***
Звон разносится по квартире, вырывает из объятий сна и не сулит ничего хорошего. Одно только то, что придётся вылезти из тепла, усиливает головную боль. — Кого там к нам чёрт принёс… — Дженсен затыкается, созерцая на пороге Падалеки. Волосы его спрятаны под шапочку, куртка блёклая, как и весь вид — обычный парень, если не присматриваться. — Не хочешь сходить в кино? — подпирая косяк плечом вопрошает утренний гость, даже не думая поздороваться для начала или извиниться за то, что разбудил. — Не-а, — оставляя дверь открытой, Дженсен шлёпает в ванную. Включая воду слышит шаги в коридоре, и в зеркале отражается всё та же унылая физиономия в шапке. — Как вариант, могу ещё предложить сходить в боулинг, потом поесть блинчиков. Похоже, Падалеки перечислил все дневные развлечения Ванкувера. — Звучит как программа для свидания, — Дженсен чистит зубы, поэтому говорит невнятно, — но я бы поменял порядок действий: есть охота. — У тебя разве не похмелье? — шапка приподнимается вместе с бровями. — Ой, заглохни…***
Хоть и тонкие на вид, вкуснейшие блины с фруктами и взбитыми сливками оставили в желудке чувство тяжести. И снова захотелось спать. Дженсен зевает, подперев голову кулаком, и следит за тем, как Падалеки выбивает второй страйк подряд. Этим ранним утром субботы кроме их парочки в зале нет никого, разве что работник боулинга. Похоже, его тоже клонит в сон. Все нормальные люди отрывались в ночь с пятницы на субботу и сейчас отсыпаются, один только Джаред строит из себя стойкого оловянного солдатика, хотя Дженсен готов поспорить — тот вчера тоже с пользой провёл время. За свое поведение не стыдно, он умудрился ничего лишнего не ляпнуть, а мысли и эмоции... Разве что-то такое было?***
Он всё-таки затащил его в кино, да ещё и смешал попкорн в сахаре, попкорн в карамели и попкорн в шоколаде. От того количества углеводов, что за полдня успело осесть у них в животах, становится страшно, а Падалеки ведёт себя, будто нет ничего странного в том, что два парня весь день шляются по развлекательным заведениям и лопают сладости. Словно парочка. Правда, фильм выбран отнюдь не романтический, на экране льётся кровь, визжат девки и воют монстры. А Дженсен искоса любуется улыбающимся во все тридцать два зуба профилем. Падалеки кажется счастливым.***
Уже вечер, размалёванные мордашки начинают выстраиваться перед дискотеками, в барах мелькать кепки, а за окнами заведений с белыми скатертями — костюмы и вечерние платья. Они только что вышли из одного такого, намереваясь продолжить паломничество по Гранвиль, но выбирая места попроще. — Так вы с Сандрой расстались? Падалеки едва заметно сбивается с шага, а Дженсен кидает в рот никотиновую жвачку, чтобы не чесались губы. — Нет. С чего ты взял? Не поворачивая головы, Дженсен косится на него и ловит на себе возмущенный взгляд. Словно глупость какую сморозил. Или пошутил неудачно. — У вас же такая любовь, до гроба, все дела… Я два года не замечал, чтобы ты с кем-то параллельно мутил. Падалеки не отвечает, смотрит прямо перед собой. Поэтому, наверное, опять спотыкается на ровном месте. — Ну правильно, кто я такой, чтобы лезть в твою личную жизнь, — Дженсен вздёргивает подбородок, начиная пристально изучать все попадающиеся на глаза неоновые вывески. Из-за дверей «Commodore» доносится что-то похожее на джаз и совершенно не привлекает, а дальше по курсу бильярдный зал с баром. А что, он не против сыграть. — Не знал, что ты такой моралист, — Джаред хмыкает без улыбки и первым сворачивает ко входу в заведение. Дженсен останавливается и смотрит ему в спину. — Знаешь, тебя никто не заставляет проводить со мной время вне работы. А ведь правда, обычно Падалеки улетает к семье или подруге на выходные…***
Ситуацию на столе назвать развивающейся сложно, если бы у них был рефери, давно объявил бы пат. Дженсен даже три удара просить не стал бы, но судьи у них нет. А сдаваться не хочет никто. — Кстати, не знал, что вы с Дэннил встречаетесь, — Джаред перехватывает кий одной рукой и ставит пивную банку на край стола, отмечая лунку. — В газете прочитал. Выглядит почти угрожающе. — Рад, что у тебя есть время читать газеты, — хвалит его Дженсен, натирая свой кий, медленно прокручивая его в пальцах и почти нежно проходясь мелом по краям кожаной головки. И хотя напряжение в воздухе не способствует эротическому подтексту, нарочито соблазнительно проводит кончиком языка по губам и подмигивает парню за спиной Джареда, пока тот не видит, занятый изучением ситуации на бильярдном столе. А вот цель, поймавшая взгляд, порывается встать, но Дженсен уже мотает головой, указывая глазами на своего спутника. — Ну извини, что я не такой железный, как ты! — вдруг громче обычного заявляет Падалеки. Кий оставляет в кубике мела глубокую борозду. Дженсен моргает пару раз, чтобы вернуть зрению резкость, а шар трижды касается бортов стола, задевает своего полосатого соседа и скрывается в боковой лунке. Патовой ситуации наступает конец, но удобных позиций на столе от этого не прибавляется. «Отлично! Мало того, что я моралист, так ещё и, получается, образец выдержки …» Ответа подобрать не удается, как и выбрать по какому шару бить. Теперь Падалеки натирает кий, а свет от лампы над столом отражается в его сощуренных глазах, заставляя их мерцать в полумраке. — Я не железный и не моралист, — прижимая подбородок к груди, Дженсен не смотрит на него, принимаясь раскручивать кий — знак сдачи. — Хочешь, завалимся на дискотеку, закинемся колёсами, снимем парочку близняшек и устроим потрахушки на огромной, как ипподром, кровати? — Шутишь? Дженсен поднимает глаза, и весь вид его говорит, что нет, не шутит. — Перец в презерватив, чур, не сыпать, — неуверенная, готовая в любой момент исчезнуть улыбка заставляет губы Джареда дрогнуть. — Хорошо, — Дженсен отворачивается, чтобы отложить кий и скрыть тяжёлый вздох. «Девушки — раз, голый Падалеки в зоне доступа — два… представить сложно, что ещё может совмещать в себе настолько неприемлемые и желанные вещи одновременно». Поворачивается обратно и добавляет как можно равнодушнее: — Надо будет попробовать. Как-нибудь. Падалеки облегчённо выдыхает. Дженсен не знает, обрадоваться этому или огорчаться.***
На съёмочной площадке темно. На улице уже светает, но здесь, в павильоне, мрак, горит только один осветительный прибор — около бутафорской, наполовину разобранной «Импалы». Внутри, на заднем сидении разлёгся Дженсен, а из небольших колонок, подключенных к сотовому, доносится «You shook me all night long» AC/DC. — Хоть бы наушники надел, — склоняется над ним Ким Мэннэрс, его голос как обычно звучит недовольно. Дженсен вздрагивает от неожиданности, всё-таки возникшее из ниоткуда лицо может и до инфаркта довести, особенно, если поглощён музыкой, своими мыслями и созерцанием недалекого потолка. — Утречка, — здоровается, резко принимая сидячее положение и поправляя съехавшую кепку. Делает музыку потише. — Хочешь спросить, какой чёрт меня принес в такую рань? Задам тебе тот же вопрос. Ким усаживается в кресло продюсера, оставленное со вчерашнего дня около машины, и расчёсывает пальцами мелко вьющиеся седые волосы. Он напоминает Дженсену кузнечика или ссохшегося богомола — худощавый, ворчливый старикашка, которому многое прощаешь за его профессионализм. К тому же режиссёр ведёт себя так не потому, что ему кто-то не нравится. Он просто так себя ведёт и всё. — Тебе надо проникнуться большей любовью к брату, — заявляет без предисловий, уверенный, что собеседник тут же поймёт, что речь идёт о персонаже. — Да, я читал сценарий финала… Вы серьёзно решили его убить? — Это не я решал, а Крипке… Если боишься перенести на Сэма не совсем братские чувства, брось это. — Что? Дженсену всегда приходится напрягать мозг, чтобы понять, что Ким имеет в виду под своими странными аналогиями, объяснениями, но потом они всегда оказываются самыми точными и прозрачными для понимания, но сейчас… — Что значит «не совсем братские»? Вы там инцест планируете?! Саркастическая усмешка не встречает в ответ даже тени улыбки. Ким проводит по горлу рукой, разглаживая дряблую кожу, и смотрит поверх головы Дженсена. А Дженсен отворачивается, не зная, послать режиссёра с его советами или сделать вид, что ничего не понял. — Знаешь, чем больше ты притворяешься, тем менее естественно это выглядит. Ким его отчитывает, словно дед внука или отец сына. Дженсен кривится. Происходи разговор полгода назад, он бы испугался, но сейчас только злится: на себя, за то, что оказывается, не так хорош в притворстве, как думал, и на Мэннэрса, ткнувшего в это носом. К тому же, когда долго чего-то опасаешься, со временем страх становится меньше, а потом и вовсе появляется извращенное желание покончить со всем. А лучший способ покончить со страхом — встретиться с ним лицом к лицу, но Дженсен перешагнул и этот этап. Он просто забил. Смирился. Пусть все идёт своим чередом, а он будет плыть по течению. — Хочешь сказать, что я должен взять за основу свои чувства к Джареду? Ким кивает. — У вас уникальный случай и уникальный сценарий, говорю тебе, из этого выйдет нечто по-настоящему потрясающее. Никто, кроме тебя, это так сыграть не сможет. — То есть, ты предлагаешь мне представлять на месте Сэма Джареда? Что его убивают? Вопрос повторяет предыдущий, но Дженсену сложно поверить в то, что от него ждут подобной спекуляции. Неужели для Кима нет ничего неприкосновенного? Актёры, конечно, постоянно ищут основу в личном опыте, но это — уже слишком. — Неужели переноса на него моих чувств к младшей сестре недостаточно? Я настолько бездарен? — Как ты относишься к женщинам, Джей? — вместо ответа спрашивает Ким. И заставляет задуматься. — Интересно, откуда такая информация? — Дженсен, как плохо смазанный робот, оборачивается. — Разве у меня в контракте прописано разрешение на раскапывание грязного белья? — Что ты, — Ким поднимает руки, сдаваясь, и упирается ногой в крыло чёрной машины, опасно отклоняясь вместе с креслом назад. — Ничего такого… Скажем, я за тобой наблюдал весь прошлый и этот год, плюс мой собственный опыт… Чем-то Мэннэрс напоминает Наттера. Рассудительностью? Возрастом? Дженсен понемногу привык обходиться без доверительных бесед со старшим товарищем и сейчас чувствует что-то похожее на ностальгию. Но всё ещё злится. Оказывается, у него появился поклонник из числа руководства — а он и не заметил. Хотя странно заподозрить поклонника в том, кто вечно тебя шпыняет. По павильону разносится гомон нескольких голосов, это пришли рабочие — ранние пташки, скоро и остальная съёмочная группа подтянется. А Дженсен ждёт кажущегося логичным приглашения на ужин. Обычно всё именно так и происходит — встреча, разговор. О любви с первого взгляда говорят редко, сексуальными партнерами чаще становятся после того, как немного узнают друг друга и решат, что подходят. Так было с Наттером. Но в этот раз Дженсен не уверен, что согласится… Но Мэннэрс больше не произносит ни слова, просто встаёт и уходит.