По вечерам

      Горечью пахнет выцвевшая полынь, сад — яблочной осенью и душной травой; дом их пахнет копотью, и затхлостью тянет из маминого шкафа. Растрескавшиеся плиты ведут прочь, прочь от сада, от дома, от чужого родного города, от рассыпавшихся пеплом в руках воспоминаний. Последняя страница в дневнике подлог для пожара: будет новая жизнь и новые дневники, а сейчас главное — сжечь все верёвочные мосты.       Она кремнем выбивает искру в иссушенную траву, когтем острым, железным, проводит по камню лишь. Огонь теплится, трещит и щёлкает на сотню ладов, плюётся в лицо дымом, набивая рот пеплом. Огонь лижет сухую землю, властной рукой гладит русые волосы чахнущего лета и превращает их в закатно-рыжие, вздымающимися лентами к небу вылинялого алого цвета.       Не ходить им больше под этим стягом — осталось лишь перейти Рубикон, чтобы сменить веру, монарха и небо над головой. У северных детей сердце из чарольда — сияет гранями ярко для каждого солнца, но хранит кусок тёмной луны под сотней слоёв. Дети пляшут под южную дудочку, но слышат заунывную волчью колыбельную и прячут в складках одежды острый кинжал.       A tuo lare incipe - начинай со своего очага. Уничтожь и создай себя заново, чтобы уничтожать других без сожаления. Мёртвое сердце не дрогнет, кошки не издерут на лоскуты прах души, волки будут тихи. Ибо огонь несёт лишь очищение, лишь правду. Ибо огонь вечен.       Когда пламя перекидывается на их дом, Лис прижимается к сестре и роняет горькие слёзы на выжженную землю под ногами. Зола сверкает яркими угольями: красными, жёлтыми. Крыша полыхает ярким факелом — как маяк в мраке потустороннего мира, он только для душ мёртвых предков символом нового начала. Их дети начинают новую историю.       Безликие называют своё сорок шестое имя.