Повседневность

ЧонСок сидит на небольшом диванчике, закинув ногу на ногу и держа в длинных и тонких пальцах пластиковый стаканчик с кофе. Он уже добрые десять минут разглядывает содержимое стаканчика, даже не думая отпить, время от времени пошло и надменно улыбается своему же отражению в напитке, обнажая ровные белоснежные зубы. Он просто не замечает вокруг себя никого и ничего, погрузившись в мысли, заставляя жадно ловить каждую свою наигранную, в силу привычки, эмоцию в попытке разгадать то, о чем он думает. Он продолжает сидеть в холодной гримёрной после очередной фотосессии и думать об одном и том же. О том, что никогда не надоедает и даже напротив, до сих пор заставляет потеть замерзшие от низкой температуры ладони и в довольной, сладкой и циничной улыбке растягивать пухлые бледно-розовые о того же холода губы, щурить глаза, представляя себе все одни и те же вьевшиеся в мозг картинки и несознательно кусать потрескавшиеся губы, сдирая кожу и зализывая больное место, чувствуя полюбившийся яркий вкус крови. Он вглядывается в пустоту, а сознание затуманено воспоминаниями и время от времени пробегающими вдоль спины мурашками. До деталей заученная улица не меняется никогда, словно зависшая во времени,а из окна третьего этажа высотки неизменно пробивается сквозь плотные шторы тёплый жёлтый свет, маня, словно мотылька, на губительный огонь. И ЧонСок давно понял, что этот огонь пленил его бесповоротно. Вся его жизнь сводится к этой дороге, к этим окнам и тому теплу, что ждёт его за холодной стальной дверью. Вся его жизнь зависит от одного имени, произнося которое парень действительно чувствует, что нужен кому-то, что жизнь его не пуста. И если владелец этого бесконечно важного имени вдруг испарится, то ЧонСок, должно быть, сойдёт с ума от осознания бессмысленности всего своего существования. Он точно знает количество ступенек, отделяющих его от человека, что приковал к себе постоянством и пониманием. Он даже во сне повторяет код электронного замка квартиры, что даёт приют почти каждую ночь, но каждый раз упрямо нажимает на звонок. Звонит в дверь, чтобы опять услышать шаркающие по полу шаги, приближающиеся к двери, как всегда с замиранием в сердце и вырывающейся из груди радостью, увидеть уставшее лицо и со всей искренностью, не как остальному миру, улыбнуться на хриплое ворчание. ЧонСок бросает в спешке снятую верхнюю одежду на пол в коридоре и идёт на кухню, где уже разливает чай по кружкам ХёнЧжун, подходит сзади и запускает ледяные руки под толстовку парня, пытаясь согреться после холода улицы, устало вздыхает и кладёт голову на плечо Чжуна. Тот только дружелюбно усмехается на заученные, но почему-то невероятно важные и ожидаемые действия ЧонСока. И никакие слова не смогут заменить это молчание, рассказывающее так много за какие-то секунды. Ему просто нравится постоянство, нравятся те привычки, что сложились в их с ХёнЧжуном отношениях с годами, нравится то, что нет неопределённости, лишь уверенность в действиях, поступках и эмоциях. Это любимая повторяющаяся, как заедающая пластинка, повседневность И ЧонСока и Ким ХёнЧжуна. За чаем, вкус которого благодаря просьбе всё того же ЧонСока так же остаётся неизменным, они обсуждают прошедший день, что был абсурдно не похож на предыдущий, совершая свой повседневный ритуал. ЧонСок по привычке запоминает каждую эмоцию ХёнЧжуна и улыбается совсем некстати, не в состоянии скрыть своё непонятно откуда берущееся счастье только от одного взгляда на собеседника. Он ерзает на стуле, трет кружку пальцами, часто пропускает мимо ушей фразы сидящего напротив парня и в конце концов, поддавшись порыву, срывается с места, перетягивается через весь стол и с секунду смотрит в непонимающие глаза ХёнЧжуна блестящим и затуманенным вглядом, чтобы в следующее мгновение окончательно разрушить все догадки и сомнения, прикоснувшись своими губами к его: приглашающе, выжидающе. ХёнЧжун позволяет: его рука тут же оказывается на выкрашенном затылке ЧонСока и уже притягивает ближе. ЧонСок не медля подаётся ещё немного вперёд и, опираясь одной рукой о поверхность стола а большим пальцем другой поглаживая выступившую от напряжения венку на шее Чжуна, играя целует того в подбородок, в нос, шумно и со смешком выдыхает в губы, но останавливается. Ким сжимает руку на затылке и тянет к себе в конец обнаглевшего и ломающего всю их однообразную повседневность, созданную им же, ЧонСока. Тот легко пропускает язык парня в свой рот и прикрывает глаза. Поцелуй становится глубже и развязнее, дыхания резче, а мысли беспорядочными. ЧонСок кусает до крови, зализывает и от нетерпения стукается зубами о зубы ХёнЧжуна. В комнате невыносимо жарко, горло болезненно жжёт, а одного поцелуя настолько мало, что ЧонСок перелезает через стол и наконец усаживается на колени ХёнЧжуна, одаривая его всё той же пошлой улыбкой. Он припадает к шее, легко касаясь кожи губами, опаляя тяжёлым дыханием, играя и сводя с ума. ХёнЧжун обвивает руками его талию и издевательски нежно, с улыбкой целует в губы, решив сегодня просто подыграть. Всё ещё холодные руки ЧонСока пробираются под одежду и скользят вверх по накаченному торсу, съезжая на бока, царапая и сдирая до частичек кожи под ногтями и выступающих капель крови. Он следит на вздувающимися венками на шее ХёнЧжуна и тяжёлыми вздохами, кусает и оттягивает нижнюю губу и чуть ли не смеется от неизвестно откуда берущегося веселья. Он чувствует себя совершенно безумным и даже путается в ощущениях: от недостатка кислорода начинают мерещиться и посторонние запахи, вроде раздражающего краски или горького кофе. ЧонСок вновь алогично недавним действиям легко целует и не может сдержать смешка. Он опускает руки к паху "друга" и легко расстёгивает ширинку джинс. Ведёт языком по шее Кима, начиная массировать эрегированную плоть под тканью боксеров, но спустя секунды останавливается, словно придя в себя после какого-то транса, хитро улыбается и резко поднимается. Он на секунду оборачивается,чтобы оценить ситуацию и подарить яркую и неизменно циничную улыбку ошарашенному ХёнЧжуну и выходит из комнаты. ЧонСок любит их с ХёнЧжуном повседневность, любит все повторяющиеся действия и уверенность в кажой секунде. Но даже он совсем не прочь ихменить их одинаковые вечера, чтобы вновь увидеть потерянного и непонимающего ровным счётом ничего Чжуна, чтобы внести разнообразия и не ставить точек, чтобы было хоть одно многоточие, которое в любой момент можно додумать так, как хочется, а не как получится. ЧонСок сидит на небольшом диванчике, закинув ногу на ногу и держа в длинных и тонких пальцах пластиковый стаканчик с остывшим кофе. Он довольно улыбается и прикрывает уставшие глаза, возвращаясь в реальный мир, в те дни,вечера которых останутся такими же неизменными и селящими в душе тепло и веру в идеальность их с ХёнЧжуном почти однообразных отношений.