Sahmeth shivas Kalahira neche

Их было плохо слышно. Порой, словно сквозь биотический барьер или пробитый до контузии шлем. Порой... почти как сквозь плотную подушку. И в первые минуты искусственных, химических пробуждений, ей казалось, что она только накрыла чем-то голову. Если пробить синий покров, или встряхнуть раненной башкой, или просто повернуться на бок... открыть глаза - она очнется в своей постели. Под назойливые визги будильника. Или сигнальной сирены. Или тихого, влажного хрипа спящего рядом. Никаких преград не было. Кроме ее собственного бессилия. Кибернетической увечности. Миранда говорила медленно, словно Шепард сбросила пару десятков лет, а не поджарилась под томным взглядом Предвестника. Отрывисто. Напряженно. Громко. Это раздражало хотя и больше нарочито-нежного голоса доктор Мишель, но много меньше отчаянных пауз в речи Хаккета. Они все неизбежно ломали свою речь в ее присутствии, безжалостно фальшивили, считая что врут во благо. Они все просто ссались от страха. Cвою манеру сохранил только Рекс, и то, Шепард была уверена - лишь потому, что кроганы не дружат с хитростью... как и с собственными голосовыми связками. И еще... еще был один живой дрелл. Джейн терпела ради него. Ей больше ничего не оставалось. С того момента, как минули полчаса с последней инъекции, зашипел дверной замок и голос Лоусон вдруг возник в непролазной тьме, за пределами ее досягаемости - где-то в палате, она говорила только о Цербере, но Джейн терпела и это - чтоб прервать чужой поток слов требовалось открыть рот и напрячь связки, а это... это было больно. Почему? Откуда нервные окончания в карбоновой гортани? - Мы столкнулись на челноке Призрака. И я ждала ее появления, знала что она придет, с тех пор, как Альянс только упустил ее. Не думала, что она явится прямиком на корабль, но следила, - таинственный смешок, немного прежней Миранды, всего секунда, и снова навязчивые обороты знатока логопедии, - ты знаешь, сколько у нее имен, Шепард, но эта привязанность к нелепому прозвищу позволяла отследить перемещения с точностью до сотни километров... Ты хочешь что-то спросить? Она, наконец, заметила как трепещет тощая жилка под свежим слоем синтетической кожи. Как скребет прозрачный углепластик ногтей по обивке кровати. - Горло дерет. Вкатить бы... - Джейн хрипела почти виновато. Она не видела, что делает посетительница, но даже сквозь свои глухие динамики слышала, как зажужжал авто-дилютор* в сложном механизме умной капельницы, а потом явственно ощутила, как по всем ее оставшимся венам и артериям растекается доза ленивого, пьяного тепла. Опиоиды стали ее лучшими друзьями недавно. Раньше хватало панацелина и волшебного укола Чаквас. Еще раньше она справлялась одним только виски и грубым, по-армейски суховатым сексом. Может, помогало еще совсем немного дреллского MDEA**... - Шепард? Ты в порядке? Она снова и снова возвращалась мыслями к тому, как прекрасно было не спать сутками, расчесывая после жгучую сыпь на заднице до крови, ругать таблетки и Мордина, и торчать от одних только поцелуев, на целые часы выпадать из реальности, впиваясь осоловевшим взглядом в узорчатые переливы чешуи рыбок в аквариуме. Снова и снова вспоминала губы. Не человеческие, сухие, тугие. Горячие. Ей не хватало этого, не хватало... И даже дорогущий опиоид в вене не мог избавить ее от боли в горле, от щемящего чувства беспомощности и отвращения. Она даже не могла поцеловать его. У нее теперь не было губ. Не было гребанных дозаторов для слюнных желез и, вероятно, самих желез. Язык был механическим, сухим и скрипел, когда касался пластинки под нёбом. Она была полумертвой развалиной и Тейн не мог касаться ее, не мог. Может быть, и не хотел. Разве только "может быть"? - Шепард? Я позову врача... - Не надо. Ты говорила про Брукс. Раса, да. Да. Так какого черта она...? - Она бы не отдала ни кредита, но как ты знаешь, я решила кое с чем разобраться... - и снова тот самый, полузабытый тон, - как любил говорить мой бывший начальник. - Ну, а Призрак? И она снова будто вернулись к разговору двухдневной давности, в котором тогда участвовал лишь очень занятой, упрямый кроган и очень уставший, виноватый негр. Андерсон. Он был жив. Шепард, слепая и изломанная, не могла быть уверенной... нет, могла. Андерсон был жив. Вряд ли хоть кто-то мог так хорошо сымитировать его, даже ее небогатое солдатское воображение. Но кроган и негр все равно спорили с женщиной, до хрипоты и пены у рта, доказывая что... ничего не было. Его не ретранслировало к Цитадели через бьющий из земли столб света. Он не был застрелен, он не видел гор разлагающихся тел и не орал на обезумевшего главу Цербера под стеклянным куполом "секретной комнаты". Более того, и самого Призрака... - Он отключился. Как все... хаски. Прямо на приборной панели корабля, - с осторожностью произнесла Лоусон и тут Шепард почувствовала - слабый, резкий импульс в мозг - Миранда коснулась восстановленного участка ее ладони. - Не волнуйся. У тебя пульс, - легкий шелест волос и скрип термоткани и - Джейн представила - Миранда смотрит на приборы, приказывая им успокоиться. - Там был ретранслятор, - ее голос был сухим, скрипучим. Наверное, первый гет оснащенный динамиком говорил именно так. - Где? Там ничего не было, Шепард, - так можно было бы отвечать сумасшедшему, - Пыль еще не осела, но место уже осмотрели и там нет следов такого механизма. Они все говорили ей это. Джейн не знала, как объяснить то, что видела. Раньше были видения. Были полубезумные сны. Но то что видела она, тогда, там - казалось слишком реально. И она начала снова теряться в этих образах, жутких до дрожи, настоящих, она ощущала холодную рукоять пистолета, видела на своих руках кровь, чувствовала боль... ненавидела проклятого ребенка, сквозь прозрачную голову взирая на то как погибает объединенный флот. Все это было правдой, ее правдой. И она бессвязно бормотала в раздражении: - Там... был мальчик... я стреляла в Андерсона. Призрак... заставил меня, он хотел управлять ими... - Это похоже на Призрака, - вкрадчиво, с опасением подтвердила Лоусон. Голос, как у врача, и все вокруг - один большой псих.диспансер, кабинет для исправления речевых дефектов, детский манеж. - Не надо так. Не надо поддерживать мой бред. Не надо, - она хотела бы сказать это сквозь зубы, но вышло свистяще, шепеляво. Эта нелепая деталь окончательно взбесила Шепард и она резко выкрикнула: - Верните мне зрение! - Ты же знаешь. Сейчас тебе нужно совсем не это, - это был страх и жалость, два самых неприятных, непристойных для солдата чувства. Джейн знала, почему они говорят так. Чего они боятся. - Я сама решу. Мне нужны глаза. Заставь их! Я хочу видеть, - она едва ли не срывалась на режущее слух, визгливое рычание, и все ее тело, по ощущениям - мешок разболтанных шурупов - тряслось от гнева вместе с воспаленным, больным, теряющимся сознанием. Она хотела видеть, насколько все плохо. Чем она стала теперь. Они боялись, что это заставит ее сдаться. - Шепард... пожалуйста, послушай меня, технология сейчас - очень нестабильна... Нам нужно скрывать от Альянса наши ресурсы, и делать все постепенно, тестировать, нужно... Я бы хотела тебе помочь, но... - Тогда уйди. Скорбно. Джейн сжала бы рот - когда он был у нее живым, выразительным, нижняя губа часто трескалась от ухмылки - если б только она могла сжать рот. Клацнули зубы, будто щелчок электрического замка. Машина, мертвая машина, рефлексы как программы, въелись в ее подкорку и платы, чистая инерция, люди называют это привычкой. На самом деле - забитый код. Но сама она разве хотела так существовать? Она слышала, что Миранда встала и пошла к двери, затем остановилась. Обернулась, кажется. - Шепард. - Уйди. Никого не хочу... - она чуть не сказала "видеть" и сбилась, судорожно дернув головой. Мягко зашипела дверь, расползаясь в разные стороны перед точеной фигурой хладнокровной женщины, где-то там, в непролазной мгле. Лоусон молча вышла, с неосязаемой и невидимой, но ощущаемой в воздухе попранной гордостью, но на смену ее шагам пришли другие, более тяжелые, усталые. - Шепард. Сиплый, мокрый вдох, глухой кашель, и ощущение слабой улыбки в каждом звуке, рождающемся на не человеческих, сухих и горячих губах. Это был голос, ради которого хотелось существовать... жить. *** - Я не смогу! - так он кричал им полтора часа назад. Полтора часа назад Сион Нетхе порывисто бродил по комнате отдыха во все той же несчастной клинике, как загнанный в клетку пустынный хищник, слишком живо и быстро для смертельно больного. Тело его, воодушевленное гормонами страха, пульсировало, почти как в молодости, вызывая желание бежать и прятаться, плыть через океан, укрыться на самом дне... Марианской впадины? Кажется, так у людей называлась самая глубокая точка. Он бы построил себе там купол и тоскуя по родине, медитировал глядя в бездну. Молил Калахиру дать ему умереть без боли. Откуда-то взялась в нем жалость к себе, неприятное и незнакомое чувство. Полтора часа назад... Полтора часа назад, он не смог бы поверить в то, что они не заставили его, не вынудили, а убедили, затронув какие-то струны в его душе. Кто-то принес и оставил их в его груди - струны. Чужие, не настроенные, но натянутые до предела, так, что казалось, тронь - скорее лишишься пальца, чем заставишь играть. Там была эта женщина, с ледяными глазами ангела и убийцы, был кроган, уже успевший надоесть до зеленых Лун, были адмиралы, негроид и европеоид с характерным шрамом. Еще какие-то люди, один запомнился ему пронзительным глазным протезом и вставной пластиной в лицевой части черепа. Еще была азари, державшаяся с достоинством древних раханских цариц, какими их пишут на фресках. Они все что-то говорили. Сборище бестактных и безжалостных ублюдков, кучка инопланетян, чей внешний облик был ему чужд и странен, а ход мыслей - противен. - Нельзя врать мертвому, так говорят на моей родине. Нельзя обманывать того, кто почти мертв. - Она живая! - рявкнул Урднот, - уж поживее тебя, дохляка. - Вот именно, я дохляк. Допустим, она живая, но что с ней станет когда она узнает? Я не актер! Я не романтическая нейра, я не смогу изображать его! И не стану - это подло, низко и неестественно. Ложь очевидна. Нельзя просто взять и воскресить его, если он умер на ее глазах. - Она не доктор медицинских наук и уже поверила в анабиоз, - сказала женщина с ледяными глазами. Нетхе загнанно покосился на нее, запоминая навсегда эту брезгливую складочку на подбородке: - Тейн мертвый. Нельзя врать мертвому. Он боролся с ними, до последнего. Последнего... Этим последним стал дрелл. Молодой, с синеватым отливом, соплеменник годился доктору Нетхе в сыновья. Он имел складку между бровных пластин, и спокойный голос проповедника. Чем он был обязан Шепард и почему стоял на стороне этой грязной лжи никто не говорил. Сион почему-то сразу возненавидел его. - Так мы говорим. А еще мы говорим об упокоении. "Нельзя даровать ему жизнь, даруй ему покой..." - говорил сын того самого ящера, которого любила эта проклятая женщина. Заложил руки за спину, выпрямился и проповедовал ему, врачу, заповедь о покое. Ему, смертнику, заповедь о смирении. Складно. - А мне, мне не нужен покой? - кажется, Сион сдался уже тогда. Капризно, забито отвечая на выпад мальчишки он уже опустил руки, чувствовал, что долг врача в нем протестует против такой жестокой правды и потворствует обволакивающей лжи. А кроме того, он знал что скажет ей только то, что она хочет слышать. Потому... потому, что она этого хочет. И в бездну этику, в бездну черную россыпь метастаз в его мышцах. Ему было плевать на себя, всегда, так почему это становилось преградой сейчас? Он жил во имя долга, входя под купол больного в глубинах Кахье готовый отдать свою жизнь в обмен на его жизнь. Человеческая жизнь не была дешевле дрелльской. - "...Сделай песок его времени гладким, как спящее море, и пока не поднимется ветер владычицы нашей, не причини ему зла..." - лился уверенный голос из здоровых, не пораженных Кепралем легких. Нетхе малодушно желал этому дреллу, его сыну, той генетической аномалии, которая убивала его отца и все их племя. Он действительно желал ему смерти те несколько секунд, пока глаза его, подвижные глаза ящерицы, метались по комнате, от лица к лицу, запоминая этот момент навсегда. - Я ничего о нем не знаю, - Сион сел. Кто-то пододвинул его кресло к столу. Рядом сел Кольят, поставив локти на стол и сцепив пальцы рук перед лицом. Отстраненно Нетхе заметил склеенные средний и безымянный пальцы на ладонях собрата. "Аномалия сращения мембран, передается по наследству с мужской хромосомой" - пронеслось в мозгу врача, и он понял... что ему ни в коем случае нельзя будет держать Шепард за руку. В груди противно заныло. - Я расскажу, - почти ласково ответил Кольят. И он поведал ему все, что знал.