Мотылёк

- Как это в тебя?! Он нервно передергивает плечами и отвечает тем же тоном, что и я: - Вот так – в меня! А ты чего хотела? Думаешь, почему я сразу после Азкабана в библиотеке поселился? Грейнджер, твоя душа мне уже поперек горла стала. Что самое смешное - я обиделась. Причем сильно. - Чем моя душа тебе не угодила? - Всем, Грейнджер, всем. Я чувствую буквально все: твое раздражение, злость, усталость, боль, обиду, ненависть, нежность. Все твои эмоции. И сказать, что мне это не нравится – это ничего не сказать. Вон аж покраснел от негодования. Можно подумать – это я виновата? Чего на меня орать? От таких обвинений я отворачиваюсь от него – пусть думает, что хочет, лишь бы помог. А так – плевать я хотела. Вот он – мой шанс. И жить даже захотелось. Вот, что значит дать человеку надежду – сразу хватаешься за любой призрачный шанс, лишь бы выжить. И птицы начинают петь мелодичнее, трава зеленее и солнце ярче. Было бы смешно, если б не так печально. Да я и сама начинаю понимать, что доля логики в словах Блейза есть. Рядом с ним я ощущаю себя полноценной, единой и неделимой. Приятное ощущение, хоть и давно забытое. Кажется вечность прошла с того времени как я была нормальным человеком. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, но рискнуть стоит – все равно я уже от этого ничего не потеряю. Ну, разве что гордость. Да и нафиг она нужна, если жить хочется. - Слушай, давай завтра поговорим на свежую голову, хорошо? Да и Драко приедет. - Ладно, завтра так завтра, но может, ты мне все-таки ответишь, каким боком Малфой к этой истории? - Сама у него спросишь. Ложись спать, Гермиона. День был трудный, набирайся сил. И выходит, оставив после себя шлейф недосказанных фраз и незаданных вопросов. Странный он человек, да и вся ситуация абсурдная. Усталость опять накатывает на меня, заставляя откинуться в кресле и закрыть глаза. Я только немножечко полежу и пойду спать. Только чуть-чуть. С ранней зарей приходится проснуться и мне. Самое странное: заснула-то в кресле, а проснулась на кровати. Может домовики перенесли? Чувствую себя отдохнувшей. И это прекрасно. В бликах утреннего солнца комната предстает совсем в другом свете, но не менее выигрышно. Хорошо быть богатым. Со вкусом потягиваюсь хрустнув позвонками. Да, Гермиона, легко же ты забываешься. Да и черт с ним – жизнь одна, и она у меня слишком недолгая, чтобы думать о том, что будет завтра. На довольно знакомом кресле замечаю свою одежду, сложенную аккуратной стопкой. Приняв душ и приведя себя в порядок (по мере возможности), одеваюсь. Тряпки полностью скрывают шрамы, что хорошо. Не люблю ими светить почем зря. Вопреки всем ярлыкам, которые нацепили на меня в школе и в академии, я все же девушка, и самолюбование мне не чуждо. И уродство тела меня угнетает. Спросите почему не убрала шрамы? Здесь все до скрежета в зубах просто: каждая рваная рана моего тела – это последствие магического влияния. Еле залечили, еле с того света вытянули. А шрамы?.. Не до них было. Из мрачных раздумий меня вырывает скрип двери. Гости, надо же. А я все также стою возле окна, встречая рассвет в этом страшном месте. Не хочу оборачиваться. Этот покой такой хрупкий, боюсь спугнуть. На мои плечи ложатся чужие руки и после минутного перерыва обнимают меня. Тонкие, как у хирурга, пальцы обтянуты бледной кожей. Драко. Думала, удивить меня уже невозможно. Его хриплое, надломленное «привет» слышится из далека. Не хочу рушить этот невероятный во всех смыслах момент и едва киваю. Удобнее устраиваюсь в чужих объятиях и все также смотрю вдаль. О чем ты думаешь, Драко? Что терзает тебя? Казалось, прошла вечность, но никто из нас двоих так и не сдвинулся с места. Спустя какое-то время меня начинает потряхивать. Началось. Не хочу, чтобы Малфой видел. Судорога сводит ноги, и я падаю сломленной куклой на пол. Драко от удивления даже не успевает меня поймать. Мальчишка не понимает, что происходит. Да, Драко, Азкабан – это не предел всех ужасов. Не тебе со мной тягаться в этом. Я уже поднаторела. От его крика в комнату врывается Блейз. Что вы видите? Что вас так поражает? Вы даже сдвинуться с места не можете: шок и ужас, застывший на ваших лицах, словно парализовал. Настолько страшно, да? Я знаю. Я знаю, что вы видите. Судороги, которые пронзают все тело. Со стороны похоже на Круциатус, но в разы хуже. Кровь. Кровь. Кровь. Она везде. Из ушей. Изо рта. Из глаз кровавые подтеки. Страшное зрелище. Вы даже представить себе не можете, насколько это больно. Но страшнее другое. То, что эта изломанная кукла, которая утопает в собственной крови – молчит. Несмотря на боль. Несмотря на отчаяние. Несмотря на то, как хочется напрячь связки и хоть таким способом облегчить эту боль. Но она молчит. Не гордость, нет. Просто – привычка. Эта кукла привыкла к боли. Боли безудержной, всепоглощающей. Эта мука длится всего пару минут, и я наконец могу вздохнуть с облегчением. Пытаюсь подняться, но ничерта не выходит. Смотря на мои потуги эти две восковые статуи наконец отмирают. Блейз помогает встать на ноги, а Драко приносит зелья. Спасибо, мои спасители. Вовремя вы очухались. Ложусь обратно в кровать и смотрю на них. Следует заметить, что с потрясением они быстро справились. Садятся по обе стороны кровати. Поговорить хотят, но в глаза не смотрят. Смотрю на этот детский сад и ядовито хмыкаю. Ну, отмерли, ура. Первым, что странно, начинает Малфой: - И часто у тебя такое? - Запачкаться боишься? – после таких «мини-пыток» со мной разговаривать гиблое дело. Снейп и тот любезнее. - Не говори ерунды! - Как ты себя чувствуешь? – тут уже Блейз включается. - Неплохо, для своего состояния. Бывало и хуже. - Я прикажу тебе принести завтрак. Тебе нужны силы, - с нажимом говорит Забини, видя мое выражение лица. Кусок в горло не лезет. Но покушать действительно стоит. - Блейз сейчас пойдет и оформит разрешение взять книги на дом. Тебе нужно на них взглянуть. Сам же парень на это кивает и поднимается, нервно поправляя свою одежду. Напоследок бросая: - Скоро вернусь. Я и Драко остались одни. Хороший момент для разговора, и он это понимает. - Как ты попал в мою квартиру? - Ногами. - Не время для шуток, тебе так не кажется?! - Когда кажется – креститься … - Драко!- перебиваю я его. Моему возмущению нет предела. Он на это только улыбается. - Блейз попросил к тебе зайти. Благодаря вашей связи он почувствовал, что тебе крайне плохо. И сказал мне проверить. - А почему сам тогда не пошел, а тебя послал? - Потому что ваша связь слишком сильная. Он сам был едва в состоянии говорить. О том, чтобы самому к тебе отправиться, речи и не шло. Он, словно поставив какую-то галочку в своей голове, кивает и с выражением довольного кота растягивается на моей кровати. Перекатившись на бок и встретив мой взгляд, отвечает на незаданный вопрос: - А с больницы украли, чтобы поговорить. Вряд ли ты стала нас слушать по доброй воле. И он прав. Не стала бы. Не до этого. Эффект неожиданности сыграл свою роль. Браво! Удивили. В который раз. Я, улыбаясь, смотрю на него. Столько жертв, нервов - и все для друга. Смутно верится. Он, ответив на мою улыбку, протягивает руки и заправляет прядь за ухо. - Что за нежности, Драко? Малфой, как-то горько усмехнувшись на мой вопрос, отвечает: - А сама как думаешь? Серые глаза смотрят неотрывно, словно боятся что-то пропустить. Ледяные пальцы поглаживают по щеке, поднимаясь к глазам. Гладят, ласкают. От этой незнакомой ласки я зажмуриваюсь и где-то отдаленно замечаю, что Драко ко мне приблизился. Слышу его дыхание на коже. Безумно приятно. Такая близость намного интимнее, чем поцелуй или даже секс, и это пугает. Не знаю, что случилось с тобой Драко, но ты меня завораживаешь. - Открой глаза, Гермиона. От отчаяния в его словах я невольно распахиваю веки. Чужие пальцы спускаются на мои губы. - Почему, никогда не имея на тебя даже права, я не могу тебя забыть? Почему, Грейнджер? Я не знаю, что на такое ответить. Если честно, то я в такой ситуации впервые и как поступить – без понятия. Он, посмотрев на мое замешательство, целует в губы. Легко. Невесомо. Словно бабочка. А я даже моргнуть не могу. - Драко, я … - Я подожду. Слышишь, я подожду. Просто дай мне шанс. Прошу тебя. От отчаяния в его словах хочется зажмуриться. Как в детстве. Закрываешь глаза, и ничего нет. Его отчаяния слишком много. Оно душит. И я задыхаюсь. Слишком больно, слишком непонятно. Это не для меня. Он любит. Я вижу. Любит на выдохе – безумно. Наконец, я это вижу. А я? А я кукла, которую поломали и собрали кое-как. Неотрывно смотрю на него и едва шепчу: - Извини. И он понимает.