***
– Ты уверен, что здесь можно оставить мотоцикл? – в который раз переспросил Канда, бегло осмотревшись. – Это же служебная парковка. – Нам можно, – беззаботно бросил Уолкер, уверенно шагая к зданию клиники. – Если что, отдуваться будешь сам, – предупредил его журналист и отправился следом, то и дело оборачиваясь к железному другу. Вдруг его внимание привлекло яркое красное пятно, подмеченное боковым зрением. Шикарная Феррари один в один, как произведшая фурор сегодня утром в редакции. В сознании промелькнула какая-то не оформившаяся мысль, похожая на ту, что посетила его ещё утром, но Юу вновь быстро отогнал её от себя. Зайдя в здание больницы, Уолкер подошёл к стойке регистрации и, поздоровавшись с медсестрой по имени Милли, поинтересовался местом нахождения Шеррила Камелота. Девушка понимающе улыбнулась и, заверив, что тот уехал на совещание в главный офис корпорации, пообещала по возможности не беспокоить господина Микка, пока Аллен у него. На что парень, покрывшись лёгким румянцем, показал пальцем в сторону Канды, стоящего чуть позади, говоря, что у них совместная встреча, и не дожидаясь ответной реакции уже сделавшей какие-то явно неправильные выводы Милли, направился к лестнице. – Мелкий, а лифт на что? – окликнул его Юу. – Если идти не выше пятого этажа, предпочитаю пеший подъём, – напряжённо отозвался младший товарищ. – Неужто клаустрофобия? – выгнув бровь, подивился Канда. – А ты бы и рад, – оскалился в ответ Аллен. – Просто у меня не очень приятные воспоминания о лифте в прошлом, и нам всего-то на третий этаж. Или боишься не осилить? – Сам не сдохни по дороге, – огрызнулся Юу, решив не акцентировать внимание на том, как парень резко перевёл разговор в другое русло. Добравшись до нужного кабинета в полном молчании, Аллен постучал в дверь, согласно табличке принадлежавшей хирургу, и, не дожидаясь ответа, открыл её. – Что у тебя за дурацкая привычка: одновременно стучать и входить? – вместо приветствия произнёс спокойным голосом мужчина, сидящий за рабочим столом. – Все так делают, – беззаботно отмахнулся Уолкер. – Малыш, ты-то особенный. Зачем же под общую гребёнку? – игриво улыбнулся врач, но стоило ему посмотреть на журналиста, как лицо хирурга стало словно маска, незнакомая с какими-либо эмоциями. Канда внешне этого не показал, но растерялся от такой перемены в поведении мужчины: обычно, холодные взгляды и полное пренебрежение к собеседнику оставались привилегией Юу, так что чувствовать их на себе было для парня в новинку. – Знакомьтесь. Это Канда Юу, мой коллега, журналист ЧО, – не замечая напряжения между ними, принялся представлять их Уолкер. – А это Тики Микк. Талантливый хирург и мой близкий друг. «Уж точно не дальний», – подумал Канда, предположив, что перед ним хозяин Феррари и человек, звонивший мелкому вчера. Вряд ли ещё кто-то будет называть его «малышом». – Очень приятно, – с немалой долей презрения выдал Микк, даже не скрывая своего отвращения. Журналист холодно кивнул в ответ. – Так ты поможешь нам? – вмешался в «дружескую» беседу Аллен. – А кто говорил, что не полезет в это дело? – Обстоятельства изменились. – Я так и подумал, – бросив ещё один недовольный взгляд на Юу, произнёс Тики. – Ладно, давайте переместимся для начала. Микк встал из-за стола и пригласил парней пройти в комнату, смежную с его кабинетом, где когда-то проходила импровизированная операция одного неугомонного фотографа. Парни расположились на том же диване, и Аллен отдал свои фотографии и имеющиеся заключения судмедэкспертов, пояснив, что тел всего три, но достать документы по последнему случаю уже вряд ли получится. Микк устроился за вторым рабочим столом, появившимся здесь с месяц назад по требованию Камелота, дабы даже во время отдыха Тики не переставал работать, внимательно просмотрел бумаги, сверился с чем-то с помощью компьютера и задумчиво посмотрел в потолок. – Прости, малыш, но ответить абсолютно на все твои вопросы не получится, – наконец, заговорил он и, получив понимающее «угу», продолжил. – И, как я понимаю, стоит рассказать в самых простых словах, чтобы всем было понятно? – с нескрываемым самодовольством произнёс Микк, уже в упор глядя на Канду. – Сразу видно, что хирург. Привыкли считать себя Савитаром***, не меньше. Слишком надменно для обычного человека. – Мальчик, ты даже не представляешь, насколько необычного, – буквально прошипел сквозь зубы задетый словами журналиста Тики. – Я на льготном положении. – Прекратите, – раздражённо сказал Аллен, не позволив Юу ответить. Хирург только открыл рот, собираясь продолжить наступление, но наткнулся на недовольный взгляд Уолкера и предпочёл вернуться к основному вопросу. – У первой и второй жертвы были обнаружены следы Неокартизона. Это снотворное. Интересен тот факт, что в желудках не нашли желатина. – В смысле? – Его форма выпуска – пилюли. А значит, вещество было извлечено из оболочки и добавлено или в еду, или, скорее всего, в данном случае в жидкость. Судя по написанному, в желудке мужчины единственные остатки твёрдой пищи – арахис, остальное – сплошной алкоголь, – пояснил Микк, увидев вопросительное выражение лиц коллег. – А девушка ничего не ела вообще, только выпила совсем немного молока. – Или чай со сливками? – Тоже идея, – одобрительно потрепав парня по голове, согласился Тики, так что Канда только сильнее сжал кулаки. Почему-то его жутко бесил этот надменный человек, особенно когда тот так откровенно тянул свои грязные руки к Аллену. – Подожди, а какова причина смерти? – вспомнил о главном фотограф. – Сломанная подъязычная кость и странгуляционные борозды указывают на асфиксию. Их задушили. – Чем? – поинтересовался Юу. – Ведь должны были остаться хоть какие-то следы, волокна. Микк оценивающе посмотрел на журналиста, как бы неприятно это было признавать, но котелок у паренька варил и в правильном направлении. – Предположительно верёвка или что-то на неё похожее. Определить точно не получится из-за обработки тел. Уничтожены все следы. – А он убил их во сне или дождался, пока те очнулись? – полюбопытствовал Уолкер. – Малыш, хоть мы и говорим о работе, но слышать подобное от тебя всё же жутко. – Не волнуйся, специально для тебя у меня припасён другой способ убийства. – Мелкий, не отвлекайся, – недовольно проворчал Канда. Чувство, что он третий лишний, крепло в нём с каждым новым словом, произнесённым хирургом или фотографом. – Какай он у тебя скучный, – издевательски протянул Тики, но к теме разговора вернулся сразу. – Сказать, была ли женщина в сознании, сложно. Такое ощущение, что убийца давал снотворное дважды. – С чего ты взял? – удивился Аллен, вспоминая текст экспертизы. По его скромному мнению, подобная информация должна была быть написана вполне понятным языком, а не жуткими словами, сочетавшими в себе невероятное количество согласных, делая запись ясной только для врачей и криптоаналитиков. – Из дозировки, – словно что-то очевидное объяснил Микк. – Вторая жертва могла бы прийти в себя, получив такую порцию, а вот для мужчины она оказалась бы смертельной. – Это из-за спиртного, мелкий, – заметив непонимание на лице парня, вмешался Канда, до которого быстрее коллеги дошло, из чего сделал свои выводы хирург. О непредсказуемости последствий совместного употребления снотворного и алкоголя он знал ещё до того, как начал работать в отделе криминальных новостей, где частенько всплывали рассказы об очередном самоубийстве кинозвезды или «случайно» оказавшихся в бокалах виски таблетках, оставленных жёнами миллиардеров для мужей. – Получается, что если бы первой жертве дали указанную дозировку сразу, то он умер бы ещё до того, как убийца его задушил, – медленно проговорил Уолкер, пытаясь понять обоснованность такой версии. – Но нельзя же сказать наверняка, когда его убили. Может ему дали Неокартизон и сразу же задушили. – Ну, малыш, медицина далеко шагнула со времён Конан Дойла, так что это определить всё же можно. В нашем случае, не совсем точно, но возможно. Не буду вдаваться в ненужные подробности, просто скажу, что сначала ему дали одну треть общего количества, а через какое-то время оставшуюся часть. Если со второй жертвой поступил так же, то она вполне могла очнуться как перед смертью, так и между моментами принятия лекарства. – А расчленили их когда? – решил перейти к самому неприятному фотограф. – Судя по записям, мужчину часа через два после смерти, а вот женщина пролежала часа четыре-пять. Странно, конечно, – задумчиво протянул Тики, пытаясь представить себе причину такой задержки. – Это как раз-таки объяснимо, – безэмоционально заметил Канда, не отрываясь от блокнота, куда записывал важные сведенья, полученные от хирурга. – Теперь, когда есть третья жертва, можно с уверенностью говорить, что это работа маньяка, а они отличаются одной занимательной особенностью: желанием как можно точнее воспроизвести своё первое преступление. Вновь пережить его. Естественно, желая насладиться каждой минутой превдотриумфа, он неосознанно может увеличивать временные интервалы. – Ммм, какие познания повадок психопатов, – растянув губы в нахальной улыбке, произнёс Микк. – Неспроста журналисты шестые в списке Даттона****. – Благо не пятые, как хирурги, – парировал Юу, переведя взгляд с блокнота на мужчину. – Если вы не прекратите дурачиться, то фотографы-архитекторы тоже появятся в этом списке, – с обманчиво милой улыбкой вставил Аллен, раздражённо переводя взгляд с одного спорщика на другого. Тики, хорошо знавший Уолкера, мысленно чертыхнулся, так как злить своего малыша не хотел и, откровенно говоря, не любил, когда тот начинал смотреть на него холодными серыми глазами Джокера. Канда же чисто интуитивно почувствовал, что ни к чему хорошему их перепалка с хирургом не приведёт, так что решил на время отступить. – На чём мы остановились? – протянул Микк, возвращаясь взглядом к бумагам. – А да. Смотри, расчленявший тела делал это впервые, но с анатомией знаком хорошо. – Покрошить человека на части – здесь много ума не требуется, – не удержался от шпильки в адрес хирурга Юу. – Не всё же делать в твоём фирменном стиле, мальчик с катаной: дёшево, кроваво и по-садистски. Аллен закатил глаза: и чего этим двоим спокойно в одной комнате не живётся? Но от этих философских мыслей его отвлёк кровожадный взгляд Канды, коим он прожигал фотографа, и тот понял, что злится коллега на одного болтливого паренька, рассказавшего врачу о привычке журналиста приносить с собой на работу деревянный боккен. – Так что с анатомией? – поспешил напомнить Аллен, инстинктивно отодвинувшись к дальней от Юу стороне дивана. – Рубили точно по суставам. Не в область, а точно, – пояснил Микк. – Единственное, что смущает, это то, как убийца поступил с бедренной костью. Он отрубил их строго по горизонтали. Я, конечно, понимаю, что до головки бедренной кости ещё надо как-то добраться, да и не так просто отделить ноги от туловища, но тогда уж было проще в принципе не трогать их, обойдясь отделением только берцовых костей. То есть начать с колен, – пояснил Тики, заметив, как Канда хмурится. – Это и так понятно, – оскорбился парень, ещё со школы он отличался хорошей успеваемостью, поддерживаемой сначала желанием быть гордостью отца, а потом уже хорошим специалистом, знающим всё, что может пригодиться будущему работнику юстиции. – Меня интересует орудие. Если я не ослышался, их рубили? – Именно, – спокойно ответил мужчина, словно разговор шёл о погоде. – Клинообразное расширение от лезвия к обуху указывает на топор. И, кстати, расширение в 23 градуса в нижней части обуха определяет его как плотничий, а не бытовой для рубки мяса, где не больше 10 градусов. – По крайней мере, мясников можно исключить, – не то в шутку, не то серьёзно произнёс Аллен и вновь ушёл в свои мысли. – Какое разочарование для журналистов, – с сарказмом протянул Микк, воспользовавшись тем, что Уолкер на время выпал из реальности. – Страшилки о мясниках с топорами, разделывающих своих же клиентов, – любимые козыри «шарлатанов» пера. – Вы выписываете плохо изученные лекарства от ещё менее изученных болезней абсолютно незнакомым вам людям, – мгновенно нашёлся Юу. – Так кто из нас шарлатан? Аллен сам не понял, как это получилось, но он самым банальным образом хихикнул. Не улыбнулся, не усмехнулся, не одобряюще хмыкнул, а именно хихикнул! Тики даже забыл о необходимости ответить журналисту какой-нибудь гадостью, вместо этого он с возмущением посмотрел на фотографа, заставив юношу виновато опустить глаза и скомкано извиниться. – А зачем замораживали тела? – попытался вернуть разговор в прежнее русло Уолкер, старательно избегая взгляда хирурга. – Вот у убийцы и спросишь, – жёстко ответил Микк, непрозрачно намекая, что Аллен своим поведением его обидел. Правда, на парня это оказало прямо противоположный эффект: Уолкер медленно поднял глаза на хирурга и одарил того настолько холодным и безжизненным взглядом, что Тики невольно вздрогнул и тут же с сожалением вспомнил, почему все картёжники города так не любят играть с разозлённым Джокером. А он его, судя по всему вконец довёл. – Их не заморозили, а обработали азотом, – произнёс хирург, слегка прикрыв глаза, как бы прося парня успокоиться и оставить выяснение отношений на потом. – Либо у убийцы изощрённая фантазия, либо он неплохо умеет заметать следы, – словно принимая условия мужчины, вернулся к своей обычной манере речи Аллен. – По его пазлам и так понятно, что вместо головы он только с фантазией и дружит, – вставил Канда, до сего момента с интересом наблюдавший за невербальным общением «друзей». – Правда, кроме тебя там никто ничего красивого не разглядел. – Я не говорил, что это красиво! – возмутился Уолкер, вспоминая разговор в переулке. – Просто описал то, что видел! – Так ты всё же уверен, что понял, значение поз? – намекая на разговор в баре, спросил Тики, чем неприятно удивил Юу. Журналист предполагал, что помимо Моа и Кросса, больше никто не в курсе подробностей дела, и такая осведомлённость со стороны хирурга одновременно настораживала и злила. И если первое было вызвано банальной осторожностью при ведении расследования, то второе походило на детскую обиду, когда друг рассказывал кому-то о вашем секретном месте, о котором, по правде говоря, все и так знали, но всё равно атмосфера таинственности пропадала. Так и здесь, для сотрудников редакции не было тайной, что они работают вместе над каким-то делом; отдел же криминальных новостей и главный редактор и вовсе знали над чем именно; полицейская, знакомая Аллена, и Кросс даже прочитали документы раньше Канды, но почему-то именно мысль о том, что Уолкер делился своими предположениями с Микком, оставила неприятный осадок в душе журналиста. – Может быть, – туманно ответил Уолкер, когда на него уставились две пары заинтересованных глаз. – Кое-что проверить надо сначала, – тут же поспешил объяснить он, дабы никто не успел развести демагогию, в исполнении Канды больше похожую на угрозу или смертельное проклятье, относительно доверия при совместной работе. Юу намёк понял, но полностью скрыть своё недовольство не смог, обойдясь раздражённым цоканьем. Тики же предпочёл сделать вид, что и без того знает о соображениях Аллена насчёт тел, так как по его наблюдениям, журналиста информированность хирурга откровенно бесила. – Так что там с азотом? Он их заморозил им, разрубил и … – Нет, малыш. Сначала расчленил, дал полежать, чтобы слить кровь, смыл её остатки и только потом обработал. В принципе, поэтому они так хорошо и сохранились, несмотря на то, что с момента смерти прошло почти по неделе, – с благодушной улыбкой, от которой нормальному человеку стало бы плохо, просветил парня Тики. – Значит, можно использовать азот как зацепку? – не понятно у кого спросил Уолкер. Микк пожал плечами, а вот Канда ответил. – Нет. Купить его так же просто, как и топор. Хоть газообразный, хоть жидкий. Плюс, много мест, где производят его заправку, словно бензином машину, – недовольно произнёс Юу, его так же напрягало отсутствие каких-либо подсказок, чтобы хоть как-то определиться с направлением в поиске убийцы. Видимо придётся идти от обратного и заняться вплотную самими жертвами. – А снотворное? – не оставил надежду Аллен. – Неокартизон – вещь распространённая. Искать, кому выписывают, бесполезно, его полгорода пьёт. – Жаль, – с досадой вздохнул фотограф, было заметно, что он ожидал большего. – Всё как ты любишь, малыш, – потрепав по голове парня, попытался подбодрить того хирург. – Запутанное дельце. К тому же, сам говорил, что ловить умную добычу всегда интереснее. А этот даже додумался до того, как уничтожить все следы, оставив только «ледышки», которые в большинстве своём на себя только землю с места преступления собрали. – В большинстве своём, – вдруг повторил слова Микка Канда. – Значит, помимо этого было что-то ещё? – Да, кое-какие вещества, которые в парках и подворотнях встречаются редко, но точно сказать, что они собой представляют в повседневной жизни сейчас я не готов, – признался Тики. – Могу позже скинуть на почту, м? – Лучше позвони, – согласился Уолкер, встрепенувшись, возможно это окажется полезным. – На телефон Канды. – Чего?! – угрожающе воскликнул Юу, с недовольством наблюдая за тем, как фотограф, не дожидаясь разрешения врача, подошёл к нему и вытащил из правого кармана халата сотовый, куда быстро занёс необходимую информацию. – Что, Рувелье затянул удавку? – усмехнулся Микк, не выразив ни малейшего возражения на такое своевольное поведение юноши, что только сильнее взбесило Юу. Казалось, эти двое его совсем не замечают. – Чертовски верно подмечено, – убито признался Аллен и тут же поинтересовался. – Думаю, на этом закончим? – Да, пока сказать большего не могу, – подтвердил Тики. Журналист, источая недовольство, поднялся с дивана и направился к двери, за ним последовал и Уолкер, как вдруг. – Малыш, можешь задержаться на минутку? – Если это связанно с делом, то Канда тоже должен знать. У нас уговор, – поспешил объяснить парень, не заметив, как на него с немой благодарностью посмотрел Юу. Микк удивился, но виду не подал, лишь примирительно поднял одну руку и пояснил: – Это насчёт нашего прошлого разговора. – Подождёшь меня внизу? – спросил Аллен у коллеги. – Тч, – пространно выразил своё согласие Канда и вышел из комнаты в кабинет, а оттуда в коридор. Микк дождался, пока не услышал глухой хлопок дверью и, в мгновение ока оказавшись подле Уолкера, схватил того за плечи. От неожиданности парень вздрогнул и чуть слышно воскликнул, почувствовав, как сильные руки удерживают его на месте. – Тики, ты чего? – озадаченно спросил фотограф, но увидев, с какой злобой на него смотрел хирург, замолчал, не решаясь произнести и слово. Под взглядом мужчины Аллен нервно поёжился, ощущая, как страх постепенно охватывает его душу. Такого Микка он боялся и, судя по тому, с какой силой тот сжимал его плечи, не напрасно. – Малыш, – пугающе тихо произнёс мужчина, – ты издеваешься надо мной? – Не понимаю, о чём ты, – словно загипнотизированный блеском медово-карих глаз, промямлил Уолкер. И тут же сдавленно зашипел от боли – хирург усилил хватку. – Правда? Значит то, что ты привёл сюда этого журналюгу, – это просто совпадение, никак не связанное с нашим разговором в кафе?! – С каким? – растерялся Аллен, но мгновенно замолк, вспомнив ревность Микка к Юу. – Ты с ума сошёл! – закричал парень, отталкивая от себя мужчину. – Мы просто работаем вместе! – Одно другому не помеха, – возразил Тики, продолжая сверлить фотографа испытующим взглядом. – Минуточку, – страх стал постепенно отпускать Уолкера, и пришло более-менее адекватное понимание ситуации, – так вот почему ты так вёл себя с Кандой! – Я нормально себя вёл! – возразил хирург. – Благодаря тебе это понятие обрело новое значение, – попытался иронизировать Аллен, но это у него плохо получилось под пристальным взором мужчины. Однако Микк всё же начал успокаиваться, так как реакция Аллена на его обвинения была в достаточной степени красноречивой, чтобы увериться в их необоснованности. Но даже так, отступать было поздно, поэтому Тики вновь подошёл к фотографу и, резко притянув того к себе, заключил парня почти в стальные объятия. – Т-и-к-и… – еле выдавил из себя Уолкер, в попытке донести до хирурга важность такой простой вещи, как кислород. – Малыш, – не реагируя на потуги парня, заговорил тихим голосом мужчина, – я люблю тебя. Аллен замер потрясённый словами Микка. Они часто говорили, что любят друг друга, что скучают каждую секунду, что для счастья им не нужен никто на свете, но Уолкер никогда не думал о том, насколько мужчина серьёзен. Фотограф воспринимал большую часть слов Тики за шутки или преувеличения. Сам же Аллен никогда не выходил за определённые рамки, позволявшие ему избежать двусмысленности, а так же большей части их «дружеских» глупостей. Он никогда не выступал в качестве инициатора подобных разговоров и шуток. Но сейчас Уолкер с ужасом понял то, что пытался донести до него хирург с момента их «разрыва». Тики любит его. Любит настолько, что позволил в своё время уйти Аллену, смирившись с выбором дорогого для сердца человека. Никогда не подталкивал парня вновь начать их отношения. Безжалостно давил в себе искушение поцеловать юношу, когда они в очередной раз проводили вместе ночь в квартире хирурга, засыпая бок о бок на диване в гостиной. Микк терпел, молчал и продолжал любить, ожидая момента, когда Уолкер будет готов и сам придёт к нему. Однако появление в жизни его малыша надоедливого журналиста, разрушившего цепи железной воли мужчины, заставив в открытую бороться за того, кого считал только своим. Аллен продолжал неподвижно стоять в объятиях хирурга, будучи потрясённым этими мыслями. И когда картина происходящего окончательно сложилась перед ним, на смену растерянности пришёл страх. Но не такой, как он испытал минуту назад, когда Тики до боли сжимал его плечи, а совершенно другой, от которого сердце пропустило несколько ударов и грудь сдавило, не давая сделать и вдох. Он боялся ответить, потому что не знал, что сказать. Безусловно, Микк много значил для Уолкера и как человек, и как друг, и, что греха таить, как мужчина, но даже так, Аллену чего-то не хватало. Возможно, в нём говорила паника, захлестнувшая парня, когда он понял, что от него ждут однозначного ответа. Да или нет. Любит или не любит. Вместе или порознь. Сейчас он должен сделать выбор, но последствия пугали. Если Аллен откажет, то потеряет Тики, а если согласится, то, в этом он был уверен, никогда не поймёт, что же это за мимолётное чувство, посещавшее его последние несколько недель. Казалось бы, выбор очевиден, однако Уолкер хотел знать, отчего временами пробегает дрожь и странное тепло разливается по всему телу, заставляя сердце отбивать бешеный ритм. Мысли в голове метались, словно мышь в клетке, отчаянно пытаясь найти выход, но не видя его. Уолкер неосознанно, ища поддержки, обнял мужчину, который воспринял это как положительный ответ и, чуть ослабив объятия, поцеловал несопротивляющегося юношу. Аллен окончательно запутался, голова начала кружиться и непривычная слабость накрыла юношу, словно оправдывая его бездействие и решение полностью отдаться во власть таких сильных, но в то же время нежных рук бывшего любовника. «А бывшего ли?» – подумал Уолкер, но самокопание прервал сам же объект его размышлений. – Ты слишком много думаешь не о том, – хрипло прошептал Микк, заставив парня прийти в себя и, наконец-то, обратить внимание на реальность, которая встретила Аллена весьма развратной картиной. Фотограф полулежал на пустом рабочем столе хирурга. Когда всё, что находилось на его поверхности, было сброшено на пол, юноша не помнил, равно как и момент, когда вслед за записными книжками, папками и клавиатурой туда же переместились его футболка и куртка. Хотя как он с силой дёрнул рубашку Тики, отрывая пуговицы, Уолкер смутно припоминал, ведь в ту секунду ему померещился скрип открываемой двери, но проверить наличие случайных свидетелей не успел, будучи вовлечённым в очередной страстный поцелуй. Подумав об этом, Аллен хитро улыбнулся и, одной рукой обняв мужчину за шею, притянул ближе к себе, а другой скользнул по обнажённой груди Микка. – Так исправь это, – игриво произнёс Уолкер, окончательно потеряв самоконтроль, и потянулся к хирургу, жаждая продолжения. – Кхе-кхе, вы бы хоть дверь закрыли, – раздалось откуда-то сбоку. Тики и Аллен синхронно перевели взгляд в сторону говорившего, но страсть, поглотившая любовников, не позволила сразу узнать его, поэтому они ещё с минуту смотрели на гостя ничего не выражающим взглядом. Наконец, первым пришёл в себя Микк и, хищно оскалившись, недовольно произнёс: – Шеррил, ты так и не освоил такую простую технику, как стук в дверь?! – А ты не научился пользоваться ключом? – не жалея яда ответил Камелот. – Мало того, что кабинет нараспашку, так ещё и дверь во внутреннюю комнату приоткрыта. – Сам же запретил днём запираться, – припомнил слова брата Тики. – И вообще, ты почему не на совещании в главном офисе? Шеррил начал что-то говорить о собрании, но Аллен не слушал мужчину. У фотографа появились неприятные подозрения, что скрип, померещившийся ему, мог оказаться вполне реальным, а не слуховой галлюцинацией. И распахнутая дверь из кабинета хирурга в коридор (если, конечно, Камелот не преувеличивает) подтверждает вероятность наличия свидетеля их с Тики «разговора». Стоило подумать об этом, как Уолкер, наконец, смог трезво взглянуть на происходящее. Первое, что он поспешил сделать, это оттолкнуть от себя Микка, после чего слез со стола и, подхватив одежду, вылетел из комнаты, одеваясь на ходу и промямлив что-то о звонке вечером. Когда за парнем закрылась дверь в коридор, Тики зло посмотрел на Шеррила. – Не мог промолчать?! Какого чёрта ты пришёл ко мне днём?! Что могло случиться столь важного, что ты решил помешать нам? Малыш почти сдался! – А вот и случилось! Я неспроста так скоро вернулся из офиса, – не менее дружелюбно отозвался Камелот, но внимание зацепилось за последние слова хирурга. – В смысле, почти сдался? Не он ли ещё минуту назад лежал полуобнажённый у тебя на столе? – Да, но он был не уверен и думал о чём-то другом, – раздражённо пояснил Тики, ища взглядом пачку сигарет, некогда лежавшую на том самом столе, а ныне обнаруженную на полу, среди карт пациентов. – Ну, он же англичанин, вот и думал об Англии, – попытался пошутить Шеррил, наблюдая как Микк закуривает. Камелот не одобрял этой вредной привычки брата, но понимая, что при их работе любое средство будет приемлемо, лишь бы помогло расслабиться и отвлечься, поэтому дал негласное разрешение хирургу курить в своём кабинете, для чего даже отключил в нём противопожарную сигнализацию, оставив только её видимость. – Он не знал что ответить, – будто не слыша Шеррила, продолжил говорить вслух мужчина. – Я сказал, что люблю его, а он испугался, словно боялся ответить. – В конце концов, он ещё ребёнок, – резонно заметил Камелот. – Ты даже не представляешь, что он пережил в своей жизни. Он уже давно не ребёнок, – возразил хирург глухим голосом. Шеррил промолчал, не зная, что ответить. О парне ему и правда было известно немного, по большому счёту всё ограничивалось рассказами самого Тики, из которых Камелот понял только то, что Аллен не так прост, как кажется, и что брат искренне любит его. – Он будет моим, – вывел из раздумий мужчину напряжённый голос Микка. Камелот посмотрел на решительно настроенного брата и только закатил глаза, надеясь, что Тики хватит ума не наломать дров. Но сейчас ему необходимо побыть в одиночестве, так что Шеррил собрал рассыпанные по полу папки и, сказав, что займётся пациентами сам, ушёл к себе. Микк сделал вид, что не слышал брата, хотя был благодарен тому за понимание. Ведь он не стал гнать его работать или загружать проблемами из главного офиса, а просто позволил успокоиться и подумать в тишине. Постепенно мысли перестали напоминать спутанный клубок ниток и стали сплетаться в логичный орнамент. Ещё через полчаса и три сигареты хирург окончательно успокоился и решил убраться в комнате, при этом обнаружив, что папка Уолкера отсутствует, а если быть точнее, то сменила место дислокации с кабинета Тики на кабинет Шеррила, по ошибке забравшего её вместе с картами пациентов. Усмехнувшись тому, как отреагирует Камелот, увидев вместо анализов и истории болезни заключение патологоанатома, поспешил к брату, чтобы забрать пропажу и объяснить, зачем же Аллен изначально приходил.***
Вылетев из кабинета Микка, Аллен первым делом бросился в туалет, чтобы умыться. Ледяная вода помогла привести мысли в относительный порядок, но не решила другой, не менее важной проблемы, напоминавшей о себе тягучей болью пониже живота. «Чёрт, Тики!» – в бессильной злобе Уолкер ударил кулаком по кафельной стене, аккурат возле зеркала, откуда на него смотрел светловолосый подросток с пылающими щеками, расширенными от возбуждения настолько, что почти не видно радужки, зрачками и тяжёлым дыханием. Увиденное не обрадовало парня, Аллен только сильнее сжал пальцы, впиваясь ногтями в ладонь. Спроси у него, на кого он сейчас злиться, парень не смог бы внятно ответить. С одной стороны, виноват был сам Уолкер, потому что дал слабину, не оттолкнул мужчину, а беспрекословно подчинился, позволил чувствам взять верх над разумом, а ещё поддался страху. Но с другой стороны, Тики был виноват не меньше. Ведь он знал, что Уолкер не сможет отстраниться, даже несмотря на то, что однажды сам разорвал отношения. Должен был понимать, нет, понимал, что он значит для парня куда больше, чем просто бывший любовник. «Аллен, я люблю тебя», – всплыли в памяти слова Микка, и Уолкер, опустив голову, с новой силой сжал кулаки, не замечая, как выступила кровь из ранок. Нет. Мужчина не виноват, вся ответственность за случившееся лежит на нём, на Аллене, всё это время не видевшего страданий хирурга. Парень закрыл глаза и глубоко вздохнул. Неожиданно фотограф почувствовал неуловимо-знакомый аромат, чуть терпкий фруктовой с выделяющимся чайно-жасминовым шлейфом, и принадлежал он точно не Тики, предпочитавшему парфюм с пьянящими нотками джина, приправленными острыми аккордами хвои можжевельника и цитруса. Уолкер поднял голову и удивлённо заозирался вокруг, но у раковины, впрочем, как и во всём помещении, он был один. – Странно, – вполголоса произнёс парень и слегка расстроился, когда понял, что не может уловить аромат вновь. И тут же с удивлением осознал, что за всеми этими треволнениями сам не заметил, как успокоился. Поправив футболку и ставшие привычно свободными джинсы, он пригладил мокрые волосы и поспешил покинуть больницу. Спускаясь по лестнице, юноша столкнулся с Милли, искавшей его, чтобы извиниться, так как не успела предупредить о скором возвращении Камелота. Фотограф натянуто улыбнулся, сказав, что они к тому времени всё равно успели закончить разговор, так что ничего страшного не случилось. Девушка мгновенно повеселела и заговорщицким шёпотом поинтересовалась, о чём они вели беседу, раз что он, что Канда возвращаются от хирурга взмыленные, как кони с ипподрома. От ответа Уолкера спасла собственная богатая фантазия, поскольку сравнение Юу с лошадью было столь занятно, что парень громко рассмеялся и, приговаривая «у него даже хвост есть, только почему-то на голове» и помахав Милли на прощание, вышел из клиники. После обеда небо затянуло сероватыми облаками, поэтому, несмотря на то, что на календаре значился июнь, ветер, гулявший по стоянке возле больницы, заставил фотографа поёжиться и всё же застегнуть куртку, в попытке спрятаться от холода и глаз журналиста, так как не заметить несколько ярких автографов хирурга на шее Аллена мог разве что слепой. Продолжая поправлять воротник, Уолкер прошёл парковку и, наконец, приблизился к Юу, который стоял спиной к коллеге возле своего мотоцикла и смотрел перед собой расфокусированным взглядом. – Канда? – неуверенно позвал его парень. Журналист вышел из состояния оцепенения и посмотрел на Уолкера не то с удивлением, не то со смущением. Непонимание Аллена, отразившееся на его лице, заставило Юу вновь отвернуться от юноши, который впал в ступор из-за странного поведения коллеги. Тут же вспомнились слова Милли о взмыленном состоянии, в котором они покинули кабинет хирурга, но сейчас Канда и близко не стоял с тем, как выглядел Уолкер. Более того, для окружающих журналист казался как обычно спокойным и невозмутимым, его смятение выдавали только глаза и подозрительное молчание, ведь Аллен не сомневался, что обязательно выслушает от Юу несколько нелестных эпитетов, касательно его слишком долгого пребывания у Микка. «А может как раз поэтому Канда и ведётся себя так? Злится или просто показывает своё недовольство, – неожиданно понял фотограф. – Думает, что я что-то от него скрыл». – Могу заверить тебя, мы не говорили о расследовании, – уже вслух произнёс Уолкер, за что был вновь удостоен ещё одного сумрачного взгляда, впрочем, не задержавшегося на нём надолго. Юу опять отвернулся, вновь уставившись на только ему видимую точку в пустоте перед ним. – Меня не интересует, о чём вы г-говорили, – слегка запнувшись в конце, подал голос Канда. – А по тебе не скажешь, – решил уличить во лжи своего коллегу фотограф, но к его удивлению тот отреагировал на слова Аллена не просто странно, а очень странно. Резко обернулся к парню, открыл рот, но не произнёс ни звука, после чего побледнел, потом слегка порозовел, что в его случае претендовало на полноценный румянец, и под конец отвёл глаза, словно смутившись. Но похоже лимит изумлений на день был исчерпан, поэтому Уолкер только устало потёр виски и, решив, что ему вполне и тараканов Тики хватает, махнул рукой на необычное поведение журналиста. – Мне плевать, веришь ты мне или нет, но тогда встаёт вопрос, зачем было предлагать партнёрство? – Аллен знал, что даже теперь, получив данные, Юу не нарушит договор, однако отсутствие доверия на самом деле его зацепило. – Шпендель, я всегда держу слово, – кажется, сомнения Уолкера привели Канду в сознание, потому что лицо журналиста вновь приобрело свой естественный цвет, а глаза раздражённо блестели. – Так что хватит трепаться и поехали работать. Аллен только согласно кивнул, не желая продолжать их нелепый разговор, и, дождавшись, когда Юу наденет шлем и сядет на мотоцикл, пристроился сзади. «Боже, как же я устал», – утомлённый событиями последнего часа подумал фотограф. Сначала Микк со своей ревностью и признанием, потом его бесцеремонный братец, и, как апофеоз театра абсурда, Канда со слегка потёкшей по неизвестным причинам крышей. Где же он так нагрешил, что теперь отдувается? И если верить интуиции, это только начало. «Ещё бы, – невесело усмехнулся Уолкер, Тики наверняка почувствовал его неуверенность, да и ответа как такого он не дал, а значит, в ближайшее время его ждёт серьёзный разговор с хирургом. – Главное, не поддаться эмоциям, чтобы не получилось, как в этот раз», – подумал Аллен, невольно вспомнив о произошедшем в кабинете и ощутив, как тело мгновенно отозвалось на кажущиеся сейчас такими реальными прикосновения Микка. В попытке успокоиться, он глубоко вдохнул и почувствовал тот самый чайно-жасминовый аромат, с изумлением понимая, что исходит он от Канды. Неожиданно из глубин памяти всплыли воспоминания о тех моментах, когда фотограф оказывался достаточно близко к журналисту, чтобы не только полной грудью вдохнуть едва уловимый аромат, но и даже перенять его отголоски на свою одежду. Тогда в тёмном подъезде, при каждой совместной поездке на мотоцикле, в заполненном сотрудниками редакции лифте на работе, в кабинете отдела Расследований при обсуждении жертв и даже в тот злополучный день их знакомства, лёжа среди разбросанных книг и с ноющей от боли рукой, Уолкер ощущал парфюм и неосознанно принимал его как нечто отражавшее истинную суть своего владельца: поначалу терпкий и агрессивный, но если прислушаться, освежающий и нежный. За своими мыслями Аллен и не заметил, как теснее прижался к Юу, который из последних сил старался абстрагироваться от внешних раздражителей и сконцентрироваться на дороге, но в голове так и продолжали крутиться два навязчивых вопроса: «зачем он вернулся поторопить фотографа?» и «почему рядом с обнажённым, пылающим от страсти Уолкером ему хотелось видеть не хирурга, а себя?»