It is never too late

Выплывать из блаженной темноты не хотелось до безумия - в ней было слишком уютно и хорошо, слишком спокойно. Жаль, что безумие все-таки последовало за ним и в темноту, представая в виде его личного проклятия. Белобрысая бестия никак не унималась, о чем-то крича своим противным металлическим голосом, так чудовищно резавшем вдруг ставший очень чувствительным слух. Под напором этого скрежещущего звука уютный кокон спасительной темноты содрогнулся и рассыпался на быстро исчезающие осколки, оставляя его один на один с миром, в который так отчаянно не хотелось возвращаться. - Да заткнись уже, шиза белобрысая! Пустой замолк и в наступившей блаженной тишине прозвучал его почти совсем человеческий голос: Ичиго? Это ты? На глупые вопросы отвечать не было ни малейшего желания. Наоборот, они вызывали глухое раздражение, от которого - он почему-то это отчетливо ощущал - рыжий временный шинигами уже успел порядком отвыкнуть. Хотелось привычно перехватить поудобнее Зангетсу и прибить наконец альбиноса навсегда. Неужели у него никогда не получится избавиться от этой твари внутри собственной души?! И не надейся, Король. Ты никогда от меня не избавишься. До тех пор, пока существует твоя душа, я всегда буду рядом. Не забывай об этом. Никогда не забывай. Ощущение присутствия Широ словно истаяло, растворяясь в неведомых глубинах его внутреннего мира и оставляя за собой послевкусие горечи и обиды. Рыжий покачал головой, удивляясь вывертам собственного воображения, и, наконец, открыл глаза. Он лежал в незнакомой комнате, и расписанные журавлями фусама были слегка приоткрыты, позволяя видеть небольшую часть знакомого сада. Поместье Кучики. Ну конечно. Где еще он мог оказаться, с его-то везением? Наверняка, Рукия притащила его сюда после очередного приключения, которое он огреб на свою беспокойную пятую точку. Вот спрашивается, и что за магнит в него встроен? Впрочем, вспоминая один из негласных девизов Одиннадцатого: "Мы не ищем жизнь долгую, мы ищем жизнь интересную". И что-то подсказывало рыжему, что интересностей в его жизни будет еще хоть отбавляй. Да, это было, конечно, увлекательно, но долго рефлексировать рыжий не любил, предпочитая действовать. К сожалению, попытка встать окончилась полным провалом: до цветных пятен закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, а все тело словно было налито свинцом. Да, веселое, видать, было приключение... - Я вижу, что ты проснулся, Куросаки, - спокойный, прохладный голос старшего брата Рукии не добавил рыжику ни уверенности, ни хорошего настроения. Привычно сошлись у переносицы брови, привычно выпрямилась спина, и Бьякуя словно каким-то шестым чувством понял - вот оно. Вернулся прежний рыжий риока, временный шинигами и воин до мозга костей. Тот, кто прошел войну и заставил даже Ад подчиняться своей воле. - А ты прав, капитан Очевидность, - рыжий фыркнул и вскинул глаза на старшего Кучики. Видеть его без вечных бигуди и понтоватого шарфика было несколько непривычно, но в общем и целом брат Рукии остался совершенно прежним. А еще Ичиго откуда-то понял, что тот немного потерян и совсем не против присутствия рыжего в своем доме. -Это любовь, айбо. -Уймись уже, Широ, - устало подумал Ичиго. - Кетё меня зовут, Король. - Слушай, Бьякуя, я благодарен и все такое, но что произошло? Рукия и Ренджи в порядке? Самому невозмутимому капитану Сейрейтея в данный момент отчаянно хотелось побиться головой о ближайшую стену. Желательно, потолще и попрочнее, потому что биться об нее он будет долго и со вкусом. Похоже, рыжий в дополнение к ожогам и чудовищной потери реяцу от внезапного проявления занпакто в материальной форме огреб на свою буйную головушку еще и очередной виток возвращения памяти. Хорошо хоть, в это время он валялся без сознания и не чувствовал всей прелести процесса. Было интересно, что приступы явно провоцировались смертельно опасными ситуациями, в которых Ичиго получал серьезные травмы. В прошлый раз это был Абарай. В этот - распоясавшийся адьюкас. И кстати надо бы еще проверить, кто притащил на экзамен далеко не самого слабого пустого, но рокубантай-тайчо был уверен, что виновные будут найдены и наказаны. Вот только к истинному виновнику они будут иметь такое же примерно отношение как менос гранде к ромашкам. Вздохнув, Бьякуя уже почти привычно опустился на дзабутон* и спокойно, несколько отстранено, начал рассказывать, не скрывая и не приукрашивая ничего. Ичиго достаточно силен, чтобы выдержать правду, какой бы горькой она ни была. И Куросаки в очередной раз доказал истинность этого утверждения. Он побледнел к концу рассказа, на скулах вздулись желваки, а непроизвольно сжавшиеся кулаки стискивали край одеяла, но... он оставался спокойным и - вот уж диво так диво! - даже не выглядел слишком удивленным. - Вот значит как, - и зачем-то повторил. - Вот как... - Куросаки... Чего хотел Бьякуя? Он не знал. Точнее, знал слишком хорошо. Хотелось успокоить, обнять, согреть теми крохами тепла, что жили в его душе теперь... Хотелось достать Сенбонзакуру и поубивать половину Сейрейтея, начиная со своей сестры и непутевого бывшего лейтенанта. Хотелось вернуть того солнечного мальчишку Кё, который за прошедшее недолгое время стал для него персональным солнышком, маленьким рыжим чудом. Хотелось - и не поднималась рука. Перед ним был Ичиго, рыжий риока - не меньше, но и не больше, а Бьякуе этого, увы, теперь уже было недостаточно. - Что ты намерен делать теперь, Куросаки Ичиго? - Голос получилось сделать спокойным и холодным, как всегда. Словно не бушевала в душе буря из радости и горя, из обретения и потери, разрывая пополам и мешая дышать, сводя с ума почище иллюзорного занпакто Айзена. - Не знаю пока, Бьякуя, - Ичиго тоже говорил спокойно, хмуро глядя куда-то вдаль. - Думаю, раз я теперь полноправный шинигами, даже окончивший эту вашу Академию, то обязан присоединиться к одному из отрядов. С этого и начну. - Ты выбрал отряд? - Отчего-то в груди, в том месте, что люди называют солнечным сплетением, замер комок, почти поднимаясь к горлу. - Не знаю. Наверное, пойду к Кенпачи. Больше ничего в голову не приходит, - Ичиго медленно разжал кулаки и вдруг каким-то бесшабашным жестом взъерошил итак спутанную, плакавшую по расческе горючими слезами шевелюру. И улыбнулся. Солнечно и открыто, словно на миг вернулся мальчишка-Кё. Впрочем, он и не уходил никуда, просто снова надолго спрятался глубоко внутри взрослого Куросаки, видевшего и пережившего слишком много, чтобы позволить себе оставаться ребенком. - Ты извини, что тебе пришлось со мной возится, да еще и лейтенанта потерять так глупо. - Не смей, - серые глаза Бьякуи полыхнули такими огнем и сталью, что Ичиго даже вздрогнул от неожиданности. А Кучики продолжил уже спокойнее. - Не смей извиняться за то, в чем нет твоей вины. Куросаки отвел взгляд. Эти горящие серебряным огнем глаза словно выжигали что-то в душе, в самой глубине, оставляя за собой странное спокойствие, приправленное горечью пепла. Словно он вдруг оказался дома, рядом с отцом, с которым они хоть и дрались постоянно, но козлолицый все равно оставался отцом - старшим, мудрым и где-то внутри все-таки надежным. Очень глубоко внутри. Очень-очень. Но надежным тем не менее. Захотелось расслабиться, отпустить себя, прижаться совершенно по-детски и выкричать, выплакать обиду и несправедливость этого мира. Ичиго только сильнее нахмурился и закрыл глаза. Надо было что-то делать, что-то решать, куда-то идти... Мир никогда не интересовало, что он больше просто не мог двигаться, что у него не было сил - ни физических, ни моральных, что он просто устал продолжать идти вперед. Остановись, и ты умрешь, Ичиго. Никогда не останавливайся. Никогда не оглядывайся. Прошлое - в прошлом. Смотри в будущее. Спокойный голос его занпакто, словно мантру, повторявшего въевшуюся в плоть, кровь и разум философию, успокаивал почище ушата холодной воды. Потому что - менос задери! - он был Куросаки Ичиго, и он выживет и будет жить, не смотря ни на что! - Эй, Бьякуя, а в твоем отряде местечка не найдется, случаем? Веселье в голосе было несколько натянутым, но - лиха беда начало!