Проклятье

Он стоит на берегу, с непонятным волнением вглядываясь в водную гладь. Волны, мягкие, переливчатые, катятся издалека, цепляются за носы ботинок, чтобы с легким вздохом отпрянуть и растаять на песке. Вода жадно нашептывает: ближе… блии-шшшше… не дотянутьсссссяяяяяяя… Он делает шаг вперед, и следы слизывает набежавшая волна. «Иди ко мне, мальчик. Иди как ессссть…» Он скидывает рюкзак, избавляется от куртки и шлема, и отражение воды нетерпеливо пляшет в отражении зеленых глаз. Оставив обувь на берегу, он входит в озеро по пояс. Тело пронизывает ритм движущихся струй. Бурливых и почти неподвижных, разных, как теплые губы и холодные кончики пальцев. «О да, мальчик. Вода тянется к воде. Ты ведь тоже из меня состоишь, верно? Не бойся, к чему же бояться самого себя… Да, я живу в тебе, давно, давно я ждала этого дня… Да…» А потом из волн, из живой изумрудной глубины, прорастает она — невозможный кусочек реальности, проклятие его рода, Рука Галоччио. — Откуда ты здесь? Почему ты преследуешь меня? По шее взбегает морозное прикосновение, цепляет за подбородок, заставляя запрокинуть голову. У Руки когти изо льда. «О, хороший вопрос… — он готов поклясться, что Вода смеется. — Вы, Аквато, всегда были слишком хороши собой. И слишком глупы, чтобы понять, кому ваша красота принадлежит по праву…» Струи щекочут тело, пробираясь под свитер, наполняя брюки. Он уже по горло в воде — но даже не замечает мига, когда течение толкает его на колени, на илистое дно. Прохладная ладонь омывает скулу, и мальчик будто проваливается в забытье. Страх, вечный страх перед этой ласковой смертью сейчас не значит ничего. «Видишь, я даже позволяю тебе дышать — лишь потому, что редкие мертвецы прекрасны подобно живым. Твои глаза глубже Облонгата, мальчик… И не мне их закрыть.» Вода, танцующая меж бедер, свивается в тугой клубок, и мальчик жадно вбирает воздух. От жгучего холода по телу бегут разряды, и стон звучит тихо, словно крик утопающего из подо-льда. Вода дышит, в исступлении струясь вдоль кожи мальчика, отзываясь под ней дробью мельчайших игл. «Ты мой, Аквато… Наш!» Голова над водой, но нехватка воздуха все равно разрывает грудную клетку. Тело сходит с ума, теряет границы, растворяется, как комочек сахара. Его слишком мало на это огромное древнее озеро. — Пощади! «Галоччио умели мстить, да… Не забывай, мальчик, никогда не забывай, кому принадлежит сила.» Зеленоватая рука ласкает лицо, остужая кипяток слез, глуша каждый стон — до самого конца. «Ну и своенравная же здесь вода… Впрочем, извиняться не буду. Баловаться гидрокинезом — это у нас фамильное.» И только теперь он узнает голос Дарта. *** — Шепчущие рокеры! — Что за холивар? Они вмешиваются в спор одновременно. А потом переводят глаза друг на друга, и обоим сразу становится не до безымянной группы. — Эй, вы знакомы? — любопытствует Квентин. — Думаю, после вчерашнего представления Разпутина знают все. — Уголок рта Дарта приподнимается — головка змеи, почуявшей добычу. — Эм… да нет, просто лицо показалось знакомым, — Раз с усилием отводит взгляд. — Что насчет названия группы? — Думаю, мы сами с этим разберемся, — пожимает плечами Фиби. — Если мне не изменяет память, кто-то из нас опаздывал на Мозготовку… — в голосе Дарта сквозит неподдельная задумчивость, и Раз с трудом удерживается, чтобы не заткнуть уши. Этот голос!.. — Рассказывают жуткие вещи про то, как старшина Олеандр расправляется с опоздавшими! — Хм… А поподробнее? Раз ловит взгляд мальчика в голубом кафтане — и отчетливо осознает, что ему только что дали шанс, правда, непонятно, на что… «Уходи.» — Я не боюсь, — заявляет Разпутин вслух, — и кстати, прогульщиком быть хуже, чем опоздавшим. Увидимся! Он торопливо взбегает по ступенькам, пытаясь разогнать по жилам кровь, но холод никуда не пропадает. Напротив, Раз с каждой секундой все больше ощущает себя отрезанным от этого жаркого июньского дня.