задумывался, в каких социальных отношениях между собой жители этого прекрасного места, присущи ли им вообще человеческие чувства, определения и ярлыки, но в одном он был уверен: друзей у Иисуса не было. Он являлся тем самым сыночком директора в школе, которого все обходили стороной. А то мало ли, заденешь его локтем на перемене, и из школы полетишь, даже подумать не успеешь…       - Дружище, что такое? – крепким тоном старшего брата поинтересовался Николай, взяв его за плечо. – Не идет сыну Божьему выражение лица умирающего щенка.       Иисус посмотрел на него с недоверием. Не любит он, когда люди пытаются лезть в причины его грусти, хотя это не мешает ему выставлять своё настроение напоказ. Дескать, «вот я какой грустный, а вы и сделать ничего не можете, никчемные». Правда, всмотревшись в лицо Николая, Христос понял, что юноше нет никакого дела до его настроения, просто он надеется, что сможет помочь и почувствовать себя умным и великолепным, уже в который раз. А раз дела обстоят так, и в душе его копаться никто не собирается, и нотации читать тоже, можно и рассказать, что не так.       - Пошлялся я там, среди людей, - развел он руками. – И, знаешь, я вообще не секу, что тут творится. Ты вообще присматривался к этой толпе? Не к тому, что видишь отсюда, а в их лица, в их тела. Замечал, что у них те же самые тела и умы, что были при жизни? Прикинь, то есть сейчас эта армия состоит из обычных горожан, из детей, из голодных африканских негров, которые на Земле бы еле ползали, из стариков... Ты понимаешь, о чем я толкую? Эти ребята вообще не хотят сражаться, и уж тем более не хотят снова подыхать. Каждый из них просто прет за толпой, и при этом каждому это не нравится.       - Всё так же, как и при жизни, - не без скрытого веселья заметил Николай. – Удивительно. И что же тебя в этом расстроило?       - Да то, что это всё такой идиотизм! – вспылил Иисус. – Я подхожу, например, к бабе, говорю: «За что мы воюем-то?», а она даже не знает, что мы воюем. Ведет своего ребенка за руку во всей этой каше, и ведет-то на погибель от рук ангелов и демонов. То есть, все они хотят вернуть свой дом, но никто не понимает, как началась битва. И уж тем более, зачем она началась. Это же просто бессмысленная кровавая каша, выходит! Надо прекращать как-то!       - Как прекратишь-то? Они не остановятся, даже если захотят. Ни Бога, ни Дьявола слушать не станут. Мы только и можем, что копьями их тыкать, да лавой поливать, лишь бы самим в живых остаться.       - Лавой?! – Иисус возмутился и лишь сейчас заметил котлы на стене. – Той, в которой дядя грешников топил?! Вы охренели?!       - Если б люди вели себя нормально, обошлись бы без этого, - Николай пожал плечами. – Но они нарываются, разве нет?       Но он уже не слушал. Сначала гневно уставился в пространство, пытаясь, видимо, прожечь его всей своей ненавистью, а затем поднялся и направился к Господу и Сатане. Те продолжали, стоя за руки, размещать котлы на стену, заполнив больше половины к этому моменту.       - Отец, это уже слишком! – претенциозно прервал Иисус их деятельность.       - Сын, не мешай, - Господь даже не соизволил посмотреть на своего отрока.       – Эти придурки внизу, они совершенно не злые! Они запутались, они в отчаянии! Как мы можем убивать их?!       - Иисус, делай, что тебе говорят, не мешай! – рявкнул Сатана.       - Они живые, они дышат, чувствуют! – кричал он, вскидывая руками, пытаясь достучаться.       - Уйди, мальчишка! – отвечали ему равнодушно, пропуская слова мимо ушей.       - Они не заслужили такой смерти! – надрывался он.       - Ты не видишь, что мы заняты?! – жестко отторгали его.       - Да послушайте вы меня! – он кричал, хватал их за плечи, тянул, бил, тряс…       - Прочь! – они направили этот вопль на него, словно порыв горячего ветра, и Христос приник. Сжал кулаки, дрожал от злости, но приник, покорно отошел в сторону, опустив голову.       Николай наблюдал с интересом. Иисус, чье лицо было закрыто длинными прядями, шел к нему медленно, сдерживая обуревающую его ярость.       - И что теперь будешь делать, борец за справедливость? - с доброй насмешкой спросил Николай. – Одно дело разбираться с грехами человечества, но когда Господь и его товарищи уничтожают души, как надоедливых жуков, тут ничего не попишешь…       Иисус остановился. Замер в нескольких шагах от Николая. Расслабился, собрался, больше не дрожал, не изнемогал от обиды.       - Однажды мне пришлось страдать за грехи человечества.       Голос его заставил Николая искренне удивиться. Иисус неожиданно заговорил статными, мягкими речами взрослого человека, обладающего невероятным уровнем самообладания. Этот взрослый человек сложил ладони у груди, над головой его сверкающим кругом возник нимб.       - Теперь придется расплатиться за грехи Господни, - Иисус поднял голову. На Николая взирал благостный лик с православных икон. Мудрый, собранный лик.       - Устроишь им Второе Пришествие? – удивленно усмехнулся Николай.       - Не этого ли они так ждали? – Иисус мягко улыбнулся, вежливо поклонился Николаю, и просто исчез. Впрочем, Николай уверен, что Иисус сумел скрыться в тот момент, когда юноша моргнул. Подошел к самому краю крыши, начал высматривать Иисуса. Всё-таки невероятно интересно, что из себя будет представлять явление Христа народу.       Вышеупомянутый Христос стоял на том же балконе, с которого недавно вещал Господь. Оставался поначалу незамеченным, задумчиво рассматривал человечество. Прикрыл глаза, вздохнул и заговорил.       И глас его отразился в разуме каждого, и затронул душу любого, и заставил все сердца биться быстрее.