Древо Познания

Первоначально планировалось, что историю Адама и Евы узнает Фрейя от Войны после... кхе-кхе.       Нагая я лежала поперёк кровати, подперев голову ладонью, пальцами свободной руки выписывая хаотичные узоры на смятой простыне. Война замер у окна, устремив взор прямо в глубины Бездны. Я же то и дело отрывалась от прокручивания приятных моментов и глядела на него — сегодня всё происходило не так, как в пещере: длилось много дольше, а ощущалось — слаще.       — Ты всё ещё считаешь, что завтра ваше присутствие в Эдеме необходимо? — Голос Войны ворвался в мои грёзы.       Перекатившись на живот и потянувшись, я ответила то же, что и раньше:       — Большинство из нас зарвалось, требуя то, что нам не принадлежит. Так пусть все долбанные вселенные видят, что кое-кто из людей ещё способен здраво мыслить.       Война оторвался от стены и прошествовал к кровати, у которой присел на корточки и заглянул мне в лицо. Я уже тянулась за поцелуем, но нефилим успел с кривой ухмылкой пробубнить: «Здравомыслящие самоубийцы», — прежде чем на миг коснуться моих губ. Сколь бы ни было сладко ощущать его губы, его ласку, мне, кажется, всегда будет мало; Война, пробежавшись пальцем по моей щеке, встал и начал одеваться. Жар его прикосновений будто бы улетучился вместе со влетевшим в окна порывистым ветерком, заставив меня замотаться в покрывало.       — Пусть и самоубийцы, зато уйдём громко, — вскинув брови, заметила я, оторвавшись-таки от любования объектом своей страсти.       — Историю пишут победители, — покачал головой Всадник. — Вы станете ненавистными предателями для будущих поколений.       — А разве Создатель позволит людям жить долго и счастливо в Эдеме? Я то думала, он несколько зол на нас, начиная ещё с Адама и Евы.       Война замер вдруг и покосился на меня через плечо, тем самым вызвав странную тревогу.       — Адам и Ева никогда не грешили в Эдеме. Они были ещё слишком малы, когда всё произошло.       — И что произошло? — осторожно спросила я, немного подавшись вперёд. Было и что-то такое на концовку, предполагающую четвёртую часть. Потом она отменилась. Но потом снова заявила о себе.       После того, как часы пробили полночь, он всё же вернулся. Думаю, тут я должна благодарить Раздора: наверняка это он нагнал его и надоумил. Надо будет не забыть сказать ему «спасибо» утром.       Сохраняя гордый и непреклонный вид, готовясь держать стойкую оборону, я смотрела, как Война пересекает комнату, приближаясь ко мне. Уже подле он внезапно опустился на колени, обхватил руками мои бёдра и подтащил чуть ближе к себе. Взгляд бело-голубых глаз ни на секунду не отрывался от моего живота; у меня даже сложилось ощущение, что он хочет одним лишь взглядом убить плод во чреве. От этого стало совсем не по себе, и я положила правую руку на живот, отгораживая его ото всего.       — Я буду вынашивать ребёнка. Хочешь ты этого или нет, — тихо, но твёрдо изрекла я.       — Не хочу, — мотнул головой он. — Но Раздор говорит, что это чудо, а малец вообще на седьмом небе от счастья.       — И только ты не рад, — закатила глаза я, а Война уставился на меня как на сумасшедшую.       — Ты же видела, что было с Эрин?.. — понизив голос до рычащего шёпота, порывисто произнёс он. — Как ты можешь хотеть того же?       — Я — не Эрин. Могу и хочу, — фыркнула я, не решаясь озвучить очевидное. Ради любви этого неземного — в прямом смысле — мужчины, я была готова на всё. Даже пойти на риск рождения ребёнка — лучше сына. Возможно, мне стоило озвучить эти мысли, но с другой… Война ведь чётко сказал, что не потерпит признаний. Однако кое-какую вольность я оставила за собой.       — Просто признай, что я твоя, — промолвила я, переводя его здоровую руку себе на живот. — Признай, и тогда я всё перенесу. И даже дам слово выжить любой ценой.       Грубые пальцы неуклюже гладили ещё пока плоский живот, отображая состояние глубокой задумчивости, поглотившей Войну. Изредка он слегка морщил нос, что наверняка объяснялось внутренней борьбой. Если бы он так не хотел этого ребёнка, то разве стал бы выслушивать какие-либо доводы?..       — Ты моя, — наконец изрёк он, но тут же подправил сказанное: — Вы мои.       Нефилим подтянул меня ещё ближе и ткнулся носом в живот; его горячее дыхание я отчётливо ощущала на коже, губы сами по себе растянулись в улыбке, а пальцы перепутались с белыми волосами. Этот громадный нефилим отныне принадлежит только мне и никому другому.       Я выношу для него крепкое дитя, достойное могучего отца, покорившего меня целиком и полностью: желания противиться более не было, только лишь повиноваться, угождать. Всю жизнь я не слишком-то хорошо ладила с мужчинами в отношениях, чувствовала себя выше каждого любовника. Теперь, кажется, всё по-другому. Кажется, мне хочется тепла лишь с одним, безо всяких вопросов.       Словно бы учуяв моё немое желание, Война ещё крепче прижался к животу, целуя через ткань футболки.       — Я не отойду от тебя ни на минуту, — сказал он, а затем обратил ко мне посветлевшее лицо. — Хочу видеть, как он растёт или она — не важно.       Может ли тот, кто призван истреблять живое, рождён исключительно для этого, испытывать счастье? Такое существо априори должно быть лишено всяческих радостей и притязаний, чтобы после не чуять раскаяния, не чуять ничего. Иначе оно просто непригодно для своего предназначения. Или это предназначение неверное? Первая встреча Деймоса и Войны и последовавший за сим диалог (с участием, конечно, Фрейи) на повышенных тонах.       — Деймос, уйди к себе, — коротко обратился Война к племяннику и уж точно не ожидал получить отпора:       — С чего ты взял, что можешь вот так просто явиться в мою жизнь и командовать? — Нефилим сложил руки на груди и довольно-таки сурово глянул на Войну.       Не двинувшись с места, не выказав ни единой эмоции Война просто ответил:       — Твой отец так велел.       Деймос уронил руки вдоль тела и подался вперёд. На лице юноши зависло тревожное неверие.       — Так мой отец жив?       Война коротко кивнул, а завидев, что племянник униматься не собирается, снова повторил свою просьбу.       — Я не уйду, пока вы четверо мне всё не расскажете. Здесь и сейчас. — Для наглядности Деймос даже обвёл нас всех указательным пальцем.       Повисла тишина. Никто и не думал открывать рот, кроме меня разве что. Мне было крайне жаль нефилима: он как никто заслуживал правды. Потому-то у меня и вырвалось:       — Твой отец правит Адом.       Увязнув в той же тишине, я буквально ощущала на себе три пары тяжёлых ненавидящих взглядов.       — А твоя мама была ангелом, — быстро продолжила я, пока язык ворочался, да и за шкирку вон не выставили. — Она умерла при родах, но перед смертью просила передать, что всегда будет рядом с тобой.       — Откуда ты знаешь? — всё с тем же недоверием поинтересовался Деймос, чуть нагнувшись ко мне.       — Я была там… Я держала тебя на руках, в ночь, когда ты появился на свет… — сипло выдавила я, понимая, что говорю так, будто оправдываюсь.       — Да, и ещё расскажи ему, что это ты убила его мать, — холодно вставила Ярость, из чьих глаз вполне могли вот-вот полететь огненные искры.       — Я её не убивала, — членораздельно проскрипела я, едва воздержавшись от оскорблений.       — Не забудь добавить, что именно ты лишила её крыльев и сделала слабым, жалким, никчёмным человеком, — с каждым словом Ярость приближалась на шаг и в конце ядовитой речи нависла надо мной грозной тенью.       — Тебе-то до Эрин какое дело? Ты любишь только себя. — Едва я это сказала, как получила крепкую затрещину от Всадницы.       Прежде чем я успела нанести ответный удар, Война оттащил свою бешеную сестричку от меня, что-то тихо сказал на незнакомом языке, а та, поджав губы, кивнула. Отпустив её, Всадник прошествовал ко мне и, схватив за локоть, потащил прочь. Ещё на ходу он начал свою поучительную речь:       — Ты не имела права ему что-либо рассказывать. Не имела права выливать всё вот так. Чем ты вообще думала? — загромыхал он, стоило отдалиться от остальных. Вот это вообще отдельная тема. Фик первоначально планировал пойти по этой стезе. Всё, что было в первой главе для Фрейи сном, должно было быть "милой" реальностью, со свадьбами творцов и внезапной бомбёжкой Древа Жизни на торжестве бракосочетания.       Я резко проснулась, будто бы получила шлепок, а подскочив на подушках, обнаружила, что лежу поперёк кровати, но это всё было ни капли не важно. Я не успела попрощаться с Войной!.. Путаясь в покрывале, понося проклятиями солнце, не разбудившее меня с рассветом, я начала слезать с постели, как вдруг ударилась ногой о что-то твёрдое и взвыла, осыпая уже весь свет нелестными словами. Опять этот несносный пацан везде раскидал свои игрушки!       С досады я хотела пнуть неудачно подвернувшийся под ногу предмет, но замерла, сообразив, что это не игрушка. Латный пояс Войны стоял на том месте, куда он его сегодня ночью отложил. Саднящий мизинец вдруг перестал болеть, утро враз сделалось добрее, а солнце, заливающее комнату, теплее.       Вскинув руки в победном жесте, я с облегчением плюхнулась обратно на кровать, но тут же поморщилась: в паху всё неприятно заныло и закололо. Нужно будет не забыть сбегать до Мурии за какой-нибудь успокаивающей травкой. С моим тормознутым метаболизмом регенеративная функция едва соображает, заживляя самую мелкую царапину больше недели.       Снизу, на поляне расположенной сбоку от широкой лестницы, ведущей в мою обитель, послышались стук и треск деревянных мечей. Пробравшись к изголовью кровати, встав на цыпочки, я выглянула в окно-арку и увидела внизу Войну, тренирующего довольно хохочущего племянника. О, так это оказывается действительно мило! Я уже приготовилась растечься по подоконнику, как из гостиной донёсся бойкий голос Элии:       — Фрейя! Ах ты, чертовка! Думала утаить, что к нам пожаловал лучший покупатель?       Чёрт!       Подобрав подол покрывала, которым я до этого замоталась, начала лихорадочно носиться по кровати, соображая, за что схватиться первым делом, попутно заталкивая разодранную одежду под подушки. Шаги Элии приближались к двери, сейчас она зайдёт и...       — Сожри меня пламя гор! Что здесь произошло?       Я застыла на краю кровати, касаясь пола одной ногой, второй запутавшись в простыне. Из-за моих метаний постель выглядела ещё хуже, так что теперь я, застыв как статуя, выжидала, пока Элия быстро сложит два и два.       — А ты настояла-таки на своём, да? — хохотнула творец, подопнув ногой осколки вазы.       — Ничего не было, — фыркнула я, спускаясь на пол, горделиво шествуя к платяному шкафу.       — Так уж и ничего? — Спиной я отчётливо ощущала прожигающе-любопытный взгляд нагрянувшей гостьи. — Ты себя видела?       — Допустим, что-то было, — начала я, заходя за ширму, бросая через неё покрывало, которое Элия тут же стащила. — Ты же не понесёшься по Трекамню с этой вестью как глашатай?       Пока Элия хохотала, я быстро плеснула в медную умывальню воды, ополоснула лицо, намочила тряпицу и, закусив губу, обтёрлась промеж ног. "Сама виновата, всё сама", — поучала я себя. Впредь буду осторожнее... Хотя куда там. Знаю же, что не буду, особенно теперь, когда мне довелось испытать ласку одного из могущественнейших представителей Вселенной.       — Смешные вы, люди. — Я выглянула из-за ширмы и улыбнулась Элии, а она просияла в ответ, расправляя покрывало на кровати. — Я не посмею вытягивать из тебя такие подробности. Это ваше с Войной дело. Только напомни ему, что коли обидит, сразу поколочу!       Я в голос прыснула — творец знала цену своим словам и силе, — набрасывая на себя короткий кожаный жилет, понимая, что день обещает быть жарким и на удивление отличным. Затянув ремень на узких штанах, запрыгнула в свои любимые поношенные сапоги, прошедшие со мной сквозь ад и обратно, и вышла к Элии, засунув руки в задние карманы.       Великанша уже полностью застелила постель и теперь внимательно глядела на меня, уперев руки в боки.       — Что? — забеспокоилась я, под пристальным взглядом её большущих тёмных кошачьих глаз.       — Надо будет подыскать тебе платье, — заметила Элия, беря меня за запястье двумя пальцами, заставляя покрутиться.       — Платье? — удивилась я, стараясь, чтобы отвращение не слишком сильно сквозило в голосе. — Это ещё зачем?       — Видишь ли, я... Мы... — замялась Элия и покраснела, да так густо, что сделалась одного цвета со своими волосами. — В общем, тут такое дело...       Я чуть наклонилась вперёд, застыв в ожидании, отметив попутно, что от кузнечных дел мастерицы веет лёгким цветочным духом, а не потом как обычно.       — Я выхожу замуж, — скромно опустив глаза, глупо улыбаясь, ответила творец.       — За кого? — вылупилась я.       Творцов можно было по пальцам пересчитать, так что новый союз будет большой радостью для древнего народа.       — За Карна, — ещё больше смутившись, уточнила Элия.       — За сопляка?! — вырвалось у меня, но я тут же поспешила исправиться, чтобы не оскорбить чувства единственной хорошей знакомой. — То есть Карна! Надо же... Он ведь самый молодой среди вас?       — Постарше твоего Всадника будет, — грозно произнесла Элия, но её глаза озорно пылали, с потрохами выдавая веселье. — Теперь Сопляком его называть могу только я! — гордо заявила она. Ну и последний ништяк на сегодня (он не столько относится к данному конкретному фанфику, сколько ко всем вместе взятым, исключая, конечно, Древо Смерти). Если бы…       Если бы Раздор и Ярость не были родственниками, они либо были бы вместе, либо люто ненавидели друг друга.       Если бы Фрейя была ангелом, к ней проявляли бы чуть больше уважения.       Если бы Эрин была человеком, Смерть все равно любил бы её.       Если бы Фрейя не ударилась головой, то навсегда бы осталась во власти Лилит, до самой смерти оной.       Если бы Самаэль сел на Чёрный Трон, он бы действительно убил Всадников, но на глазах Смерти вырвал бы из Эрин не сердце, а зачатый плод. Его бы и пожрал.       Если бы Смерть, заведомо зная, что станет Владыкой Ада, действительно мог управлять временем, он бы не тронул Эрин, как и рассуждал.       Если бы Эрин не навеяла Фрейе сны о Войне, то смертная навсегда осталась бы одинокой.       Если бы у Фрейи и Войны был бы ребенок, то это была бы дочь, непременно Чума. Возможно, в планах был бы и Голод.       Если бы у Смерти и Эрин (ангела) появился бы шанс на вечность, они бы им воспользовались и жили долго и счастливо.       Если бы Эрин решила остаться со Смертью, её бы изгнали из Белого Города на веки веков. Всем, кто дошёл до конца "Невошедшего", заказываю памятник при жизни и медаль Героя посмертно. Ваша Жэйд.