Р.S. Извини, что так часто опаздываю

Минуты ползут по стенам, словно их подбили, будто нарочно издеваются надо мной и моим терпением. Голова гудит, с каждой секундой ожидание становится всё более невыносимым, оно режет тупым краем лезвия по легким, по сердцу, заставляя изнывать от нестерпимой боли. Секунды, секунды… Ещё чуть-чуть и я сойду с ума! Я руки на себя наложу, если придется ждать так долго! Я словно в тумане, в небытие, я не здесь, где-то за прозрачной непробиваемой стеной – всё вижу, но не принимаю ни в чем участия. Я просто на просто не могу осознать, что же именно происходит вокруг с людьми, что со мной творится, черт подери. Кейти не находит себе места, она мечется из угла в угол, иногда тихо-тихо плачет. Боже мой, Кейт, только не плачь, пожалуйста, перестань, прекрати… Слёзы – как кислота, прожигает и без того мою больную насквозь душу. Мерван куда-то отошел, до этого алжирец сидел с нами, старался успокоить Волчонка. Ко мне же бесполезно подходить. Это у себя в сознании я ещё более-менее вразумительна, для окружающих – я неадекватна, либо не реагирую ни коим образом ни на что, ни на кого. Микеле подозрительно притих. Я ожидала, что Локонте будет так же, как и Волчонок, слоняться, лишь бы только не сидеть на месте, но итальянец сидел на одном и том же стуле уже добрых три часа, смотрел практически всегда в одну точку, уткнувшись лбом в сплетенные пальцы рук, и что-то шептал. Я узнавала иногда пару слов, это наш родной язык, мною немного позабытый - итальянский… Он молится, иной раз беззвучно, только губы едва шевелятся. Я тоже молилась, но мысленно. Я просила Господа Бога, чтобы ты был жив, чтобы это чертово ожидание прошло, как можно скорее! Я хотела ещё раз тебя увидеть, попросить прощения у тебя за то, что я такая дура… Смешно, наверно, но теперь моим чуть ли не единственным желанием стало услышать какой-нибудь твой милый комплимент не к месту, какую-нибудь колкость в мой адрес. Хотела увидеть эту довольную хитрющую кошачью ухмылку и коварный прищур. Хотела ещё раз наорать на тебя, поссориться, разойтись, а потом, как ни в чем не бывало, пойти с тобой вместе домой, а по дороге заглянуть в кафе и перекусить. Живи, чертов португалец! Если ты умрешь, то помяни моё слово, я найду тебя на том свете, притащу за шкирятник обратно и сама по морде лица дам, чтоб неповадно было… Пожалуйста, только живи. Я молю всех богов и тебя, ты только живи, потому что теперь моя жизнь будет пустой без этой нескончаемой ругани, я не представляю, как буду существовать дальше без этих ссор, без твоего ехидства и снисхождения, как я буду дальше жить? Без твоей улыбки, взгляда, голоса, объятий… Я не имею ни одного представления, не давай мне повода узнать, какого это. Вот правильно люди говорят, что имея – не ценим, а потерявши – плачем. А ты сделай всё, чтобы я никогда не верила этой поговорке… Почему только сейчас я поняла, что это не я тебе нужна, а ты нужен мне?... Мимо меня пролетел час, может два, не исключено, что и полдня. Я не знаю, сколько. Время для меня застыло, не имело начала, конца, границ и способов его измерения. Время – ничто. Но тут вошел врач, его белый халат слегка запачкан кровью, лицо – совершенно спокойное, каменное, нельзя ничего прочесть на нём. Он вообще врач или кто? Он хоть чуть-чуть переживает за пострадавших? Он сочувствует тем, кто сидит в неведении о том, что же будет с их родными и близкими? Он как палач или судья, выносит вердикт, который не подлежит обсуждению или обжалованию. Я, не отрывая взгляда, смотрела на нашего вершителя судеб людей, мне казалось, что секунды превратились в вечность, ещё один удар – я готова была безудержно рыдать: - Месье Резенде жив, но сейчас находится в бессознательном состоянии. Его жизни больше ничего не угрожает. Похоже, у меня земля ушла из-под ног. Я так желала услышать эти слова, больше всего на свете, но не верила им. - Месье, я вас очень прошу…! – я резко вскочила со стула, пошатнувшись и буквально свалившись на доктора, хватая его за ворот халата; после облегченного вздоха друзей от услышанной ими новости последовала взбудораженная суета – ведь я снова стала неадекватно себя вести, они пытались меня оттащить, привести в чувства, но я мертвой хваткой вцепилась в ткань халата взрослого мужчины, - я вас прошу, дайте мне его увидеть! Умоляю, пожалуйста, хоть разок! Пожалуйста… Голос чуть хрипел, к горлу подкатывали слёзы, царапая стенки, мешая нормально говорить и дышать, я уже в самом деле не могла стоять твердо на ногах… Что происходит, черт подери? Почему всё настолько плохо? Я себя даже не чувствую. Наверно доктор решил, что я твоя девушка или невеста, но мне плевать. Просто откровенно по барабану, что он там подумал. На самом деле я твой самый лучший враг, каких у тебя никогда не было. Может, даже и не будет. Ты же сам мне это говорил, не так ли? К слову, меня всё-таки впустили в палату к тебе. Я не могла верить тому, что видела, не хотела этому верить, отказывалась верить. Ты лежишь совсем без движения, в тебя понатыкали эти чертовы иголки, катетеры, проводки и прочую чушь. А зачем это? Хотя… Лишь бы ты жил, большего я не желаю. У меня пять минут, всего лишь пять драгоценных минут и снова вечность ожидания. И всё-таки я сойду с ума, не иначе, по-другому не получится. Рядом пищит этот прибор жизнеобеспечения, давит своими унылыми, однообразными гудками на мозг, однако, именно эти звуки дают мне знать, что ты жив, что с тобой всё хорошо, самые паршивые звуки дарили надежду. Сажусь рядышком на пол на колени, держу твою руку, широкую и сильную, но холодную руку, от чего по спине пробежала стайка мурашек, а в груди затаился страх, оплетая сердце липкой, ледяной паутиной. А ведь ещё недавно ты обнимал меня этими ладонями, прижимая к себе, я каждой клеточкой тела чувствовала, как от тебя исходил жар, ради которого я хотела бы быть всегда Снежной королевой – чтобы веки вечные нуждаться в этом источнике тепла. Быть только от тебя зависимой. Да я уже одержима тобой, полностью, безраздельно. Да, хочешь, я это прокричу на весь мир?! Я клянусь признаться во всем, всему миру, а ты обещай мне выжить и больше никогда не покидать меня?... Молю тебя, заклинаю, обещай мне это прямо сейчас. Невольно понимаю, что я плачу. Все эмоции, что держала в себе этот недолгий промежуток времени за броней безразличия от других людей, показавшийся мне бесконечностью, вылились слезами, я не могла их приостановить, только уткнулась лицом в покрывало, сжимала твою руку и плакала. Ощущаю, как трясется всё тело от крупной дрожи. Останови это. Проснись и обними, прижми к себе, согрей, не отпускай, никогда не отдавай никому, прости мне всю мою дурость, успокой, поцелуй… Ты же слышишь меня, тогда почему не просыпаешься? Не молчи, пожалуйста, очнись уже наконец, сволочь португальская… Прошло, вроде бы, немного, минута или две, я точно помню, что совсем чуть-чуть с тобой была, как вдруг резко запищал тот прибор, что был присоединен к твоему сердцу, несколько коротких гудков и продолжительное монотонное жужжание механизма, длинная зеленая полоска, у которой теперь нет конца, сколько бы она не тянулась. Внутри что-то обломилось, рассыпалось в прах. Унеслась твоя жизнь, а вместе с ней раскололась и моя душа.