Ситуёвина в одном из баров Берлина.

Бармен сил прощенья просить не нашел, С бедою к грузину он подошел. Поведав, как мерзко охаял певца, Он притчу послушал и съел холодца. Хозяин стрипбара был дюже умен, И парню совет дал из древних времён. Коль сам виноват, так иди извинись, И руку пожми, и в ноги склонись. Челом бить, естественно, Шнайдер не стал, А Рихе за стол он вино передал. К бутылке приклеил соплями бумажку, Что он мудозвон, хам и просто какашка. Певец сей дурацкий памфлет прочитал И Шнаю улыбку прощенья послал. Дождавшись, когда тот закончит работу, С ним пробухал вплоть до самой субботы. Они подружились и стали как братья, Бывало, что дрыхли у Рихи в кровати. Шнай скромно и тихо ему намекал, Но Рихард со смехом его отшивал. Прошел уже год, как они помирились, У Круспе сотни подружек сменились. Бармен всё вздыхал и смотрел на певца, А сам исхудал, да и сникнул с лица. — Ты отпуск возьми и езжай отдохни, Развейся, проспись, обстановку смени. Грузин выдал Шнайдеру крупный аванс, А Рихард прощальный исполнил романс. Терять время Шнайдер конечно не стал, А выполнил то, о чем долго мечтал. Барыгам, как донор он мозг свой продал, На пластику тела собрав капитал. Из клиники вышла не Кристоф, Кристина, Походкой летящей, как балерина. Грузин от истерики пил корвалол, Свалившись от вида бармена на пол. Кристина жеманно пожала плечами, От новенькой мазды играя ключами. Похлопав ресницами, грудью вздохнула И к Рихе в гримерку тотчас упорхнула. Увидев товарища, Рихард присел, От вида такого, он окосел. Не мог долго парень ум в кучу собрать, И выпив бутылку, пошёл выступать. С катушек совсем, видно, Рихард слетел, Не пел, не играл, а только свистел. У сцены Кристина моргала глазами, За стойкой грузин заливался слезами. — Из классный мужик, — в коленку он стукнул, — Шнай превратился в безмозглую куклу! Стоит вертихвостка и жопа виляет, Меня она видом своим оскорбляет!