Игра света и тени

Можно ли полюбить боль? Можно ли полюбить воспоминание о человеке больше, чем его самого? Бьякуя стоял у окна своей комнаты и наблюдал за несущимися по небу облаками. Они то закрывали все небо, то стремительно уносились к горизонту, холодные свинцовые тени сменялись золотистыми солнечными лучами. Тогда небо было таким же… в тот день, когда похоронили Хисану. Весна в тот год была ветреной, ненастной, мокрый снег сменялся ледяным дождем, казалось, зима никогда не отступит. Но внезапно наступил тихий безветренный день. Все как будто умолкло, застыло. В этот день она и умерла. Он как-то никак не мог поверить в это. Смотрел в застывшее лицо, держал ее руку в ладони и отказывался принимать необратимость произошедшего. Этого просто не могло быть. Он рос без родителей, сколько себя помнил, учился ставить долг и честь превыше своих желаний, заставлял себя поверить в правильность такого выбора. Его не обнимали, когда ему было больно, не хвалили, когда он добивался успехов, зато не забывали наказывать за просчеты и шалости. От него требовали только высших оценок и непрерывного совершенствования навыков, а как ему это дается, никого не интересовало. Ему пришлось отказаться от друзей, от первой любви, да и не только от первой. Обычные чувства были поставлены под запрет как недостойные великого человека, каким обязан быть глава семейства Кучики. Пришлось научиться смирять свои желания перед волей старших, перед тем, что они называли долгом и честью семьи, хотя порой это больше смахивало на жестокость и самодурство. Но так уж вышло, что кроме этой семьи в его жизни ничего не было. Он приучил себя быть безукоризненным во всем. Все, чего он хотел взамен от жизни – это она, Хисана. Вначале была жалость к ее слабости, он чувствовал, что не может ее оставить, что она пропадет без него и просто не вынесет еще одно разочарование. Приятно было ощущать, что одно его присутствие так много значит для нее. Потом сам не заметил, как привязался к этому тощему котенку, который смотрел на него с таким обожанием, чье восхищение, казалось, не могло измениться, какие бы ошибки он не совершил. И тогда в первый и единственный раз он взбунтовался против клана. Он позаботился о том, чтоб помолвка и свадьба прошли по всем правилам, чтоб ничто не омрачало ее счастья. Едва ли вся эта роскошь имела хоть какое-то значение для Хисаны, ее чувство было абсолютно искренним и бескорыстным, но ему так хотелось создать для нее сказку. Конечно, как он не старался предупредить интриги родни, до Хисаны донесли всю глубину ее недостоинства главы клана Кучики, и, возвращаясь домой, он порой видел тени под ее глазами. Но эти глаза никогда не переставали гореть любовью к нему. Ему казалось, что он имеет право на хотя бы несколько часов счастья в неделю. Неужели он слишком много требовал? Он так привык сдерживать себя, свою тоску по ней на протяжении бесконечных рабочих часов и боевых заданий в ожидании возвращения к ней, что даже в миг ее смерти его лицо не дрогнуло. И лишь спустя несколько минут в глазах потемнело от мысли, что теперь уже никогда она не встретит его на пороге его покоев, не уткнется лицом в его плечо во сне, не улыбнется, рассеивая его утреннее раздражение. И он уже не сможет рассказать ей, что те вечерние часы, которые он проводил с ней, были самыми счастливыми во всей его жизни. Она уже никогда этого не узнает. Все кончено. Кажется, через какое-то время он все-таки отпустил ее руку, вышел из комнаты, даже отдал слугам какие-то распоряжения… Или это был не он? А на следующий день опять подул ветер, но уже теплый, он съедал остатки снега и упорно сдирал покров туч с неба. Бьякуя помнил, как уже после похорон Хисаны он так же стоял у окна и наблюдал за облаками, за игрой света и бегущими по земле тенями и внезапно осознал, что вот так же один за другим будут бежать его дни, одни – наполненные светом, другие – мрачные, и боль не будет беспросветной, и так можно будет жить дальше. И тогда он вспомнил о последней воле Хисаны. Сестра? Признаться, он никогда не придавал значения ее желанию отыскать сестру. Ему казалось почти невозможным, чтоб брошенный ребенок выжил. Теперь же ему хотелось исполнить ее последнее желание. Его возможности, конечно, значительно превосходили робкие попытки Хисаны. Когда ему доложили о том, что поиск увенчался успехом, он сделал все необходимое, чтоб принять ее в клан. И лишь затем удосужился взглянуть на Рукию. Она была до невозможности похожа на сестру. Даже сердце дрогнуло на мгновенье. То же лицо, те же глаза, та же беззащитность, хотя, как он вскоре отметил, Рукия весьма успешно прятала ее. Если бы он не знал Хисаны, не изучил такие ее, схожие с сестрой привычки, манеры, то вполне мог бы поверить, что Рукия считает свои первые успехи на поприще шинигами весомым достижением. Но нет, она была достаточно умна и слишком многое повидала, чтоб осознать, как мало она значит в этом мире постоянных войн и жесткой дисциплины. Бьякуе было жаль ее: у нее слишком рано не осталось иллюзий, но она была чересчур сентиментальна или великодушна, чтоб полностью отказаться от них. В помещение влетел здоровенный красноволосый парень в форме первокурсника. Видимо, он искал Рукию… Бьякуя безразлично скользнул по его лицу: это всего лишь одна из жертв, которую Рукии придется принести клану. Так Рукия вошла в клан Кучики. Исполнив волю жены, Бьякуя потерял интерес к Рукии, ограничиваясь заботой о ее комфорте и безопасности и, по возможности, оградив ее от общения с старшими и наиболее надменными представителями семейства. Ему все же не хотелось причинять ей ненужную боль. Однако временами, задумавшись или ослабив самоконтроль после особенно тяжелого дня, он ловил себя на том, что наблюдает за Рукией, на том, что отдыхает душой, глядя на нее. В такие моменты он не мог бы с уверенностью утверждать, отдает ли он себе отчет в том, что стоящая перед ним девушка не его жена. Память о Хисане застыла в его сердце кусочком льда, таким холодным, что он перестал его ощущать. Рукия сосредоточенно пыталась собрать непослушные волосы в тугой пучок. С момента ее вхождения под сень стяга Кучики прошло уже 50 лет. С тех пор ее жизнь была подчинена неумолимому режиму тренировок и исполнению рабочих обязанностей. В довольно многочисленном клане только она и Бьякуя служили в Готэе. Тем не менее, от нее требовалась полная самоотдача и усердие в продвижении по служебной лестнице. Второе ей не очень удавалось, за что на семейных сборищах регулярно приходилось выслушивать нелицеприятные замечания. Нередко в голову ей закрадывалось сомнение в обоснованности подобных претензий со стороны родственников, имеющих весьма смутное представление о службе в отряде. Обстоятельством, примиряющим ее с несправедливыми укорами, был ее старший брат. Довольно быстро Рукия поняла, что брат обладает силой достаточной, чтоб при желании разгромить весь совет старейшин, и здравомыслием, позволяющим обнаружить ненужность и надуманность большинства решений старейшин. Тем не менее, на самые абсурдные требования брат всегда отвечал с неизменной вежливостью и никогда не терял самообладания, благодаря чему дипломатически ловко обыгрывал ситуацию и поворачивал невыгодные решения в нужное русло. Единственное, чего брат, как казалось Рукии, не замечал – это явной направленности требований на то, чтоб ограничить его собственную волю. Рукия долго не могла понять причину подобной слепоты, пока ей вдруг не пришло в голову, что по сути брату не важны ни его полномочия, ни налагаемые ограничения. Он выполнял свой долг перед кланом не ради выгод, заложенных в статусе главы благородного и могущественного семейства, а потому что таково было его понятие о чести. И хотя Рукия в глубине души ненавидела это собрание стариков, которые считали своей обязанностью в каждую встречу указать ей на ее ничтожность, все же не могла не преклоняться перед благородством брата. Сегодня их как раз должен был посетить один из наиболее уважаемых членов клана Кучики – то ли двоюродный прапрадедушка, то ли четвероюродный дядюшка, Рукия никогда не могла запомнить все эти сложные ступени взаимоотношений с людей, которые за 50 лет так и не стали ей родственниками. Хорошо, что на многочисленных семейных торжествах от нее требовалось только молчать да склоняться в почтительных поклонах, изображая смирение в ответ на очередную грубость. Ради таких случаев приходилось облачаться в изящные кимоно, каждое из которых стоило целое состояние и имело историю, более внушительную, чем история жизни самой Рукии, завязывать безукоризненным узлом оби, сооружать прическу из недостаточно длинных для этого волос. Обычно все это помогала сделать служанка, но сегодня пришлось справляться самой. Алое кимоно, расшитое золотыми соснами, было заранее прислано братом, оби завязано по все правилам, и только волосы никак не хотели ложиться идеально гладко, а украшенные шелковыми цветками шпильки как-то ненадежно держались в пучке. Кинув взгляд на часы, Рукия поняла, что если не хочет опоздать, то должна прямо сейчас идти в приемную залу. Как же ей этого не хотелось! «Вот опоздаю, и что? А ничего. Смертельное оскорбление! Бьякуя сделает харакири, а без него милые родственники немедленно меня загрызут,» - мрачно размышляла Рукия, подходя к парадной приемной зале. Поклонившись уже ожидающему ее Бьякуе, она села по левую руку от него, чуть позади, и замерла. Еще дальше за ними сидела старуха Оцуки-сан, еще одна родственница, постоянно проживающая в поместье Кучики. Дряхлая, с практически закрытыми глазами и трясущейся головой, Оцуки-сан едва ли хорошенько понимала, что происходит у нее под носом, но, поскольку дряхлость еще не лишила ее способности передвигаться, то и она должна была присутствовать на встрече важного гостя. Бьякуя сидел неподвижно и о чем-то размышлял. Как обычно, отстраненное выражение лица, опущенные глаза, чеканный профиль за прядями волос, сжатых кенсейканом. «Думает о чем-то о своем, и даже не знает, что был на волосок от харакири,» - усмехнулась про себя Рукия. - На собрании капитанов сказали, что ты в составе групп, отправляющихся патрулировать Генсей, - внезапно прервал тишину Бьякуя. - Да, нии-сама, завтра меня направляют в Каракуру. - Одну? - Да. Бьякуя почти неуловимо нахмурился, и лишь внимательный глаз Рукии уловил мимолетное движение бровей. «Что опять не так? Обычное задание. Всех периодически направляют в патрули. Даже он сам выполняет подобные рутинные обязанности, значит, это не может считаться несовместимым с дворянским достоинством. Или он боится, что я одна не справлюсь?» - настроение у Рукии испортилось. Это правда, она часто допускала промахи. Блестяще справлялась с нестандартными трудными заданиями и тут же глупо, досадно проигрывала на элементарных задачах, теряла уверенность в себе, начинала слишком разносторонне и долго оценивать простую и очевидную ситуацию. Рендзи, способностями всегда уступавший ей, но не знавший ни тени сомнения, продвигался на военном поприще куда быстрее нее. Как назло, Бьякуя стал свидетелем одного из самых внушительных ее провалов и с тех пор не спешил перепроверить составленное о ней мнение. Сигнал гонга прервал невеселые размышления. Кучики склонились в поклоне. На пороге залы уже стоял высокий старик в богатых одеждах терракотового и золотистого цветов. Стоящие за ним воины держали над ним черный расшитый золотыми драконами зонт. Старик махнул рукой – и свита исчезла. Бьякуя встал и приблизился к гостю. Рукия и Оцуки-сан замерли в глубоком поклоне. - Да продлится ваш век десять тысяч лет, досточтимый Такома-но-Хоси-сама, - приветствовал вошедшего Бьякуя, - сердечно рад приветствовать вас под моим кровом. Мои родные также просят принять заверения в их искренней радости и почтении. – на этих словах Рукия и Оцуки-сан пришлось склониться еще ниже, но затем можно было и разогнуться и принять нормальное положение. - Прошу вас присесть и поведать мне цель вашего визита. Сестра сама приготовит чай. «Сейчас стихами заговорит. Сестра, которой чай готовить, - это я. Хорошо, что я в курсе. А то ведь заслушаешься и не сообразишь. Кроме него меня никто тут сестрой и не зовет», - размышляла Рукия по дороге на кухню. Чай уже был приготовлен служанками. Бьякуя, хоть и соблюдал в точности все традиционные формулы вежливости, но никогда не забывал заблаговременно отдать распоряжения слугам. Любопытно, что за этим стояло: убеждение, что даже такая несуразная Кучики все же не должна марать руки кухонной работой, или опасение, что Рукия не справится даже с самой простой работой? Рукия осторожно внесла поднос в парадный зал, расставила приборы на столике. Не глядя на нее, Бьякуя махнул рукой, отсылая прочь. Оцуки-сан уже не было в зале. Ничего удивительного, конечно, высокий гость прибыл для конфиденциального разговора с братом. Что ж, на сегодня можно быть свободной. Кажется, повезло, и она даже обойдется без обязательной порции вопросов о том, какие же еще промашки она совершила на службе, позоря дом Кучики. Рукия вышла из комнаты, почтительно поклонилась не обращающим на нее внимания мужчинам и сдвинула за собой сёдзе. После чего, облегченно вздохнув и тряхнув головой, направилась в свою комнату. Завтра миссия на грунт. Для нее это, вообще-то, только в радость. Просто выполняя свою работу, не ощущая контроля брата, наставников, она чувствовала себя на своем месте. Она пришла в комнату и стала задумчиво перебирать вещи которые ей понадобятся завтра. Взгляд в зеркало заставил Рукию замереть: шпильки в ее с трудом сделанной прическе являли картину катастрофической асимметрии, ибо слева их было 3, а справа – на одну меньше. «Где шестая!?» Рукия ураганом пронеслась по своей комнате, обыскивая каждый сантиметр поверхности. Шпилька не находилась. Вероятнее всего, она выпала из прически в коридоре между парадным залом и кухней. Вздохнув, Рукия вынула оставшиеся шпильки из прически, чтоб сохранить хотя бы их, и потихоньку направилась к парадному залу, внимательно осматривая пол. Чем ближе она подходила к залу, тем тоскливее становилось у нее на душе. «Наверняка, на эту шпильку можно отстроить пару-тройку поместий… И ее создал какой-то уникальный мастер… который сделал этих шпилек всего 5 наборов, 3 погибли в эпоху Тан, четвертый находится у королевы Сиама, а пятый неосмотрительно доверили мне… И еще эти шпильки принадлежали матери Бьякуи… Нет, вот это бы мне уже точно не доверили. А вообще, была ли у него мать? Но как-то же он на свет появился? В капусте нашли… В январе. Специальная капуста, морозостойкая. Принесли аисты… нет, пингвины. Поэтому такой отмороженный. Ну и где эта зараза? Я имею в виду – шпилька?» Внезапно сверкнувший в углу камушек заставил сердце Рукии радостно забиться. Она стремительно наклонилась и услышала шаги.