Счастья Ветер

      Справка: Вазопрессин – гормон гипоталамуса, который накапливается в задней доле гипофиза (в нейрогипофизе) и оттуда секретируется в кровь. Увеличивает объем циркулирующей крови, разбавляет ее плазму, повышает тонус гладкой мускулатуры внутренних органов и сосудов. В головном мозге участвует в регуляции агрессивного поведения. Предполагается его участие в механизмах памяти. Аргинин-вазопрессин играет роль в социальном поведении: его действие связывают со щедростью, альтруизмом и преданностью. Выявлена корреляция между длиной микросателлита-промотора и крепостью отношений у людей.       Девственно-белое окошко зарядки на телефоне стало той вещью, что мобилизировала Шаграта. Часы показывали полдень, пора было стряхнуть с себя ленивую неопределенность и отправляться домой. Стиан собирался вызвонить Свена и попросить, чтобы забрал его машиной со станции. Ну или их, если Мустис тоже соизволит уехать. Блин, еще и он, - непрошенные воспоминания зазудили болезненно, но теперь их удалось отогнать и задвинуть.       Сегодня они распрощаются, и больше не увидятся – предположение вызвало у Шаграта легкую тоску, как бывает, когда ты вынужден предпринять что-то резкое и радикальное, хоть и без ущерба для себя. А необычная случайность заляжет тяжестью в памяти, в самом глухом и тесном углу, примёт со временем удобную, мягкую форму. И однажды ты подумаешь, что можно бы вам посидеть на кухне с банкой пива, и непринужденно молчать об этом, ведь это было давно и неважно. Можно бы, когда-нибудь, на выходных, или ближе к Новому Году – и так спокойно будешь об этой встрече думать, что никогда она и не случится.       Но аккумулятор куда-то затерялся, Стиан перерыл весь рюкзак и постель, Свен не ответил на звонок, а если они не успеют скоординироваться – придётся идти на электричку. Самому брести по едва знакомой местности, с горем пополам поняв объяснения Эйвинда, или вместе с ним добираться в Осло – неизвестно, что хуже. Зарядное мог взять Галдер – но поиски в его комнате не дали результата. На полу Шаграт обнаружил наглухо разряженный телефон Тома, да и все свои вещи он оставил. Внутри тревожно ёкнуло – он совсем в спешке собирался, хоть бы и правда благополучно домой попал.       Посеять акум по дороге не мог, Мустису нечего заряжать… Хотя, - Стиан вспомнил, что поутру не обнаружил на полу рвоты, - он мог начать убираться перед отъездом и куда-то засунуть зарядное.       На улице было теплее, чем в доме, - ясная, сухая осень. Изжелта-зеленые полутона, ободранные кусты в летучей паутине. Резкий затхлый запах грибов, тех, что растут на деревьях – так они пахнут после дождя, когда уже хорошенько пригреет солнце.       - Мусь! Ты зарядку мою не видел? – позвал Стиан в тягучем предвосхищении разговора. Он что, свалил всё-таки, не прощаясь? Не странно, - наряду с освобождением Шаграт почувствовал оскорбительную брошенность.       Но нет – в сырой тени за домом на гнилой колоде сидел Эйвинд, голый по пояс. Стиан обогнул его по широкой дуге, выискивая более мягкую и низкую траву, чтобы не путаться в крапиве и репейнике, как заблудившаяся псина.       - Малой… - Шаграт замолк. Неподвижность Мустиса, измазанный кровью живот, весь в порезах, тёмные влажные пятна на джинсах – всё это сходу навело на мысль о суициде, а вслед за ней – пустота в голове и слабость в ногах. – Что… ты наделал? – он подошёл ближе и забрал нож из скользкой безвольной руки.       - Что? – отозвался Эйвинд бездумно, не поднимая головы, как человек, которого отвлекают от важного и интересного дела.       Стиану постепенно отлегло. Конечно, - присмотрелся он, - раны неглубокие, и если бы Мустис себя серьезно повредил – штанины бы сплошь измокли в крови. У страха глаза велики… Раздражение накипало внутри Стиана, и он подавил желание вмазать собрату по роже. Да он что, издевается?! – возмутительные сюрпризы, один за другим преподносимые Эйвиндом, крепко засели у Шаграта в печенках. Еще и нож ему испортил – кровь засохла под блокировочным кольцом, и для очередного пикника придется покупать новый. Стиан вообще был довольно брезглив, и уж точно не смог бы есть шашлык с кровью бывшего клавишника.       - Блядь, сиди тут и дальше режься, - Шаграт выкинул нож Мустису под ноги и, порядочно злой, пошёл собираться. Уже когда миновал угол дома, что-то в нем напряглось, подобно натянутой леске – и ударило жаром в виски: а если этот действительно вскроется? Стиан представил тёмную венозную кровь, загустевающую на траве, и стало ему нехорошо. И вчера еще, получается… сблизился дальше некуда, еще помнит его тёплым… а теперь – оставить в таком состоянии? Если Эйвинд помрёт, остынет, сгниет, то вместе с ним оторвется и сгниет что-то от него, Стиана. Что-то мелкое, но жизненно необходимое. Потому что он, Стиан, видел, к чему всё идёт. Видел, использовал и выбросил.       Шаграту был нужен алкоголь. Виски закончилось, зато оставалась бутылка лимонного ликера. Когда они отоваривались в Syv Eleven, ядовито-желтый цвет показался Мустису вкусным, но ликер выдался дрянь дрянью: слишком сладкий, чтобы пить, и недостаточно крепкий, чтобы бодяжить его соком.       Открыв бутылку, Стиан решительно направился к Эйвинду.       - А ну сидеть! – толкнул костяшками в плечо, заставляя откинуться к источенной стене, и взялся поливать его изрезанный живот ликером. Раньше он бы, пожалуй, переспросил отстраненного коллегу, прежде чем настолько сократить дистанцию, но после этой ночи психологический барьер рухнул, и физический контакт давался куда легче. Эйвинд дернулся от боли, мышцы пресса перекатились под слоем соединительной ткани – и начал материться. Обычно сдержанный и интеллигентный, сейчас он спокойным, поветствовательным тоном изрыгал один за другим изощрённые трёхэтажные маты вместе с жуткими проклятиями, что отдавали заклинаниями.       - Сиди, блядь, - неосознанно усмехался Шаграт, - надо же продезинфицировать! А то загниется, мухи над тобой летать начнут, опарыши заведутся…       - Да. Начнётся новая жизнь.       Эйвинд наковырял земли между корней травы и растёр рыхлую чёрно-бурую россыпь по порезам.       - Молодец, блядь, - пожал плечами Стиан. – Еще столбняк заработаешь.       - А мне ее хочется есть.       - Землю жрать?       - Угу. В ней жизни столько… микроорганизмы, перегной, черви, корни…       Стиан протер горлышко запястьем и приложился, крепко забив на противность напитка.       - Ты пьяный, да? – спросил с надеждой.       - А что, это оправдывает человека?       - Ты пьяный, спрашиваю?       Мустис смотрел на него снизу вверх, полуулыбаясь. Отрицательно качнул головой. Сухие приоткрытые губы – казалось, его мучает жажда.       - Воды тебе принести?       Опять несогласный кивок.       - Ёбнешь?       - Нет.       - Как хочешь, - Стиан сам отпил ликёра. – Ну а вчёра-то ты конкретно ужрался…       Будем считать, что вчера просто была неадекватная пьянка. Будем считать.       - Нет. – Стиан скептически взглянул на него, и Эйвинд, похоже, это заметил. – Я не пил. Можешь пересчитать бутылки.       Шаграт наблюдал, как по запачканной кровью руке Мустиса ползают рыжые муравьи. Не выдержал, наклонился и смахнул.       - Ты не заслуживаешь мести…       - Что? – не понял Стиан. – Что с тобой вообще творится?       - Представь себе, что ты лежишь в куче гниющих трупов. И ты не видишь другого мира, кроме них. У тебя у самого… уже начался некроз. Гангрена. Отмирание. Ты чувствуешь тепло… от гниения всегда выделяется тепло. А затем с тебя сдирают кожу и бросают на мороз. И ты понимаешь, что живой, что всё это время ты был живой, и тебе придётся жить дальше… как-то, - Эйвинд бросил на него осмысленный, испытующий взгляд. – Ты не понял, да?       Дело было в другом: Шаграт даже не пытался принимать это близко к сердцу. Больно уж подобные изыски напрягали мозг. Дождаться конкретного выпада…       - Смотри, Стиан, ты же любишь мотоциклы. Представь, что ты разбился на мотоцикле и попал в реанимацию. Клиническая смерть. И когда ты выходишь из комы, то видишь, что тебе ампутировали руки, ноги. Вскрыли, перебрали органы. И сшили… как попало. Язык запихнули в живот, карбюратор в грудь. И ты будешь жить, но ты никому таким не нужен… даже себе. Но ты будешь жить таким. И ты должен придумать, как.       - Но ты живой. Это уже хорошо.       - Нет. Это как раз плохо. Жить слишком больно. Жить невыносимо. Быть тяжело.       Запало молчание. Шаграт присел рядом на колоду, понимая, что сегодня его ждёт ад. Хотелось спросить, давно ли это началось, но Стиан боялся услышать то, что подозревал – что Эйвинду сильно зарядило по мозгам сегодняшнее происшествие. Еще не хватало, чтоб он поднял эту тему.       - Ты знаешь, чем пахнет внутри человека? Там зловоние, Стиан, наши кишки смердят дерьмом. Но есть хорошая новость.       - Какая? – на действительно хорошую новость Стиан не очень надеялся, но уже был на взводе. Он что, где-то сохранил те треки Димму, которые со психу удалил*?       - Мне долгое время ничего не хотелось. Сейчас мне хочется умереть. Это должно быть приятно.       - Ну так, - Шаграт все еще полагался на то, что Мустис просто бросается красивыми словами, и его удастся задеть. Радовало, по крайней мере, что наконец-то Эйвинд охотно пошёл на диалог. Аж странно. – Чего ж ты не?..       - Я еще думаю. У меня могли бы быть более важные дела.       Стиан обернулся. За его спиной на вколоченных в доски гвоздях висел ржавый таз, в который он то и дело стукался затылком, и еще более прогнивший обод от бочки. Казалось, от него пальцем можно отковырять куски железного оксида. Эйвинд крутил нож в левой руке, то меняя хват с прямого на обратный и наоборот, то проворачивая его не очень практичным – скорее декоративным – но, без сомнения, боевым жестом. Всё это время он то и дело задевал Шаграта локтем.       Стиану было страшно. Не тем паническим омертвляющим страхом, и не рациональным чуством угрозы – но странным желанием проснуться и оказаться в другом месте. Хоть в Осло, хоть в Новой Зеландии, хоть, блядь, в Сибири. Только бы не здесь и не с ним.       - Слушай, малой, я пиздую домой, - не выдержал Стиан. – Или ты со мной, или отдай мне мой нож, и до свидания.       - Прощай, - кивнул Эйвинд. – А нож мне оставь. Он мне нужен, чтоб думать. Точнее, не так... скорее дойти до сути.       - Нож – на родину, - протянул руку Шаграт. Ему, как всегда, хотелось настоять на своем, и уж точно он не собирался снабжать Мустиса колюще-режущими предметами. Собственными – тем более. – Нет, мне долго ждать?       - Ты можешь и подождать, - Эйвинд словно размышлял вслух, - но тогда у меня будет шестьдесят семь** процентов вероятности правильного решения. Или даже в районе сорока… А если ты уйдешь, у меня будут все девяносто девять. Если ты закончил, иди. Ты мешаешь мне сконцентрироваться.       Шаграт схватил его за пясть, силясь разжать пальцы. С наслаждением выматерился, поддерживая свой боевой дух. Попытался выкрутить запястье, но Эйвинд согнул локоть, выставляя перед рукой лезвие в обратном хвате и мёртво держа рукоять. Предплечье к предплечью, лоб ко лбу, запах кислого дыхания и лимонного ликёра – движение наткнулось на сопротивление.       - Третий закон Ньютона, да?! – прохрипел Стиан, крутанул руку младшего наружу, выворачивая сустав, и левой вцепился в загривок, пытаясь свалить вперед. «Хреновая точка опоры», - подумалось ему, Мустис выпрямил спину, против его хватки запрокинул голову – и плюнул в лицо.       - А, блядь! – вскочил Шаграт, шипя сквозь зубы и вытираясь. На тыльной стороне ладони в разводах слюны размазались жилки крови – похоже, перед этим Эйвинд прокусил себе губу. – Ну, хуй с тобой, сука… - переступив через колоду, он рассмотрел свою ноющую от напряжения руку с побелевшими костяшками. Согнул в запястье, ловя короткий момент, когда вена выпирает из-под кожи и становится тёмно-фиолетовой. Бескровная ладонь была испещрена красными пятнышками, что помалу расплывались равномерным розоватым оттенком.       Эйвинд тоже впал в созерцательность, отслеживая необычное, приятное тепло от растекающейся крови в пясти и шее, только что пережатых живым, неравнодушным соперником. Считая стычку оконченной, он упустил из виду, что Стиан находится практически у него за спиной – и даже не предполагал, что тот внезапно заломит ему руку с ножом за спину и прижмется вплотную, обхватывая поперек живота и тем самым фиксируя свободную руку.       - Обнимашки, любовь моя! – съязвил Шаграт, выдыхая Мустису в шею и упираясь коленом в колоду. Сорвавшаяся с языка фраза почему-то принесла облегчение – ему было неловко ходить вокруг да около темы поебушек, и всё пытаться ее избежать. Раньше он разбрасывался подобными речами, но теперь они приобрели новый смысл. Кора содралась, он удержал равновесие, сползая по скользкой от гнили деревине. По голенищу гриндерса побежала мокрица.       - Уход в партер*** засчитан, - сообщил Эйвинд и резко подался назад, вбивая Шаграта спиной в стену. Тот успел уберечь затылок, прижавшись лицом к плечу младшего, однако удар вышиб из него дыхание. Мустис, в свою очередь, пожертвовал устойчивым положением, съехав задницей с колоды, и Стиан одним рывком уложил его на бок. Оба оказались зажаты между гнилым стволом и стеной, причём у Шаграта ноги были затиснуты, а у Мустиса переброшены чёрте-куда за колоду, в вольное пространство за их трухлявой тюрьмой.       Стиан уже понял, что драться с ним всеръез Эйвинд не собирается, и тем более пускать в ход нож. Вся эта возня его отчасти веселила, напоминая игру, и он полагал, что Мустис умышленно поддержал его боевой порыв.       - Только пинать меня не нужно, - с улыбкой попросил он и довольно сильно укусил младшего за ухо.       В отличие от Шаграта, Эйвинд был настроен вполне рационально. Бить вокалиста ногами он и впрямь не хотел: размахнуться негде, удар в защищенную ботинком голень ему будет нипочем, а удар задником в колено может вылиться в тяжелую травму. Врезать Шаграту затылком по лицу тоже было жалко. Поэтому он попытался протолкнуть нож из заломанной руки в свободную, чтобы отходить Стиана рукояткой по бедру. Не опасно, но весьма больно и унизительно, а боль терпеть Шаграт не станет.       Почувствовав, как под задравшейся футболкой по телу скользит железо, Стиан инстинктивно рванулся скинуть Мустиса с себя и освободиться. Лезвие полоснуло его по животу, рассекло кожу, податливо врезаясь глубже – и Шаграт закричал, отпустив младшего. Эйвинд выронил нож и скатился с него.       Шаграт встал – больно еще почти не было, только гадкий обессиливающий холодок по всему телу от животного страха за свою шкуру. Умом понимая, что обошлось, заставил себя поднять футболку и взглянуть на рану: вспухшая, текущая канавка перечеркивала последние буквы татуировки. Эйвинд был весь изукрашен таким добром, но чужие порезы Стиана не сильно впечатляли, даже когда он держал Мустиса в захвате и рукой чувствовал свежерезанные рубцы. А от вида собственной крови было дурно.       Эйвинд сидел на земле и неотрывно смотрел на него – пораженно и как-то философски понимающе.       «Он боится, - понял Стиан. – Он боится еще больше, чем я».       Но успокаивать собрата не хотелось – его самого бы кто успокоил. Сорваться на нем и обвинить – да, хотелось. Только сил особо не было.       - Мне очень жаль, - хрипло вымолвил Шаграт. – Мне жаль, что у нас с тобой вчера так получилось. Мне жаль, что я сюда приехал. Мне жаль, что мы тебя выгнали из группы. Мне жаль, что мы тебя туда взяли. Мне жаль, что я вообще с тобой познакомился.       За годы совместной работы Стиан все-таки нашёл у Мустиса болевую точку: его можно было серьезно обидеть, упрекнув ненужностью и бесполезностью. Так что Шаграт ожидал ответа из серии «сам дурак». Но если Эйвинд его и услышал, то среагировал крайне нестандартно: чему-то улыбнулся и произнес почти что с нежностью:       - Спасибо тебе, - провел пальцем по одному из собственных порезов и сосредоточенно изучил кровавый развод. Перевел взгляд на Шаграта и опять на себя. – Ты смотри… Одинаковая.       Вдруг он резко поднялся – за подобные грациозные рывки Стиан мысленно сравнивал его с пружиной – быстро подошёл к Шаграту и с разгону упал перед ним на колени. Не раздумывая, обнял за талию и начал целовать его живот.       Первым побуждением Стиана было Мустиса оттолкнуть, но он оцепенел – от испуга и от того, что младший осторожно, но уверенно касается губами его раны и слизывает кровь. Акт был настолько глубоким и личным, что граничил с непристойностью, опасная близость к паху уже была страшно и восхитительно непристойной. И поэтому Стиан, затаив дыхание, терпел боль, ждал следующего шага и не смел его прервать.       Когда Эйвинд наконец расстегнул его штаны, он был уже вполне в кондиции. Стиан начал возбуждаться, еще когда они боролись за нож – то было возбуждение не сексуальное, но вполне плотское, этакий атавизм из тех времен, когда близость человека означала тепло зимой и защиту на охоте. Тогда Шаграту подсознательно хотелось не чего-то эдакого, а просто поваляться на земле в обнимку, но прилив крови уже начался, и почему-то тянуло Эйвинда поцеловать – по-детски взять и чмокнуть в щеку. Теперь его заводила спонтанность и извращённость ситуации, и то, что человек, с которым вчера было хорошо, доставит ему удовольствие еще раз. Без какого-либо рационального подтекста – просто так.       Высвободив Стианов член, Мустис без промедления взял его в рот. Шаграт какой-то миг еще следил за ним с замиранием, заметив странное благодарное выражение лица, а затем полуприкрыл глаза, отрешенно наблюдая, как зелено и фиолетово переливаются под солнечным светом чёрные волосы. Пересохшие губы плотно скользили по стволу, и с каждым движением – острое чувство, что не принесет облегчения, схлынет в мучительной близости к пределу, и снова… Навыков у Эйвинда не было совершенно, он то и дело цеплял нежную плоть зубами, а затем обволакивало ощущение горячего и влажного, и от этого было еще приятней. Мустис не мог взять техникой, но брал энтузиазмом, каким-то даже грубоватым и агрессивным, и этот беспричинный энтузиазм Шаграта пугал. Стиан всё хотел запустить пальцы ему в волосы – и не смел. Он смутно понимал, что, получив контроль, безоглядно толкнется в глотку, и привет, блевота и травмы.       Член Эйвинда затвердел почти сразу, но ему в голову не приходило к себе прикасаться, и чем-то даже нравилось, что в джинсах так до боли тесно. Лаская Стиана, он словно возвращал неоценимый долг и тем самым помогал себе, а посему старался.       Словно со стороны, Стиан услышал свой негромкий стон. Одинаковость анатомии делала свое дело: младший хорошо его чувствовал, и каждый раз умышленно прижимал язык к уздечке. В голове у Шаграта плыло, он боялся, что у него подкосятся ноги, что у Мустиса вконец затерпнут челюсти и он бросит это дело. Мысли лезли совсем бредовые: например, позвать Эйвинда назад в группу и возложить на него дополнительные обязанности по его, Стиана, сексуальному удовлетворению. Не, ну а что, гастроли вещь нервная… Такая фантазия показалась Шаграту жутко возбуждающей, он сгреб Мустиса за волосы и, хрипло выдыхая, кончил.       Отстранившись, Стиан отступил на шаг и принялся на автомате застегивать джинсы. Эйвинд всё так же стоял на коленях, закрыв глаза, и вытирал умиротворенное лицо тыльной стороной ладони. Сглотнул. Жест показался Шаграту тошнотворно гадким, позорным, как и та дурацкая идея насчёт группы. От всего этого хотелось откреститься. Один раз – случайность, два – совпадение? Стиан не мог придумать внятного объяснения сумасшедшим поступкам клавишника, кроме замышленного злого подвоха.       То, как Эйвинд вытирался, и красно-коричневое пятно засохшей крови на его щеке напомнило Стиану о давешнем плевке в лицо, и что год назад Мустис не был таким доброжелательным, а мёрзко и враждебно ругался с ним за деньги. Он, конечно, и так опустился, но Шаграту мстительно и сладко захотелось его добить.       Стиан нащупал в заднем кармане смятые мелкие купюры – сдача с билета на электричку, что-то около пятидесяти крон. Достал их и швырнул Эйвинду в лицо:       - Держи свои деньги, ты честно отработал!       Круто развернулся и медленно пошёл к дому. Удовлетворение стало полным, а на душе пусто и легко – Шаграт давно подавлял в себе злость, смешанную с презрением, и теперь эта роль была ему приятна и близка. Он всё ждал, что Мустис начнёт дальше унижаться, либо показывать характер – но нет, тот молчал.       Ветер гонял над землей пыль, сползались серые многослойные тучи. На улице стояла духота, а в доме – намного темнее, грязно и тесно. Вот так же уныло становилось у Стиана внутри. Мучило непривычное чувство неправоты – оскорбляло и пилило, как озлобленная и уставшая от жизни старуха. Вот к чему всё это было? Зачем он обидел человека, чего этим добился? Малой же, по сути, просто сделал ему безвозмездную услугу… Пойти, что ли, извиниться? – от такой мысли ком стал в горле, и кол – в спине.       А когда Стиан вышел во двор, еще не зная, что будет говорить, Эйвинда там уже не было.       Падал.       Трава холодно щекотала лицо. Держался за нее, обрывал в хватке сочные листья – и падал. Пока не достиг дна.       А оттуда, из бездны, долго смотрел вверх.       Унижения не чувствовал – его не было. Был калькулятор в голове. Отсчитывал, сколько вины он смог оплатить, и сколько теперь должен. Отсчитывал страшно, как секунды жизни, часы, года, так давно и неисправимо…       Жизнь так далеко…       Вот дерево растет и ничего не чувствует. Яростно завидовал, ненавидел и благодарил. Захлебывался стылой соленой росой. Весь мир состоял из сосудов. Был пульсирующим шариком, что всплывал по корневым трубкам. Капля бесконечно тонкая, капля – бесконечно малый объем. Сливались края коричневых вен. Сливалась кожа с корой. Кровь разбавлялась раствором минеральных веществ.       Руки, измазанные зеленой грязью, травяной кровью – существовали. Здесь. Сейчас.       Потом еще шёл с закрытыми глазами. Сутки не спал, и еще одни – почти что нет… Был красно-синий щит и парные железные струны, на которые хотелось прилечь.       Начался дождь.       Лежал спиной на гравии, и казалось, что под ним песчаник, белая, залитая солнцем пузырчатая плоскость, и по ней растянуты его вынутые кишки. Кровь просачивалась в поры камня. Солнце и кровь, поверхностное натяжение… А рядом – белая пенистая река.       Он глотал дождь. Рядом шёл поезд, с грохотом содрогаясь на стыках рельсов.       утолилась ли жажда?       Был рыбой с вырванными жабрами. Должен был научиться дышать ветром. Ходить по суше.       Ноги путались в росяной полыни.       Потом вырубился.       Открыл глаза ночью. Над ним было старое небо. Звездное небо старых добрых времен.       Дальше спал спокойно.       Ошметки гнилой коры, смятая трава и нож. Дождь ударил безжалостный и бешеный, мокрые волосы липли к лицу, и вкусно, свежо было их обсасывать. Ножа с собой Эйвинд не взял - хоть это хорошо.       Они что, сговорились? Сначала Галдер уёбывает без предупреждения, теперь этот…       Шаграт прикинул, куда Мустис мог деваться. Логичней всего уехать домой, - но вещей своих он не трогал, брошенных денег тоже не подобрал – они так там и размокли, - ему попросту не на что купить билет.       Должен вернуться сюда. Куда еще ему идти?       Стиан представил, как полуголый изрезанный чувак в неадеквате будет шариться посёлком. Под дождём, да, проходя сквозь серые водяные стены, что так похожи на стены зданий. А там у каждого своя жизнь. В квартирах тепло и тесно, душою тесно. Интересно, есть ли сейчас дети… каким был он? Чувствовать магический дух в музыке, находить в единомышленниках потустороннее убийственное единство, видеть запредельное.       Это поколение не такое. И он к этому причастен.       Зачем было так спешить становиться взрослым?       Эйвинд должен вернуться. Взять его за руку и возвратиться на двадцать лет назад. Быть совсем детьми, совсем невинными, совсем экзальтированными. Вылезать на водонапорные башни, жевать листы из библии, жечь кресты. Вешать косухи на мраморных ангелов и мотать кроссы по старому клабдищу – как-никак пересеченная местность. Он вернется, куда ему идти? Только бы взять его за руку и держать, чтобы больше не рыпался. Заебал уже, честное слово.       А потом – непременно намотать шесть километров по кладбищу. Быстрым темпом.       Шаграт отключил телефон, чтобы сберечь на нужный случай остатки заряда. В конце концов-то, как переться на станцию под дождем? Ждать его до завтра. Если не придёт – заявить в здешнюю ментовку и возвращаться в Осло.       Чувство вины налипло на кожу, как грязь, которую не отодрать – и не сбежать, ведь кожу с себя не снимешь.       От нечего делать Стиан пытался писать текст к песне, вложить в него всё свое отвращение, грязь, все предательские трещины подсознания, всё отрицание мира, каким он есть – а в нём вышло столько сожаления, самобичевания, столько потерянных возможностей, что стих составил бы честь Кварфорту, но никак не Dimmu Borgir.       А дождь всё лил. Всхлипывал во ржавых водостоках, с настойчивостью сумасшедшего долбил в заплывшее окно. Цинковая крыша протекала, вздыхая грустно и протяжно, и тяжелые капли гулко падали на чердаке. Начало темнеть снаружи, и серое небо стало тёмно-серым, потемнел даже дождь, темно стало в каморке, и бледные ореолы, казалось, окружали его руки.       Когда окно заплыло тугой чернотой, Стиан от скуки и бессилия отправился готовить. Вспомнил, что Эйвинда постоянно рвёт, отрыл в шелестящих опустевших пакетах консервированный тунец. Нашёл картошку, которую они собирались испечь, а в итоге из первой партии вышло что-то обугленное снаружи и хрустяще-сырое внутри – не хрен было бросать картофелины в горящий костёр. Будет ему диетический супчик…       Дрова не желали браться огнем, Шаграт умаялся, пока тупым топориком колол полена на лучину и разжигал плиту. Усталость не успокаивала – скорее пришибала по голове, клоня на сон. Тревога нудно ковыряла кишки. Он залип на кровати, а когда спохватился – картошка, не доварившись, пригорела ко дну. В летней кухне стоял тошнотворный смрад. Стиан снял кастрюлю с плиты и отправился спать, разозленный тем, что не сможет повечерять горячим.       Ну его всё нахуй.       Поутру ничего не хотелось. Нужно было собрать вещи, вынести с собой хоть часть мусора, но Шагратом владела апатия. От спанья в джинсах тело казалось несвежим и грязным, в уголках глаз закипел гной. Вместо того, чтобы умыться, он закурил сигарету, и с досадой, без удовольствия затягивался: от дыма в голове стало совсем тяжело и мутно.       День выдался угрюмым и ветреным. Вздыхала и натужно шумела листва – монотонный звук затихал и снова нарастал, перебивая мысли. Иногда поскрипывала входная дверь, и каждый раз Стиан вздрагивал, хоть и понимал, что это просто сквозняк.       Очередной скрип – необычно тихий и долгий, слабый деревянный хлопок, еле слышный стон половиц. Шаграт сорвался и вылетел в коридор:       - Блядь… Где тебя носило?       Искреннего гнева он не чувствовал – злость выгорела, сменилась огорчением, и всё так смешалось и осело у него в голове, что весь негатив к Эйвинду поблек и забылся. Стиан сам себе не хотел признаваться, как его ждал и насколько рад теперь видеть. Облегчение пришло с запозданием, на душе потеплело. Замученный мозг отказывался думать, безразлично спуская на тормозах странное поведение Мустиса и его гребаные мотивы.       - Я тебя разбудил? – спросил Эйвинд по инерции полушёпотом. Бледное усталое лицо Стиана, тёмные круги под глазами, встрёпанные волосы – действительно было похоже на то, что его подняли с кровати.       - Иди хоть пожри, я тебе сейчас насыплю…       Остывшее мутное варево в чешуйках жира скрыло ржавчину на дне железной миски. Скудные кусочки рыбы разварились в серые волокна. Сам Шаграт не стал бы такого есть, но накормить Эйвинда «на отъебись» выглядело нормальным. Ради него же и варил, заразы этакой.       - Вот ты рыгаешь на постой, - Стиан протёр от пыли алюминиевую ложку и положил рядом с миской. Сейчас Мустис казался ему по-человечески грустным – предсказуемым и от этого более родным. – Ты хоть проверялся или тебе совсем на здоровье насрать? А у тебя рвота кислая или как мыло? Потому что если кислая, то это язва, а если как мыло – то запущенный рак. Здравствуй, химиотерапия, и прощай, хаер. Будешь, как Галдер.       Эйвинд тоскливо смотрел на стылый суп и не мог заставить себя к нему прикоснуться. Стиан не к месту припомнил Тома, и Мустис чувствовал себя совсем уж недостойным и виноватым, чтобы его еще и кормили. Впервые за долгое время он уяснил, насколько живой, и насколько принадлежит этой серой, однозначной реальности. Никакие маневры и унижения не позволят расплатиться за убийство – этим он только еще больше наломает дров.       - Жри давай, - подогнал Стиан.       Через силу Эйвинд начал есть, медленно разжевывая полусырую картошку. Несоленая жидкость воняла гарью, но он не обращал на это внимания – слишком был расстроен и слишком голоден. На глаза наворачивались слёзы, сводило челюсти. Выбрал налипшую на стенки рыбу, вылил в ложку последние капли супа. Добавки просить не посмел.       - Наверное, самое вкусное, что я когда-либо ел...       - Да не пизди, - отмахнулся Шаграт. – Я же знаю, что помои.       «Он меня не поймёт. Да и никто меня не поймёт».       Печальные блестящие глаза Эйвинда показались Стиану огромными и настолько детскими, что заскулило в нём что-то тёплое, глубокое и ностальгическое. Захотелось младшего обнять, прижать к себе, и если б не его сухая голая кожа – пыльная, с приставшими вялыми травинками – он бы это сделал.       «Это ж еще помыться надо, - Шаграт в раздумье провел рукой по своим слипшимся волосам. Голова была жирной, в песке. От пальцев пахло горелым смальцем. – Только вода, блин, в колодце ледяная, при такой погоде и простыть недолго. И это пока мы плиту растопим, пока греть воду на каждого…»       Стиану не терпелось добраться до города и дохнуть новым воздухом. Проще было доехать в Осло как есть – грязными и растрёпанными, и помыться уже дома со всеми удобствами, но вот незадача – домой ему совсем не хотелось. На днях должна была приехать благоверная, и если она ему пыталась дозвониться, если она уже там… Придётся сходу, с мыслями и чувствами вразнобой, с неизжитой тревогой оправдываться, держать лицо, переламывать себя, заталкивая внутрь всё, что надо бы обдумать и переварить. Так что Шаграт собирался с дороги завалиться к Свену, расслабиться под пиво, поговорить по душам – самые недвусмысленные вещи, конечно, не рассказывать, но общую атмосферу предоставить. Сказать, что клавишник радикально настроен мириться. Вообще, оптимальный вариант – если Мустис пойдёт к Свену вместе с ним. Втроём такой искренней беседы не выйдет, но в самый ответственный момент Эйвинда можно будет отправить в магазин, ну или он напьется первым и ляжет спать.       А Свен – он, конечно, друг, но всё ж неуважительно вламываться в чужой дом с видом и запахом цыган из табора. Пожалуй, Силеноз был единственным, кого Стиан действительно уважал.       От нервов всё тело чесалось, и Шаграту казалось, смой он эту въевшуюся нечистоту и пот – на душе станет легче. Стиана раздражала засохшая земля на порезах Эйвинда, разводы грязи и травяного сока на его лице. Подмывало взять малого за подбородок и, как ребенка, вытереть наслюненным подолом футболки.       - Мусь…       Эйвинд, похоже, его совсем не слышал: настороженно смотрел в одну точку, крепко сжав руками собственные колени. Шаграту было невтерпеж, и с отчаянным задором он обхватил Эйвинда за талию и закинул себе на плечо. Резко разогнулся, в спине хрустнуло, поясницу свело от боли – словно чудовищным усилием в нем разорвали кусок живого напряженного мяса. Коротко ругнувшись, он выпустил клавишника, и тот схватился за угол стола, чтобы не упасть.       - Стиан, что за нахуй?       Что-либо выдавить из себя Шаграт не мог. Ждал, пока отпустит, и казалось, что это надломилась в нём уверенность в себе. В том, что он со всем может справиться.       - Хотел… вспомнить, - криво усмехнулся он. – Хотел отнести тебя помыться.       - На фига ты надрывался, если мог нормально мне сказать? Я ж не совсем неадекватен, - и горькая ирония почудилась Шаграту в этих словах. – С тобой всё в порядке?       - Знаешь, - Стиан провел по лицу ладонью, словно сдирая невидимую пленку, - когда ты только пришёл в группу, ты совсем был малой. И когда ты первый раз набухался и заснул мордой в стол… я взял тебя на руки и отнёс спать. Вот я и хотел проверить… А теперь хуй тебя поднимешь.       «Хуй тебя поднимешь. Хуй тебя теперь вытащишь».       Стиан растирал себе поясницу и посмеивался – тихо и невесело. От боли и осознания своего бессилия. Наблюдал, как Эйвинд закладывает плиту, таскает воду – и радовался, что тот по крайней мере выглядит сознательным. Чтобы отвлечься, припёр жестяную бадью. При толчках бляха гудела и натужно резонировала, как огромный звонкий барабан.       - Малой, я буду мыться первым, а то я очень грязный, - с вызовом обозвался Шаграт, когда Мустис выплеснул первое ведро, и по летней кухне повалил горячий пар, мгновенно конденсируясь на стенах. – Тебе-то всё равно.       По-хорошему, первым должен мыться тот, кто чище – после него и вода останется более чистой, и тот, кто грязнее, не так рискует замараться. Стиан это знал и хотел расшевелить, а может, и разозлить Эйвинда явным ущемлением его прав. И его самого неприятно задела безразличность клавишника:       - Хорошо.       - Да ладно, малой, я пошутил, давай лезь.       - Нет, давай ты, а я потом, - стоял на своем Эйвинд.       - Блядь, ты можешь не…       - Стиан, мне правда неудобно. Ты первый.       Стиана бесили эти проявления этикета – против всякой логики уступать другому.       - Ты заебал, - зло бросил он. – Я с тобой шутил, я хотел, чтобы ты поспорил, а ты опять ведешь себя, как бесхребетное чмо. – Он вдруг яростно рванул Эйвинда за ремень, силой выдергивая пояс из пряжки. – Блядь, не тяни резину, раздевайся и мойся, я не собираюсь тут с тобой копаться!       - У тебя бессмысленные шутки, - уязвленно заметил Мустис и принялся распускать шнурки.       - Что, правда глаза колет? – огрызнулся Шаграт. – Простыни можно пустить под полотенца?       - А чего ж нет?       - Я откуда, блядь, знаю, они ж не мои, - фыркнул Стиан. Подождал, пока младший влезет в импровизированную ванную, и вышел.       Вернувшись, он бросил Эйвинду мыло и бритву, и расстелил на земляном полу плащ-палатку – всё ж не месить грязь мокрыми ногами. Прислонился к косяку и наблюдал. Самому Шаграту было бы неприятно, если б над ним вот так стояли над душой, но ему хотелось насильно влезть в личное пространство собрата, навязать свой контроль. Мустис что-то ему сказал, одновременно смывая остатки жидкой пены с лица, так что Стиан ничего не понял.       - Повтори.       - Говорю, я не бесхребетный, - Эйвинд склонил голову набок, сосредоточенно намыливая волосы. – Я солдат. Просто я никак не могу связаться со штабом. У меня в ушах стоят звуки битвы, а я ёбаный радист, запутавшийся в проводах. У меня от постоянной морзянки уже солнце чёрное. Да, солдат из меня, безусловно, хреновый.       - Заткнись.       - Смотри, - содрал ногтем размокшую корку с пореза. – У меня проказа. Это я сейчас дышу, а как я соберусь, когда мёртвые начнут подниматься из могил? Что я им отвечу? Почему я их не защитил? Почему я не сделал мир хоть немного справедливее? Вот ты, например, веришь в реинкарнацию? А я знаю, кем станет Галдер после смерти. Оно бегает на четвереньках, у него человеческий хребет и костяные лапы. У него гнилая морда, в глотке кишат опарыши, и слюна с опарышами капает мне на плечо…       - Закрой свой рот!       - Если ты меня разочаруешь, я стану червями у тебя под кожей, я стану зудом, от которого тебе не избавиться. Таково твое место в схеме. Ты всегда будешь меня чувствовать.       Шаграт молча шагнул к Эйвинду и, зажав ему рот рукой, окунул головой под воду. Прижал затылком ко дну и держал, не обращая внимания на то, что Мустис пытается грызть его ладонь. Эйвинд вцепился пальцами в борта бадьи, заскреб ногтями по жести, и Стиан его отпустил, позволяя вынырнуть и сесть.       - Мыло, блядь, смой, - Шаграт недобро и вымученно усмехнулся, набрал в пригоршню воды и вылил младшему на голову. Долго смотрел на Эйвинда – на мокрые волосы, облепившие лицо и плечи, как он промаргивает, чтобы вода не попадала в глаза, как бегут капли по шее, ключицам и на грудь. Смотрел, как человек, которому хочется пить. Третий раз – уже закономерность. А что делать, если вошёл во вкус и больше не можешь? Сухо сглотнув, подался вперед, развернул Мустиса к себе лицом и поцеловал. Медленно раздвинул его губы языком, пробуя и наслаждаясь. Пространство плыло, время ускользало. Эйвинд обхватил его руками за шею, потянулся навстречу, отвечая, встречая его язык и проникая глубже. Отдача Стиана воодушевила, он попытался отстраниться и перейти к более непосредственным действиям, но Мустис взял его лицо в ладони и принялся целовать – лоб, щеки, подбородок, - припадая к губам и прикусывая их в порыве. Близость с мужчиной, идентичность тел, идентичность пропорций – это позволяло Эйвинду заполнить внутреннюю пустоту, возместить какую-то оторванную его часть. Идеально подходящая деталь…       - Малой, - выдохнул Стиан. – Иди ко мне.       Дрожа от нетерпения, Шаграт ждал, когда младший выберется к нему, истекая водой и пропитывая плащ-палатку. Блядь, он тоже хочет… Одной рукой судорожно расстегнув джинсы, приобнял Эйвинда, скользнул ладонью вдоль позвоночника и притянул к себе, чтобы лечь вместе. Но Мустис вывернулся, подвинулся ниже, сам достал его член из ширинки и, уверенно перехватив у основания, начал ласкать его ртом. Стиан подался бедрами вверх, тихо постанывал, опустив руку ему на голову и перебирая волосы. И вдруг осторожно оттолкнул:       - Нет… Перестань.       - Тебе же нравилось? – растерянно и хрипло отозвался Эйвинд.       - Нравилось… Стань раком. Я проведу эксперимент.       Дождавшись, когда Эйвинд опустится на локти и подставит ему зад – в этой пошлой ситуации было что-то трогательное, что-то от доверия – Стиан почто что ласково погладил внутреннюю сторону бедер, заставляя раздвинуть колени шире. Намылил руку и медленно ввел палец в анус.       - Офигеть эксперимент, - прокомментировал Мустис и ткнулся лбом в плащ-палатку, инстинктивно прячась от стыда. Противоречить Стиану он за собой права не видел. – Что ты там ищешь?       - Вчерашний день.       - А если там дерьмо?       - Судя по твоему рациону, там космическая пустота. Сейчас мы это исправим.       Шаграт бережно проворачивал палец, смазывая партнера изнутри и немного растягивая мышцы входа, чтобы расслабить его и подготовить к совокуплению. Затем вставил глубже, прошёлся вперед-назад, ощупывая поверхность кишки, пока не нашёл уплотнение.       - Это?       - Вроде.       - Скажешь, когда будет приятно?       - Ага.       Стиан массировал простату, меняя силу нажима, обводя со всех сторон подушечкой пальца. Собственный член ныл от перевозбуждения, от смешанного чувства власти и нежности брала одурь. И совсем стало горячо и щемяще до беспамятства, когда Эйвинд сорванно выдохнул и прошептал:       - Ага…       Шаграт какое-то время увлеченно продолжал его стимулировать изнутри, закрепляя эффект, а когда вынул палец и уже собирался входить, Мустис почему-то сел и повернулся к нему. Красные пятна на скулах, собранно-решительное лицо. Стиан чуть не застонал от разочарования: он что, передумал?       - Ты чего?       - Я не бесхребетный! – с какой-то затаенной яростью отрезал Эйвинд.       - В смысле?       - Я сверху.       - В смысле? – меняться ролями Шаграт был не готов. И физически – вряд ли ему будет приятно, и уж точно психологически. Внутри что-то холодно заныло: а если понравится?       Прежде чем Стиан успел протестовать, младший схватил его за плечи и рывком опрокинул на спину, и немедля оседлал его бедра. Стиснув зубы и закрыв глаза, взял его за член, приподнялся – и направил в себя.       - Осторожно… угол, - не успел предупредить Шаграт. Ему же будет глубоко… и больно, - член отогнулся назад под неудобным углом, но некритично, уперся в плоть, с трудом раздвигая ее. Туго, жёстко, мало смазки… Стиан сжал бедра Эйвинда, придерживая, чтобы не опускался слишком резко. Он же дурной, он сейчас натворит делов…       Мустис его принимал. Принимал и победно улыбался. Сместился немного вперед и попытался двигаться.       - Давай, - шепотом подбодрил его Шаграт и взял за запястья. – Осторожно. Давай, мой хороший. У тебя получится.       И у него получилось. Слегка дрожа от напряжения, он привставал и мучительно неспешно опускался – отрешенный и счастливый своей приобретенной целостностью. Стиан приподнимался ему навстречу, стараясь толкнуться глубже, задержаться в нём подольше. Вот-вот всё закончится, мир свернется, а потом почти безболезненно схлопнется, и будет другой, органичней, здоровее, лучше… будут другие… Вот только ни у кого не будет свежих рубцов на животе, и никто не будет его лучшим другом…       - Малой… ляг на меня, - Шаграт прижал Эйвинда к себе, крепко обнял, и начал трахать сам – не сдерживаясь, не жалея, прижимаясь щекой к его волосам, слушая тихое, частое дыхание – и понимал, что его любовнику хорошо. Так же, как и ему.       Излился в него, вцепившись зубами в плечо, чтобы не кричать, не выдать своей слабости. Надо же, напрочь забыл о презервативе… Так вышло родственно и интимно… что даже не по себе. И какой же он всё-таки тяжёлый…       Эйвинд молча освободился и лёг рядом, едва прикасаясь к Стиану плечом. Шаграт чувствовал себя утомленным, но не расслабленным, а выпотрошенным, и неприятно тянуло холодком в отсутствии горячего тела. Немного раздражало то, как Мустис что-то отбивает пальцами по воздуху, совсем на другой волне, хотя не достиг разрядки. Это было как-то… неправильно. Не завершено.       Стиан сжал его твёрдый член в кулаке и с силой двигал рукой вверх-вниз, быстро, даже грубо, не обращая внимания на затерпшее запястье. Предплечье Эйвинда дрогнуло, опустилось безвольно, смягчились черты лица, приоткрылись губы. Мышцы живота сократились и, беззвучно глотая воздух, он кончил. Стиан продолжал размеренно водить рукой по члену, пока не вытекли на живот последние тягучие белесые капли.       Это, последнее, ввергло его в медитативный транс, чувство заполненности до краев. Он впервые видел оргазм собрата, впервые видел его настолько открытым – это был перейдённый порог, достижение, а в то же время – стыдно и неправильно так, что хотелось отвернуться. Что-то сродни ковырянию в чужих окровавленных, пульсирующих внутренностях. Сделать шаг назад, развидеть, отмыться… Из земляного пола в спину тянуло холодом и сыростью. Шаграт встал, окончательно разделся и плюхнулся в остывшую мыльную воду.       - Что дальше будет? – нарушил тишину Мустис.       - Что-что… Разъедемся по домам, - теперь, без одежды, Шаграт чувствовал себя совсем уязвимым, и уходил в колючую защиту. Хотя рубить все связи и отрицать очевидное ему не хотелось. – Захочешь повторить – ты знаешь, как меня найти.       - Да… - Эйвинд рассеянно рассматривал сперму у себя на животе. Она расслаивалась на фракции – густую и белую, что впитывалась в кожу, и прозрачно-клейкую. – Наверное, надо.       - Тебе, может, и надо… Не мне же, - Стиан с головой погрузился в воду, споласкивая волосы. Он был неуверен, непонятен сам себе, от разговоров колотило, и то, что Мустис к нему обращается, воспринималось как оскорбление. – Да что ты приебался?!       Эйвинд решительно встал и начал одеваться. В грязных джинсах, размокших от похождений гриндерах, он был какой-то… чужой. Уже не тот – чистый, белый и трогательно обнаженный. Сел на лавку, уставился в пол и, словно что-то решив, отстучал костяшками по столешнице восемь коротких ударов****.       - Я в тебе ошибался, Стиан. Ты заслуживаешь мести, - он говорил совсем беззлобно, скорее печально. – Она будет… информационного характера. Но последствия вполне вещественны.       - Снова на майспэйсе напишешь? – с внезапным отвращением ехидно поинтересовался Стиан. – Об особенностях моей… то есть своей сексуальной жизни?       - Нет, ты что. Этим я только сделаю тебе услугу. Такой поступок, конечно, привлечет к тебе внимание людей, которых бы ты не хотел слышать и знать. Но ты ведь всегда стремился к славе. И готов добиваться ее любыми методами. Нет, - Эйвинд неверяще покачал головой. – Я убил Галдера.       На несколько секунд запало молчание – и Шаграт расхохотался. Рывком поднялся, расплескав воду, и продолжал смеяться, испытующе вглядываясь в Мустиса. «Ничего не случилось. Ничего страшного. Скажи, что ты пошутил».       - Мусь, придумай что-нибудь получше.       - Одевайся, - велел Эйвинд. – Иди со мной.       - Прям щас? У меня башка мокрая!       - Иди со мной. Я тебе кое-что покажу.       Стиан, чертыхаясь, вылез из бадьи и принялся натягивать штаны.       Эйвинд шёл впереди – быстрым, широким шагом, закинув на плечо ржавую лопату из пристройки. Резко сворачивал между деревьев, проламывался через кустарник, так что Шаграт за ним еле поспевал. «И этот вот мрачный киборг… я – с ним?» Стиан догадывался, что Мустис его не разыгрывает, но что имелось в виду? Нет, убийство – это невероятно. Видно, у них с Галдером действительно был серъезный конфликт… может, клавишник довёл его до срыва (остается гадать, как)… убедил бросить группу… И что он собирается копать, что тут может быть? Артефакты Второй мировой? Ордена, ружья – могли поспорить о политике, а оба еще те милитаристы... или взрывчатка – от этой мысли Шаграту скрутило живот, и он убедил себя – нет, подорвались бы двое, или Мустис бы не выдержал вида смерти, он не смог бы молчать, нет, нет…       Блэкера спустились по осклизлому склону к реке и остановились у сваленного дерева.       - Вот, - Эйвинд указал на выдранное из берега корневище, изломанное и частью уходящее в землю. Под плетением корней чёрным пузырем вздувалось нечто, напоминающее огромную мусорную кучу, присыпанную грунтом и утоптанную. На военный тайник оно никак не смахивало.       - Это что?       - Копай, - Мустис с размаху всадил лопату в землю и толкнул рукоять к Шаграту. – Копай.       * Один из аргументов Диммусрача. Мустису дали на обработку какие-то материалы, а назад не получили.       ** Мустис имеет в виду закон Гаусса и среднеквадратическое отклонение «сигма» как меру неопределенности предсказаний. В промежуток «три сигма» попадают 99% предсказанных значений, «сигма» - 67%, «половина сигмы» - 40%. Он не совсем корректно с точки зрения математики рассчитывает то, как его мыслительный процесс будет ограничивать психологическое давление Шаграта.       *** Партер (с французского – «на земле») – борьба, когда один из борцов находится в положении лёжа, стоит на коленях, находится в положении мост или полумост.       **** Восемь коротких сигналов – в морзянке означает сбой, ошибку.