«Каждый человек проживает собственную жизнь, ограниченный тем, что считает для себя истинным. Он называет это реальностью, но «реальность» — весьма туманное понятие, которое легко может оказаться миражом.»
***
— Что у тебя за идиотский вид? Годзэн смерила брата холодным взглядом и с достоинством выпрямилась. Привычные штаны хакама и белоснежное хаори с символом клана Ооцуцуки на спине не сменились на традиционное женское кимоно даже при выходе в свет. — Ты позоришь имя моего клана! — прошипел Санемото, когда женщина оказалась совсем близко. — Ладно ещё Индра позволяет тебе расхаживать как вздумается на поле боя, но чем ты думала сейчас? Какого черта ты вырядилась мужчиной?! — Я думала, тебя не волнует, что подумают о нас другие кланы, — отозвалась женщина и с готовностью направилась к месту назначения. Санемото нагнал её в то же мгновение, обогнав Бунтаро и его младшего сына. Тот смерил его суровым взглядом, но ничего не сказал. — Ты позоришь Индру! — рыкнул он. — Генерал армии не может ходить в цветастых тряпках, но при этом носить специальную нашивку. Я не стану олицетворением слабости и нелепости в этот чертов вечер. — Само твое существование — уже нелепость, — прошипел Санемото, но это не заставило Годзэн остановиться. — Ты можешь обсудить это с моим супругом, — бросила она и умолкла, поскольку оба они прибыли к назначенному месту. Некоторое время назад служанка семьи постучалась к ним и передала, что главы кланов будут собираться при большом внутреннем саде, после чего сказала, что проводит Годзэн и её приближенных к назначенному месту. Полностью готовая женщина ответила согласием, и тогда перегородка в комнату открылась. Служанка тоже не смогла скрыть своей растерянности от вида Годзэн, однако быстро взяла себя в руки и с должным уважением попросила следовать за ней. Нельзя было сказать, что Годзэн не беспокоил её внешний вид, но она считала, что в этом мероприятии ей не следует пытаться подстраиваться под все обычаи других кланов, которые привыкли к таким событиям. Не было никакого секрета в том, что она, как и её младший брат, будут изгоями, и что их по большей части никто здесь не ждал. Натягивая на себя чистую и привычную одежду, Годзэн чувствовала себя так же, как перед очередным выходом на поле боя. И это мало чем отличалось от действительности. Годзэн не понесет с собой оружия, но несмотря на это, проигрывать сражение она не собиралась. На груди сверкал значок, который Индра вручил ей много лет назад — символ того, что она являлась генералом его воинов. Багряная повязка на руке говорила о том же. Эти атрибуты она носила с гордостью. Эти же атрибуты, как и весь её облик, внушали страх другим. Однако её непоколебимая уверенность пошатнулась в тот момент, когда они прибыли к каменному саду. По его периметру располагались люди, половину из которых Годзэн видела на поле боя не раз, и все они умолкли, когда женщина оказалась в поле их зрения. Спокойный гомон их голосов смолк на полуслове, образуя вакуум, и даже птичий щебет не мог перекрыть эту гнетущую атмосферу. Здесь были члены клана Фуума, с которыми Индра воевал около года назад. Результатом этой стычки стало убийство младшего сына главы клана. Пожилой Фуума Ишимото смотрел в глаза Годзэн, и она была уверена в том, что он бы лично бросился на неё, окажись они за пределами резиденции. Здесь были и многочисленные Сарутоби, которые ещё до войны с Индрой одними из первых примкнули к Ооцуцуки Хагоромо, были и Хошикаге, чью акулью внешность не спутаешь ни с кем другим, и были даже члены клана Джуго — одержимые безумцы, которых никто особенно не любил. Все эти кланы не были так уж дружбы между собой. Клан Фуума и клан Хатаке терпеть друг друга не могли — по этой причине они находились по разные стороны сада, а небольшой, но древний клан Казуя страдал от нескончаемых налетов клана Джуго. Кацураги недолюбливали Хошикаге, а Сарутоби — Цучигумо. И всё же, когда Ооцуцуки Хагоромо созывал всех их, они забывали о своих распрях на незначительный промежуток времени, и собирались вместе из глубокого уважения к пожилому мудрецу. Годзэн буквально кожей чувствовала, что даже глубокое почтение хозяину дома не спасет её в этот вечер. Слишком уж много кому Индра, как и она наряду с братом, переступили путь. И даже те кланы, которые относились к Индре нейтрально или же тайно поддерживали его, ни за что в жизни не встанут на его сторону в этот вечер. — Эти ублюдки уставились так, словно у них в заду зудит. Годзэн как никогда понимала нервозность брата, который имел гораздо меньшую выдержку, но ей необходимо было держать его в узде, чтобы не накалять ситуацию. Стоящие ближе всего к ним Кацураги и Сарутоби уже услышали его комментарий. — Помолчи, Санемото, — спокойно сказала она. Но именно в этот момент железное самообладание готово было предать женщину. Неподалеку от Сарутоби были представители клана, существование которого было нестерпимо для самой Годзэн. Пожилая и невысокая женщина в изумрудном кимоно с символом узорчатой красной бабочки на спине уже пронизывала ожесточенным взглядом Годзэн и Санемото, и её молодой внук Хидэаки, заметив их, мгновенно нахмурил брови. Древние увечья мгновенно окрасились свежей кровью, и Годзэн уже готова была вернуться в свои покои за нагинатой, чтобы отрубить головы давним врагам её семьи. Ей стоило догадаться, что клан Тайра наверняка притащит свои смердящие тела в этот вечер. Трагедии было бы не избежать, если бы с другой стороны сада не началось какое-то волнение, привлекшее к себе внимание. Годзэн мгновенно напряглась, но довольно скоро поняла, что не она является тому причиной. Ещё издалека женщина заметила знакомую высокую фигуру, которая с улыбкой перемещалась среди членов других кланов и здоровалась с ними в довольно неформальной манере. Очень много лет назад, когда её отец, Томоэ Ёримото, посещал подобные приемы, главы кланов не могли видеть хозяев до начала официальной части. Только после того, когда все собираются в большом помещении и приветствуют входящих последними внутрь глав дома, была возможна короткая дискуссия между ними и прибывшими гостями. Однако этот мужчина, кажется, имел свои представления о правильности происходящего, и, что удивительнее всего, главы других кланов принимали эту странность с молчаливым одобрением, а кто-то даже с обожанием. Черные глаза обвели присутствующих и, наконец, остановились на Годзэн. Та расправила плечи, бесстрашно глядя в глаза своему давнему сопернику на поле боя. — Не верю своим глазам! Неужели это ты, Годзэн? — поинтересовался мужчина, приближаясь к женщине. — Ашура, — сказала Годзэн, пронизывая его напряженным взглядом. — Давно не виделись. Брат её супруга выглядел гораздо более простодушным, чем сам Индра. У него были менее утонченные черты лица с узкими черными глазами и широким ртом, и его нельзя было назвать красивым, однако в нем было что-то располагающее к себе. Он был крепкого телосложения, и явно выше своего старшего брата. Годзэн никогда прежде не видела его в традиционной одежде клана Ооцуцуки, только в боевом обмундировании, грязного и уставшего, но оказалось, что в мирное время выглядел даже моложе на несколько лет. И всё же никакая одежда не могла скрыть взгляд человека, потерявшего покой в бесконечных стычках со своим братом. Весь его облик выдавал в нем искусного бойца, игнорировать способности которого было бы большой ошибкой. — В последний раз, если быть точным, на перешейке близ Тысячи водопадов, — напомнил тот, останавливаясь напротив. — Ты заставила попотеть меня и моих подчиненных. Ситуация накалялась, и Годзэн пыталась просчитать тысячи исходов этого диалога. Но повинуясь собственной гордости, которую она не собиралась бросать в грязь ради кого-либо, она сказала: — Возможно, вам стоило быть более усердными в своих намерениях. Гробовую тишину разрезало истеричное сопение Санемото под ухом, но себе Годзэн и дышать не позволяла. По суровому лицу Ашуры было сложно понять, что он думает о её дерзком ответе, однако неожиданно для неё он вдруг расплылся в широкой улыбке, мгновенно выдающей морщины в уголках губ. — Дерзкая, как и всегда! — хмыкнул он. — Чего и стоило ожидать от супруги моего брата. Годзэн склонила голову в уважении к сопернику, но всё же чувствовала, как ей не удалось полностью скрыть свою растерянность от его реакции. Она ожидала чего угодно, но не такого ответа. — Я рад, что ты и твой брат смогли присутствовать в этот вечер. Обычная учтивость хозяина дома, которой наделены почти все главы кланов, но Годзэн на мгновение показалось, что Ашура был искренен. Она взглянула ему в глаза в поисках подтверждения своей мысли, но мужчина уже смотрел на её младшего брата. — Господин Томоэ, — Ашура едва заметно склонил подбородок. — Добро пожаловать! — Ага, — нервно отозвался Санемото в своей привычной и грубой манере. — Благодарствую. Годзэн впервые захотелось ударить брата на глазах посторонних, но Ашура сделал вид, что не заметил грубости гостя. Он послал короткий кивок Бунтаро, не уважать которого как бойца просто нельзя было, и последний раз взглянул на Годзэн. Она ответила ему долгим и внимательным взглядом, внутренне благодаря за то, что он обошелся с ней незаслуженно почтительно. Она вспомнила слова Мататаби об Ашуре, которая была уверена в том, что тот не станет сеять больший раздор неуважительным отношением к Годзэн.«Вы сами всё увидите, госпожа. Вы сразу поймете, о чем я говорила.»
И, кажется, она начала это понимать.***
Официальная часть прошла примерно так, как Годзэн её себе представляла. В большом помещении с невероятно высокими потолками во главе сидел, конечно, сам Хагоромо Ооцуцуки, которого женщина никогда не видела вживую раньше. Годзэн готова была признать, что ничто ранее производило такое неизгладимое впечатление, как это существо. Её дядя и по совместительству мастер ещё в далеком детстве рассказывал ей о том, как он учился у Хагоромо Ооцуцуки, и как тот даровал ему и младшему брату заветное ниншуу. Слухи и рассказы о нем ходили всякие разные, и во все Годзэн готова была поверить, поскольку аура, окружавшая таинственного мудреца, была без преувеличения могущественной и пугающей. Ашура вместе со своей миловидной супругой и старшим сыном сидели подле мудреца, и наследник воли и силы Ооцуцуки, казалось, успевал уделять время каждому прибывшему гостю. Годзэн чувствовала на себе его взгляд пару раз, но он так и не заговорил с ней за общим столом, как и не стал поддерживать диалог с Санемото, за что она была ему благодарна. По другую сторону от мудреца сидел Ооцуцуки Токимура — виновник этого тожества, и ещё более таинственная фигура, чем сам хозяин резиденции. Когда он плавно вошел в помещение, облаченный в белоснежные одеяния, Годзэн готова была поклясться, что что на долю мгновения его черные глаза полоснули по ней внимательным взглядом. Это заставило стойкую женщину вздрогнуть, за что следом она себя одернула. Но затем она почувствовала, как Санемото, стоящий рядом, вздрогнул следом за ней. Весь вечер Токимура не разговаривал ни с кем, кроме Ашуры и Хагоромо, а если и говорил, то отвечал тихо и односложно. В этом бледном мужчине с такими же белоснежными волосами было что-то пугающее и таинственное, и почему-то пересекаться с ним взглядами совершенно не хотелось. Годзэн знала, что средний сын Хамуры, брата Хагоромо, который отправился со своими сыновьями на Луну, остался на Земле, дабы продолжать собственный род здесь. Ооцуцуки Ёсимура сидел рядом с братом вместе со своей супругой, однако обладатель пугающих молочных глаз, которые называли Бьякуганом, ни словом не перемолвился с братом-близнецом, который такими же глазами не обладал. Годзэн показалось это странным, но она решила не заострять на этом внимание и отвела взгляд, машинально переглянувшись с Ашурой. Она вдруг представила, что в каком-то ином мире она и Индра могли бы сейчас сидеть подле Хагоромо. Возможно, как и супруга Ашуры Канна, Годзэн тоже бы сидела в каком-нибудь традиционном белом кимоно, и никто не смотрел бы на неё с такой яростью и недоверием. Она была бы частью этой необычной семьи и не знала бы никаких сражений, лишений и боли, с чем она сталкивалась сейчас каждый месяц и день своей жизни. Но потом она быстро вспоминала, что этот мир был слишком чудовищно идеален для неё. В нём не Ашура, а Индра бы стал наследником воли Хагоромо, потому что в любом ином случае Индры бы здесь не оказалось. В том мире её будущий супруг не принес бы ей голову тогдашнего главы клана Тайры в качестве подарка, и Годзэн бы не любила его со всей той страстью, с какой она полюбила отомстившего за смерть её сестры человека. Все эти ужасающие и болезненные события дали ей стержень и силу, и если бы не это, то имя её любимого клана давно бы кануло в неизвестность из-за её недальновидного и задиристого братца. Взгляд женщины плавно пересек стол и остановился на молодом Тайре Хидэаки, который враждебный взгляд почувствовал и ответил тем же. Ни за что. Этого Годзэн никак не могла допустить.***
— Я самолично прикончу этих ублюдков, поняла меня? Эта свинья… смотрел на меня так, словно я ему какое-то… Чертовы Тайра! — Заткнись. Ты позоришь меня, Индру, и весь наш клан. — Не смей затыкать мне рот, ты… женщина! — Госпожа Годзэн, — прокряхтел Бунтаро, удерживая Санемото за шкирку. — Позвольте мне наказать его за неподобающее поведение по отношению к вам… — О ком это ты говоришь, безродный кусок дерьма?!... — Просто отведи его в покои и свяжи его хорошенько, — прошипела Годзэн, силясь сохранить последние остатки самообладания от вида пьяного брата. — Завтра он свое получит. — Да, госпожа, — процедил мужчина и, больно встряхнув Санемото, поплелся в сторону его покоев. Годзэн проводила их напряженным взглядом, улавливая крики пьянчуги, и в раздражении смежила веки. Младший брат никогда не умел пить, а Годзэн всегда упускала момент, когда он пересекал черту и надирался до поросячьего визга. Этот вечер исключением не стал, а присутствие Тайра в одном помещении с агрессивным идиотом только подлило масла в огонь. В какой-то момент Хидэаки и Санемото просто пересеклись взглядами, и последний тут же вскочил со стола и принялся вопить. Многие главы кланов к тому моменту уже покинули зал, однако большинство, включая всех Ооцуцуки, все ещё находились в помещении и с неодобрением наблюдали за происходящим. Большего позора за своего брата Годзэн ещё никогда не испытывала. Ощутив подступающую к горлу тошноту, женщина направилась в сторону вечнозеленого сада, в котором ещё издалека был слышен журчащий ручеек небольшого родничка. К её облегчению поблизости не было видно ни одного человека, кто захотел бы разделить её желание, и игнорируя красоту этого величественного зеленого пространства, Годзэн в бессилии опустилась на скамью. Она готова была возненавидеть Индру за то, что он заставил её прийти сюда. С самого начала этого похода не было ни секунды, когда она могла бы вздохнуть спокойно и умиротворенно, исключая короткую встречу в таинственным биджу Мататаби. За каждым шелестящим кустом ей мерещился притаившийся враг, и как бы она не храбрилась, она не могла отрицать самой себе, что целый день скрывала за маской непоколебимости перепуганную и слабую девчонку. Годзэн могла бы выйти на сотню сражений ради и во имя Индры, убивать его врагов, принимая за собственных, но ничто из этого не сравнилось бы с сегодняшним днем. Ещё нигде она не чувствовала себя в такой серьезной опасности, как здесь. Она понимала, что мнение всех присутствующих о ней не имело никакого значения, однако ей было больно осознавать, что брат втаптывает имя Томоэ в грязь своим поведением. Если бы на поле боя он сполна доказывал свое превосходство силой, она бы не переживала за это так сильно. Но Санемото был достаточно средним воином, в котором не было никаких выдающихся способностей, никакой особенной смекалки. Лишь безграничного обожания Индры и желания нахвататься в нём было сверх меры, но это не те вещи, которые могли бы возвысить его над главами других кланов. Годзэн провела пальцами по лицу, снимая испарину, как услышала шелест за своей спиной. Она резко обернулась, вперив взгляд в белоснежную фигуру и, не сдержавшись, подскочила со скамьи. Сердце колотилось так сильно, что готово было выдать свой предательский стук неожиданному гостю. — Я не хотел напугать вас, госпожа Томоэ, — спокойно сказал Ооцуцуки Токимура, стоящий не так близко к женщине, как ей изначально показалось. — Приношу вам свои извинения. Он склонил голову в почтении, но Годзэн чувствовала себя паршивее, чем когда-либо за свою несдержанность. — Я в порядке, — сказала она. — У вас очень тихая поступь даже для моего острого слуха. — Таковы особенности моей походки, — ответил мужчина, пряча ладони в рукавах своего кимоно. — Сожалею, что поставил вас в неприятное положение. Годзэн молча склонила голову, давая понять, что принимает извинения. — Могу я присоединиться к вашему обществу на некоторое время? Женщина кивнула, позволяя Токимуре приблизиться к скамье, а сама задумалась над тем, что слишком давно не слышала такого уважительного отношения к себе, и это здорово выбивало из колеи. Без преувеличения Токимура был красивым мужчиной. Длинные белоснежные волосы подчеркивали точенное лицо, неживой маской не отражающее ни одной эмоции, и собирались в распущенный хвост у лопаток. Глаза, похожие на две капли черной туши, обрамляли высвеченные ресницы. Разглядывая его украдкой, Годзэн не могла отделаться от мысли, что он чертовски похож на Индру, однако было в нём что-то потустороннее и неземное — будто те года, что он провел на Луне, преобразовали его человеческую сущность во что-то иное. Он неотрывно смотрел на далекую белоснежную планету, где осталась его семья во главе с отцом, и хоть Годзэн и не знала о Токимуре почти ничего, ей почему-то казалось, что в этот момент он по-настоящему горюет о покинутых людях. — Это правда, что вы прибыли сюда прямиком с Луны? — поинтересовалась она, хоть и знала ответ на этот вопрос. — Абсолютно, — отозвался он. — На это была какая-то причина? — Я нужен своей семье, — туманно ответил Токимура. — Господин Ооцуцуки и Ашура приняли меня со всем присущим им радушием. — Похоже, это то, что их отличает от многих других глав кланов, — отозвалась Годзэн, чуть нахмурившись. — Вне сомнения, — сказал Токимура. — И все же я намеревался встретиться со старшим кузеном не меньше, чем с младшим. Воспитание требовало от Годзэн сказать, что Индра был слишком занят для прибытия сюда, но она не выносила учтивые маски. А сегодня их было чересчур много. — Мне жаль, что вам не рассказали правду, господин Токимура, — сказала она. — Мой супруг не прибыл сюда, поскольку долгие годы в конфронтации с Ашурой и господином Ооцуцуки. — Мне это известно, — сказал мужчина. — И все же я рассчитывал на эту встречу. Годзэн растерялась. Почему он надеялся на встречу, если понимает всю происходящую ситуацию? — Вы были знакомы раньше? — спросила она. Токимура ответил не сразу, а когда заговорил, ресницы его опустились, закрывая взор от лунного света. — Я помню Индру чутким и добродушным юношей, у которого было по-настоящему золотое сердце. В далеком детстве мы были очень дружны, и наша разлука сделала меня по-настоящему несчастным. Годзэн отвела взгляд, думая о том, что впервые слышит такую характеристику об Индре. Она никогда не знала его ребенком, и не было людей, которые могли бы рассказать о том, каким он был раньше. Она очень хорошо представляла его маленьким, но ей было тяжело вообразить его таким, каким когда-то его видел Токимура. — Война сделала Индру другим, — только сказала Годзэн. — Но, когда она закончится, я уверена, что его сердце обретет покой. — А хочет ли его сердце покоя? Женщина взглянула на Токимуру, пронизывающего её своим выразительным взглядом. Понять, о чем он думает, было практически невозможно. — Что вы имеете в виду? — тихо спросила она. — Именно то, чего вы боитесь больше всего на свете, госпожа Годзэн, — проговорил Токимура. — Ваш лик пропитан липким ужасом от этой мысли. Она не дает вам спать по ночам и с нею вы идете на очередную войну своего супруга. Годзэн с трудом скрывала свое ошеломление от неожиданной темы разговора. Токимура говорил с ней впервые, но почему-то решил, что одного его взгляда достаточно, чтобы познать сущность женщины. Она сощурилась, чувствуя подступающую к горлу ярость, но она была достаточно опытным собеседником, чтобы не показывать все бушующие в ней эмоции. Внимательно глядя на своего собеседника, она заговорила: — Говорят, величайшее наследие вашего прославленного отца — бьякуган — передается исключительно сильнейшим членам семьи. Я убедилась в этом воочию во время сражения вашим братом-близнецом Ёсимурой. Величайшие глаза Богини, которые глядят сквозь душу обычного человека. Судя по тому, что я вижу в ваших глазах, господин Токимура, вы не обладаете подобной проницательностью. Но в силу знатного имени оцениваете людей, о которых ничего не знаете. — Для того, чтобы видеть души людей, мне не нужны особенные глаза моего отца, госпожа Годзэн, — спокойно отозвался Токимура. — Я награжден природной проницательностью с детства. Когда мне рассказали о том, что Индра взял в жены девушку из клана Томоэ, я не был удивлен. Я наслышан о том, что женщины вашего клана проходят пугающе изнурительные тренировки наравне с мужчинами, и то, что Индра решил взять в союзники ваш клан, казалось мне мудрым решением с его стороны. Мне рассказали много историй о вашей доблести, госпожа Годзэн, и увиденное этим вечером подтвердило каждое сказанное слово. И всё же я вижу, как ваш внутренний стержень ржавеет от липкого страха за мужчин, вас окружающих. Вы страшитесь за будущее своего клана, которое доверили господину Санемото, вы страшитесь, что война, начатая Индрой, не закончится никогда. Вы носите облик войны с присущей вам гордостью, но не хотите никому признаться, что мечтаете о мирном времени ничуть не меньше Ашуры. Годзэн молча смотрела на мужчину с мертвыми эмоциями, тогда как сама ощущала дрожь всем своим естеством. — Каждый человек проживает собственную жизнь, ограниченный тем, что считает для себя истинным. Он называет это реальностью, но «реальность» — весьма туманное понятие, которое легко может оказаться миражом. Надеюсь, однажды вы сможете взглянуть за пределы этой пелены своими собственными глазами. Молчание наполнило теплую летнюю ночь. Что-то похожее на улыбку мелькнуло на лице Токимуры, после чего он отвесил ей медленный поклон, прекрасно почувствовав желание женщины окончить разговор. — Я отношусь с большим почтением к вам, госпожа Годзэн. Мне жаль, если своим вольным поведением я оскорбил вас. — Я принимаю ваши извинения, — сказала женщина, склонив голову. — Желаю приятного вечера, господин Ооцуцуки. С этими словами она обошла мужчину и поспешила покинуть злополучный сад с неистово колотящимся сердцем.