If you could only see The beast you've made of me, I held it in, but now it seems You've set it running free. The saints can't help me now, The ropes have been unbound... О, если б ты увидеть мог, Кем обернулась я теперь! Тобой разрушенный острог Покинул внутренний мой зверь. Святые больше не нужны, Когда верёвки сожжены…*
***
Как причудливо тасуется колода! © Михаил Булгаков, «Мастеp и Маpгаpита»
Лейтмотивом именно первой части выступает композиция Chris Vrenna – Flying On The Wings Of Steam
Фисташковая громада башни с аркой до самого свода и округлыми часами зависла в небе, накренившись на добрых сорок пять градусов, будто невесомая. Бесшумный маятник качался туда-сюда, поправ все законы гравитации так же, как и прочие предметы окружающей обстановки. Проём арки, словно исполинская замочная скважина, в одну сторону пропускал убегающие лепестки сакуры; в другую же, высунув язык полуразрушенного моста, обнажал пазуху предместья, где воздух рассекали блестящие прямоугольники игральных карт. Рисунок на их рубашках издалека казался одинаковым – обжигающая чернота космоса с яркими вкраплениями звёзд – однако каждый демонстрировал строго определённое созвездие небесной сферы. Карты собирались в кучковатые стаи по мастям, не допуская приближения к своей элитной группе остальных и выделывая в полёте всевозможные акробатические трюки. За их передвижениями неотрывно следил секстет сидящих за длинным, уставленным различными яствами, столом: средних лет мужчина с ярко выраженной гетерохромией, попивающий чай консистенции расплавленной ртути; долговязый, с редкими усишками, тип в клетчатом костюме, поглощающий безе на пару с длинноусым толстым котом; и двое скучающих молодых людей, которых то и дело безуспешно пыталась обслужить рыжеволосая полуголая красавица. Покончив с чаем, пёстроглазый, обратившись к дуэту едоков, тихо промолвил: – Ну-ну, милые мои. Вы уплетаете сладкое, точно та барышня, заедающая тоску по отвергшему её возлюбленному! – Именно, мессир! – сквозь набитый рот воскликнул кот. – Тоску по нехватке мяса! – тут он взглянул на девушку в свободно болтающемся переднике на узких бёдрах так, будто это она была виновата в скудности символического ужина. Рыжая только недовольно закатила глаза. – Однако же, мы засиделись. Игра не терпит долгих прелюдий. Фагот, Бегемот, – мужчина взмахнул рукой, заставляя испариться тщательно поедаемое лакомство к молчаливому недовольству подчинённых, – будьте добры предоставить колоду! – Айн момент, мессир! – успел спохватиться Фагот и стрельнул глазами по картам. В то же мгновение ворох враждующих мастей, сгрудившись в единый ансамбль, с гулом двинулся вниз в крутом пике, постепенно уменьшаясь и найдя, в итоге, себе место прямо в центре расчищенного стола, переворачивая вверх лицом шестёрку червей**. – Что ж, дражайший Иешуа, раз мы условились провести нынешний вечер без плутовства, то предлагаю вам быть на раздаче, – мессир сложил руки домиком и застыл в выжидающей позиции. – Как скажете, дражайший Воланд, – натянув маску равнодушия, откликнулся молодой человек, по обыкновению облачённый в футболку с логотипом легендарной рок-группы (сегодня это были «Joy Division»). – Гелла, вы не присоединитесь, для равного количества? – Нет-нет, – встрепенулась ведьма и, слегка зардевшись, пояснила, – я обещала помочь с приготовлениями к свадьбе, – она потупила взор, точно страшась взглянуть на господина. – Тогда кому-то придётся пропустить игру! Чур, не мне! – порывисто вскрикнул Бегемот. – И не мне! – заголосил Фагот. – Ну что же ты, Азазелло, последнее время всё в облаках витаешь! – Воланд покачал головой, рассматривая хандрящего собрата. Бес лишь уныло отмахнулся. – Иди же, – он вновь обратился к Гелле, – негоже давать обещания и после заставлять всех томиться ожиданием! Девушка вежливо поклонилась и пошла, сверкая полушариями ягодиц, к зеву арки, с каждым шагом превращаясь в нереальную абстракцию. – Ох уж этот мне Иуда, – притворно посетовал Воланд после того, как фигура Геллы растворилась в проёме, – устроить целый спектакль из-за липового венчания! Знать, полюбилась ему наша дама червей до червоточины в сердце… – он громко рассмеялся своей шутке, заглушая вторивший ему смех свиты. – Я и сам люблю её всем существом, да так, что и расставаться с ней посчитал бы высшей степени наказанием! Кстати, где она? Признавайтесь, кто прибрал к рукам козырь? Однако игроки молчали партизанами, беспокойно переглядываясь из-под розданных вееров и ожидая первого хода. – Ай, чёрт! Десятка червей! – выложил свою карту Фагот. – Бью! – пассионарно молвил кот, ударив по столу бубновым вальтом. – Вот шельма! Мессир, дело явно попахивает фальшренонсом! – возмутился клетчатый. – Это штраф, Бегемот. Ты опять взялся за старое? – последовал суровый выговор Воланда. – Честное слово, мессир! Ошибся, лопни мои глаза! Ошибся, тресни моя селезёнка! – затараторил неисправимый шулер и наспех подсунул семёрку в масть карте Фагота. – То-то же, – смягчился Воланд и предъявил картёжникам бесцветного ухмыляющегося джокера. – Сдаётся мне, любезный Иешуа, мой друг всё-таки сварганит парочку кренделей в знак бесконечной симпатии к Розе Йоркской***. – А вот шиш! – беззаботно отпарировал противник, увенчивая небольшую горку прямоугольником с портретом оскалившегося шута в красном колпаке.***
Ожидание – самое скучное слово из всех придуманных на земле. Каким бы оно ни было – томительным, радостным или гнетущим – пресность его скорее повышает процент вероятности сворачивания челюсти от зевков, нежели сулит внезапную смерть от инфаркта. Однако смерть отныне ей не грозила. Напротив, она полюбила эту неотступную темноликую преследовательницу всей душой и даже стала находить нечто прекрасное в своём нынешнем положении. Выдумывая и создавая окружающую обстановку, подобно гончару, лепящему из глины податливые творения, она научилась жить в гармонии с самой собой. И хотя эта область царствия небесного принадлежала не ей, она поминутно продолжала заполнять канву собственными образами. Конечно, руководствуясь при этом вкусом Доктора. Сара Джейн лежала на ковре из душистых трав, разомлевшая от тёплой ласки солнца. Ей уже давно не было настолько хорошо и привольно. Когда Доктор открыл для неё совершенно иное понятие времени, она ещё не знала, что существуют такие его грани, о которых выходец с Галлифрея даже не догадывался. Например, здешнее время имело свойство замирать или беспорядочно бродить, или вовсе исчезать – полностью подчиняясь прихотям местных обитателей. Девушку ещё ожидали дела. Да, здесь она смогла найти себе работу по нутру. Даже не работу, а у-вле-че-ни-е (приятно было смаковать это слово). На каторжный труд никто никого не обрекал, однако отлынивать от занятий также было не в почёте. Мисс Смит встречала новобранцев, вела с ними разъяснительные беседы, подспудно узнавая про их судьбы. Ей переправляли всех старых знакомцев Доктора, что было любо вдвойне: так она всё больше приобщалась к его бескрайней вселенной. И никаких отрицательных отзывов! Только восторженные отклики и этот сумасшедший блеск в глазах каждого вновь прибывшего от одного только упоминания о чудаке-пришельце. Сара Джейн невольно нахмурилась: он стольких спас, столько счастья принёс, разбавляя людские будни; а сейчас, когда ему самому требовалась помощь, никто не в силах был прийти на подмогу, даже она… В раю не обошлось без внутренних запретов. – Вот как! Я, значит, бегаю, а она лежит. Я переживаю, а она лежит. Я трачу нервы, а она, угадали, продолжает лежать! – широкая тень загородила солнце, и Сара Джейн неохотным прищуром осмотрела помеху. – Где мой шоколадно-шоколадный пирог с шоколадной крошкой?! Я тебя спрашиваю, Смит! – Донна, угомонись, – выдохнула потревоженная девушка. – Я же тебе доступно объяснила, в каком порядке каталогизировать поступивших. Там нет ничего мудрёного. – Ты видишь на моём лбу надпись «экстренная помощь», «стена плача» или «семейный психолог»? Нет! А почему? Потому что я секретарша! – возрастал возмущённый ропот. – Они же все ноют и ноют, и ноют, и ноют, и ноют… Липкие, мокрые, – рыжая перетёрла между пальцами внезапно упавшую каплю, – как эта морось! – Ох, помолчи минуту! – Сара Джейн приподнялась на локтях. Воздух вокруг них незаметно уплотнился и начал потрескивать, словно готовясь исторгнуть снаряд молний. – Что-то пошло не так… – она живо подскочила и послала мысленный сигнал летящей скале скорее причаливать, однако та перестала слушаться. – Это Доктор… – Понятно. Марсианин снова напортачил, – Ноубл гневно скрестила руки на груди, точно готовясь задать взбучку чуть ли не всему мирозданию. Но не прошло и нескольких секунд, как небо каскадом выплеснуло на её макушку объёмный запас скопившейся влаги, продолжая надувать лёгкие туч солоноватой жидкостью. – Давай в укрытие! – Сара Джейн потянула пострадавшую под хлипкое деревце, призванное прослыть терпящим бедствие, но никак не спасителем. – Помоги же мне, ну! – шатенка напряглась, рисуя в воображении длинные раскидистые ветви и козырёк зелёной кроны. Обе женщины закрыли глаза и кое-как призвали капризное растение одуматься, пока вода с быстротой цунами заполняла окружающее пространство. – Идеальные условия для ныряния! – Донна саркастично обозревала итоги потопа: скользящее по небу нагорье обернулось покачивающимся на волнах островком; прозрачную зелёную поверхность рассекали плавниками громадные рыбы; клейкая соль забелела коркой на бордовом платье. – В следующий раз, когда мне предложат поездку на Елисейские поля, обязательно заранее уточню прогноз погоды. Ух, попадись мне эта тощая инопланетная зад… – Донна! – строгим тоном прервала её мисс Смит. – С Доктором беда. Гроза добиралась сюда не с попутным ветром. Это сообщение… прямо из сердца ада. Но пославший его предпочёл замести следы… – Бесы-друзья? – с сомнением осведомилась собеседница. – Ну уж точно не ангелы, – Сара Джейн обеспокоенно задумалась. – Ворон бы заявил о себе в открытую. Кто-то вступил в игру.***
Линейки люминесцентных ламп адреналиновым впрыскиванием света заставили среагировать болезненно саднившее тело. Левый заплывший глаз так и не открылся, подначивая ослабевшее зрение превращать светящиеся полоски на потолке в полчища извивающихся гусениц. Можно было близко-близко поднести ребро ладони к лицу и смотреть сквозь её прозрачность на просачивающихся сквозь кожу ртутных насекомых. Одно из них противно жужжало – видимо, в подвалы «домашнего Торчвуда» давно не наведывался электрик. Врата ада разверзлись китовой пастью и проглотили Доктора вместо планктона. Однако после «давай-ка я тебе кое-что проясню» – фразы, исходящей из уст его человеческого эрзаца – и «держите этого сукина сына крепче, чтоб не брыкался» должно было пройти достаточно времени, чтобы начать жариться на медленном огне преисподней. Ни пламени, ни чертей, ни даже тебе запаха серы… Никто никуда не едет. Конечная остановка – стальная решётка исследовательского бункера. Хотя, если посудить, ядерная зима в сердце бывшей спутницы была во сто крат страшнее вечных издёвок геенны. Её реальность не просто стала его новым обиталищем, как обещал Ворон, но и вдобавок полностью разрушила представления Доктора о каких-либо существующих ценностях. Он прощался с ней на века не тогда, сжигая чужое солнце, а сейчас, когда она предала его так беззастенчиво легко. Предпочла парня с зубами поострее да со стволом подлиннее. Можно было, конечно, её понять: вновь обретённая семья, шикарный особняк и блистательный герой-любовник спровоцировали бы необратимые изменения личности не только в слабовольном женском нутре. Но он понимать не хотел. Более того, теперь он даже едва представлял, из-за чего, собственно, развязался весь сыр-бор – из-за кого – какой-то смазливой девицы, не отдающей отчёт собственным действиям и мечущейся между двумя столь разными жизнями. Ха! Ну так что, он мог бы прописать ей правильный рецепт до побоев и заключения, она же остановила свой выбор на сладких пилюлях лжи и неведения – пускай погибает. А ему требуется хороший здоровый сон… – И ты так запросто отказываешься от своей любви? – знакомый голос проводника словно постучал гласными по крышке гроба. – Ты, как и многие из моих так называемых друзей, подоспел точь-в-точь к началу чаепития с разумом: он уплывает по волнам кровавого улуна прямо в преступную глотку тьмы. О! Я не сказал? Ранее она успешно поглотила и чувства! – Доктор рассмеялся, точно от внезапной щекотки. – Запомни, тьма находится не вовне, истоки её – внутри души. Из всего количества дверей угораздило же тебя выбрать ту, за которой кирпичная кладка! – Ворон, казалось, рассвирепел не на шутку. – Кладка-шмадка! А что я делал? Пытался выйти! Да только какой-то проходимец без зазрения совести надул меня и стащил ключ от райского сада. Неувязочка, понимаешь, – таймлорд развёл руками, а затем приподнялся и прошёлся пальцами по холодным прутьям. – В данный момент я не столько заключённый Торчвуда, сколько заложник чужого решения, – тут он резко ухватился за край накидки гостя и, рывком притянув того ближе, яростно зашептал, – я заслуживаю этого наказания, как никто другой! Я творил ужасные вещи: геноцид, убийства, мошенничество, кража, обман ожиданий, похищение особей разных рас и полов… И вот ещё! Я влюбился в земную женщину, а она теперь за мои грехи отдувается в аду и знать не знает, что давно померла! – Вспомни, чему я тебя учил, – Ворон отцепил безумную хватку и продолжил совершенно будничным тоном, – ты должен увидеть свет. – Единственный свет, который мне выпала честь наблюдать, исходит от тех трубок на потолке. Мне вполне достаточно, – Доктор устало притулил голову к гладкой стене и несколько раз широко зевнул. – Неправда. Есть ещё свет дальних галактик; свет любви – маяка, который привёл тебя сюда сквозь всевозможные преграды, и свет, таящийся здесь, – посетитель указал неопределённо на грудь галлифрейца, – я тебя спасти не в силах, пока ты сам не осознаешь, что то, к чему ты шёл все эти годы, умещается в одно крохотное слово. Доктор выразительно хмыкнул: – Кутузка? – Вера, мой дорогой друг. Только вера.***
Всякая история, возникшая на фальстарте, обречена на неизменный провал. Эта встреча, пожалуй, донельзя удивила Вселенную, рыскающую в своём толстенном ежедневнике в поисках записи: «код девять». В тот март Роза должна была умереть, но скорой развязки так и не наступило. Вместо этого с ней случился Доктор. В прямом смысле случился – возник из ниоткуда, разгоняя дерзкой бравадой полчища агрессивных пришельцев, схватил её за руку и… Потом Вселенная плюнула и решила связать замысловатую цепочку на первый взгляд беспорядочных событий в большой железный клубок, разбрасывая странные послания во всех местах пребывания двух неразлучных спутников. В тот июнь Роза должна была умереть уже наверняка. Вместо этого с ней вновь случился Доктор, забрал впитанную ей артронную энергию и… Спустя пару лет Вселенная выдохлась. Даже ей стало не по силам наблюдать за вмешательством в свои дела вихрастого галлифрейца, и она в полной мере отыгралась на них обоих, вынуждая Доктора на сей раз выступить в роли палача. О, сжигание неизвестного светила являлось лишь откупом – слишком малой ценой за покрытие ущерба, нанесённого трём сердцам… Но Роза успела познать Вселенную, успела вовремя прошмыгнуть за кулисы и разобраться в её сложном механизме. Однако Доктор не сумел. Не решился ли, не захотел – какая теперь разница? Он сделал свой выбор в пользу времени. И время поглотило и его, и Донну, и синюю будку, и пески норвежского пляжа, и все прошлые-будущие смерти девушки с глазами волчицы. Ей бы родиться чуточку раньше или чуточку позже, а то и вовсе лучше не рождаться – но Роза ознаменовала своим появлением именно восемьдесят седьмой год: год крепдешина и подплечников; год, вещавший из всех динамиков голосом Майкла Джексона; год, когда погиб её настоящий отец. В тот апрель Роза должна была жить. В апреле параллельного мира с ней также случился Доктор. Тогда Вселенная по-настоящему испугалась череды неизменного пересечения их судеб, разорвала в отчаянии усердно выведенную партитуру и замыслила недоброе. Теперь у них нет стабильного расписания. Они проводят оставшиеся предсвадебные дни на русских горках бессистемности. Практикуют хаос. И, кажется, Роза потихоньку отходит от веры в трёх китов, имя которым «Доктор», «ТАРДИС», «Вечность». Она не хочет вечности, потому что осознаёт свою смертность, как дитя, рефлексивно понимающее, откуда достать молоко. Она берёт всё скопом, потому что он согласен делиться с ней этим миром. Поездка за город на байках? Пожалуйста! Тысячное по счёту украшение? Без проблем! Ринуться с вышки Лондонского Глаза? Попросим, закажем, сделают! Билеты на «Отелло» в Ковент-Гарден? Как символично! Ей подвластна любая авантюра, любой каприз, с энтузиазмом выполняемый им. И совсем несложно – крепко сжать его ладонь, когда он протягивает руку. Но отчего же тогда так плохо, Господи? – Дышите, – пухлые резвые пальцы отпускают завязки корсета и, подталкиваемая энергичной дамочкой лет пятидесяти, Роза подходит к зеркалу. Сегодня – последняя примерка. И от слова «последняя» девушке становится жутко. Она старательно выискивает изъяны во внешности, огрехи в покрое – что-нибудь, что даст ей шанс отсрочить неизбежное. Однако платье сидит предательски хорошо, а осунувшееся лицо всем своим видом показывает, что будущий муж сдержит слово и начнёт откармливать её тотчас после обмена кольцами. Но это только при беглом осмотре. Если же вглядываться более тщательно, то можно обнаружить призрачную Офелию в погребальном саване, угрюмо смотрящую из зазеркалья… Роза задумчиво трёт родинку на ключице и размышляет о предстоящем событии. Раньше Доктор никогда не оставлял ей права выбора, возможно, считая себя старше и мудрее, что, в сущности, так и было. Мама даже в шутку иногда называла их парочку «Розита и Думберт», ссылаясь на персонажей Набокова, о которых она ведала только по экранной кубриковской версии. Но чем громче отстукивали стрелки приближающийся срок, тем трепетнее семейство относилось и к самому Доктору, и к его заумным речам, а странности характера списывались на его инопланетное происхождение. Создавалось впечатление, что не она – та самая дочь, освобождаемая из-под опеки родителей и перешагивающая по узким жёлтым плиткам в ещё более тесную тюрьму законного брака. Возможно, обретшим друг друга Тайлерам всегда было легче считать до трёх? Теперь у них есть Тони. Нет, Роза не посмеет отобрать у младшего брата детство, которого она, в силу обстоятельств, была лишена. У Пита с Джеки, несмотря на многочисленные прошлые романы миссис «у меня никого не было», складывалась вполне приличная перспектива оставаться под крышей супружества ещё долгие-долгие годы. Но мать как-то же смогла превозмочь себя и полюбить подобие усопшего супруга с ещё большей страстью! Так почему Роза не может спокойно отдаться потоку чувств? Почему думает, что неизбежно потонет, как тонула подростком в ледяных глазах Купера или Винсента, или как там его звали?.. Пусть будет так, как хочет она. Но не так, как хотят все, как хотелось бы того новому Доктору. Роза небрежно, под удивлённые вздохи хозяйки салона, рвёт длинные рукава, отдирает подол и отстёгивает ненужный шлейф. Ослабляет шнуровку, позволяя декольте наполовину обнажить округлые груди. Расплетает косу и взъерошивает отросшую чёлку. Довольная, приторно ухмыляется своему отражению: – Миссис Меридж, думаю, вы поняли, где следует подогнуть и ушить. Мне нравится такой вариант, такая длина и именно такой крой. Только домой не присылайте. Я сама заеду вечером и заберу. И когда на экране телефона вспыхивает лицо кареглазого мужчины, Роза нажимает «сброс», быстро набирает сообщение и делает рассылку: «Chinawhite, сегодня в 23». Она знает, что на незапланированный девичник явятся все кому не лень: мнимые подруги и фиктивные друзья-геи, а от папарацци и вовсе отбоя не будет. «Что ж», – она заводит внутренний монолог, – «буду кричать, пока не услышат. Это истинная я. Пусть привыкают. Правда порой такая болезненная. Да, Доктор?». ____________ *Эпиграфом к главе выступает композиция Florence + The Machine – Howl, перевод авторский. **Здесь следует оговориться, что игра квинтета – своеобразная, козырь объявляется в начале, затем каждый из игроков делает ходы, подобные в висте или в «Джокере». ***Роза Йоркская – по аналогии с Елизаветой Йоркской, супругой английского короля Генриха VII, изображённой на карте дамы червей.