Сети Дьявола

- Н-е-е-е-е-т, — стонет он, желая, чтобы шатен вышел из него. Но вместо этого Гарри ощущает, что член парня погружается все глубже. Гарри цепляется в спину Луи так сильно, что костяшки белеют, а пальцы теряют чувствительность. Боль ужасная. Он напрягает все свои мышцы, чтобы вытолкнуть Луи, но внезапно осознает, что не в состоянии сделать это. Его тело открывается для Луи и принимает его, несмотря на боль. С самого начала это была нелепая, дурацкая идея. Но, как только Гарри прекращает сопротивляться, боль немного уменьшается. Все его мышцы словно немеют от напряжения, по телу катятся капли пота. Гарри кажется, что это никогда не закончится, и Луи будет входить в него вечно. Однако при воспоминании о том, каков размер эрегированного члена шатена, Гарри охватывает неконтролируемая дрожь возбуждения. Сейчас этот член находится внутри него. Полностью. Вдруг Луи застывает. Стеная и задыхаясь, Гарри наконец решается открыть глаза и посмотреть на него. Но в тот же миг, когда он это делает, у него перехватывает дыхание. На лице монаха он видит удовольствие и удовлетворение. Сейчас лицо Луи словно светится, его черты все мягче; веки опущены, губы чуть приоткрыты, как будто он пьет наслаждение, доставляемое ему каждой клеточкой тела Гарри. Гарри тут же забывает о боли. Он зачарованно смотрит на Луи. Его тело уже свыклось с чужим присутствием, и боль отступила, а удовольствие, которое дарит ему шатен, постепенно растет. И тут Луи открывает глаза и видит, что Гарри смотрит на него. Затем он слегка качается назад, а потом снова вперед. Гарри стискивает зубы и ему удается сдержать крик. Он лишь стонет, чувствуя, как боль возвращается, но на сей раз она все слабее. Луи начинает мягко скользить внутри него неспешными длинными движениями. Этот способ заметно уменьшает боль и заставляет тело Гарри открываться все больше и больше, позволяя голубоглазому проникнуть еще глубже. Гарри ощущает, как твердый, горячий член трется о его вход, растягивая тугое отверстие. С удивлением он замечает, как с каждым толчком боль стихает, а на ее место приходит чувство приятного покалывания. Ощущения эти еще больше усиливает пристальный взгляд голубых сверкающих глаз, которые следят за каждым изменением на лице Гарри. Кажется, эти глаза проникают сквозь покровы плоти и могут читать прямо в сердце. Он не может отвести глаз. Гарри гипнотизирует покачивание прядей, когда с каждым погружением в его тело Луи наклонялся над ним. Гарри тихо стонет, ощущения становятся все более интенсивными, все более глубокими; с каждым толчком его тело омывают волны наслаждения. Бедра его дрожат от напряжения, когда Луи вжимается в него, погружаясь до предела в податливую плоть. В этот миг хриплый, обольстительный голос касается слуха Гарри: - Вам это нравится? В ответ Гарри стонет. Он ощущает, что монах почти полностью выходит из него. В голубых глазах сверкает триумф. - Посмотрим, как вам понравится это, — Луи мрачно усмехается при этом, яростно толкнувшись вперед. После происходит то, от чего Гарри чуть не лишается чувств, а его сознание воспаряет куда-то к потолку. Вспышка невероятного наслаждения распространяется по животу и пояснице Гарри, когда головка члена Луи задевает что-то внутри него. Его тело опутывает волна всепоглощающего удовольствия, подобного которому он никогда еще не испытывал. На какую-то долю секунды ему показалось, что вся его предшествующая жизнь ничего не стоит. Ничто не могло сравниться с тем, что он чувствовал в этот миг. Гарри осознает, что исходящие из его горла стоны сменяются какими-то невнятными звуками: кажется, он просит еще. Он получает еще. Толчок назад-вперед. На глазах Гарри выступают слезы. - О-о-о-о-х... Следующий толчок заставляет Гарри выкрикнуть ругательства, за которые Луи (как служащий) обязан наказать его. Но сейчас он слишком поглощен своими ощущениями, чтобы думать об этом. Гарри знает, что еще несколько таких движений, и все кончится. Он кричит и ругается, потрясенный все более усиливающимися вспышками неописуемого наслаждения, и это вызывает торжествующую улыбку на лице монаха. Он поднимает дрожащую руку и касается лица склонившегося над ним шатена. Кончиками пальцев Гарри ощущает слегка шершавую кожу щек, которые он сейчас поглаживает. Гарри видит, как черные брови Луи сходятся на переносице. Складка между ними придает Луи неприятный, отталкивающий вид, но Гарри понимает, что именно так выглядит лицо человека, испытывающего удовольствие. "У вас самые прекрасные в мире глаза", - думает про себя Гарри, утопая в этой тьме. В этот же миг он видит, как они расширяются, а на губах монаха появляется усмешка. В этот момент Гарри осознает, что произнес слова вслух. Он чувствует, как вспыхивают его щеки. Как бы то ни было, сильный глубокий толчок, которым Луи вознаграждает его, заставляет Гарри забыть обо всем. Он чувствует, будто в нем что-то взрывается. Взрыв такой мощный, что Гарри приподнимает бедра и спину, выгибаясь дугой, а наслаждение - столь сильным, что причиняет боль, разливаясь по низу живота и постепенно охватывая все его тело. И тут он ощущает, как из его дрожащего, пульсирующего члена, заливая бедра и живот, выстреливает теплая струя перламутровой жидкости. Все мышцы Гарри сводит судорогой, словно он попадает под ток. Его кожу пожирает живой огонь, а та крохотная часть сознания, которая еще остается незамутненной, удивляется, что его тело не сжигает самое настоящее пламя, оставляя от него лишь горстку раскаленных углей. И только потом до Гарри доходит, что он кричит, а его руки сминают и рвут солому, что лежит под ним. Гарри никак не может отдышаться, он ощущает, что член Луи выскальзывает из него, а затем сильные руки хватают его за бедра и переворачивают на живот, лицом к сену и спиной к монаху. Пылающие щеки Гарри краснеют еще сильнее. Но не успевает Гарри вымолвить и слова, как перед его глазами уже плывут разноцветные пятна. Одним стремительным движением Луи входит в него. Все, что может сделать Гарри - это хрипло прокричать. Следующий толчок следует сразу после первого. А потом еще и еще. Гарри хватается за холодную землю, из сжатых кулаков горстями сыпется земля и солома. Толчки обрушиваются с такой скоростью, что бедра Гарри больно ударяются. Но, судя по всему, Луи никакой боли не чувствует. Шатен берет Гарри жестко, быстро и яростно, крепко удерживая его за бедра и врываясь в него со сметающей все барьеры скоростью. Кажется, до сих пор Луи держал собственные желания в узде и только сейчас дал им волю. Сейчас Гарри не может видеть Луи, и тот использует это обстоятельство по полной. Монах входит и выходит из горячей плоти Гарри так жестоко, что под мощными ударами, кажется, можно разбудить лошадей. Гарри стискивает зубы и все время стонет, изо всех сил цепляясь за землю и пытаясь вытерпеть все усиливающуюся боль. В эти минуты Луи доставляет удовольствие исключительно себе. Прижатый весом голубоглазого, Гарри не может нормально дышать. Над собой он слышит приглушенные стоны и тяжелое дыхание. Гарри вскрикивает от удивления, когда Луи выходит почти полностью, а затем врывается в него и застывает. Его пальцы болезненно впиваются в бедра Гарри. Не было никаких сомнений в том, что там останутся синяки. Едва скрытый вздох наслаждения касается слуха Гарри, и он ощущает, как внутри него разливается что-то горячее. Хватая ртом воздух, Гарри поворачивает голову, чтобы посмотреть Луи в лицо. Он хочет видеть его во время оргазма. Но в тот же миг рука монаха протягивается к нему, жестко возвращая его голову в прежнее положение и прижимая ее к сену. Болезненно ударившись, Гарри стонет и пытается освободиться, но стальная хватка шатена удерживает его на месте. "Вот почему он перевернул меня. Он не хотел, чтобы я смотрел на него", - думает Гарри, ощущая, как сквозь пелену страха, возбуждения и боли, пробивается разочарование. Он чувствует, как все еще горячий, пульсирующий член Луи медленно выходит из него, как его отпускает рука, прижимавшая голову Гарри, и одновременно исчезает сокрушительная тяжесть бедер. Некоторое время Гарри лежал, пытаясь отдышаться и успокоить отчаянно стучащее сердце. Он чувствует, как все его мышцы словно превратились в кисель. Он не может даже пошевелиться, не может заставить повиноваться свое тело, которое ноет от боли. Но он также не может вечно оставаться в таком положении. Собрав в кулак всю волю, Гарри заставляет себя подняться на ноги, но они подкашиваются под ним, и, чтобы не упасть, ему приходится опереться на твердое сено. Голова кружится так сильно, что некоторое время он вообще не может понять где верх, а где низ. Между ног жгло. Он стискивает зубы и поворачивается к монаху, который уже отошел от него и успел привести себя в порядок. На его губах играет удовлетворенная улыбка. В конюшне царит давящая тишина. Еле подняв руку, Гарри подзывает Луи к себе. Тот медленно обходит сено и ложится подле своего "напарника". Юноши должны набраться сил, чтобы через некоторое мгновение покинуть помещение, но вновь оказавшись в столь тесной связи друг с другом, они поддаются блаженству, проплывающему по воздуху, словно кучевые облака. Взгляд их устремлен вверх, на маленькие дыры в крыше, откуда поступает теплый, весенний воздух, разливающий в воздухе благоухание растущих неподалеку цветов. Оттуда же, с крыши, виднеется небо, все еще усыпанное звездами-спутниками. Совсем скоро рассвет, но встречать его вместе невозможно. - Чтобы сохранить любовь, стоит лишь обо всем молчать, - шепчет Луи, делая паузу после каждого слова. Он лениво тянется к Гарри и целует его в полуоткрытые губы. Тот, не найдя в себе сил ответить, стонет от наслаждения, чувствуя запах непорочности и разврата, так прочно соединенных в одном человеке. Два ангела. Два нагих ангела лежат на душистом сене. Совсем близко мирно спят лошади. А где-то священники все еще продолжают петь, отбивая ритм колокола. Один - с голубыми, точно ясное небо, глазами, с голосом, мягким как шелк, и тающим в воздухе, словно растопленный шоколад. Другой - с зелеными, как листья дягиля, растущего на болоте, глазами. Голос его так глубок и низок, что частенько отдает оттяжку в хрипотцу. Страсть впервые получает право гражданства. Но всему приходит конец. Приходит время прощаться. Гарри, удовлетворенный и уверенный в том, что страшные мысли никогда больше не потревожат его, поднимается и, не оглядываясь, уходит из конюшни.