Мои чувства

Прошу прощения за такую Чудовищную задержку. Отныне клянусь выкладываться много чаще. За ошибки заранее простите, если будут, прошу меня об этом извещать, все исправим)) PS Надеюсь вам понравится)) Мы познакомились, однажды в апреле. Ты был волшебным и волнительным, как море на ветру. Нечаянно, словно шаловливый потерянный отцами-грозами ветер, ты буквально ворвался в мою жизнь, превратив ее из вереницы любовных утех и алкоголя в сплошное отчаянное безумие. Ты сделал меня сильным своей беззащитностью, своей слабостью перед всем человечеством. Не находя утешения ни в ком, ты искал во мне опору. Ты дал мне так много: улыбки, которые я отвергал, но так искренне любил, нежные руки, дарящие тепло и гармонию моей мятежной душе, и главное все свое существо, которое оказалось по истине неземным. Неземными были и твои глаза, в которых часто по началу витала лишь одинокая печаль, позже разбавленная вспышками опьяненной наркотической радости. Я помню тебя таким, каким встретил впервые: угрюмого побитого жизнью юношу. Ты вцепился в меня мертвой хваткой, словно ожидая от меня спасения, словно я мог дать тебе глоток жизни. Ты был обманут моим нечаянным поступком. И, обманувшись, ты ожил, ожил на короткое цветущее время, одарив меня своей божественностью. Я облюбовал небольшое крыльцо у входа в многоэтажку. Здесь было нежизненно тихо, словно я переместился в иной мир, где были я тень от карниза и бутылка отличного Карибского рома. Я увидел тебя влетевшего в это узкое пространство меж двух домов. Вид у тебя был потерянный, словно ты заблудился и не знал куда идти. Ты остановился, скукожившись, низко опустив голову, почти прижавшись подбородком к груди и прижимая, словно игрушку, свой огромный портфель к груди. Твое лицо скрывала тень от капюшона. Я видел лишь твои губы, которые что-то быстро шептали. Был ранний вечер. По городу зажглись огни, машины засветили своими глазами-фарами. Люди высыпали на улицу, чтобы насладится тем крохам тепла и света, что дарила весна после долгой и затяжной зимы. Но здесь в маленьком переулке, зажатым между двумя бетонными стенами в самом отдаленном от центра города районе, никого кроме нас двоих не было. Место было опасное и страшное для таких людей как ты. Сюда не падал свет, фонарей, что кучкой ютились вдоль дороги. Ты дернулся, сначала в одну сторону, потом в другую, не зная куда тебе лучше пойти. Повертел головой, словно наступающая ночь могла дать тебе ответ. Невдалеке проехала машина, громко завизжав тормозами. Я услышал улюлюканье и дикий, почти животный визг, затем хохот, который разорвал тишину, словно по швам. С треском ржавого железа открылась одна дверца. Я услышал хлопки, когда остальные закрылись. На почти пустую в этот час, уже сумрачного вечера, улицу высыпало группа людей. Я слышал их голоса: пьяные песни и грязную ругань, которая изливалась из их ртов целыми потоками. Они кричали друг другу слова, которые долетали сюда обрывками фраз, слов, превращаясь в невнятное мычание. Что-то разбилось, что ухнуло, кто-то побежал. Ты застыл, всматриваясь куда-то в вечернею мглу, словно слепыш, тыча лицом то туда, то сюда. Простоял в такой позе не меньше пяти минут. Я уже было подумал не уснул ли ты. Но потом ты вздрогнул, от громкого хлопка, который раздался совсем рядом, и последовавший за ним топот, кажется, вывел тебя и из оцепенения. И ты, и я почувствовали приближающуюся угрозу. В голове неровными ударами еще слабо, но с каждой секундой эта мысль становилась сильнее, билось «беги, беги, беги». Иначе страшный зверь настигнет и разорвет на мелкие ошметки. Встряхнув головой, словно отгоняя надоедливую муху, ты что-то решил для себя, и неуверенно направился прямо ко мне. Ты слегка покачивался из стороны в сторону, еле перебирая ногами. Смех и голоса приближались, а ты продолжал идти все так же медленно, как будто весь твой запас энергии иссяк. Сейчас мне кажется - это сама судьба привела тебя ко мне. Ты шел, смотря только себе под ноги, твои губы двигались, теперь я это я знаю, ты считал шаги. Один неровный шаг – это метр и секунда твоей жизни, второй в пустоту, третий за ним четвертый. Ты считал все что мог: удары твоего слабого сердца, диагноз, который врачи поставили тебе еще в детстве и ты жил с ним в страхе все эти шестнадцать лет; количество миндалин в фисташковом мороженном; журналы в твоем любимом магазине комиксов; время, которое тебе оставалось до встречи со мной. Позже, ты часто ждал меня около двери моей квартиры, считая секунды, отходящие в пустоту, пока я не появлялся на лестничном пролете. Я приходил и видел тебя, стоящего в углу, словно ты хотел слиться со стеной. Я поднимался по ступенькам, слыша твой шепот. Ты вел счет: один, два, три…Меня вначале это удивляло, потом стало раздражать, от чего я срывался на беспомощный крик, моля, чтобы ты остановился, и в итоге мне просто пришлось смириться с этим, как и со множеством вещей, которые меня в тебе не устраивали. Я подходил к двери, протягивал руку и набирал код от своего дома. Бессмысленный набор чисел, который я выбрал случайно, наткнувшись взглядом на маркировку дешевенького вина в круглосуточном магазине. Чуть позже, когда я впустил тебя в свою обитель, мой номер сменился на даты (в последствии я так и не смог понять, как это случилось) твоего рождения. Ты дышал шумно, втягивая воздух через рот, потому что твое сердце бешено стучало в груди. Я слышал твое сиплое дыхание, пока тыкал пальцем по дисплею. Когда дверь открывалась, ты задерживал дыхание в ожидании, останется ли она открытой сегодня для тебя или захлопнется. Но чаще, я впускал тебя, потому что знал, что ты будешь сидеть под дверью всю ночь, чтобы утром, не выспавшейся и злой от твоего призрачного присутствия везде, и наверное в моих мыслях, я впускал тебя. Со сна твое лицо всегда было немного опухшим и помятым, а после ночи на жестком холодном бетоне, твои губы бледнели, теряя цвет, глаза поддевала мутная пленка и руки тряслись, как у сухого древнего старика. Ты заходил в квартиру, полусогнувшись, словно у тебя скрутило все внутренности. Ты заходился кашлем, стоило только твоему телу ощутить тепло моей квартиры. Ты обычно приваливался спиной к стене и ждал, когда сердце отпустит. Дрожащими руками, ты вытаскивал из сумки свои таблетки и глотал их одну за другой, словно леденцы. Часто на то, чтобы прийти в себя тебе требовалось много времени. Ты мог стоять так, опершись о стену, чтобы не упасть от стука в ушах и в сердце, около получаса, реже и того больше. Когда тебе становилось совсем невыносимо, ты скатывался по стене на пол, потому что сил держаться уже не было. Ты доводил себя до исступления, потому что думал, что я ненавидел видеть тебя таким немощным и больным. На самом же деле твой умирающий вид, как будто пробуждал во мне неведомые злые силы. И силу эту я применял к тебе. Тебе я позволил проникнуть в мой дом, в мою жизнь, в мои мысли. Ты знал обо мне все: и то, что видели окружающие: блестящего ученика высшей школы; и, то, что скрывалось под моей кожей, что-то черное склизкое, черными щупальцами связующее путами мое сердце. Ночами эта тварь вырывалась наружу, мой разум мутился, и я движимый воспаленным мозгом рвался наружу. Прочь из своей идеальной квартиры, прочь от белых стен, дорогого хрусталя и красного дерева. Прочь от плазменных экранов, сенсоров. Прочь от лоска и шика. Со мной творилось странное: я был словно оборотень, только превращения происходили в каждую ночь, в темноту, когда на небе не загоралась ни одна звезда. Ты стал моей жертвой мучеником, отдавшим мне свой цвет и улыбки. Я касался тебя везде: целовал твои бледные губы, нежную кожу за ухом, тонкие запястья, впалый живот, мягкую гладкую кожу на внутренней стороне бедер. Я кусал царапал, оставляя тонкие кровавые царапины. Ногти вонзались в кожу, вспарывали, оставляя следы, шрамы. Шрамы, которые не исчезли никогда. Напоминая мне через года о моем звере внутри. Ты пах. Пах безумно соблазнительно, чисто и невинно, так, что хотелось рвать. Рвать, чтобы тонкая прозрачная кожа лопалась, обнажая красное вкусное мясо, чтобы кровь текла яркой алой струей из артерий, темной бордовой из синих вен. Я чувствовал твой запах повсюду. Я чуял его, как только заходил в квартиру. В многочисленных заколках, что ты разбросал по дому, и горкой сложил перед зеркалом; в футболках ,джинсах, рубашках которые перемешались с моей собственной одеждой и пропиталась твоим ароматом; в твоей школьной сумке, в твоих учебниках, которые ты оставлял на диване, в спальне на кровати, где мы занимались любовью, на полу у стен то в гостиной, то в кухне. Я находил твои учебники, тетради, ручки в ванной на корзинке с грязной одеждой, у зеркала, там, где щетки и пасты. Твой запах остался в вещах к которым ты прикасался. У холодильника с твоим мороженым, в шкафах с твоим печеньем, у телевизора с приставкой. Ты любил комедии, потому что твоя собственная жизнь была одной сплошной трагедией, которая все тянулась и тянулась, не думая заканчиваться. Ты не смеялся, тогда, просто смотрел в экран, погружаясь в фильм, словно в фантастический мир. Становясь главным героем, ты проживал его жизнь с его смехом и шутками. Ты не смеялся, ты смотрел и под конец из уголка твоих глаз срывалась слеза. Ты уходил, запирался в ванной и плакал, потому что иллюзия закончилась, и ты вновь вернулся в свой реальный ад. Я не приходил, не утешал, оставляя тебя одного наедине с твоими мыслями, которые чаще всего крутились вокруг идеи о самоубийстве. Тогда я не знал об этом, а если бы и знал, скорее всего ничего не предпринял бы. Ты смеялся редко. Но смеялся отчаянно, до тянущей боли в животе, пока скулы не сводило судорогой. Это было безумное счастье, наполненное блестками, разноцветными тканями, кожей, металлом и светом. Свет бывал разным то режущим глаз, ярким, рванным, словно вспышка нарезающих изображения на картинки, словно фотоаппарат запечатлел в уме только застывшие во времени предметы; то слабым и мягким, желтым кругом расходящимся от тусклых восковых свечей. Это было счастье наполненное фальшью, потертой сухой листвой, в прозрачном пакетике, купленное за пару зеленых купюр. Я делал первую затяжку. Потом еще и еще. Дым, заполняя легкие дурманом, вырывался наружу прозрачным облачком. И сквозь это белесую завесу мир расцветал, обретая немыслимые краски. Ультрафиолетовое небо искрилось, расцветала радуга, прочерчивая пространство голубым розовым желтым. Тебя уносило почти сразу же. Ты менялся. Становился податливым, игривым. Ты лез ко мне за поцелуями, которые я с охотой дарил тебе. потому что тогда ты не требовал от меня ничего взамен. При мне ты расцвел, открылся миру, позволив мне извлечь то прекрасное, что ты так заветно хранил в полном одиночестве и вечном молчании. При мне же ты и сгинул, отравленный моей темнотой. В которую ты окунулся от отчаяния и страха потерять меня. Не успел. Они появились неожиданно, хотя совсем недавно, их крики слышались еще вдали. Они просто возникли в сумраке, влетев в этот богом забытый переулок. Их было шестеро. Все шестеро вдрызг пьяные. Двое из них несли в руках прозрачные бутылки, они темнели в сумраке черным пятном. Жидкость переливалась от донышка и обратно, когда кто-то из них подносил горлышко ко рту. Их ноги путались, они запинались и, то и дело норовили упасть. Они цеплялись пятернями за бетонные стены, чуть заваливаясь на бок и при этом не умолкая ни на секунду. Из их ртов бесконечным потоком лилась ругань и гаденькие мерзкие смешки, словно пугливые насекомые, пробегали по коже колонной мурашек, от чего волосы вставали дыбом. Ты встал, как вкопанный. Остановившись прямо посреди проулка, тебя мелко трясло. Но вопреки всем твоим инстинктам, моим инстинктам, которые вовсю вопили о тревоге, ты ничего не предпринимал. «Сюда, сюда, сюда» шептало мое сознание. Страх, скользкий , липкий страх, сковал твое тело по шее ,коленкам , лодыжкам. Я наблюдал за тобой скрытый спасительной тенью, которая, сделай ты пару шагов в верном направлении, могла бы спасти и тебя. Но ты, потом я понял, предпочел отдаться, подчиниться своей безвольности и принять всю суровость наказания за свою беспомощность. Один из них, тот что пониже и с коротко, почти под машинку, стриженной головой, заметил тебя. Он истошно завопил. Крик этот словно волна ударила о стены и вернулась обратно противным колким эхом. Тебя словно подкосили: коленки подогнулись, ты рухнул на асфальт, зажав уши руками, и весь сжался в маленький скулящий комок. Сумка, которую ты доселе судорожно сжимал в руках выпала, разинув пасть, откуда посыпались тетради, учебники, ручки. Они неизбежно приближались своей качающейся неверной походкой. Я не приметил раньше, но при них оказались две кричаще разодетые девицы. Их от природы черные волосы, сейчас были выкрашены в неестественно белый цвет. У обеих глаза густо подведены темной краской, а губы выкрашены в тошнотворные розовые оттенки. Тощие и костлявые, они выставляли на показ свои кривоватые ноги в кружевных колготах. И они смеялись, прикрыв маленькими ладошками рты, но гораздо тише своих омерзительных спутников. Они окружили тебя неплотным кольцом. Четверо мужчин с четырех сторон, и те две потаскушки оставшиеся чуть поодаль, чтобы насладится зрелищем. Оказавшись в такой опасной близости от них, ты, кажется, сделался еще меньше, чем был. Голова твоя теперь была зажата между коленями, руки плотным кольцом обхватили ноги. Меня они не замечали, хотя стоило им подойти немного ближе, и я был бы неминуемо раскрыт. - Ну что, добегался, зайчик? – спросил тот, что первым тебя заметил. Я подумал, что это должно быть был их главарь. Ты не шелохнулся, казалось бы, но я увидел, как дрожь пробежала по твоему позвонку. Он обошел тебя кругом под тихое улюлюканье своих товарищей. Остановившись перед тобой, он присел на корточки. Твои длинные волосы растрепались и повисли путанными прядями по рукам. Коротыш, так я мысленно окрестил его про себя, протянул руку и почти нежно коснулся тыльной стороной руки твоих волос. Тебя передернуло от этого безобидного действия, вызвав при этом бурю эмоций со стороны твоих преследователей. Словно это послужило ему сигналом, он резко схватил тебя за руки чуть выше локтя и дернул, что есть мочи. Коротко охнув, ты повалился вперед, не успев при этом выставить руки, поэтому теперь твое лицо украшало несколько ярко красных полос. Я содрогнулся. Что-то не хорошее заполняло мое нутро, что-то не хорошее маленьким молоточком стучало в висках. Где-то на периферии сознания забрезжила мысль. Странная коварная мысль-чувство, защитить тебя. Я одернул себя, мотнув головой. Никогда раньше… Когда-то раньше чувство это жило во мне, но предательство, скрытое, что кинжалу подобно изъело, распотрошило его; нежные теплые оттенки любви, греющие маленьким величием солнца у меня в груди, то истинное что царствовало в моем существе разбилось вдребезги стоило этой гнили коснуться ее. Это желание хранить, защищать от невзгод любимых давно кануло в Лету. Ты распластался по земле, но тут же, опомнившись, вновь скрючился. И тут они словно сорвались с цепи. Все четверо обступили тебя, все четверо схватили. В недолгой борьбе, ты сдался, освободил свое напряженное тело. Они взяли тебя за руки, за ноги и поволокли как есть по земле в глубь проулка. И тут мне улыбнулась удача: никто, включая тебя меня не заметил. Теперь же я мог, не напрягая в этом неверном сумраке глаз наблюдать за этой кровавой мерзкой сценой. Они растянули тебя на земле. До моего затуманенного заторможенного мозга начало доходить какое чудовищное преступление должно было свершиться сейчас. Один держал за руки, другой за ноги. Коротыш, переступив через твое тело, обосновался на животе. А четвертый, похоже решивший заделаться зрителем ,отошел в сторонку к тем двум девицам. Он обнял их обеими руками за талии, в ответ же они, не скрывая своей похоти, прильнули к нему всем телом. Одна из них что-то жарко зашептала «зрителю» на ухо и оба они захихикали, не приметнув после этой маленького отступления грязно и смачно поцеловаться. Тем временем Коротыш расстегнул на твоей груди толстовку ,под которой к моему удивлению ничего не оказалось. Твоя истощенная грудь судорожно вздымалась и опускалась, и при каждом вздохе я отчетливо прослеживал очертания ребер. Он положил обе руки, не коснувшись при этом ,словно вершил обряд, чуть ниже твоих ключиц. Ты задышал еще чаще ,хотя казалось бы быстрее уже просто невозможно. Ты зажмурил глаза, как делают это дети, в первобытном инстинкте отгородиться, закрыв завесой смеженных век, от ужаса. Твои волосы разметались по земле и сейчас ты был похож на одну из тех вечно страдающих героинь из непереводимых многочисленных мыльных опер. Те двое, что держали тебя, в нетерпении заерзали. - Чего ты возишься? – спросил один из них. Они все казались мне безликими. Сейчас существовал только ты, он и отчаянно бьющая по мозгам, по венам подогреваемая алкоголем мысль. Я помню, как руки коснулись твоего блаженного тела. Как заскользили по ней грубые пальцы. Как оставили на ней темнеющие синевой круги, как мяли, хватали и стискивали. Как царапали, и кровь алая лилась по белому мрамору твоей кожи. Как рвалась ткань, разбивая опустившуюся на город темноту бесстыдным криком немой мольбы. Я помню рык. Их жаждущий рык. Их скуление в предвкушении горячей податливой плоти. Смех разрывал остатки моей разумности в жалкое подобие человеческой мысли. Я помню, как зародилась во мне темнота. Как она оголилась под не светом небес. Как клокотала во мне подобно бурлящему вулкану, не испуская ни света, ни жара. То был мгновенный холод, коркой покрывший мое нутро. То было существо с коим приходилось мне мириться и сосуществовать. То была причина по которой я был здесь. Подскочил адреналин, ударив прямо в ноги. Колени разогнулись. Спина распрямилась. Рот заполнился слюной. Плечи расслабились, и тут же напряглись. Зрение, нюх обострились до невозможности. И я ощутил твой серый страх и их багровое желание. Рука разжалась. Стекло соприкоснувшись с непоколебимостью асфальта озвучила эту сцену, придав этому акту насилия реальность с которой во мне родилось желание бороться. Они замерли в страхе. Немая картина обращенных ко мне зрителей. Застывший на лицах ужас и недоумение. Твои широко распахнутые глаза. Меня словно бы пружинило от переполнявшей меня темной энергии, от злости, от отвращения к ним и к себе. я выступил из своего укрытия ведомый желанием спасти тебя от душевного изуродования. Первым опомнился Коротыш. Он взвизгнул, словно резанная свинья и подорвался с места. Но, обескураженный ситуацией, неуклюже споткнулся об твое распластанное тело, и полетел вперед, пропахав добрых полтора метра. Его приспешники всей гурьбой кинулись помогать своему лидеру напрочь забыв обо мне и уж тем более о тебе. Те же девицы, расчетливо оценив ситуацию решили быстро смыться с места своего недавнего веселья. Я увидел только две удаляющиеся спины и тихий перестук пары каблучков. Словно вспышка просветления возникла мысль. Он нашла рождение где-то в моих жилах и с непоколебимой уверенностью вдарил прямо по мозгам. Я дернулся с места. Меня и всю эту труппу незадачливых насильников разделяло менее чем три мета. Я преодолел это расстояние в несколько широких прыжков. За пару ударов своего бешено стучащего сердца. Коротыш еще не успевший толком подняться на ноги, окруженный своими сбитыми с толку псами, что-то злобно рыкнул и раскидал их в стороны. И тут я словно волна врезался во всю эту гурьбу. Руки, ноги, отчаянные крики, удары, хлопки. Все смешалось в один беспорядочный клубок. Меня скрутили, словно в тисках зажали и давили, как будто желая выдавить саму жизнь. Я рвался, размахивал кулаками то направо, то налево, чувствуя как под костяшками сминается мягкая плоть, как хрустят кости. Я ощущал болезненные удары по всему телу, но от этого моя ярость лишь подогревалась еще сильнее. Это вселяло в меня какую-то адскую неиссякаемую энергию и возбуждение, от которого кровь кипела в жилах и ощущение наслаждения бурлящим потоком вздымалась во мне от пят до самой макушки. Они нападали на меня все вместе. как будто боялись, что по одиночке я разорву их на куски. Толкались и переругивались друг с другом. Наконец они прижали меня к стене и тут же остановились. Все тяжело дышали и зыркали на меня злобным, полным ненависти и желания прикончить взглядом. - Ну что, красавчик? – усмехнулся Коротыш, - попался? – он сплюнул и криво усмехнулся. Я прислонился к холодному бетону. Прохлада приятно холодила спину и немного отрезвила мой взбудораженный разум. Я стал ощупывать рукой шероховатую поверхность. У стены чуть левее того места где я стоял, я нашарил небольшой кусок арматуры. Из-за сгустившихся сумерек никто из них не заметил моих манипуляций. Я крепко схватил железяку рукой. Он дал знак своим не приближаться, но один из них, видимо преисполненный ложной отвагой, вырвался чуть вперед и пошел на меня с кулаками, что есть мочи крича в ночную пустоту. Инстинкты сработали мгновенно. Не долго думая я встретил его одним мощным ударом. Металл рассек ему губу и нос, откуда фонтаном полила кровь. Он полетел назад, прихватив с собой еще одного товарища. Воспользовавшись моментом я круто развернулся. И с размаху врезал Коротышу под дых. Он испустил короткий вскрик и согнулся пополам, схватившись за живот. Кинулся к четвертому. Я замахнулся, но он успел пригнуться, и железка со свистом пролетела мимо. Я зашел сверху, направляя свое оружие прямо ему на голову. Он перекувырнулся на бок. Послышался скрежет металла о асфальт. Без продыху я колотил по своему противнику, но каждый раз тому улыбалась удача увернуться от моего удара. Выдохнувшись мы оба остановились. За это время Коротыш, пришедший в себя, встал на ноги и заковылял в мою сторону. Парень с рассеченной губой и поломанным носом растянулся на земле, зажимая лицо руками. Его незадачливый товарищ при падении ударился головой о асфальт и теперь без чувств валялся на земле. Плюнув на четвертого я повернулся лицом к Коротышу. Тот сверкая глазами кинулся на меня. Он зажал мою шею в тиски своих жилистых рук. От неожиданности я выронил железяку из рук и услышал только, как она брякнула о землю и покатилась прочь от меня. Его руки словно стальные канаты обвились вокруг моей шеи, не давая даже возможности глотнуть воздуха. Я рычал и вертелся словно волчок, пытаясь сбросить с себя его. На что он только усиливал хватку. Я попытался было пнуть его хорошенько, но он пронырливо зажал меня у стенки ,так что теперь ногам некуда было двинуться. - Давай!! Так его! - исступленно орал четвертый. Руки беспорядочно шарили по бетону, в инстинктивной попытке найти поддержку. Как говаривал Брюс Ли «В бою всегда побеждает спонтанность. Зубрёжка всегда проигрывает». Не стыдясь этого отнюдь не мужского подхода к драке, мне удалось немного протиснуть голову между его рук и что есть сил впиться в него зубами. Он громко вскрикнул и тут же отпустил меня. Я судорожно закашлялся и привалился к стене, отходя от недавнего удушья. Голова резко закружилась, но я, помня об опасности, взял себя в руки и заставил разогнуться свое непослушное тело. Все это длилось не более полминуты, но вот Коротыш уже бросается на меня в новой попытке удавить. Не долго думая я со всего маху бью его ногой прямо в искривленное яростью лицо. Он взвыл будто я оскопил его ,а не придал его внешности большего «шарма» в виде сломанного носа. Он прикрыл ладонями свой поврежденный орган, между пальцев текла кровь, и мой несостоявшейся убийца что-то невнятно кричал мне. Его брови были сдвинуты ,пока он бешено высказывал мне свою непонятную тираду. Я огляделся: тот с рассеченной губой приводил в чувство своего приятеля. Ощутив на себе мой взгляд, он быстро отпрянул от бесчувственного тела. «Поганая шестерка» пронеслось у меня в голове. Четвертого нигде не было видно. Наверное, смылся, как и его подружки. Я поднял потерянный кусок арматуры и двинулся к Коротышу. Его лицо резко изменилось. Глаза округлились до невероятных размеров ,а брови сложились в молящем выражении. Я помахал перед ним железякой. Он застыл, как изваяние, стеклянными глазами следя за каждым моим движением. Я подвигался все ближе и ближе. Коротыш нервно сглотнул и закашлялся: кровь из носа залилась в рот и горло. Он повалился на локти, и как-то скрючившись на земле, поднял на меня умоляющий взгляд. - Ну что «красавчик», - я перекинул железку из одной руки в другую, - попался? – и только я изготовился для удара как кто-то сшиб меня с ног. Костлявое видение сплошь из балахона и растрепанных волос оседлало мои ноги и прижало к земле. Рывком я сбросил его с себя, но успел только увидеть, как «Рассеченная губа» помог Коротышу подняться на ноги. Я кинулся к ним. Но ты снова повис на мне. - Не надо, прошу тебя, не надо, - шептал ты. Я сделал еще пару попыток скинуть тебя, чтобы не мешался, но каждый раз ты еще крепче вцеплялся в меня, да так, что у меня потом остались синяки похлеще тех, что я получил в потасовке. Коротыш, успешно справившись с поднятием своей тушки, теперь со всех ног улепетывал отсюда. «Рассеченная губа» все так же тщетно пытался привести своего друга в чувство. Он взвалил его себе на плечи. Я дернулся в их сторону, но ты продолжал крепко удерживать меня своими тонкими ручками. - Отпусти их, - твой голос был тихим и немного надломленным. То ли от сильного испуга, то ли еще от чего. Я посмотрел на тебя, наверное, все еще злобными после недавней драки глазами, от чего ты вздрогнул, а потом и вовсе слез с меня. Через пару минут в проулке остались только мы с тобой. Я гулко дышал. Адреналин играл в крови, а невыпущенный пар и гнев свирепствовали в груди. Мне понадобилось несколько долгих минут, чтобы успокоиться. Ты стоял рядом и ничего, не говоря, ждал. Все тело ныло, как будто я побывал в одной огромной молотилке. Приложив руку к особо болезненным местам, я направился к выходу. И лишь через пару минут понял, что ты идешь следом. Я круто развернулся и ты, никогда не глядящий ни вперед, ни по сторонам, благополучно врезался в меня. Я поморщился. Ощущение от соприкосновения с твоим костистым телом оказалось довольно болезненным. - Чего надо? – грубо спросил я. Ты не смотрел на меня. Просто стоял и молчал и молчание длилось это, пока я не выкрикнул - Ну что?! –моей выдержке пришел конец. Вместо слов ты просто прильнул ко мне всем телом и обвил руками за поясницу. Инстинктивно я поднял руки, чтобы оттолкнуть тебя. Но ты нежно потерся щекой о мою шею и грустно зашептал мне слова благодарности. Твои волосы пахли яблоками и на свету они то золотились, то отливали рыжим. Я таки застыл с вскинутыми руками. Не могу вспомнить точно, что именно меня остановило, но могу сказать одно: в тот день нечто очень странное, то ли случай, то ли само провидение связало наши судьбы. Мы простояли так не меньше получаса. И не смотря на все еще державшуюся апрельскую прохладу, я очутился на улицах Сеула облаченный в одну лишь тонкую футболку, и успел основательно промерзнуть, сидя на крыльце того злосчастного проулка. И даже огонь от недавней потасовки сошел на нет стоило всему закончиться. Ты же оказался на удивление горячим, будто только что вылез из теплой постели. Я ощущал как тепло от твоего тела, рук распространяются по мне тонкими ручейками. Согретая тобой кровь бежала по артериям разнося даренное тепло по моему телу. Жар приливал к окоченевшим пальцам на ногах и руках. Венка на шее нервно запульсировала от твоего жаркого дыхания. Жар поднял вверх и прилил к лицу. Всем своими существом я испытывал твое присутствие. Я ощущал твое горячее трепещущее тело с чувством абсолютной реальности. И в тот момент для меня только ты был настоящей действительностью. Остальной мир погас вместе с его звуками и другими людьми. От переполнявших меня противоестественных эмоций, мое сердце учащенно забилось. Почувствовав эту перемену, ты отпустил меня. И тут словно вакуум, в который ты меня заключил, взорвался. Я услышал сначала тихий смешок. То были школьницы, что проходили мимо нас. Своим внутренним взором я даже представил, как они оборачиваются вслед странной картине, которую мы с тобой представляли. Я обернулся и действительно, они посматривали на нас, быстро оборачиваясь и прикрывали руками лица, на которых застыло умильное недоумение. Потом я заметил, что улица, на которой мы находимся, довольно многолюдна. И прохожие обходили нас стороной бросая то насмешливые глумливые взгляды, то смотря с осуждением. Некоторым и вовсе не было дело, другие же были подобны тем девчушкам, что недавно хихикали над нами. Все это смутило меня, я сгреб тебя в охапку, на что ты не ответил ни малейшим признаком сопротивления, и потащил тебя отсюда прочь. Через полчаса мы были уже довольно далеко от места последних событий. За всю наш недолгий путь ты не проронил ни слова, лишь сипло дышал от быстрой ходьбы. До сих пор не знаю, что подвигло меня устроить этот марш-бросок вместо того, чтобы взять такси и спокойно обдумать все по дороге. Мы петляли, заходя то на центральные улицы, то на маленькие улочки ( в которых тебя нервно передергивало и я стал держаться более оживленных дорог). И все от того, что я находился в полнейшем замешательстве. Я слепо вел тебя по городу, даже не осознавая, что конкретно я делаю, витая в собственных беспорядочных мыслях. Я думал о том почему ты? Почему я? Почему не оставил тебя там на съедение этим уродам. Почему твои объятия так жгут и почему я получаю от этого такое ни с чем несравнимые ощущения. И в итоге почему сейчас я захватил тебя с собой, хотя по всей логике должен был уже благополучно о тебе забыть, как и о множестве других людей, что просачивались сквозь мою жизнь не оставляя в ней не единого следа. Иногда впрочем, мне казалось, что призрачный намек на разгадку этих вопросов витает где-то рядом, но он все время ускользал от меня и я продолжал свой бездумный путь. Наконец мы вышли в центр города. Множество уютных кафе и модных магазинов располагались тут друг около друга и мирно, казалось бы на вид, соседствовали, находясь в безмолвной борьбе за очередного наивного простака. Я остановился у входа в подземку и оглядел нас с ног до головы. Вид у обоих представлялся жалкий, поэтому ни в одно приличное заведение нас не пустили бы ни за какие коврижки не будь я Чхве МинХо. Из всего представленного мне безвкусного по большей части разнообразия я выбрал одно не слишком приметное и дорогое кафе, в котором нас беспрекословно приняли, не смотря на нашу наружность. Услужливый и суетливый менеджер провел нас по глухо совещенным коридорам в отдельную комнату. В помещении оказалось на удивление просто. Стены выкрашенный в мягкий небесный цвет. Пара уютных кресел с пледами и небольшой чайный столик стояли посреди комнаты. Для удобства у дальней стены примостился небольшой диванчик со множеством подушек. Ноги утопали в мягком серого цвета ковре. Сверху лился не слишком резкий свет, и играла ненавязчивая тихая мелодия. Имелся даже маленький камин, в котором как ни странно весело и вовсе не фальшиво горел огонь. Ты немедленно устроился подле него, подсунув под себя ноги. Меня сбила с толку твоя непреднамеренная бестактность. Но потом я понял, что это было только тебе присущая черта, которая нашла путь соседствовать с абсолютнейшей кротостью характера. Я вошел в комнату следом за тобой предварительно распорядившись, чтобы нам принесли чистой одежды и небольшой перекус. Я поинтересовался у тебя чего бы ты хотел на что ты ответил одним коротким словом. Сладкое. Я прошел вглубь комнаты и устроился на диване. Ты казалось вовсе забыл о моем присутствии и заворожено пялился в огонь. Я молча наблюдал за тобой, потому что нарушать молчание в эту минуту мне казалось таким же неправильным как распевать популярные песенки во время похоронного марша. Ты не двигался уже более пятнадцати минут, и я начал было уже засыпать, как вдруг ты протянул руку и едва уловимым движением сунул ладонь в огонь. Ты коротко вскрикнул, и я немедля подскочил к тебе. Ты зажимал опаленные пальцы и раскачивался взад и вперед. Я протянул руку и несмотря на твой невысказанный протест вытянул твою ладонь. На деле все оказалось не таким ужасным, каким я представил себе. Кожа на кончиках пальцев немного покраснела и очевидно вскоре должна была покрыться маленькими волдырями, но я не видел в этом никакой опасности. От досады я откинул твою руку с такой силой, что ты повалился на спину. Я вернулся на свое место и стал дожидаться менеджера. Он явился через десять минут в сопровождении двух официантов. Один из них держал два черных бумажных пакета с совершенно новой одеждой, а другой поднос с кофейником и небольшими порциями ярко, словно ядовитые, окрашенных пирожных. - Оставьте здесь, - указал я на кресла. Когда столик был накрыт, а одежда аккуратно стопкой лежала на одном из кресел, официанты вместе с менеджером быстро удалились. Уходя последний коротко кивнул мне. Я скинул с себя всю выпачканную в грязи одежду, оставшись в одном лишь белье. Когда я обернулся чтобы кинуть тебе другой комплект одежды, я увидел, что ты с любопытством рассматриваешь мое полуобнаженное тело. Встретившись со мной глазами, ты стыдливо потупил взгляд. Я запустил в тебя пакетом, который ты не поймал, и продолжил быстро одеваться. Я развернулся к тебе спиной, чтобы не видеть твоего лица. И вовсе не потому, что я смутился, бывало и не раз мне демонстрировать свое тело не одному и не двум. Но… Никто и никогда не смотрел на меня, так как ты тогда. Настолько открыто, настолько откровенно бесстыдно и до исступленного возбуждения эротично. Ты, конечно же, делал это неосознанно, но вкладывал в это столько беспорочности, что вызывал совершенно обратную реакцию. Я натянул на себя рубашку и брюки, отставив на пока обувь. Ноги после получасовой ходьбы гудели, а нежиться босиком в ворсистом ковре казалось мне сущим благословлением. Покончив с переодеванием, я повернулся к тебе, чтобы предложить кофе, который я предварительно налил в маленькую чашечку, и тут же застыл с так и непроизнесенным вопросом на губах. Ты был абсолютно безоговорочно нагим. Твоя фигура подсвечивалась тонким ореолом света. Кожа окрасилась в изумительные красноватые оттенки. Ты отличался невероятной худобой: ноги и руки тоненькие совсем, без единого намека на мышцы, сквозь лоснящуюся кожу проступает рядком ребра, да так, что я мог пересчитать их даже с трех метров. Волосы рассыпались по груди, одной сплошной копной. Ворох твоей старой одежды валялся сейчас у ног, а новую ты с благоговением держал в руках. И не смотря на этот, казалось бы, незамысловатый обыденный сюжет, сейчас ты был фантастический прекрасен. Ты долго разглядывал свой новый наряд, с трепетом ощупывая мягкую дорогую ткань. Этот процесс затянулся на долгие минуты после которых я, не выдержав, спросил: - Ну и долго еще ты собираешься возиться? – ты не поднял глаз и не ответил на мой вопрос. Лишь разжал пальцы, и одежда с тихим шорохом опустилась на пол. Ты переступил через груду ненужного тряпья. Не думая ни о чем конкретно, а действуя на одних лишь инстинктах, я отставил чашку в сторону и двинулся тебе навстречу. Когда мы сошлись, ты легко, не касаясь приложил ухо там где билось мое сердце.. - Быстрое, - прошептал ты. Потом поднял голову вверх. Твои глаза сейчас были темными. Зрачок от чего то расширился и затянул всю радужную оболочку в один темный круг. Я видел в твоих глазах свое собственное лицо, но от этого не делалось страшно. Твой загадочный блеск в глазах манил и приглашал. Приглашали и твои полуоткрытые губы. Я нежно погладил тебя по щеке ладонью. Прикрыв глаза, ты потерся о нее, а потом быстро чмокнул меня в запястье. Я коротко рассмеялся. - Кто ты? – спросил я. В ответ ты помотал головой. Я не стал больше тебя ни о чем спрашивать, а вместо этого заключил твое лицо в свои ладони. Ты прикрыл глаза и потянулся ко мне. Я поцеловал тебя сначала в одно дрожащее веко, потом в другое. На каждое прикосновение ты отвечал короткими вздохами. Не спеша я смаковал каждый сантиметр твоего красивого лица. Я покрывал легкими поцелуями твои щеки, целовал тебя в переносицу, в лоб. И постепенно во мне разжигалась страсть, какой я не знал никогда. Весь ты, твой вид, твой голос и запах побуждали меня объять тебя, захватить твое тело в свое заключение и пользоваться до тех пор пока не упаду от бессилия. Тогда, впрочем и сейчас я не знал откуда появилось это чувство, но думаю, что виной всему служила сама твоя природа. Твоя поразительная и такая манящая беззащитность и красота. Твои губы были мягкими и сладкими, прикосновение к ним оказалось настолько ошеломляюще бесподобным ,что мне казалось в первую минуту я просто потеряю сознание. Ты податливо потакал всем моим движениям. И эта покорность разжигала во мне чудовищную похотливость, голод, который я не мог утолить без прикосновений к тебе. И я целовал тебя теперь вовсе не нежно, а сильно и жадно, по животному беспощадно, не в силах сдерживать страсть. Ты подставил свою шею, и я впился в нее зубами. Кусал и кусал, оставляя заметные полукруглые следы. Ты тихо стонал и голос твой был глубоким и проникновенным. Я водил носом по твоей шее, вдыхая твой сладостный запах. Зализывал оставленные мной же раны и получал от этого садистское удовольствие. Ты обнял меня за плечи руками, а ногами обвил за талию. Я долго еще терзал твою шею, пока не наткнулся на очень чувствительную точку за ухом. От прикосновения к ней моим горчим языком, ты громко вскрикнул, от чего я немедленно остановился. Увидев твое удивленное лицо, я заулыбался. Я погладил тебя рукой по затылку и ты судорожно задышал. Ослабил хватку и опустил тебя на пол. Ты, уткнувшись лицом мне в грудь, беспорядочно шарил руками по моей спине и часто-часто дышал. - Ну все, все, - шептал я. Ты наконец отпустил меня и отступил в сторону. – Иди оденься, - приказал я и ты послушно поплелся в сторону небрежно наваленной в кучу одежды. Мое сердце все еще бешено стучало в груди, а мысли были путанными. Меня немного напугала такая неадекватная реакция на тебя. Наверное то же самое произошло с теми парнями. Я все пытался понять откуда взялось это непонятное жгучее желание обладать тобой, но все это являлось намного большим ,чем то, о чем я мог себе позволить думать. Поэтому я оставил все эти размышления на потом. Должен признать, что обтягивающая черная водолазка и не менее обтягивающие черные брюки смотрелись на твоей фигуре много лучше чем болохонистые одежды, которые сейчас выглядели скорее как половые тряпки. Ты как-то неестественно сжался и обвил себя руками. - Что-то не так? – спросил я ,попутно беря со столика пару пирожных. Мотнув головой в ответ, ты опустился в кресло, приняв от меня сладость и тут же откусывая. Я обстроился на уже облюбованном диванчике, закинув ногу на ногу. Долгое время ничего не происходило кроме мерного побрякивания фарфора ,когда ты отпускал чашку на столик и тихого скрежета, когда ты брал очередное пирожное с тарелки. Не смотря на голод я не притронулся к еде и лишь наблюдал за тобой. Ты подсунул под себя ноги, впрочем позже выяснилось, что это твоя неотъемлемая и излюбленная привычка от которой я так и не смог тебя отучить. Ты зажал одну свою руку между колен. Твой взгляд опустошался, сделавшись абсолютно стеклянным. Один бог знает что творилось в твоей голове в такие минуты. Доев третье по счету пирожное, ты вдруг повернул ко мне лицо и произнес: - Я не привык к такой одежде, - непоследовательность твоего высказывания сначала ввела меня в ступор, но уже тогда я понял, что с тобой не стоит ничему удивляться. - Другой нет, - ответил я, протягивая руку, чтобы поставить опустевшую чашку на стол. В этот момент ты вдруг соскальзываешь с кресла и вцепившись в мою руку, целуешь пальцы. - Не уходи, - лепечешь ты. Твои глаза устремлены на меня, в них столько отчаяния печали и преданности, что первое время я даже не нахожусь что ответить. Ты буквально не дышишь, дожидаясь пока я вымолвлю хоть что-нибудь. - Не уйду, - просто отвечаю я потому что знаю, что действительно не собираюсь никуда уходить. Ты расслабляешься и таки остаешься сидеть, прижавшись к моей руке. Я отнял от твоего лица руку. Недолго покопавшись в своих старых шмотках я обнаружил пачку сигарет и не медля закурил. Я пялился в стенку , поигрывая крышкой зажигалки. Зажигалка, черная «зипповская» с тонкой гравировкой по боку, была подарена ДжинКи на шестнадцатилетние. Тогда же когда я начал курить. Прервав отчаянный поток моих мыслей я вдруг почувствовал твои теплые пальцы. Я посмотрел на тебя. Ты буравил взглядом мою сигарету. - Хочешь попробовать? – ты утвердительно кивнул, - Вот держи, - я протянул сигарету, - приоткрой рот, - ты смешно вытянул губы, но я подавил улыбку. Ты нетвердо обхватил губами папиросный цилиндрик. – Затянись, только не сильно, - ты потянул воздух сквозь табак и тут же закашлялся, но не остановился. Через короткое время ты вовсю попыхивал сигаретой, а я закурил другую. Мы удобно расположились на полу у камина и сейчас не смотря на одолевавшие меня мысли я не хотел ни о чем думать. Ты устроился у меня на плече, откинув голову назад и пуская серый дымок. Я не смотрел на тебя, а пялился в стенку, отравляя свой организм 21 сигаретой за день. - Хочешь ко мне, - просто спросил я, потому что этот вопрос уже час как сам собой напрашивался. ТЫ застыл с так и не поднесенной к рту сигаретой, облизнул нижнюю губу, а потом ответил, не глядя на меня: - Да.