If you were here beside me Instead of in New York If the curve of you was curved on me I'd tell you that I loved you Before I even knew you Cause I loved the simple thought of you If our hearts are never broken Well there's no joy in the mending There's so much this hurt can teach us both Though there's distance and there's silence Your words have never left me They're the prayer that I say every day.
***
Он сидел неподвижно, словно статуя. Именно так бы его смог описать Блейн, когда увидел впервые. И дело не в том, что его профессия, смысл его жизни был связан с искусством и скульптурой. Ответ был намного проще. Молодой человек, что сидел через пару столиков от него, был воплощением благородства и изящества. И хотя тот сидел к нему спиной, Блейн успел бегло разглядеть его точеные черты, которые, казалось, уже въелись в сетчатку. Стаканчик с кофе был повернут так, что Андерсон не мог рассмотреть написанного на нем имени. Но ему и не нужно было этого. Когда заказ парня на кофе был готов, он отчетливо услышал «Курт», после чего юноша потянулся за стаканчиком. Нет, Блейн честно старался не пялиться. Но его взгляд беспрестанно возвращался к широким плечам, облаченным в кашемировый джемпер, к пестрому шарфу, что любовно обхватывал бледную длинную шею. К идеальной укладке каштановых волос. Блейн внимательно впитывал в себя образ Курта, желая запечатлеть его в подкорке, чтобы, проснувшись ночью, он смог в мельчайших подробностях описать парня. Его алебастровую кожу, тонкие музыкальные пальцы. — Сэм, давай пересядем? — попросил Блейн своего друга, перегибаясь через столик. В ответ Эванс изумленно уставился на Андерсона и тут же беглым взглядом обвел кофейню. — Поближе к тому парню? — ухмыльнулся Сэм, наградив Блейна широкой улыбкой и опуская свой стаканчик с кофе на крышку стола. — Курт. Его зовут Курт, — не к месту вставил Блейн, потянувшись к своему кофе, чтобы как-то замаскировать свое замешательство. Он благодарил небо и владельцев кофеен за то, что была введена практика записывать на стаканчиках имена заказчиков, чтобы впоследствии баристы выкрикивали среди толпы народа нужного клиента. Он бы сошел с ума еще сегодня вечером, закрывшись в своей мастерской и ломая голову над именем парня, который уже успел прочно проникнуть в его сознание и вознестись там на пьедестал. — Боже, Блейн. Ты как ребенок. Если он тебе понравился – подойди и пригласи. Если не на свидание, то хотя бы за наш столик. Я могу уйти и оставить вас наедине. И попроси его номер телефона, — нравоучительно порекомендовал Сэм, сосредоточенно барабаня пальцами по столешнице. — Что? Нет. Дело совсем в другом, Сэм. Абсолютно в другом. — Я хочу внимательнее изучить его лицо. — Блейн, — с расстановкой проговорил Сэм, в предупредительном жесте подняв ладони. — Если он заметит, что ты так на него таращишься, тебя выгонят отсюда за сексуальное домогательство. — Почему? — спросил Блейн. Впрочем, ответ ему был не особо интересен, а друга он слушал вполуха. — Почему? Ты его глазами словно пожираешь, будто он чертов сочный стейк, который сочится кровью. Телефон Курта разразился протяжной трелью, и он полез в свою сумку, чтобы достать мобильный и ответить на звонок. И Блейн, радуясь потрясающей возможности, жадным взглядом впился в совершенные черты лица. Вздернутый нос, аккуратная ушная раковина, скулы, словно вышедшие из-под руки умелого резчика, высоко убранная челка, словно сильный ветер дул в лицо, отбрасывая пряди назад. Курт повернулся профилем в сторону столика Блейна и Сэма на ничтожные секунды, но внутри Андерсона уже все затрепетало, пока он запоминал до боли прекрасные черты. Курт словно был соткан из шелка и эфира, такой неземной и при этом реальный. Он что-то отвечал по телефону своему собеседнику, и Блейн настойчиво вслушивался сквозь шум и гвалт кофейни, чтобы разобрать его голос. Он хотел вскочить и сказать, чтобы все заткнулись, но позволил себе лишь изучать краешек правого уха и плавный изгиб плеча, пока у него была возможность. Блейн был уверен, что голос у Курта такой же эфемерный, как и он сам. Голос. То единственное, что неподвластно ему. Он может повторить изящные черты, рельефы мышц, статность фигуры, но голос не запечатлеть, ни в глине, ни в мраморе. — Что ты решил? — спросил Сэм, и Блейн отчетливо понял, что ни они, ни Курт не смогут сидеть в этой кофейне вечность. Время потихоньку ускользало сквозь пальцы, словно просыпающийся через сито песок. Блейну нестерпимо захотелось прикоснуться к Курту, провести кончиками пальцев по его коже. Она должна быть нестерпимо горячей в отличие от тех, с кем он привык иметь дело. Тепло, которое он так же не сможет передать в статуе. Тепло рук и дыхания, тепло взгляда и жар губ. Закутанный в свою отстраненную холодность, Курт, был уверен Блейн, несмотря ни на что, жаркий, как пустыня. Как полуденный зной, когда пожилые женщины выходят на солнце в соломенных шляпах, а на маленьких детей надевают панамы и кепки. — Подождешь меня, я выйду помыть руки? Конечно же, он не хотел идти мыть руки. Блейн страстно желал пройти мимо столика Курта туда и обратно, чтобы успеть оценить его черты анфас. Уловить мельчайшие детали, чтобы, когда он закроет глаза, по памяти смог воспроизвести все в подробностях, чтобы образ Курта четко вставал у него перед глазами, словно сотканный из тончайших нитей света. Проходя в сторону уборных, он как бы невзначай обернулся, мельком заметив самодовольный взгляд Сэма, тут же возвращаясь глазами к юноше. Прямо перед парнем стоял высокий стаканчик с эмблемой кофейни, где затейливым размашистым почерком жирным маркером было выведено «Курт». Блейн поднял глаза, чтобы хорошенько рассмотреть лицо молодого человека, и чуть не налетел на идущего ему навстречу грузного усатого мужчину. — Осторожнее, юноша! — густым басом пророкотал он, недовольно покачав головой. — П-простите, — выдавил из себя Блейн, не глядя на мужчину, и чуть не замер неподвижно на месте, словно одна из его статуй. Услышав небольшой переполох, Курт поднял свои глаза на Блейна, отрываясь от планшета, и сердце Андерсона пропустило удар. Или два. Как в замедленной съемке он видел изящный взмах ресниц, прежде чем с головой окунуться в два бездонных голубо-зеленых озера. Будто прибрежные воды океана в тропических широтах. Цвет, который ему неподвластно повторить, если он смешает краски на палитре. Потому что даже с такого расстояния Блейн видел, как причудливо смешиваются, не сливаясь воедино, сосуществуют рядом оттенки его радужки. Будь он врачом, то заикнулся бы об уровне меланина в организме Курта, который дал такой цвет. Но Блейн не был врачом. Хотя сейчас ему не помешал бы доктор, потому что казалось, пульс его участился в десятки раз, отбивая по венам и артериям бешеную сальсу. Он с трудом первым разорвал зрительный контакт и поспешил в уборную, чтобы привести немного мысли в порядок и успокоить отбивающее чечетку сердце. Захлопнув за собой дверь, Блейн сделал напор холодной воды на полную мощность и уставился на свое отражение. Глаза лихорадочно бегали и блестели, словно он накачался какой-то наркотой, а сухие губы были приоткрыты, и с них срывалось горячее сбивчивое дыхание. Он сложил руки ковшом, подставив их под струю, после чего плеснул себе холодной водой в лицо, забрызгав мелкими каплями рубашку. Повторив процедуру, ему стало легче дышать. Длинные ресницы слиплись, а на кончике носа собралась крупная капля, норовя в ближайшие пару секунд сорваться вниз. Глубоко вздохнув, он вытер лицо бумажным полотенцем и уставился на себя в зеркало, пытаясь уличить отражение в смущении и замешательстве. Наконец, удовлетворительно оценив свое состояние, Блейн позволил себе покинуть мужской туалет и выйти в зал. Бегло осмотрев помещение, он нашел глазами столик Курта, но тот уже был пуст, и бариста вытирал поверхность столешницы тряпкой. Подходя к своему столику, он разочарованно уставился на Сэма, на что тот в ответ виновато пожал плечами. — Прости, чувак, но он ушел за пару минут до твоего появления, — сочувственно проговорил Эванс, пододвигая к Блейну его кофе. — Я думал подойти и спросить его телефон для тебя, но этот парнишка резко закончил свой разговор, собрался и убежал. Так что пока я сообразил, его и след простыл. — Ничего, спасибо, Сэм, — печально проговорил Андерсон, допивая свой остывший кофе и отодвигая от себя пустой стаканчик, на котором таким же витиеватым почерком, как и имя Курта, было написано «Блейн».***
Вернувшись домой, Блейн поспешил переодеться, чтобы не запачкать костюм и быстрее приступить к работе. Последние полчаса, пока Андерсон ехал домой, он не позволял себе отпустить образ Курта, хотя это казалось ему уже непосильной задачей. Он равнодушно побросал одежду на постель, откладывая лишние телодвижения на потом, быстро натянул удобные мягкие брюки, усеянные пятнышками засохшей глины, и простую темно-синюю футболку с широким воротом. Заходя в мастерскую, он недовольно поморщился от яркого света закатного солнца, что пробивалось в его пыльные апартаменты сквозь многочисленные окна. Замочив глину в теплой воде, Блейн вооружился плоскогубцами и крепкой стальной проволокой, чтобы собрать каркас для бюста. Он не позволял себе отвлекаться на посторонние мысли, удерживая в воображении Курта и поочередно воскрешая в памяти его черты. Когда каркас был готов, он любовно перемешал руками глину, чтобы она разошлась однородной массой, и сполоснул руки в ванночке с теплой водой. Блейну казалось, что он недостаточно хорошо изучил лицо парня, но в памяти постоянно всплывали его глаза. Два омута, в которых можно было уйти с головой под воду и уже никогда не всплыть. Они затмевали его курносый нос, тонкие розовые губы и худые щеки. Андерсон чувствовал, как к его шее и плечам приливает необъяснимый жар, разливаясь под кожей и отдавая в спину и грудь. Если бы он был болен, то сослался на температуру. Но у болезни, охватившей его, были глаза цвета июньского неба и сочной зелени. Поэтому, когда Блейн взялся за бумагу и карандаш, чтобы сделать набросок лица Курта, глаза он оставил напоследок, чтобы не дать ускользнуть остальным воспоминаниям о его чертах. Четкими уверенными линиями он вырисовывал плавный изгиб подбородка, очертания носа и губ, высокий подъем лба и аккуратные брови. Рассматривая полученные наброски, Блейн задумчиво провел подушечкой безымянного пальца по губам Курта на рисунке, выполненном на изображении в полуоборот. Он постарался максимально точно, как он помнил, передать черты лица, чтобы сверяться, пока будет вылеплять бюст. Рассматривая Курта, безлико смотрящего на него с профиля и анфаса, Блейну начинало казаться, что он безвозвратно теряет образ парня, который испаряется, словно сухой спирт. Откинувшись на спинку дивана, Андерсон позволил отяжелевшим веками закрыться, тут же непроизвольно вздрагивая, входя в зрительный контакт с Куртом, словно глаза юноши были изображены на их внутренней стороне и подсвечены ярким точечным светильником. Нравился ли Курт Блейну? Блейн был восхищен. Опытный зоркий глаз скульптора постоянно высматривал в толпе неуловимые образы, которые пожелал бы изобразить на бумаге или в гипсе. Он оценивал внешность окружавших его людей, словно находился в огромном магазине, где он, будучи единственным покупателем, мог прицениться к выставленным на продажу обликам сотен мужчин и женщин. Иногда его награждали изумленными взглядами, иногда крутили у виска пальцем, когда он предлагал понравившимся ему «оригиналам», как любил называть потенциальных натурщиков Блейн, позировать. И всякий раз огорчался, слыша отказ, когда прекрасный образец для творчества был вырван из его надежд. Но иногда люди соглашались, и Блейн рисовал с них наброски буквально «на коленке», намекая на выставку и возможность уловить свои черты в представленных экспонатах. Реже к нему соглашались прийти домой. В основном это были парни. Поджарые и бойкие, не боящиеся оказаться в квартире незнакомца и раздеться перед ним, чтобы тот превратил их в гипсовое изваяние. Иногда Блейн умудрялся найти контакт с «оригиналом» настолько тесный, что на утро он обнаруживал его в своей постели, пока в мастерской стоял и сох, обернутый влажным холстом, дубликат натурщика. Каждый день Блейн выходил в новые людные места, каждый раз пытался найти ту, так необходимую ему иголку в стоге сена, песчинку на пляже. Выцепить, выкроить, вырвать, чтобы потом увековечить в столетиях. Почему он не предложил Курту навестить его мастерскую? Даже сделать банальный набросок, сидя за тем чертовым столиком, который оказался пуст, когда Блейн вернулся в зал кофейни. Мог хотя бы попытаться начать разговор. Чего он боялся? Блейн хотя бы раз в неделю делал незнакомцам из толпы «непристойное» предложение позировать ему. Так почему у него не нашлось слов в этот раз? Боялся услышать отказ? Или боялся, одновременно желая того, услышать голос Курта, чтобы понять, насколько он реален. Что, несмотря на безупречность, он из той же плоти и крови, тех же органов и костей? Или Курт мог разрушить в одночасье весь образ, который Блейн уже набросал себе в голове? Но разве такое совершенство может оказаться несовершенным? Он почти закончил делать основу для бюста, вылепив основные контуры головы и шеи, когда раздался телефонный звонок. Раздраженно фыркнув из-за прерванной работы, он быстро ополоснул засохшую глину с рук и взял телефон, чтобы ответить на звонок. — Слушаю. — Блейн, — раздался в трубке бодрый голос Сэма, и черты лица Андерсона тут же смягчились, когда он услышал друга. — Ну, ты как там? Я не отвлекаю? — Нет, Сэм, все отлично, я как раз почти закончил делать основу и скоро перейду к самому интересному. Самым интересным для Блейна было, конечно же, поймать и повторить черты и изгибы лица и фигуры, чтобы максимально точно приблизиться к подлиннику. Он старательно вылеплял черты Курта, каждые пять минут макая ладони в ванночку с водой, чтобы влажными пальцами выровнять глину на щеках и скулах, разгладить лоб, очертить подбородок. Периодически он брал в руку стальной стек*, чтобы убрать лишнюю глину, углубить глаза, прорезать ноздри и линию губ. Солнце уже окончательно закатилось за зубчатую линию небоскребов Нью-Йорка, поэтому, отвлекаясь от работы, Блейн быстро подскочил к выключателю и, не смывая глины с рук, локтем нажал на него, врубив верхнее освещение. Спустя пару часов кропотливой работы, Блейн не выдержал и резко поднялся с места, устало вздыхая и стирая выступившие на лоб капельки пота тыльной стороной ладони, стараясь не испачкаться в глине. Схватив со столика пачку сигарет и зажигалку, он вышел на балкон, где холодный ночной воздух мегаполиса заключил его в свои трепетные объятия. Легкий ветерок ласково обнимал лицо Блейна, словно даря невесомые целомудренные поцелуи, пока парень выуживал испачканными глиной пальцами сигарету. Обнимая губами фильтр, он чиркнул зажигалкой и сладко затянулся, наполняя голову и легкие едким дымом. Отнимая сигарету от лица, Блейн медленно выдохнул сквозь неплотно сомкнутые губы, наполняя воздух перед собой причудливыми клубами табачного дыма. Опираясь локтями на металлические перила, он повесил голову, незаинтересованным взглядом изучая оживленную для такого часа улицу под своими окнами. Хотя Верхний Вест-Сайд**, где он жил, был элитным жилым районом, улицы никогда не спали, наполненные случайными прохожими, припозднившимися местными жителями, спешившими домой, и чередой ярко-желтых такси, что сновали по Нью-Йорку туда-сюда. Блейн снова поднес к губам сигарету, зажатую между пальцами, покрытыми тонкой корочкой засохшей глины, и сделал последнюю глубокую и дурманящую затяжку, на пару секунд уносясь в легкое забытье, прежде чем кинуть окурок вниз. Пролетев шесть этажей, все еще горящая сигарета ударилась об асфальт, рассыпаясь снопом ярко-красных искр и продолжая дотлевать под ногами у прохожих. Набрав напоследок полные легкие ночного свежего воздуха, Блейн вернулся в мастерскую, оставив балконную дверь распахнутой настежь, и подошел к дивану, на котором провел несколько часов кряду, кропотливо работая, отчего диванная подушка успела сохранить на себе отпечаток поджарых ягодиц Блейна. Андерсон рухнул на диван, откидываясь на спинку и придирчиво рассматривая получившийся бюст, на что тот, казалось, укоризненно воззрился на него в ответ. Наклоняясь вперед, Блейн провел подушечкой пальца по изгибу носа, линии губ, желая уловить сходство с подлинником. Пустые глаза, казалось, не отпускали его, пока Блейн сверялся со своими набросками. На минуту он прикрыл глаза, вспоминая Курта, после чего уставился на плод своих трудов. На мгновение ему показалось, что он все еще держал глаза закрытыми, потому что это же самое лицо спокойно и сосредоточенно смотрело на него. Разве что с него сошли все краски, оставаясь бесцветной копией «оригинала». Бесцветный Курт с пустыми белками глаз, вместо манящей лазури. _____________________ Стек* — резец, инструмент скульптора. Верхний Вест-Сайд** — район в Манхэттене, ограниченный Центральным парком, рекой Гудзон, 59-й и 110-й улицами. Эпиграф — песня New York группы Snow Patrol. Перевод Если бы ты был рядом со мной, Вместо того чтоб быть в Нью-Йорке, Если б твоя траектория совпадала с моей, Я бы сказал тебе, что полюбил тебя Еще до того, как узнал, Потому что я полюбил простую мысль о тебе. Если б наши сердца никогда не разбивались, То не было б удовольствия в их латании. Эта боль многому может научить нас обоих. Несмотря на то что здесь лишь расстояние и безмолвие, Я никогда не забывал твоих слов, Они как молитва, которую я произношу ежедневно. amalgama-lab.com/songs/s/snow_patrol/new_york.html