While I'm Still Here

Я до сих пор не мог понять, почему мне не разрешали переехать. Я был вполне уверенным парнем для своего возраста. Но вряд ли моё личное мнение имело какое-то значение. Моя мама знала, что я по жизни был одиночкой; она знала, что я уже давно и благополучно научился жить самостоятельно, поэтому, чёрт возьми, мне вообще была не понятна её позиция. Через несколько месяцев мне исполнится восемнадцать, так что какой смысл был в её категоричном отказе? Я хотел сбежать с Джерардом, просто упаковать вещи и запрыгнуть в его машину. Он заехал бы за мной посреди ночи, а я бы незаметно вылез из окна, оставляя после себя только короткую записку, и больше никогда бы не оглядывался назад. Но я не мог убежать. Я просто не мог. Мама уже и так имела надо мной столько контроля, что я даже не хотел думать, что она может сделать, если я в один миг просто исчезну. Она приедет за мной, и, схватив за волосы, притащит обратно домой, чтобы продолжать управлять мной и делать мое дальнейшее существование еще более несчастным. Также я до чёртиков боялся взять жизнь полностью в свои руки. Я не хотел рисковать. Поэтому я разработал план "Б". Воодушевившись им и твердо настроившись на положительный результат, я решил действовать. Я собирался добровольно сдаться в рабство и выполнять по дому абсолютно всю работу, которая была мне под силу, чтобы произвести впечатление на маму, надеясь, что в итоге она смягчится и все-таки позволит мне уехать в августе вместе с Джерардом. Этот гениальный план разрабатывался не один час. Она сказала, что я не готов жить самостоятельно и сначала должен определиться со своим будущим. Ну что ж, я предприму нечто такое, после чего у нее не останется шансов жаловаться и препятствовать мне. Я решил, что начну с незначительных вещей – небольшие обязанности, с которыми должен справляться человек, живущий один. Я буду мыть посуду без напоминаний, буду вовремя выносить мусор и добровольно предложу взять на себя всю готовку. Всё это дерьмо лучше, чем грёбаная работа. * Так как Джерард каждый день приезжал ко мне в одно и то же время, то перед тем, как покинуть дом, я всегда спрашивал маму, могу ли я сделать для неё ещё что-нибудь. Как правило, большую часть дня она была на работе, но когда у неё выпадал выходной, я буквально стелился перед ней, чувствуя себя самым последним идиотом. Но я так хотел убедить маму. Иногда я действительно невероятно злился на нее, потому что всё, что она делала – это просиживала свою задницу перед телевизором или читала тупые журналы, в то время как я, словно раб, вкалывал в соседней комнате, выполняя работу по дому. Интересно, она вообще замечала или ценила то, что я делал для неё? Иногда я смотрел на ситуацию с другой стороны. Зачем я так старался, зачем лез из кожи вон? Я знал, что рано или поздно я всё равно смогу уехать в Нью-Йорк, но какой во всем этом был смысл, если Джерард хотел, чтобы мы оставались просто друзьями? Я не уверен, что буду в состоянии спокойно смотреть на то, как вокруг него ошиваются какие-то другие люди. Время от времени мне казалось, что все это было бессмысленным – я чувствовал себя таким ленивым, таким расслабленным, что вообще ничего не хотел делать. Но я слишком любил его, чтобы меня заботило что-то ещё. Я должен уехать с ним, иначе он забудет обо мне. Любовь сделала меня таким эгоистом. Я хотел, чтобы он принадлежал только мне, целиком и полностью. Хотя и просто уехать из Черри-Хилл было бы неплохо. В этом городе нет ничего интересного, тогда для чего мне тут оставаться? Жить с мамой под одной крышей становилось невыносимо, поэтому переезд казался лучшим решением. Я лишь хотел начать новую жизнь и на этот раз стать счастливым. Хотел найти что-нибудь, ради чего я буду испытывать желание дышать. Я разговаривал со своей мамой отвратительно вежливым голосом, уделял внимание каждой её прихоти и действительно выполнял всю домашнюю работу без просьб и напоминаний. Это продолжалось в течение недели. Когда я поделился с Джерардом своим хитроумным планом, он рассмеялся. Он сказал, что я не должен лизать задницу своей матери только ради того, чтобы иметь возможность уехать с ним, особенно учитывая все мое презрение к этой женщине, увеличившееся за последние несколько месяцев, о котором он тоже, естественно, знал. Это навело меня на мысль, что он не хотел, чтобы я был рядом. Казалось, он пытался отговорить меня. Но, блять, пошло всё к чёрту, я просто не мог в это поверить, потому что я должен был сохранять оптимистичное настроение и стремление, чтобы иметь достаточную мотивацию и не истратить изначального запала. Да к тому же не стоит забывать, что я просто параноик. Только благодаря тому, что все это было для меня слишком дорого, я не собирался опускать руки. Спустя неделю хлопотаний по дому, когда я уже чувствовал себя грёбаной горничной, сравнение с которой по-настоящему вывело меня из себя – особенно после того, как Джерард предложил купить эту похабную форму французских горничных* - я закусил губу, чтобы подавить гнев и задетое чувство достоинства, и отогнал от себя неприятные мысли. Была суббота, в течение шести дней я вёл себя как примерный мальчик, поэтому сейчас очень надеялся, что мама сможет по-другому посмотреть на мою самостоятельность и независимость. За воскресным ужином я решил действовать более основательно, но в то же время осторожно. Я не хотел вступать в бой и все испортить; я не хотел слышать ее предположения о том, что я делал всю работу по дому только для того, чтобы она позволила мне уехать. Мне нужно было лишь убедить ее, что я взвалил на себя все это дерьмо потому, что был способен с ним справиться. И я действительно справился. - Как тебе? – спросил я, наблюдая за тем, как мама ест ригатони. Я потратил целый час на один только грёбаный соус. И лучше бы ей оценить его, блять, по достоинству. У меня ушёл целый день на готовку этого дерьма. Но оно того стоит... оно того стоит. - Неплохо. Думаю, соус можно было бы сделать немного острее, - ответила она с долбанным спокойствием в голосе. Иди нахуй! Грёбаная сука! - Да, но в целом я ведь неплохой повар? То есть, я смогу выжить, если... - Да, ты хорошо справился с готовкой и сервировкой ужина. Хотя тебе стоит немного разнообразить свой репертуар. На этой неделе ты приготовил пасту и чесночный хлеб как минимум три раза. - Ну, я же всё-таки не шеф-повар, - попытался отшутиться я, выдавливая из себя жалкое подобие улыбки, которая не вызвала никакой реакции. – Тем более это были просто остатки с прошлого ужина. – Блять, она, наверно, думает, что я с ней спорю. – Но всё равно для моего возраста я готовлю достаточно хорошо. Я имею в виду... - ладно, я просто скажу это, - если я стану жить сам, то наверняка улучшу свои навыки в готовке. Мама только приподняла брови, но так и не отвела взгляда от еды в своей тарелке, продолжая в ней ковыряться. Я знал этот взгляд, он слишком хорошо был мне знаком. Она молчала, а это означало, что она сердилась на меня. После ужина, когда я мыл посуду, все еще кипя от злости, я украдкой обернулся через плечо, кидая хмурый взгляд на маму. Раковина находилась напротив окна, а сама кухня сразу прилегала к лестнице, поэтому с моего места открывался вид на большую часть гостиной. У каждого чёртового дома в этом районе была одинаковая планировка комнат. Я мог видеть затылок матери, показавшийся из-за спинки дивана, когда оглянулся. Я ненавижу тебя. Я реально, по-настоящему, на все сто процентов тебя ненавижу. Сегодня мы с Джерардом договорились встретиться немного позже, и он вот-вот уже должен был заехать за мной. У меня оставалось приблизительно пятнадцать минут прежде, чем он будет здесь, поэтому я решил использовать это время для того, чтобы в лишний раз подлизаться к маме и заодно ненавязчиво выяснить, не передумала ли она. Я просто должен был предпринять еще одну попытку. Я не сомневался, что рано или поздно мне удастся ее переубедить. У меня было что-то вроде графика – каждый раз перед разговором с мамой, я давал себе двадцать минут на то, чтобы подготовиться морально, и только потом подходил к ней и начинал диалог. Пройдя по мягкому ковру до лестницы, я остановился у ее основания, чтобы иметь возможность вцепиться в перила, в то время как буду вести очередной утомительный разговор с этой женщиной. Мне нужна была хоть какая-то опора. Я заметил, что она смотрела вечернее телешоу; она смотрела одну и ту же программу каждый вечер. Я поёжился, понимая, что мне придётся оторвать маму от драгоценного телевизора, что, скорее всего, выведет её из себя. Я начал наигранно безразличным тоном голоса. - Итак, мам... я хорошо справлялся со своими обязанностями эту неделю? Её глаза на секунду закрылись, после чего она повернула голову в мою сторону. Это точно не могло быть хорошим знаком. - Ты о чём? – спросила она. Я остановил себя в последний момент, уже открыв рот. Только не говори, что ты не заметила всё то дерьмо, которое я добровольно делал в течение целой грёбаной недели. - Я про работу по дому, приготовление ужина и всё остальное. - О, ну да. Ты молодец. - Да, и... как ты думаешь, я бы мог справляться со всем этим, если бы жил один? – со страхом спросил я, глубоко засовывая руки в карманы своей толстовки. Нет, прекрати так делать! Со стороны это может выглядеть так, как будто ты смущаешься и пытаешься закрыться. Не позволяй ей видеть твою слабость! – То есть я имею в виду, что я делал всё это, пока ты была на работе. По сути, я был предоставлен самому себе в течение целого дня. Поэтому я думаю... - я всё продолжал говорить, надеясь, что моя речь в итоге к чему-нибудь приведёт, - что если я перееду, то действительно смогу о себе позаботиться. Ну, и не только о себе. Она усмехнулась, сжав губы и слегка склонив голову. И смотрела на меня так, как будто не могла поверить, что я на самом деле снова затронул эту тему. - Тот мальчик так глубоко посеял эту идею в твою голову? - Что? Нет. Я сам хочу этого. - О, серьезно? И с чего же ты так решил? - Я хотел наглядно показать тебе, что в состоянии заботиться о себе. И, по-моему, я доказал это, так что... - Во-первых, не смей думать, что имеешь право подходить ко мне и прерывать мой заслуженный отдых, спрашивая меня о таких тривиальных вещах. Я уже несколько раз сказала тебе «нет», так что оставь уже этот разговор в прошлом. Во-вторых, ты должен перестать проводить так много времени со своим другом, потому что я уверена, что ты думаешь, будто влюблён в него. «О, я готов нырнуть с головой в реальный мир, а этот милый мальчик будет заботиться обо мне, ведь у нас такая неземная любовь…». Фрэнк, я уже говорила тебе. Он не собирается всю свою жизнь провести с тобой. Послушай меня – и перестань делать такое лицо, когда разговариваешь со мной, - ты не можешь просто так переехать в Нью-Йорк. Ты пока даже не определился со своим будущим. Ты думаешь, что уже все распланировал, так? Ты действительно считаешь, что этот мальчик будет о тебе заботиться? Трясясь от гнева, я закусил губу, чтобы подавить острое желание возразить ей. Я ненавидел всей душой то, каким способом она излагала некоторые свои мысли, как кривился её рот и скрипели зубы, когда она пыталась продемонстрировать всю степень власти надо мной. Иногда она реально выглядела очень злой; возможно, я был причиной этого, но она, в свою очередь, доводила меня до дрожи в руках и мертвенно-бледного цвета лица. Я не мог выдержать её слов, я не мог выдержать её снисходительный тон голоса, которым она со мной разговаривала, хотя, наверно, должен был уже давно к этому привыкнуть. Но что задело меня сильнее всего, так это то, что она продолжала именовать Джерарда как «этот мальчик». Она, чёрт возьми, ничего не знала о нём! Она не имела никакого, блять, права судить о том, будет он заботиться обо мне или нет. И дело даже не в том, что ей самой было глубоко на меня наплевать – речь шла о моей чёртовой свободе и хотя бы малейшей доле уважения в мою сторону, которого я заслуживал. - Мам, Джерард тут не при чём! Я просто хочу переехать. Боже... - я тяжело и шумно вздохнул. Да, я могу играть в её ебучую игру и без труда победить. – Я думал, ты наоборот будешь рада за меня, если я наконец возьмусь за ум и начну самостоятельную жизнь. - Ты начинаешь действовать мне на нервы, Фрэнк Энтони. О, да, давай, используй моё второе имя, обращайся ко мне именно так, чтобы в очередной раз подчеркнуть то, что я был твоим созданием, твоей идеей, человеком, имеющим только имя, которое опять же дала мне ты. Продолжай управлять мной, как своей игрушкой, как делала это всегда, нацистская сука. - Мы с тобой оба знаем, что ты ведёшь себя так лишь потому, что пытаешься доказать свою точку зрения. Все моё тело пылало от поднявшейся температуры, а шея и щёки грозились вот-вот покрыться позорным румянцем, который бы полностью подтвердил моё поражение. Я не мог успокоиться из-за мысли, что я сделал столько хорошего за эту неделю, а мама всё равно испытывала потребность злиться на меня и разговаривать таким жёстким, не терпящим возражений, тоном. Почему она не была довольна моими поступками? Моё поведение с ней значительно улучшилось, я брал на себя все обязанности по дому, проявлял инициативу. Как она могла не замечать всего этого? Ну, может, она и замечала, но предпочитала делать вид, что это не имело большого значения. - Да, я знаю, ты говорила, что я должен... - Если ты хоть ещё раз спросишь меня о переезде в Нью-Йорк, то я навсегда запрещу тебе видеться с этим мальчиком. - У этого мальчика есть имя, мама! Она ничего не ответила - просто приподняла брови и привычно скривила губы, практически толкая меня на то, чтобы продолжить бессмысленный спор. - И когда же я буду готов? Я стараюсь доказать тебе свою самостоятельность, но ты всё равно не обращаешь на это внимание. - Ты будешь готов, когда избавишься от своего глупого влечения. - Ну, как бы тебе ни хотелось, но ты, блять, не имеешь права запретить мне видеться с единственным другом, - выпалил я на одном дыхании, уже устав сопротивляться. Зачем устраивать весь этот цирк? Почему она не могла просто уступить и позволить мне уехать? - Не смей разговаривать со мной в таком тоне, - сквозь сжатые зубы процедила она, выплёвывая предупреждение, сочащееся ядом. – Я клянусь, ещё одно слово, и ты окажешься под домашним арестом на неделю. - О, да отлично! Давай, вперед, прояви своё ебучее упрямство и снова сделай меня несчастным, как делала всю мою, блять, жизнь! – проорал я, в ту же секунду морщась от внезапной вспышки гнева. Вот дерьмо, нет, я совершил ошибку... черт-черт-черт... о блять, только не это. - Две недели. Мои глаза округлились до небывалых размеров, а я медленно таял, чувствуя, как моё тело превращается в лужу разбитых мечт и разочарований. - Нет, мам, пожалуйста... я не хотел, клянусь, я не хотел кричать, прости меня... - Достаточно! - Мам, прошу тебя, не надо... - умолял я. - Ты хочешь, чтобы я заперла тебя дома до конца лета? - НЕТ! – господи, почему она делает это? Две недели без Джерарда. Она, блять, отлично знала, что он уезжает в августе. - И не смей выходить из дома, пока я на работе. Я буду звонить тебе, чтобы убедиться, что ты здесь. Я не мог поверить. Почему она намеренно причиняла мне боль? Как я проживу две недели без встреч с Джерардом? Она, наверно, шутила - она не может так со мной поступить. Это еще хуже чем то, что она запретила мне переехать с ним. У нас в запасе и так было ничтожно мало времени, а теперь его стало ещё меньше из-за того, что меня посадили под грёбаный домашний арест на целых две недели. Всё это нереально. Я уставился в потолок, так пристально буравя его взглядом, будто мог найти в нём выход. Но там не было ничего. Только белая штукатурка. У моей матери, кажется, закончились камни, которые она могла бы в меня швырнуть, причиняя ещё больше боли, поэтому я быстро рванул с места и побежал к лестнице, чтобы скрыться в своей спальне. У меня там не имелось никаких особо важных дел, но эта комната была для меня зоной комфорта. Каждая маленькая деталь в ней принадлежала лишь мне, и стоило только закрыть дверь, как я тут же огораживал себя от остального дома и всего мира. В список моих скромных сокровищ входили DVD-плеер, телевизор и стерео. И много комиксов. Что ж, я решил, что смогу с этим справиться. Мне было жаль, что Джерард не оставил у меня коллекцию своих фильмов про Бэтмена, которую мы смотрели как-то раз вечером, иначе я бы с удовольствием пересмотрел её заново. Я так много вечеров тратил на то, что тупо пялился в телевизор. Как правило, я просто переключал каналы, так как ни на одном из них не было ничего, что могло бы привлечь мое внимание. И всё равно моя голова всегда была занята мыслями о том, что вот-вот за мной приедет Джерард, мы как обычно рванем куда-нибудь в центр, а потом вернёмся к моему дому, и он останется у меня с ночёвкой. Теперь я даже не смогу прикоснуться к его волосам или почувствовать тепло его тела. Намного позже в тот же вечер, когда солнце уже сменилось бледным диском луны, я услышал, как позвонили во входную дверь. Я не хотел идти открывать её, хотя отлично знал, кто это был. Невольно я отметил, что сегодня он опоздал. Мама всё ещё сидела в гостиной перед телевизором, а так как я не особо горел желанием снова показываться ей на глаза, то предпочёл остаться на месте. В тот момент, когда она пошла открывать дверь, я расположился на пороге своей комнаты, внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Его голос казался приглушённым, но я слышал всё тот же голос, который так часто долетал до меня – проходил сквозь меня, как дуновение теплого бриза. Я вздохнул. - Здравствуйте, Линда. Фрэнки дома? О, нет. Нет... Прямо сейчас Джерард стоял там, внизу, так близко, а я не мог спуститься и увидеть его... а он приехал сюда ради меня. Мой живот болезненно скрутило, и я не сомневался, что могу вырвать в любую секунду. Либо это, либо убить кого-то. Например, одну конкретную нацистскую суку, которая вместо меня разговаривала сейчас с Джерардом. - Он под домашним арестом. Ему нельзя покидать пределы дома. Прости, - её притворно вежливый голос так и сочился сарказмом. Спустя мгновение я услышал, как захлопнулась входная дверь. Громкий звук удара отозвался эхом по всему дому. Я чувствовал себя заключённым, беспомощно запертым в четырех стенах, лишённым возможности переступить порог, несмотря на то, что Джерард прямо в этот миг находился на территории моего двора, у моей двери, из-за меня... так близко. Я бы хотел, чтобы моё окно выходило на сторону дороги, тогда я бы смог высунуть голову и хотя бы на секунду увидеть его, увидеть, как он идёт к машине. Мне нужно было взглянуть на него. Я хотел объяснить, что произошло. Но я не мог. Сегодня было воскресенье, а это значит, что я лишен доступа к телефону как минимум до завтра, пока мама не уйдёт на работу. Тогда я смогу прокрасться к нему безнаказанно. Моя нынешняя ситуация казалась до нелепости смешной. Раньше я целыми днями проводил время в своей комнате, занимаясь всякой ерундой и придумывая способы развлечь себя. А теперь, когда я был заперт здесь насильно, единственное, чего я желал – так это выбраться отсюда к чёртовой матери. Да, это лето действительно становилось особенным. __________________________________ В следующей главе: - Эй, что за фигня! – я поставил тарелку на столик, а сам направился к Джерарду, который очень увлечённо ковырялся в ящике комода, где я хранил нижнее белье. – Ты подрочить решил или что? – недовольно прошипел я. Он лишь усмехнулся, окидывая меня подозрительно хитрым и горящим взглядом. - Нет, я просто хотел узнать, предпочитаешь ты боксёры или семейники, - ответил он, наклоняя голову так, что его глаза закрыла челка, хотя я не сомневался, что он также продолжал смотреть на меня. – У меня не было шанса проверить это в ту ночь, когда мы занимались любовью. Но зато теперь я вижу, что в основном ты носишь боксёры... это так мило. - Иди к чёрту. Мне нравится, когда мои причиндалы находятся в одном месте, а не болтаются туда-сюда. И почему я, блять, вообще должен что-то... - А ещё я, кажется, случайно заметил тут пару миленьких тёмно-синих кружевных трусиков... - он затих, снова возвращая внимание на груду белья. Моё лицо моментально вспыхнуло, кожа горела так, что я боялся в следующую секунду превратиться в кучку пепла. Не веря в происходящее, я уставился на него испуганным взглядом. - Нет, ты не мог, я не ношу подобное дерьмо... - О, вот они! – торжествующе воскликнул он, вытаскивая с самого дна ящика упомянутый предмет одежды. Как он, блять, вообще мог их найти... они лежали в самом низу, похороненные под несколькими слоями моего белья. Я пристально наблюдал за тем, как Джерард бережно держал в руках эту чертовщину, а вездесущая улыбка ни на секунду не покидала его лица. Он выглядел просто волшебно, когда был счастлив. - Итак, мы оба знаем, что у тебя нет подружки, так что эта отмазка не прокатит... о, а может быть твоя мама перепутала корзины с бельем? – хихикнул он. – Они шёлковые или атласные? Черт, такие симпатичные и мягкие... - Джерард уже чуть ли не размахивал этими трусами перед моим лицом, чему я в какой-то степени был даже рад – я надеялся, что они исполнят роль импровизированного занавеса, и хотя бы частично скроют мои пылающие щёки неестественно красного цвета. - Ты не имеешь права меня осуждать, придурок. - А я и не думал этого делать, - прошептал он, опуская руки и подходя немного ближе ко мне. – Когда ты их приобрёл? Я, наконец, оторвал от него взгляд и теперь смотрел на тёмно-синюю часть женского белья, которая всё ещё была зажата в его пальцах. - Эм, какое-то время назад... - До того, как познакомился со мной, или после? - До, - хриплым голосом ответил я, не сводя глаз с того, что он держал в своих руках. Моё достоинство. - Ну дерьмо, если бы я знал, то... уже давно бы вывел тебя на этот разговор. У тебя есть что-нибудь ещё? - Нет. Нам обязательно об этом говорить? – умоляющим тоном произнес я, потянувшись за трусами.