Светлейшая аранель

      Такой знакомый, ласковый, обнимающий голос. Тоска и боль мне слышалась в нем. Он шептал и шептал, то громко, то тихо, заставляя меня прислушиваться, заставляя...       Я стал понимать отца. Его жажду, страсть, неумолимое желание обладать самоцветами. У меня есть лишь одна жемчужина. Единственная жемчужина. И я готов всю жизнь, не дыша, любоваться тобой.       Я никогда не думал, что мое существование будет настолько зависеть от другого. Что мое счастье, песня в сердце, и душевное равновесие будут в руках женщины.       Я любил тебя всегда. И это чувство стало для меня таким болезненным, противоречивым, нелогичным и противоестественным... Твои глаза с первой встречи преследовали меня. Но я должен был презирать тебя. И я обманывал себя, я обижал тебя и делал тебе все больнее. Я уверял себя, что это ненависть...       Я злился, смотря на тебя, злился оттого, что мне хотелось дотронуться до твоих волос, ощутить биение сердца и увидеть улыбку в глазах лишь для меня одного. Ты разбудила во мне вулкан, который пожирал меня, который был чужд тем светлым томным чувствам, которые испытывает эльф, глядя на возлюбленную. И я презирал тебя за это. И… любил.       В первую нашу встречу твои изящные эльфийские ушки ввели меня в заблуждение. Я заговорил с тобой – ты рассмеялась, смутилась, обожгла взглядом... Я понял, что не встречал никого похожего. В твоих глазах была бесконечность озер, в твоем сердце необузданное море, что звало меня... Потом я узнал, кто ты... Я принц Лихолесья. Я даже говорить с тобой не должен был.       Я так зачастил в Имладрис, что отец заподозрил меня во влюбленности в Арвен и не препятствовал... Если бы он только знал, что я встретил там тебя и езжу в дом Элронда за тем, чтобы украдкой понаблюдать, как ты растешь, и с растерянностью отметить, что ты все больше и увереннее завладеваешь моими мыслями и моим сердцем.       Наслаждение, которое я испытывал от этих визитов раньше, превратилось в сладкую пытку. Я следил за тобой, любовался, злил и насмехался... и с каждым разом все сильнее обижал. Ненавидел себя, но обижал. И увозил твой образ, свет твоих глаз, с собой. В мой мрачный, холодный, но по-прежнему родной лес.       Именно тогда я искал возможности увлечься другой эллет. Именно тогда я совершил ошибку, пытаясь забыть тебя, глядя на Идриль... Ее красота ослепляла, надменный нрав отталкивал, жажда обладать мною вызывала презрение. Но это хоть на несколько минут отвлекало меня от мыслей о тебе.       Я снова и снова возвращался в Имладрис. Хотя ты была со мной так жестока и холодна. Как и я с тобой...       Когда я встретил тебя на Карадрасе, я уже осознал, что ты моя единственная и навсегда владеешь моим сердцем, и лишь в твоем присутствии оно так трепещет. И я больше никогда не буду знать покоя.       Тем вечером, тайком, я укрыл тебя своим плащом, когда ты замерзла, заснув в мертвой листве, словно брошенная собака. Но гном заметил это. И долго мучил своими насмешливыми намеками. А позже, к своему удивлению, именно в нем я нашел самое трогательное сочувствие.       Те несколько недель, когда я думал, что ты умерла на Пеленнорской равнине, что я потерял тебя, стали для меня самым ужасным испытанием в жизни. Твой взгляд, твоя улыбка на кончиках губ, твои дерзкие слова, тонкие пальцы и тяжелые волосы... Я ощущал, я видел, я дышал тобой... несмотря на то, что ты была мертва.       Пепел и пыль были на моих губах. Тлен и смерть жили в моем сердце. Твои глаза смотрели на меня с небес, твой голос я слышал в шепоте ветра: «Где ты? Что с тобой?» Они разрывали меня и не давали вздохнуть. Тоска и боль, когтями рвущие мое кровоточащее сердце, толкали меня в объятия смерти. И я искал ее на поле Моранонна.       Проклятый и благословенный гном дважды спасал меня, в третий раз так огрел обухом топора, что я потерял сознание. А очнувшись с обреченностью понял, что битва закончилась и шанс расстаться с жизнью упущен. Жизнью, что стала для меня обузой, вечным мельканием теней, дыханием через силу, тоской в разорванном сердце и бесконечной чередой лет. Без тебя.       Я покинул друзей, не в силах разделить радость победы. Я возвращался домой, надеясь, что обязанности и труды заполнят мою жизнь, заставляя все силы отдавать служению, чтобы одинокими ночами забываться от усталости и не видеть, ощущать... Тебя.       Когда Эовин сказала мне, что ты жива, я чуть с ума не сошел, я будто вернулся из заоблачного мира... Я вдруг почувствовал легкий весенний ветер, что бросил мне в лицо аромат степных трав. Краски вновь наполнили мир вокруг... Звуки и трель равнинной птички ворвались в мои оглушенные уши.       Жива... Впервые за долгие недели я сделал вздох, и моя грудь не застонала от боли... Я смаковал это слово с такой радостью и мукой, что ликование и гнев сплелись между собой.       Как я был зол на тебя! И как рад, что ты находилась от меня в сотнях лиг. Иначе я убил бы тебя за то, что сбежала от меня! От меня!       Каких неимоверных мучений стоили мне те два дня в Лориэне, что я, скрываясь, следил за тобой. Я видел муку и слезы. Видел тоску, снедающую тебя, любимая. Но не мог подойти. Не мог осушить слезы, унять боль и развеять страхи. Мое время еще не пришло.       Я так боялся, что ты узнаешь про проклятую Идриль и скроешься быстрее, чем я назову тебя своей динэт. Я готов был на все!       Я был готов силой вырвать у тебя согласие, я был готов... упасть на колени и умолять. И мне было все равно, что при этом присутствовала половина эльфов Средиземья! Это был мой единственный шанс обрести то, что я потерял... Твою любовь.       Я хотел вечность смотреть в твои глаза, где вспыхивают тысячи звезд, и бушует море... Хотел ощущать твои несмелые прикосновения и дрожащие губы, выдыхающие мое имя. Хотел сказать тебе...       Моя. Навеки.       Когда ты вступила под сень Лихолесья, впервые за многие столетия солнце стало светить для меня ярче, и лучи его по-настоящему грели, проникая сквозь густые кроны вековых буков.       Я знал, что ты боишься Лихолесья. Знал причины. Знал, что тебя не пожалеют даже ради меня.       Знал, что будет нелегко. Что не смогу обеспечить тебе поддержку всегда и во всем. Не смогу защитить от косых взглядов и презрительных языков... Но и ты это знала. И ты перешагнула порог... поверила мне, что когда-нибудь наше счастье будет безоблачно и прекрасно, как звездное небо. И твоя вера в меня до сих пор самая тяжелая ноша в моей жизни.       Я ожидал, что тебя не примут. Я знал, что все будут удивлены моим выбором. Но я надеялся и верил, что свет твоей души покорит их, как и меня... Что отец сможет забыть, чья ты дочь, и даст нам свое благословение.       Прости меня! Я эгоистично лишил тебя свободы... Я бессовестно взвалил на твои хрупкие плечи все Лихолесье с его традициями и презрением. Я даже свои переживания переложил в твои руки. Ты стала для меня глотком свежего воздуха. Моим умиротворением. Моим светом.       Я не сознавал, насколько меня затянет нескончаемая охота за темными тварями, затаившимися в лесах.. Усталость так сильно владела мной, что я едва понимал, как тебе сложно быть одной... я не заметил, что заставил тебя быть сильной... И я не могу себе этого простить!       Всю зиму я жил необходимостью - оказаться рядом с тобой, почувствовать прикосновение твоих рук, услышать ласковый голос.       В душе я смеялся над собой, но когда все же оказывался в твоих объятиях, то забывал о сомнениях, забывал о том, что всегда должен выглядеть безупречно и не позволять никакой слабости. Даже умирая от усталости, я приполз бы к тебе... Рядом с тобой я оживал. Делал первый за все время разлуки глубокий вдох и понимал, что все, что я делаю, я делаю ради тебя... Ради того, чтобы однажды провести тебя тропинками этого огромного леса, среди душистых мхов и раскидистых деревьев... под звон птичьих голосов, что на все лады восхваляют солнце, проникающее сквозь листву и ласкающее твои волосы.       Это видение и сейчас стоит перед моими глазами, и я делал все что мог, чтобы приблизить его, сделать реальнее...       В тот день я получил кольца, с которыми гномы так невероятно долго тянули, хотя я заплатил вперед. Но их стоило подождать. Действительно дивная работа. Гимли знал, кого рекомендовать.       Как дурак я поддался желанию сделать тебе сюрприз и в последний миг бросился в сад, набрать цветов и...       Если бы не это, все было бы иначе.       Я должен был отшвырнуть ее сразу. Отбросить от себя, как ядовитую змею. Но я преступно позволил ей повиснуть на мне, боясь помять цветы, которые собрал для тебя, прежде чем оттолкнул ее и сказал, что презираю...       Сидя на земле, Идриль рассмеялась мне в лицо, а я не понял… не понял, почему она торжествует!       Я не знал, что она каким-то образом подгадала так, чтобы ты увидела нас. Увидела меня… с ней.       Злой оттого, что моя задумка так глупо сорвалась, я решил подняться к тебе в покои, но вдруг увидел, как тебя страстно обнимает Куталион, который по какой-то странной надуманной причине вернулся во дворцовую стражу. И ты не отталкиваешь его и гладишь по лицу, и говоришь, ты...       Говоришь, что скоро будешь не моя.       Только через несколько секунд пронзительной сердечной боли я понял, что порвал все цветы. И снова ревность, это черное чувство овладело мной. Захлестнуло удушливой волной, и я ослеп… оглох и словно сошел с ума.       В голову стали вкрадываться эти проклятые мысли о слухах, что усиленно распускались о тебе и Куталионе. Злые слова о том, что с ним ты так беспечна и весела... И, конечно, я вспомнил тот страстный поцелуй, после которого мой друг каждый раз краснел стоило только упомянуть о тебе.       Я долго не мог решить, идти к тебе этим вечером или нет. Кольца позвякивали в кармане и напоминали о том, что я собирался сделать.       Я решился… но все было не так. Я смотрел на твою изящную спину и понимал, что люблю тебя. Нуждаюсь в тебе. В твоем голосе, взгляде, объятиях... Хочу тебя.       Но ревную, не понимаю, сомневаюсь, борюсь с собой, хочу уйти... Хочу остаться.       Ты прятала глаза, отворачивалась от поцелуев, ты сдерживала слова и стоны... Твое тело было моим, но не разум, не душа, как прежде... Все было лишь смутной тенью. Это приносило мне невыносимую боль, но я боялся остановиться, боялся спросить... И эта мука разрывала мне сердце и опустошала разум.       Последней каплей были твои безмолвные слезы, что падали на мою щеку... Я понял, что отныне между нами стена.       Я пытался забыться в бесконечных погонях и стычках. Пытался убежать от мысли о том, что ты разлюбила меня… что мучаешься сомнениями и не можешь решиться….       Но почти каждую ночь я крался как вор, чтобы прилечь рядом и смотреть на твое лицо, убаюканное сном, и шептать, как люблю тебя, как разрывается мое сердце оттого, что я не могу дотронуться до тебя и увидеть улыбку в твоих глазах...       Я разжигал камин, когда тебе было холодно, и укрывал одеялом, когда ты металась в беспокойном сне... Ночами, затаившись в мертвой замерзшей листве плюща возле твоего балкона, я слушал, как ты вздыхаешь и ходишь по спальне.       И сердце мое разрывалось.       Я не знал, что делать. Начать разговор о том, что видел в саду, я боялся. Боялся, что ты попросишь свободы, которую я не мог дать. Я проклинал себя и мучился. Но любить от этого меньше не стал.       Еще несколько месяцев назад, когда я делал тебе предложение, мне казалось, что не будет в моей жизни момента тяжелее. Что если ты откажешь мне, мой мир рухнет к твоим ногам. А без тебя мне и жизни мало. Но в эти дни, в эти ночи, я осознал, что не могу спросить тебя – любишь ли ты меня, опасаясь, что мечта, ставшая явью, мечта, так сильно завладевшая мною, окажется лишь миражом...       Так легко было бороться за то, к чему стремишься, и как трудно задать вопрос, из-за которого можешь потерять все.       Когда Пенлиндис вызвала меня с помощью гонца из леса, я был уверен, что это твой приказ. И долго стоял на балконе, рассматривая тебя, не решаясь войти, чтобы услышать приговор. Но, увидев меня, ты так недоверчиво взглянула, что все во мне перевернулось, и я почувствовал, что если не прикоснусь к тебе немедленно, то умру. То, как ты откликнулась на мой поцелуй, вселило в меня надежду, и я почти сказал, что больше не могу терпеть эту муку и быть вдали от тебя... но ворвалась Идриль, и ты будто окаменела и даже не взглянула на меня больше. А с твоей страдающей спиной было так трудно говорить.       Проклиная себя, я сказал, что не смогу с тобой пойти на этот бал... Я должен был вернуться этим вечером в Эсгарот... Но я не успел объясниться. И понимая, что момент упущен, я подчинился приказу отца, решив, что все же поговорю с тобой до того, как уйти из дворца.       Но все пошло не так. Отец втянул меня в разговоры и спор о том, что не пристало мне самому опускаться до общения с людьми из Озерного города. И настоял на том, что оставленный главой отряда Магор справится сам. И я в итоге согласился, подумав, что это даст мне шанс провести с тобой вечер и все же поговорить.       Я никогда не замечал, какие хищные и цепкие пальцы у Идриль. И был глупцом, потому что не понял, почему она, весь вечер избегавшая меня, вдруг повисла на мне так самоуверенно. Но когда я увидел тебя, то был так ошеломлен, что так и не сбросил ее руку, как собирался. И сразу понял, какую боль доставил тебе этим…       Ты была так горда и неприступна, так царственна... так унизительно беззащитна в плаще на голое тело и с обрезанными волосами. Я почувствовал себя последним мерзавцем. И твоя боль была для меня так осязаема, что внутренности скручивало от болезненного изумления и гнева.       Ни на секунду я не поверил, что ты могла отравить моего отца! Вывести из себя, довести до бешенства, так, что он корону в тебя швырнул бы!.. Да! Но не убить!       Я стоял и смотрел, как отец изумленно стряхивает яд с руки, как осознает случившееся, как переводит глаза на тебя...       Я ловил его взгляд и пытался докричаться до него.       Нет! Нет!       Я боялся смотреть на тебя. На то, как стража по приказу Маблунга берет тебя под руки, как беспомощно ты ловишь мой взгляд, как... Я боялся, что сорвусь и сделаю что-нибудь страшное...       Я спорил, я кричал и настаивал. Но отец твердил, что я не понимаю, что происходит, и что я просто влюбленный дурак, потерявший в постели голову. Мы ужасно разругались.       И я понял, что у меня только один выход.       Я забрал твою одежду из своих покоев и спустился в темницы. Я собирался немедленно покинуть дворец и Лихолесье, и увезти тебя с собой. Но я опоздал. Когда большая вода оглушительной волной прошлась по нижним галереям, я понял, что ты свободна. И ничто не удержит тебя в Лихолесье.       Я бросился в твои покои, понимая, что ты должна раздобыть одежду и оружие. И когда я увидел причину того, почему ты оказалась голой на празднике, то понял насколько ошибался, когда думал, что тебе было трудно в моем доме... Это было невыносимо. Невозможно...       Твоя служанка рыдала среди разорванной одежды и прижимала к себе темные пряди твоих волос, и этот плач был как предвестие беды, огромной страшной беды... Этот плач, этот вой разрывал мне сердце...       Я бросился к себе, сообразив, что ты могла искать свой костюм в моих покоях, и снова опоздал. Ты ушла! Ушла! И... ты оставила браслет.       Браслет, который связывал нас не менее крепко, чем помолвочные кольца... которые я так и не подарил тебе.       Никогда в жизни я не испытывал такого страха.       Всепоглощающего ужаса при мысли, что тебе грозило.       С весной леса должны были кишеть орками. А ты была совершенно одна. Меня трясло от одной мысли, что ты можешь стать их добычей.       Я бросился следом, в надежде остановить тебя! Догнать!       Пусть не моя… но ты должна была жить!       Когда я увидел следы твоих босых ног на снегу, все во мне перевернулось... И гнев, и злость, и страх, и боль... невыносимая боль при мысли, что я могу опоздать. И когда, волей Манвэ, снегопад расступился, я увидел тебя… Измученную, замерзшую…       И смог только выкрикнуть: «Нет»… и прошептать: «Не уходи…»       Но ты не услышала меня.       Пелена снега упала между нами… Словно желала лишь помучить меня, показав, что я потерял.       Свирепая метель мгновенно замела следы, и я не сразу понял, что ты ушла с рекой. Ты так упорно бежала на север, что я был уверен – ты стремишься к гномьему тракту, который огибает лес и относительно безопасен. Мы говорили об этом с отцом при тебе… И это была единственная возможность быстро попасть в Имладрис. И я искал твои следы… Искал…       Но в итоге тревога и сердце привели меня в Эсгарот. Мы обшарили все таверны и постоялые дворы. И снова ничего. Я знал, я чувствовал, что ты рядом… Стоит лишь обернуться…       Но ты не хотела меня видеть, и я лишь метался, как пес в поисках кости.       Когда я понял, что ты не пойдешь в Эребор к Гимли, то единственное, что оставалось - это Лориэн. И караваны…       Я много говорил с людьми о том, что этой весной, несмотря на уничтожение Саурона, орки как никогда опасны, и будет разумным воздержаться от караванов в Рохан и Гондор. Но в день твоего побега я остался во дворце, и люди не вняли словам Магора, и все решили по-своему.       Первый караван уже ушел. И я думал, что ты ушла вслед за ним.       А я за тобой…       Я так боялся, что на него нападут. Так боялся, что не найду тебя, что не понимал, как ошибаюсь… Я чувствовал твою горечь. Твою боль… Но не ненависть, и это вселяло в меня надежду…       Я слышал твой голос в пении птиц. Ощущал твои боль и страх в дуновении ветра. Холод, усталость и постоянную тошноту в плеске воды. В минуты отдыха я видел тебя, и эти видения преследовали меня...       Когда мы вышли на место гибели первого каравана, от одного зрелища поруганных тел все помертвело во мне. Скользя взглядом по изувеченным трупам, обглоданным костям, я почувствовал, что теряю разум. Как пьяный я ходил среди этой бойни и искал хоть что-то, что могло принадлежать тебе. Амуницию, оружие…       Часть тела.       Я… Я думал, что умру прямо там, если найду… И не раз мое сердце останавливалось. И безумие нашептывало мне свои скользкие речи… окутывая, словно паутиной, липкой, тягучей, лишающей сил…       Не уберег... Опоздал...       Убил.       Убил! Своим бездействием! Своим страхом…       Спасла меня от этой бездны крохотная птичка, что принесла на своих крыльях слова… твои слова: «Презираю… Ненавижу… Люблю…» И мое сердце сковало болью. И страхом.       И радостью.       Жива!       Я шептал, как заклинание: «Только не беги... Только не беги от меня... Дождись... Я иду...»       И я шел, хотя не чувствовал ног. Я стремился… Я искал... искал... искал... и сердце вело меня. Если бы не отчуждение, возникшее между нами, ты не смогла бы уйти так далеко... Я не спал, не ел, я загнал друзей и подчиненных в этой гонке за тобой... любовь моя.       Если бы не Куталион, я бы поцеловал тебя как увидел...       Когда я увидел его, то первой мыслью моей было: «Ты ждала его». Его… Не меня.       Но браслет жег мне руки. Браслет, что уже не был моим.       Я вернул его… Но сказал совсем не то, что хотел. Не то, что думал…       И лишь потом я понял. Ты страдаешь… Страдаешь рядом с ним. И прячешь глаза от меня.       Каждый раз, когда я превознемогал свои противоречивые чувства и подходил к тебе, ты находила такие слова… Ты… Я все больше и больше чувствовал, что моя вина перед тобой велика и нет мне прощения. И я недостоин быть рядом с тобой. Я совершил столько ошибок. Я столько мучил тебя…       Когда ты вернула мне браслет, я понял, что моя жизнь закончилась.       И единственное, что я мог сделать для тебя, это отослать в Лориэн. А самому встретить лицом к лицу старого врага… И на этот раз со мной не было гнома, который спас бы меня, когда я решил бы уйти…       В надежде поговорить с тобой, я не отправил тебя сразу под защиту Золотого леса. И до сих пор я жалею об этом. Ты так рисковала, когда вернулась обратно. Ты… была так безрассудна. И твои гномы! Невозможные, упрямые гномы! Они так яростно пытались защитить «своего эльфа», мешая мне, что я едва не опоздал, когда орк вцепился в тебя.       И вытаскивая тебя из-под трупов, я снова пережил тот ужас, что испытал на месте бойни первого каравана.       Я снова едва не потерял тебя… Я снова едва не опоздал.       Я смотрел на тебя, как сейчас смотрю. Я ласкал твое лицо, как сейчас ласкаю. Я звал тебя, как сейчас… зову.       Любимая. Я лишь тень без тебя... Лишь вздох…       Останься…       Мы поедем в Итилиэн, который так тебе по душе. Мы начнем все сначала... Прошу... Вернись ко мне. Вернись…       Я жду тебя…       Я люблю тебя. И всегда любил.       - Не плачь, Эйриэн....