Akatsuki. Saga. Forever

Отметьте ошибочки, пожалуйста) =========== Все как всегда, все хорошо - Как мы хотели, по расписанию Просто Январь, просто пришел, Снегом засыпал - все к расставанию. Может быть, год, может быть, два - Мне календарь твой правду расскажет. Я же до дна, - ты лишь едва. Что-то случилось с нами однажды. Где я не буду тихо любя, Счастья минута - все за тебя, Все за тебя! (А. Приходько «Всё за тебя») Сасори открыл глаза и посмотрел в потолок. Акасуна не любит просыпаться раньше всех, потому что до сих пор не «разненавидел» ждать. Но сегодня он даже не засыпал. Всю ночь, не шевелясь, чтобы не тревожить Дейдару, Романов лежал и смотрел в беленый потолок, темнеющий в высоте; иногда закрывал глаза, надеясь, что сон придет. Но ему не спалось. С ним такое впервые в этом мире. Даже в ночь, когда они узнали, что скрывается за их миром, и кто их настоящий создатель, они все уснули, словно младенцы. Виной всему была Лина, ответившая «да» Учихе. Причем, не вчера (или для так и не уснувшего Сашки сегодня), а – негласно – еще в первый их приход. Он завидовал их счастью? Нет, Сасори способен на многое, но не на зависть. Может, злился из-за того, что не доверял Итачи, потому что мельком слышал об уровне его лживости? Злость в его случае излишне, ведь за Линой неусыпно присматривают трое из Дождя, и даже официальный статус жениха не избавит Итачи от праведного гнева, если вдруг он нарушит субординацию. Но дело было совсем в другом: просто Скорпион Красных Песков полюбил Лину и совсем не братской любовью. Все началось тогда, когда она поведала им с Дейдарой о своем взгляде на искусство. И он вдруг к ней присмотрелся, не как к кукле, а как к человеку, даже женщине. Но, будучи более сдержанным человеком, нежели чем Учиха, Сасори не выказал своих чувств, стараясь лишь намекать этически тонко. Лина намеков не поняла. И в тот день, когда они оказались в этом мире во второй раз и увидели Романову, Акасуна решил для себя, что никакого Учиху он не подпустит к этой драгоценной девушке. А в итоге чьей-то злой шуткой он оказался ее братом. Хоть и сводным – по документам, – но дело от этого мало менялось для них. Сасори выпростал руку из-под одеяла и растер покрасневшие сухие глаза. Он не настолько слаб, чтобы рыдать, но живое сердце сжималось так, что невозможно уснуть и больно дышать. Парень присел, спустив ноги с кровати и нащупав в темноте тапочки. Гроза мира шиноби и просто злодейская организация во главе со своим наводящим ужас Лидером мирно посапывала в подушечки, укрывшись теплыми одеялками. Не выказав никаких эмоций по этому поводу (потому что это не вызывало осуждения с его стороны), Акасуна тихо прошел на кухню и сел за стол. Шумел холодильник, слишком громко для ночного часа тикали часы, от клеенки на столе пахло борщом. Сасори включил чайник, чтобы сделать себе чай с мелиссой, и отошел к окну, чтобы бездумно вглядеться в ночную тьму двора, освещенного фонарем. Ева не знала, но едва Акацуки освоились и приняли самих себя в этом мире, парни собрались держать совет, а на самом деле – для того, чтобы поделить Романову между собой. Это такая пацанская традиция, пришедшая с эпохи завоевателей, – делить имущество, землю и женщин. Узнай об этом Лина, она бы их всех отравила. Несильно. Но три дня увлекательных ночевок в обнимку с унитазом отучили бы их от этой традиции. Но, к счастью, она об этом даже не догадывалась, поэтому со спокойной душой спала сейчас счастливая и почти замужняя. Сасори бесполезно оглянулся, чтобы увидеть наглухо забитое окно маленькой комнаты, и долго смотрел в него, пытаясь что-то там углядеть. Если бы он мог всё вернуть, то тогда, три года назад, он бы забрал Романову с собой, чтобы она осталась рядом с ним до конца и плевать, даже если бы ему пытался помешать сам Лидер… «Ха-ха, - горько рассмеялся над собой бывший шиноби, отворачиваясь и вглядываясь теперь в пустоту двора. – Холодный ум, но горячее сердце, которое всегда было настроено против меня. Ненавижу свою слабость, но если не признаю ее сейчас, не смогу с ней справиться. – Он запустил руку в волосы, ероша рыжие прядки, и снова усмехнулся над собой: - Пожалуй, я уже упустил этот момент. Снова проиграл», - Акасуна неосознанно положил руку на грудь, сжав майку. Разумеется, ради Лины Сасори по-максимуму не лез в их отношения, даже старался держаться от нее самой подальше, чтобы перебороть самого себя. Но она сама коснулась, можно сказать, запретной темы, и он не сумел удержаться – высказал свою обиду и чувства таким образом, чтобы ранить ее побольнее. Смысла никакого, но в этом мире он уже не задумывается о смысле. Ему нужно было о многом подумать и решить, что он будет делать дальше. Способен ли он пережить такую сильную травму для своего живого сердца. И – самое важное – способен ли он отринуть теперь свой эгоизм, которым он попрекал Итачи, ради Лины, которой он искренне желает счастья, и отойти в сторону, чтобы не мешать им. Чайник вскипел и выключился. Сасори налил в кружку кипяток, сел за стол и глубоко задумался. *** Где-то в июле через несколько дней после появления Акацук в нашем мире. Все уже отужинали еще не начавшей надоедать гречкой и разошлись по дому, оставив Лину и решившую ей помочь не в свое дежурство Конан мыть посуду. Обито, ради разнообразия решивший посмотреть телевизор, пошел с бывшими коллегами. - Ну? – ухмыляющийся Хидан встал посреди зала так, чтобы его видели все. – Я думаю, пришло время, чтобы узнать, кому все-таки достанется наша сисястая красавица! – хлопнул от радости в ладоши и сделал такой жест, словно собрался руководить оркестром. Его никто не стал укорять, и лишь некоторые особо чувствительные натуры поморщились от пошлости высказывания. - Потише говори, а то услышат, - произнес Какудзу. - Да не вопрос, - Кирилл пожал плечами, действительно оглянувшись на двери. – Потопали на речку, вопрос долгий, а посуды там не так много. - Я не буду в этом участвовать, - сказал Обито, исподлобья покосившись на бывшего дзясиновца. - Почему? – Итачи даже повернул в его сторону голову, чуть насмешливо сощурив черные глаза. - Потому что я не хочу возвращаться к тому, отчего хотел сбежать. Делить женщину по жребию – что может быть более убогим? - Хех, - усмехнулся Кисаме, покосившись на него. – Тут и делить нечего – она принадлежит Итачи, а сейчас мы просто все узнаем, что это правда, и разойдемся по своим делам. - Правда для вас, но истина в другом, - тут же отозвался Сасори, и все услышали нотки ревности в его голосе. – Кто сказал, что будет по-вашему? - Она сама и сказала, - мрачно ответил Обито. – Еще три года назад. Она выбрала Итачи, и делить тут нечего. - А ну-ну, поподробнее, пожалуйста, - Матсураши аж присел, приняв на себя внимательный и любопытный вид. Обито выдохнул, подавляя раздражение и понимая, что все-таки придется объяснять. - Когда мы шли к месту сбора, Кисаме и Итачи шли позади. А сзади них плелась Лина. - Я тоже это видел, и что? – Сасори встал с дивана и подошел к дверям первой комнаты, чтобы видеть глаза Олега. Нагато и Яхико сидели на своем месте, готовясь в случае форс-мажора раскидывать свою организацию по углам. - А то, - начиная раздражаться от того, что приходится объяснять элементарные вещи, ответил Обито. – У них был интимный момент, в который она призналась, что не хочет его отпускать. Какое тебе еще доказательство нужно? - Какой еще момент? – потребовал ответа теперь уже у Итачи Сасори, пропустив мимо ушей остальные слова Учихи. Хидану не хватало только попкорна, потому что зрелище, грозившееся тут развернуться, было достойно любой кинопремии. - Я не обязан ставить тебя в известность о подробностях моей личной жизни, - клановая гордость, сквозившая в каждом слове, нашла отражение в позе Учихи, надменно поднявшего подбородок. Кисаме переглянулся с Хиданом, и оба начали подозревать, что сейчас что-то будет. - Ты говоришь о моей сестре, - серые глаза Акасуны пылали от ярости. - Очень хорошо, что ты вспомнил о том, что вы с ней теперь родственники, - с чувством превосходства в голосе сказал Итачи, не отрывая от него пронзительного взгляда. – Я знаю твои чувства к ней и вижу тебя насквозь, поэтому не смей даже подходить к ней, - добавляя в тон твердости, сощурился он. Дейдара даже остолбенел от таких откровений о своем напарнике. В растерянности он кинул взгляд в сторону Романовых, но те даже ухом не повели – значит, Тсукури почти единственный, кто об этом не догадывался. - Лживый ублюдок, вроде тебя, не сможет составить счастье Лины. Я бы тебе не доверил даже марионетку, - спокойствие, плотно скрывавшее за собой желание убивать, сквозило в его словах. - Ого… - тихо офигевая, пробормотал Дейдара. Он знал, насколько дороги для Сасори его марионетки, и факт того, что он ставит их в один ряд с простой девушкой, говорил о многом, если не обо всем. Нагато всезнающим взглядом смерил обоих и тихо вздохнул, словно знал ответы на все вопросы. - Человек, который за собственным эго не видел никого, убивал любого, кто пытался ему помочь, теперь пытается жить, отбросив прошлую личность? Ты смешон в своей попытке быть нормальным, - Акасуна плевался словами, будто ядом, и Кисаме, знавший Итачи лучше многих, где-то мог бы согласиться с ним, а где-то поспорить. - Благодарю за уточнение, - любезная улыбка скользнула по лицу Учихи, но глаза были пусты и не выражали ничего. – Я подумал, что ты говоришь о себе, - он намеренно не поднимался с дивана, надеясь таким образом унизить потенциального, хоть и не состоявшегося соперника. Напряжение, повисшее в комнатах, грозило убить током. - Ты даже не знаешь ее и не любишь, - с плохо скрываемой желчью в голосе проговорил Сасори, который не умел сохранять спокойствие тогда, когда дело касалось его сердца. Учихе же в любых ситуациях было все равно, особенно на себя. – Твой эгоизм никуда не делся. Да, я видел, что она выбрала тебя, - признал он, - а ты рад этим воспользоваться, чтобы закрыть дыру в своем сердце. Ты не способен любить. И Лина тебе не достанется, - он говорил эти слова и чувствовал, что говорит о себе, но уже ничего не мог поделать. Впрочем, подобное чувствовал не только он, но и все Акацуки, прошедшие ад. Итачи слушал его с легкой полуулыбкой, снисходительно глядя на него сверху вниз, несмотря на то, что смотрел снизу вверх. Да, Сасори был настолько прав, что хотелось его задушить, но слабость Итачи в том, что он никогда не признаёт своих слабостей и ошибок. Лина его любит, Лина вылечит его раненую душу, ведь он это заслужил, а она знает, на что идет. Учиха и без подсказок Сасори знал, что не достоин ее, и совесть так грызла его временами, что хотелось выть. Пора было уже пожелать Акасуне, чтоб он сдох, и разойтись по углам, пока легкий конфликт не вырос до перепалки. Итачи заткнул все свои жалобные мысли о прошлом и настоящем и, посерьезнев, надменно глянул на Акасуну. - Умерь свой пыл, - сурово сказал он тоном, не терпящим возражений. – Ты теперь кровный родственник Лине. Значит, никаких прав у тебя на нее нет. Эта девушка выбрала меня. Я не испытываю к ней тех же чувств, что она ко мне, но лишь я способен дать ей то, что ей нужно. - Я тебя отравлю, - скрипнул зубами Сасори. - Засыпай каждый раз с мыслью, что утра может и не быть, - ответил ему Учиха. - Довольно, - прервал их Нагато, показавшись в дверях и положив руку на плечо Акасуне. – Лина достанется Итачи, и чтобы больше этой темы никто не касался. - Уф, - склонившись к Какудзу, пробормотал Хидан, живо наблюдавший за ситуацией. Кисаме почти слился с диваном и уставился в телевизор, в котором был отключен звук. Обито рассматривал шкаф и обдумывал слова Сасори, примеряя их на себя. Сасори сбросил руку Лидера с плеча и ушел, судя по двум хлопнувшим дверям, на улицу, сопровожденный недоуменными взглядами Конан и Евы, вытиравшими посуду. Все перевели дух, чувствуя, как по коже прошелся холодок. Только Обито было все равно, да Нагато имел иммунитет к подобному. А Кисаме, припоминая, когда его напарник был настолько убийственно серьезным, не смог вспомнить. *** Итачи открыл глаза и в безрассветной полутьме глянул на часы, стоявшие на серванте: 5:09 утра. На свое удивление впервые за многие дни именно вчера он заснул быстрее и крепко проспал до часа пробуждения. Кисаме сопел, отвернувшись к стене и подмяв под себя подушку. Все в доме тихо спали. Юноша, откинув одеяло, спустил с кровати ноги, уже по выработанной привычке нашаривая тапочки. В доме его родителей никто не надевал тапочек, а обувь всегда была у порога. В организации, порой, приходилось даже спать в обуви. А Лина трудом, потом, кровью и собственным примером выдрессировала всех Акацук носить тапочки, потому что «пол холодный, между прочим, и лечить я тебя не буду, да-да, Хидан, к тебе обращаюсь!». Волосы ниже плеч, на которые не раз покушалась Зленко, норовя их отрезать, закрыли лицо, когда Итачи, уперев локти в колени, положил ладони на затылок. Сон, словно наяву, вновь скользнул перед глазами. Его первая девушка, которую ему навязали родители и которую он лично порешил, приходила к нему во сне и тянула к нему окровавленные руки, с укором смотря на него пустыми глазницами черепа. Каждую ночь ему во сне приходили те, кого он убил или думал, что убил; впрочем, были дни, когда ему ничего не снилось, либо снилась Лина. И сегодня Итачи, увидев бывшую невесту, вдруг с новой силой почувствовал свою вину, сильнее, чем прежде. Чувство липкого омерзения к себе, к этому дому, ко всем тем, кто живет здесь, особенно к девушке накрыло его с головой так сильно, что ему захотелось утопить всю деревню в крови, как некогда – клановый квартал. Это чувство быстро прошло, но оно оказалось настолько сильным, что Итачи заплакал без всхлипов и вздохов. Он испугался себя, испугался того, что несмотря на пацифистскую атмосферу этого мира и дома, однажды ему все надоест и он исчезнет туда, где не будет ни одного знакомого лица и где он сможет дожить свои последние дни. Понимание того, что чувствовал Обито до того, как встретил Вику, пришло к Итачи только сейчас. До этого полгода он думал, что прекрасно проживет по старой схеме, возложив на себя долг, чувство вины и прочий мусор, который он, как жук-навозник, принес с собой из прошлой жизни. Почему как навозник? Потому что каждый раз таскает за собой груз вины и ответственности, как жук тащит какашку из кучи. «Ну давай, мудрый ты наш, где же твое умение в этом мире, а? Может, знания из той системы не применимы для этой? А может, ты сам по себе дурак, и родители тебе слишком много доверили?» Внутренний голос говорил голосом Лины, которым та обычно отчитывала Дейдару за косяки. «Изо дня в день одно и то же, толчешь воду в ступе, погряз в мыслях, как лягушка в болоте. Ты не простил себя, а ждешь, что она даст тебе то, что нужно. Да, она даст, всё уже выяснили вчера, а ты до сих пор не простил себя». Точно, не простил. Итачи неслышно поднялся и прошел по комнатам. «Я поторопился с решением. Я не достоин Евангелины. Мои чувства не важны, я буду ждать, когда она позволит мне стать частью своей жизни», - жертвенно решил Итачи, стоя у дверей кухни и чувствуя кожей, что девушка рядом. Лина спала, но ему хотелось так думать. Его мысленная фраза «позволит стать» означает, выражаясь современным языком, что теперь Романова должна сама работать на ИХ отношения: любить его, вытаскивать из пучины его сомнений, каждый раз показывать, что он не говно последнее, а мужчина ее жизни, тянуться к нему изо всех сил, утешать, слезы ему вытирать… Итачи же в это время будет изображать принцессу в замке с драконом и изо всех сил сопротивляться ее заботе и любви. Да, Лина, добро пожаловать во взрослую жизнь замужней женщины. Учиха толкнул дверь на кухню и с удивлением обнаружил спящего за столом Сасори. Удрученный думами, Илья не заметил отсутствующего места рядом с Дейдарой. Рядом с Акасуной стояла кружка с остывшим недопитым чаем. Застыв в открытых дверях, Итачи, смотря на названного брата Лины, вспомнил и тот спор за право быть рядом с ней. Слова, что он тогда сказал – «Я не испытываю к ней тех же чувств» – больно отозвались в его сознании, потому что сейчас, сравнивая свою никчемность с тем даром, что преподносит ему Ева, Итачи готов был отдать ей самое лучшее. Себя лучшим он никогда не считал. Сасори пробудился от невесомого касания и, ощутив на себе легкую тяжесть от теплого пледа, выпрямился на стуле. Кухонные часы, стоявшие на подоконнике, показывали 5:39 утра. У шкафа, ища чистую кружку, стоял в пижаме и тапочках Итачи Учиха собственной персоной. - Я тебя потревожил – прости, - не оборачиваясь, но слыша шум, сказал он. - Глупо спать на кухне, - не совсем понимая причин его поведения, ответил Саша, щурясь на ночник. Итачи не ответил, мысленно согласившись с ним. Оставив попытки найти посуду, он обернулся к бывшему Скорпиону Песков. - Есть кое-что, - медленно заговорил Итачи, и Сасори, мгновенно отреагировав на его слова, внимательно посмотрел на него, - что не дает мне до сих пор покоя. Эгоизм заразная и очень распространенная болезнь, но очень немногие могут ей противостоять или же даже осознать, что больны им. Учиха решил бороться, решил спросить совета, и Сасори, ночью познавший эту простую истину, понял, каких сил стоило бывшему гению клана и шарингана хотя бы просто признать, что его что-то беспокоит. Они встретились взглядом и долго смотрели друга на друга в упор. Итачи, моргнув, перевел взгляд первым. - Прошлое никому из нас не дает покоя, - сказал Сасори. – Обито первый справился с этим и переложил часть своего груза на ту девушку. Тебе повезло больше всех, - Акасуна закончил фразу с повышенной интонацией, потому что хотел продолжить с претензией, но, переведя взгляд на стол, закончил: - Из нас всех ты единственный не запятнан безумием бездумных убийств. Поэтому тебе и только тебе я могу доверить Лину. Романов, сопровождаемый несколько ошеломленным взглядом, со всей грацией поднялся из-за стола и задвинул стул. Изумление Итачи сошло на нет, и апатия навалилась на него с новой силой, побуждая к откровениям. - Кажется, будто я никогда не буду достоин ее… Кулак, показавшийся как никогда тяжелым, пришелся выше щеки, задевая нос. На пол полетели набор ножей, сложенные стопкой-матрешкой кастрюли и Итачи, не ожидавший подобного выпада. Сасори, тут же склонившись к нему, схватил его за грудки, так что послышался треск мягкой ткани спальной майки, и притянул его к себе, сверля злым, но не злобным взглядом. Но не сказал ни слова. Взгляд, которым Акасуна смотрел на Учиху, говорил лучше любых слов, и разбитый нос, пульсирующий болью, остро напоминали о том, что пора уже взять себя в руки. Романов, вернув себе непроницаемое выражение лица, откинул от себя будущего шурина и прошел к двери. - Ты взял на себя ответственность, вот и живи с этим, как нормальный человек, а не так, будто тебе поручили задание, и только попробуй свернуть с намеченного пути – порешу, - стальным тоном процедил Сасори, не оборачиваясь, и закрыл за собой дверь. Обдумав его слова секунд тридцать, Итачи усмехнулся над собой. Пора было и вправду кончать с этим самокопанием. *** - Итачи, что с твоим лицом?! – ужаснулась Лина, когда Акацуки вышли к завтраку. - Ночью в ванной ударился, - был флегматичный ответ. - Ужас! Сегодня никакой школы! Останешься дома, и я тебя полечу! - Э, это читерство! – возмутился Хидан. – Какудзу, втащи мне с разворота, я также хочу! - Я, конечно, с удовольствием, но это не подействует. В твоем случае тебе скажут, что шрамы украшают мужчину, - усмехнулся Андрей. - Ну блин, так не честно!..