Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. А. С. Пушкин
Стояло солнечное утро, необычайно знойное для весны. Инспектор Жавер занимал свой пост на перекрестке св. Евстафии. Перед ним на площади, под защитой серой громады церкви, раскинулся рынок Дез-Инносан. Каждое воскресенье этот кусок старинной мостовой между улицами Монторгей и Вивьен наполнялся жизнью: еще до рассвета со всех окрестностей Парижа сюда стекались возы огородников, доверху забитые товаром, а с восходом солнца площадь наполнялась парижанами, стремящимися запастись свежей зеленью и продуктами на неделю вперед. В последнее время в столице было неспокойно: среди простого народа нарастали волнения, в воздухе витали революционные идеи, люди шептались о грядущих переменах, а с приходом теплых деньков такие разговоры стали слышаться все чаще и чаще. Особое внимание полиции привлекали студенты, собирающиеся в ABC кафе на улице Шанврери, где, по слухам, они вели беседы революционного характера. Нутром предчувствуя перемены, Жавер посчитал своим долгом сегодня лично проследить за порядком на рыночной площади, тем более, что кафе ABC находилось всего в одном квартале отсюда. И вот теперь, слушая свары парижан из-за пары медяков, вместо того, чтобы наслаждаться заслуженным выходным, он проклинал себя за излишнее усердие. Над мощеной мостовой оживленно гудела толпа, люди ходили между выставленными товарами, останавливаясь, болтая, перекликаясь. Мальчишки-посыльные стремительно сновали взад и вперед, путаясь под ногами у прохожих. Со всех сторон слышалась площадная ругань, крики зазывал, предлагающих купить тот или иной товар, гомон продавцов, готовых до хрипоты спорить из-за одного су. Ровными рядами выстроились крытые корзинки, низенькие плетенки, укутанные в холстину или солому, наполненные различной снедью. Со стороны улицы Рамбюто вдоль тротуара прогуливались, заложив руки за спину, двое полицейских, еще в ночной форме, в накидках с капюшонами и кепи. Солнце поднималось все выше и, наконец, достигло зенита. Часы на церкви святой Евстафии пробили двенадцать раз. Взгляд инспектора в очередной раз заскользил по площади, выискивая потенциальных революционеров: опрятные торговки, огородники в блузах, грязный грузчик в пальто… нищие, просящие подаяние, оборванные бедняки, столпившиеся около торговки капустным супом… Ничего интересного… И тут его взгляд зацепился за молодую женщину, скорее даже девушку. Вроде бы обычная дама из обеспеченной семьи, одетая в платье модного фасона, золотистые волосы выбиваются из-под шляпки, кокетливо сдвинутой на бок. Но было в ней нечто, что выделяло её из общей массы. Инспектор решил понаблюдать за ней еще пару секунд. Незнакомка плавно пробиралась сквозь толпу, легко ступая по залитым солнцем плитам и с детской непосредственностью рассматривала товары, выставленные на прилавках. Внезапно, проходя мимо торговки цветами, она легким движением выхватила из общей кучи цветов ветку жасмина, воткнула себе в прическу и как ни в чем ни бывало продолжила свой путь. Жавер моргнул, гадая, не привиделось ли ему. Девушка между тем обогнула двух дородных дам, спорящих над свежей рыбой, мимоходом стянув с плеч одной из них шелковый шарфик. Легким движением обернув его вокруг своей шеи, она, ни на секунду не замедляя шага и не меняя выражения лица, продолжила свой путь сквозь толпу. Проделала она все вышеупомянутое так непринужденно и естественно, что никто не обратил на это ни малейшего внимания. Заинтригованный, мужчина двинулся наперерез девушке, размышляя, стоит ли арестовать её за кражу или же просто указать на неподобающее поведение.***
Козетта, она же Эфрази Фошлеван, гуляла по рынку, наслаждаясь солнечным днем, с любопытством рассматривая все вокруг – ей нечасто доводилось покидать дом, где она жила с отцом и старой гувернанткой госпожой Франсуа. Лишь раз в неделю, по воскресеньям, у нее появлялась возможность выбраться в город, пройтись по рынку и зайти потом к портному. Вот и сейчас, оставив нянюшку (как она иногда называла г-жу Франсуа) у лавки мясника выбирать отбивные, Козетта устремилась на поиск чего-нибудь интересного. Ветка жасмина, заткнутая за ухо, дарила приятный аромат, а симпатичный розовый шарфик, позаимствованный у какой-то безвкусно одетой старухи, отлично гармонировал с её пастельного цвета платьем. Взгляд девушки упал на прилавок зеленщицы: овощи, выставленные на продажу, манили яркими красками: под полуденным солнцем дожидались своих покупателей мясистые цветы артишоков, нежная зелень салата, розовые кораллы моркови, матово-белая, как слоновая кость, репа. Козетта двинулась в ту сторону, обдумывая, не приготовить ли ей сегодня на обед раттатуй, когда внезапно что-то большое перегородило ей дорогу. - Извините, мадемуазель. От неожиданности Козетта отступила на шаг назад. Перед ней, заслоняя солнце, высилась могучая фигура, затянутая в серый полицейский мундир. Серо-голубые глаза под густыми бровями пристально наблюдали за её реакцией. - Что вам угодно? – наконец оправилась от волнения девушка. - Разве это ваше? – грубо спросил мужчина, скользнув взглядом по цветку жасмина и шарфику, обвивавшему лебединую шею. - Прошу прощения? – казалось, девушка вначале не поняла, о чем он говорит. Но в следующую секунду она добавила с дерзкой уверенностью. – Да. Моё. Жавер недоверчиво приподнял бровь. - Теперь моё, - повторила она, состроив очаровательную гримаску. И тут же сменила тему. – Как ваше имя, господин офицер? - Инспектор Жавер к вашим услугам, – автоматически ответил мужчина, чуть опешив от такой наглости. - О! – пораженно воскликнула она, распахнув свои глаза еще шире, живописно взмахнув при этом ресницами. – Неужели тот самый? - Очевидно, вы наслышаны обо мне, – произнес Жавер, опомнившись. Да, она была наслышана. В Париже инспектора знала каждая собака, и даже до Козетты, почти не выходившей за пределы своего сада, доходили различные слухи и истории. Правда, все они были отнюдь нелестные. Нянюшка бы ужаснулась, узнав какие слова узнала её малютка, подслушивая разговоры прислуги и прохожих на улицах. Тем более, что та вообще не должна была находиться в обществе простых людей одна. Поэтому девушка лишь хитро улыбнулась (при этом в её глазах заплясали озорные чертики) и произнесла. – Кто же не знает великолепного инспектора парижской полиции, грозы всех преступников! - Довольно лестный отзыв. Но думаю, вы могли слышать несколько другое. Местное население меня не особо жалует, - заметив, как подозрительно заблестели глаза незнакомки, произнес Жавер. Тут он, наконец, вспомнил зачем, собственно, он остановил юную мадмуазель. – Разве вас не учили, что красть плохо? - Ах, - девушка притворно вдохнула, опустив глаза долу. – Если честно, угрызения совести мучают меня только из-за жасмина, а даме в том зеленом платье я сделала одолжение: её наряд совершенно не сочетался с шарфом, - на последнем слове Козетта хмыкнула. - Зато бедная цветочница из-за вас лишилась шанса заработать пару су, - закончил мысль девушки Жавер. - Если бы нашлись покупатели на её цветы. А так она даже не заметила пропажи, так чего переживать? – жизнерадостно возразила та, кокетливо поправив выбившийся из прически локон и широко улыбнулась мужчине. - Вы находите это забавным? – грозно спросил Жавер, исподлобья глядя в лицо легкомысленной девице, на котором не было ни капли раскаяния. - Месье инспектор, если для вас так это важно, я готова понести наказание, - внезапно томно произнесла девушка, чуть подавшись вперед. – Арестуйте меня, месье инспектор, - выдохнула Козетта и подняла скрещенные руки, будто надеясь, что на запястья тут же опустятся наручники. - Хватит паясничать, – нахмурился мужчина, даже немного ошарашенный непосредственностью незнакомки. - Как скажете, - девушка отступила назад, скромно сложив руки на подол платья, и мило покраснела, будто смутившись своего внезапного порыва. - Или вы жаждете увидеть изнутри тюремную камеру? Надоело вышивать крестиком, играть на фортепьяно или чем там занимаются благовоспитанные девицы? Претит благополучная жизнь, приключений захотелось? – издевательски продолжил инспектор, окидывая девушку тяжелым взглядом. Жавер так точно описал причины её поведения, что Козетта даже на секунду растерялась, но все же притворно надула губки, собираясь ответить, что “у нее и в мыслях не было”, когда инспектор внезапно добавил, тяжело вздохнув. – Лучше идите домой. Поверьте, жизнь возьмет свое. Будете еще сожалеть, что не ценили спокойствие и благополучие. - Извините, - тихо произнесла Козетта, в одно мгновенье сделавшись серьезной. – Я не хотела… На меня просто иногда находит… А сегодня ведь такой хороший день, - она посмотрела в его стальные печальные глаза, в отчаянии закусив губу. – Я не хочу, чтобы вы плохо обо мне думали… Инспектор Жавер промолчал, продолжая смотреть ей в глаза. Несмотря на свое непредсказуемое поведение, эта незнакомка импонировала ему. Никто никогда так с ним себя не вел, а ведь за время своей службы он сталкивался с разными личностями, среди которых были и проститутки, и нищенки, и дамы благородного происхождения... Его боялись, ненавидели, избегали его общества, или, наоборот, пытались добиться расположения, иногда даже соблазнить, когда им было что-то от него нужно. Впрочем, все давно уже поняли, что ни слезами, ни жалостью, ни откровенными намеками его не возьмешь: инспектор всегда строго следовал букве закона, и заработал славу безжалостного, хладнокровного полицейского. Но эта девушка была другой, она смотрела на него без страха или презрения, лишь с каким-то участием и даже заинтересованностью во взгляде больших красивых глаз цвета морской волны. - Красивых глаз? Боже, о чем он, черт возьми, думает? - Эта молодая леди подкупала своей непосредственностью. Молчание было прервано визгливым возгласом, донесшимся из-за шторы разноцветных тряпок. - Козетта! Козетта, несносная девчонка, - в соседнем проходе появилось лицо г-жи Франсуа, пытавшейся рассмотреть свою подопечную сквозь шали и ткани, развешанные над лавкой торговца восточными одеждами. - Слава Богу, я тебя нашла - она заглядывалась, прикидывая, с какой стороны ей лучше пересечь преграду, и решительно направилась к лотку зеленщика, рядом с которым был небольшой проход, заваленный пустыми ящиками из-под салата-латука. - Козетта? – приподняв брови, насмешливо посмотрел на девушку Инспектор Жавер, и та почувствовала смущение - так странно прозвучало это имя в устах мужчины. Ей вдруг стало стыдно за милое детское прозвище, данное её покойной матушкой. Она никогда не задумывалась об этом, ведь круг её общения ограничивался лишь стариком отцом, нянюшкой да прислугой. Но теперь она вдруг решила, что не дело такой взрослой девушке, называться столь забавной кличкой. В попытке скрыть запылавшие щеки, Козетта отвернулась, сделав вид, что наблюдает, как г-жа Франсуа пробирается сквозь узкий проход между лавками. Повернувшись обратно к инспектору, она произнесла, гордо вскинув голову. – Эфрази! – и, наткнувшись на отсутствующий взгляд мужчины, пояснила. – Козетта это просто глупое детское прозвище. Так меня зовут домашние. Моё же имя Эфрази. Взор инспектора прояснился, и он, будто очнувшись от раздумий, внимательно посмотрел девушке прямо в глаза. - Эфрази,* - повторил Жавер, как будто пробуя имя на вкус. - Вам подходит, - внезапно произнес он, улыбнувшись уголками губ, и растворился в толпе. Его место тут же заняла запыхавшаяся г-жа Франсуа. - И вот куда вы, позвольте спросить, пропали? Я весь рынок оббежала, – закудахтала она, как рассерженная наседка. - Пойдемте быстрее, нам надо еще успеть заскочить к мадам Градель.***
Жавер смотрел вслед удаляющейся хрупкой фигурке. Поймав себя на мысли, что любуется солнечными бликами в золотых волосах, мужчина резко одернул себя, возвращаясь к своим размышлениям: что-то не давало ему покоя с тех пор, как он услышал “Козетта”. Инспектора не покидало чувство, что где-то он уже слышал это имя, причем при весьма необычных обстоятельствах. – Козетта, имя для маленькой девочки… и уж точно никак не вяжется с этой наглой особой! И все же… не так ли звали ребенка той проститутки из городка Монрейль-Приморский? - в мозгу у Жавера начала разгораться искра понимания, но тут его отвлекла назревающая драка у прилавка торговца кожами, и инспектор поспешил на место конфликта, так и не закончив свою мысль. До конца дня он больше не вспоминал о юной мадмуазель. Но по дороге домой, проходя мимо цветочницы, собирающей непроданные цветы обратно в корзину, он все же остановился и купил ветку жасмина, заплатив вдвое больше, чем надо и, ничего не объясняя озадаченной женщине, направился домой.