Время подумать

POV Ума Что-то противно скрипит, ужасно противно. Приоткрываю глаза и как-то чувствую, будто я внутри чего-то движущегося, как в кошарах. Тени ожили, куда-то бегут. Отчётливо вижу эти перемещающиеся расплывчатые очертания. И становится страшно. Слишком страшно. И ещё этот писк. Это от приборов, которых около меня, наверное, куча. Только сейчас он ужасно действует на нервы, резкий такой, странный. - Ну что Вы опять недоглядели? – Вновь недовольный мужской голос. Наверное, это врач. Наверное, это именно он берёт мою руку, что-то делает скорее всего, и мне становится спокойно. Хочется спать. Успеваю лишь услышать, что он отчитывает за то, что не вкололи снотворного… Откуда он так понимает, что мне надо? Хотя да, это же его работа… И эта мысль утопает в картинках сна. Просыпаюсь от странного ощущения, что кто-то рядом. Пытаюсь посмотреть, рассмотреть, но как и в прошлые разы – тщетно. Зато я могу слушать, этим-то и занимаюсь. Белый силуэт, интересно, который из них? Вертится около кровати, что-то поправляет, смотрит куда-то вверх за изголовье. Ах да, там же все эти приборы, которые пищат и шумят. Довольно потирает руки. Видимо, результаты оправдывают его ожидания. Затем он выходит. Появляется другой силуэт. Хоть в помещении и не так светло, но на фоне яркого входа успеваю заметить, что цвет силуэта другой. Этот уже не просто смотрит. Он бесцеремонно берёт мою руку, проводит по ней в сторону плеча. Не слишком приятно, морщусь, а он лишь издаёт «хм», но прекращает. Затем что-то где-то вдавливается, кнопки что ли… И дышать становится труднее. Делаю какой-то судорожный вдох, это отзывает болью, поэтому следом вырывается рык или стон… И тут же слышу: - Спокойнее и медленнее. Главное – не судорожно вдох делайте. – Затем голос пытается что-то пояснить, из чего улавливаю, что они снижают нагрузку на аппарат, дабы я уже старалась дышать сама. Что ж, «лафа кончилась». Ещё отмечаю, что по-прежнему не могу пошевелить целой кистью, а вот пальцами могу попытаться что-либо ухватить. Только, скорее всего, попытка окажется растраченной попусту. Хватать-то нечего. На ум приходит воспоминание, очередное, не последнее. Как-то у нас в группе бойца ранили, не так уж и серьёзно, однако в госпиталь тут же слетелась вся его семейка. Ох тогда мать верещала, готова была порвать нашего командира. Потому ей, разумеется, объяснили, что ранение не серьёзное, через неделю выпишут… Но всё же… Чёрт, даже завидно было, капельку, да ладно, хватить самой себе врать, не капельку. Просто завидно. Меня-то даже парни не проведывали, времени не было. Прекрасно их понимаю, равно как понимаю, что собачья у нас работа. День тут, день – там и на остальное времени нет. Зато тогда хорошо встретили после выписки. Поляну раскатали в казарме, посидели так, душевно… Вряд ли так будет сейчас. В этом СМЕРЧе я чужая, да ещё и по блату попала, Сошников додумался запереть сюда. Не, там было куда лучше. Да и за залёты не сильно уже ругали. А гауптвахта стала привычным местом подумать. Вновь раздаётся скрип, противный такой. От него хочется поморщится, но, помня, что лучше вообще ничего не делать, просто лежу. Скрип прекратился, а рядом кто-то есть. Да, кто-то, только вот кто? Наверное очередная медсестра. Только стоп, почему кто-то берёт мою руку? Аккуратно так, боясь натворить плохого, слегка сжимает… Может, просто подождать и этот кто-то уйдёт? Хотя нет, любопытство раздирает. Медленно начинаю приоткрывать глаза, правда, толку-то от них? Ну, вижу какой-то силуэт, очень близко ко мне и всё. Хотя силуэт хрупкий. В этот момент мою руку сжимают сильнее. Непривычно, очень непривычно. Держат руку, не отпускают. Почему? Вроде-то и держать-то некому. Это же не Сошников. Он-то мог бы проявить такую сентиментальность, но ведь он далеко и вряд ли его отпустят. Ладно, чёрт с ним. Медленно сжимаю пальцы в ответ, и вроде как улавливаю радостный вздох. Интересно, кто это? Нет, действительно, кто? Стоп… Может, Багира? Тьфу, нет же. У неё итак забот хватает. Весь КТЦ на её плечах висит. Не до меня сейчас. Однако неувязочка. Кто-то всё равно сидит здесь и сжимает мою руку. Кто? Нет, конечно, это может быть игра моего воображения и сидеть рядом может мой воображаемый друг, но это уже будет слишком. Да и глюков я раньше таких не ловила. Интерес настолько возрастает, что забываю о том, что говорить просто не могу, пытаюсь, но дьявол, эта трубка вновь мешает и вновь медленно подступает боль. Зато слышу обеспокоенный, но довольно командный голос… Мура?! Стоп. Мурашова? Она же меня ненавидела всеми силами земли, космоса и чего угодно. И она тут? Этот факт окончательно выбивает из колеи. Даже не знаю что лучше, может, лучше, будь это воображаемый друг? А она говорит, чтобы я молчала. Дельное замечание, к которому лучше прислушаться. Так что замолкаю и прикрываю глаза. Так вот что было… Это она меня вытаскивала из воды… А почему она тут торчит? Мы вроде квиты. Я вытащила из задницы её, она – меня. Потом узнаю, потом. Устало прикрываю глаза, поскольку чувствую, что рассмотреть сил не хватит, да и попусту их тратить не хочется. А она не уходит. Сидит здесь, сжимая руку. В голове проскальзывает догадка. Неужели она поняла? Но как? Да и что она поняла? Что она вообще понять может? Ну то, что её Кот мне по боку, я вроде…. Да, это тогда говорила, когда сумела найти силы сказать, в воде, когда она меня тащила куда-то. Так что в ней изменилось? Руку ещё так сжимает, мягко, нежно, боясь навредить. Наверное, она так со всем сослуживцами, попавшими в аналогичную ситуацию. Мы ведь вроде коллеги. Да и на заданиях этой ненависти не сильно чувствуется. Но это скорее из-за грамотного поведения Бати. Мы-то с ней всегда в разных концах, а огоньку подливает то, что я всегда с Ионовым. И всё же… Почему она здесь? Впрочем, неважно. Главное – не одна, что хотя бы чуток радует. Хотя чему радоваться? Всё равно скоро всё окончится, она свалит, а мне тут лежать Бог весь сколько. Так что, Уманова, не радуйся. Да и радоваться долго не приходится. Раздаётся стук и Мура, ещё чуток посидев, собирается уходить. Не знаю почему, но не хочется отпускать её руку, инстинктивно пытаюсь вцепиться в неё, и эти попытки не остаются незамеченными. Ага, все так говорят, что придут. А в итоге что? Верно, в итоге это только на словах. Складно лопочешь, но не верю. Хотя, впрочем, посмотрим, что будет завтра. А завтра будет тоже, что сегодня. Немного боли, состояние полной беспомощности и одиночество. Даже не знаю, что больше бесит. Мура аккуратно прерывает мои попытки, кладёт руку на матрас и, попрощавшись, скорее всего, с врачом, уходит. Вот так вот и кончаются минуты счастья что ли… Чёрт, надоело на самом деле это одиночество. А со службой даже парня не заведёшь, то разъезды, то куда банальнее, жить негде. Даже в общаге этой, комнату в которой Багира пробила, я толком не побывала, лишь часть вещей закинула. И вещей-то, как по-походному: две сумки и всё. Называется: да здравствует минимализм. Остальное барахло - казённое, выдаётся на время службы. В палату заходят. Об этом красноречиво оповещает голос этого вошедшего. В мысли подкрадывается смутная и маловероятная догадка, что это вновь Мура, но нет, судя по очертаниям, это врач. Он проходит мимо меня, к приборам, что-то где-то тыкает, куда-то записывает и, проронив пару слов о том, чтобы дали снотворного, уходит. Впрочем, зачем мне оно? Итак готова отрубиться в любую минуту. И мужчина словно слышит мои слова, поскольку мне ничего не вкалывают. Можно спокойно уснуть своим сном. POV Мура В КТЦ встречают довольно шумно. Прибываю туда днём и к большому удивлению застаю всех. Ребята откровенно радуются, Кот даже дарит букет, затем отводит в сторонку, начинает извиняться. Да знаю я, Ионов, твои извинения. Сейчас «прости», а спустя пару минут уже будешь на чужую задницу засматриваться. Все вы тут такие, но все от этого не менее любимые. А я подожду, пока ты перебесишься и созреешь для нормальной семейной жизни, без траты нервов на чужих дам. Из всей компании более понурым выглядит Борька. Пытаюсь его подбодрить, но выходит слабо. Чувствует свою вину, твердит, что это он должен был полезть меня вытаскивать, а не Олеся, что это была её идея. От этой вести впадаю в некий ступор. Её идея? Ничего себе поворот. Ладно если был бы приказ, а тут такая вольность. В самое пекло сама попёрла, притом, ладно, если бы ради того же Борьки, так нет, меня выручать собралась. Приняв все поздравления с возвращением, направляюсь к Багире и, к своему удивлению становлюсь невольным свидетелем одного разговора, после которого мнение о Пригове слегка, да и больше, чем слегка, портится. А суть разговора сводится к тому, что делать с Умановой. Конечно, он и Кошкина лучше осведомлены по поводу её ранения, но чтобы так сразу давать задний ход? Пригов намекает, что, возможно, придётся Уму либо к Багире, за компьютер, либо вообще буквально пинком из КТЦ, поскольку ещё вопрос в том, сможет ли она дальше соответствовать требованиям, предъявляемым к бойцам. Хотя Рита даёт отпор, упрекает мужчину, почти тыкает ему в грудь, заявляя, что Олеся справится. Заявляет это, чуть ли не с пеной у рта, добавляя, что если ничего не получится, то сама ей место присмотрит, где будет спокойнее и удобнее. Только вот Уме спокойствие будет во вред. В её глазах такой азарт живёт, она им-то и живёт наверное, и дышит и питается риском. Смотрю на часы, уже три дня. Тактично жду конца разговора, потом подхожу к Рите и прошу её отпустить меня «буквально на часик», добавляя, что в больницу. - Вы же с ней как кошка с собакой жили Удивляется женщина, на что я просто отвечаю: - Вот я была дурой, вот и жили так. Сейчас будем жить иначе. Кошкина слегка улыбается, разрешает и куда-то уходит. Отлично. Теперь можно и к Уме. Закидываю вещи в шкафчик, говорю ребятам, что надо уехать по делам, но заметив взгляд Кота, дополняю, что это в больницу, бумаги дооформить. Затем удаляюсь. Далее путь до больницы, снова пост медсестры, вновь жду и буквально под конвоем молодой девушки иду к палате Умы. Там ничего не изменилось, разве что только Олеся вроде как сама дышит, точнее трубочка подведена к ноздрям, а не торчит изо рта. Это радует. Ещё верхняя часть кровати слегка приподнята. И Леся, вроде, спит. Аккуратно придвигаю табурет, сажусь, в который раз беру её за руку. - Всё же пришла… Сказать, что мои глаза быстро полезли из орбит, значит ничего не сказать. Удивление и шок. Неожиданно это как-то. И плевать, что голос слабый, еле слышный и говорить ей трудно. Хотя нет, последнее явный показатель того, насколько ты, Лесь, слаба. - Пришла я, пришла. Обещала же. – Сильнее сжимаю её пальцы, улыбаюсь. Сейчас я не сомневаюсь в том, что она меня видит хоть капельку отчётливее, нежели вчера. - Пришла… Вижу, что слова с трудом произносит, но всё равно говорит. И я не собираюсь прерывать, не потому что не могу, а потому что надо ей выговориться, очень надо. Смотрю на её лицо. Более свежее что ли, более жизненное и какое-то, без той маски, что всегда ей была присуща. - А ты не верила, да? – смотрю на глаза и понимаю, да, она не верила. Ума вообще в мало что верит, наверное, меньше всего в дружбу, крепкую такую, и в семью. Во взаимовыручку, скорее всего, верит, в остальное, скорее всего, нет. Олеся молчит, а я перевожу взгляд на игрушку, которую она сейчас сжимает в руке и не факт, что сжимает не без боли. Странно, что игрушка не затерялась. А может и терялась, только её находили и клали обратно. - Спасибо… - Лесь, не говори много, береги и копи силы. – Слегка улыбаюсь ей, знаю ведь, что она делать этого не будет. И, если честно, не знаю, за что она меня благодарит. За спасение? Так это мой долг был, ну, не только долг, но он тоже. - Ты его принесла? Пытается поднять руку с собачкой, но та лишь безвольно опускается, а игрушка вываливается и падает на пол. Эх, Ума, ну знаешь же ты, что сил маловато, нет, надо что-то показать, кому-то что-то доказать. Обхожу кровать, поднимаю игрушку и вкладываю обратно в ладонь. - Да, Лесь, я. Чтобы тебе не было тут одиноко. - Спа..си..бо.. Девушка устало прикрывает глаза. Нет, вредно ей активничать, очень вредно. Надо это пресечь, как-то повлиять. Но как? Неужели лишь шантажом? А не будет ли это жестоко? С другой стороны, главное, чтобы подействовало. - Лесь, в который раз прошу тебя, не переусердствуй. Не трать попусту силы. – Она медленно поднимает веки, как-то непонимающе смотрит на меня, а я продолжаю. – Да, сейчас все разговоры попусту. Ты слаба, Лесь, ещё не выбралась. И силы нужны, чтобы идти на поправку. Поговорить мы с тобой всегда успеем, слышишь? Всегда. А сейчас, если можно, я просто тихо посижу рядом, ты только молчи, хорошо? Уманова слегка изгибает губы в слабой, еле заметной улыбке, закрывает глаза, а я остаюсь сидеть, сжимая руку, то слегка сильнее, то расслабляю, то глажу тыльную сторону ладони. Перевожу взгляд то на игрушку, по-прежнему сжимаемую в руке, то на лицо, спокойное и умиротворённое. И стоп… Ума, ты ли это? Смотрю и не могу поверить, даже замираю на несколько секунд в немом удивлении, но быстро прихожу в себя. Нет, об увиденном я никому не скажу. Это будет моей тайной. Не переставая гладить руку, второй рукой осторожно вытираю мокрый след на щеке Умановой. Ты сильная, Лесь, очень. Но сейчас эта сила дала слабину в виде нескольких слезинок. Впрочем, тебе можно. - Эх, Лесь, напугала ты меня, если честно. - И врачей… - Да, и их, - соглашаюсь с тихим шёпотом, затем вспоминаю про вещи, которые Рита говорила отдать, роюсь пару секунд в кармане, - Ума, тут в общем, врач пару дней назад принёс пакет с нашими вещами, и Багира сказала тебе отдать несколько из них. - Крестик… - Олеся вновь приоткрывает глаза, - если он с собой, то его… Остальное в шкафчик положи. Вернусь – заберу. - Без проблем. Быстро нахожу нужную вещь и аккуратно надеваю на её шею. Раз она сказала, значит так и будет. А остальное да, когда поправится, заберёт. Главное, чтобы на её место никого не нашли. Хотя и не должны, она ведь сама сюда вроде как на стажировку пришла, а не на постоянную службу, впрочем, от последнего я бы не отказалась. Втроём в мужском коллективе было бы куда интереснее. Вновь, в который раз, для себя отмечаю, что я изменилась. Интересно, а Уманова – тоже, или это только меня коснулось? Ей-то меняться дольше надо, привыкать к хорошему… Но к нему же быстро привыкаешь. Отвыкаешь, правда, долго. А она ещё улыбается, слегка так. Даже не знаю, откуда на это силы берутся. Да и не важно, главное - берутся. На этот раз сижу уже гораздо больше, чем привычные десять-пятнадцать минут. Врач не гонит, да и Лесе моё общество если и в новинку, то постепенно становится привычным. Что ж, если задержишься в СМЕРЧе, то семью обретёшь. По крайней мере, боевое братство - точно. Ты итак успела прижиться у нас за пару месяцев. Изредка заглядываю в глаза. Признаться, многого боюсь там увидеть, часть из страхов вижу. Часть же, как мне кажется, отпустила Уманову в свободное плаванье. Это радует. Однако нотки недоверия проскальзывают. Мало хорошего у тебя было, очень мало, и оно всегда оканчивалось, так что имеешь право не верить и быть готовой к разочарованию. А я имею право этого не допустить. - Жень, - Ума приоткрывает глаза, слегка их щурит, - когда произошли эти метаморфозы? - Там, у катера, когда тебя вытаскивала, - говорю всё так, как есть, помолчав, дополняю, - а окончательно уже в больнице. Поверь, было время надуматься вволю. - Знаю... палата, просто "очаровательное" место для размышлений. - И не только… Ума согласно кивает, движение медленные, но они есть. Так что пойдёт скоро этот ёжик на поправку. Хотя какой ёжик? Если присмотреться и залезть под скорлупу, оказывается, что Леся – милейшей души человек, которого на удивление, не сильно озлобил детдом. Только для безопасности всё это упрятано под слой толстого панциря. Впрочем, эту броню можно снять, если действовать аккуратно. И я попытаюсь. Не учили просто в стороне стоять, ножкой шаркать и наблюдать. Мы сидим около двух часов, я почти не умолкаю, Уманова изредка вставляет свои комментарии. Вполне себе дружеская беседа, разве что для неё бы лучше подошло несколько иное место, нежели больничная палата. Однако, слава Богу, что есть хотя бы это, поскольку ничего могло не быть, тем более ранения настраивали скорее на том, что придётся говорить у могилы. Хорошо, что всё обошлось. Вновь улыбаюсь, смотрю на Лесю, на то, как в её глазах проскальзывают весьма детские и довольно наивные огоньки. Эх, ребёнок-ребёнок, с тяжёлым детством и очень крепкими нервами. Да и сочетается в тебе всё весьма странно и довольно интересно. А я-то дура этого раньше не замечала, оттого и упустила, наверное, многое. Под конец наших своеобразных посиделок заходит врач, что-то там смотрит, улыбается, выходит. Я, простившись и пообещав, что приду завтра, направляюсь следом. И да, я приду и да, ничего не остановит. Тем более, меня Рита вместе с ребятами пока что щадит, и операций у нас, слава Богу, пока нет. Так что можно налаживать мосты дружеских отношений. У двери оборачиваюсь. Леська уж спит, это заметно по расслабленной руке и лежащей спокойно игрушке, которую до этого Ума сжимала, словно боясь потерять. «Вот и спи. Сон – лучшее средство от всех напастей», - думаю я, в ту же секунду подмечая, что это она, скорее всего, и сама прекрасно знает.