Серебро со светлого Олимпа

Было темно и что-то шумело рядом, негромко, но не смолкая ни на секунду. Изредка сквозь этот гул доносились другие звуки – кто-то всхлипывал, кто-то говорил неразборчиво, иногда Гарри казалось, что он слышит свое имя. Потом из темноты появилось синее пятнышко. «Море», — подумал Гарри, и пятнышко послушно разрослось, запахло водой и солью, в лицо ударил ветер, а под ногами заскрипел блестящий белый песок. Наконец стало понятно, что так непрерывно шумело – это волны размеренно накатывали на плоский пустынный берег. Оглянувшись, Гарри увидел высокий густой лес, начинавшийся сразу за полосой песчаного пляжа и простиравшийся на весь видимый горизонт. Он попытался вспомнить, как здесь оказался, и не смог: каждый раз при попытке сосредоточиться в глазах начинало темнеть. В конце концов Гарри плюнул и решил наслаждаться моментом. Лучше уж смотреть на море, чем валяться без сознания. Какая разница, как его сюда занесло… бывал он в местах и постраннее… Воспоминание о потустороннем Кингс-Кроссе заставило Гарри наконец внимательно посмотреть на себя. При виде босых ног и больничной пижамы сердце на мгновение сжалось, но тут же и отпустило. То-то он вспомнил о вокзале, и ощущения те же… Почему-то не было ни грусти, ни обиды, ни страха, только недоумение — он даже не знал, как и почему умер. Помнил только, как ложился спать, а дальше —ничего. Оставалось только надеяться, что смерть не была позорной или отвратительно жалкой. Что ж, по крайней мере, на этот раз рядом нет никакого мерзкого псевдомладенца, а морской берег куда приятнее скучного вокзала. Рассудив так, Гарри удобно устроился на мягком песке, дожидаясь Дамблдора или кого-нибудь еще. Кто-то же придет, наверно… а пока можно просто посидеть, бездумно глядя, как волны бегут на берег – одна за другой, неторопливо и неотвратимо... Он то ли задремал, то ли впал в транс, но когда очнулся, солнце было уже низко, а за ним так никто и не пришел. Странно… может, он все-таки не умер? Гарри посмотрел на свои бледные руки, потрогал лицо – да нет, просиди он на пляже полдня на самом деле, сейчас бы кожа уже волдырями пошла. А он даже солнечного жара не чувствовал, только ровное, окутывающее со всех сторон, тепло. И сейчас это ощущение оставалось неизменным, хотя в зените небо уже потемнело, а ветер усилился. Гарри удивился тому, что чувствует изменение силы ветра, а изменение температуры — нет. Может, это потому, что ветер он всегда любил, а жару и холод терпеть не мог? Вернее, ему слишком часто приходилось терпеть и то, и другое... Сидеть стало скучно, и Гарри побрел вдоль берега, рассматривая всякую мелочь, выброшенную морем на песок. Дело это оказалось неожиданно увлекательным: попадались обточенные водой куски дерева самых причудливых форм, красивые ракушки, камни, чьи-то косточки и целые рыбьи скелетики, даже довольно большой глиняный, покрытый ярко-желтым лаком черепок, на котором виднелся фрагмент рисунка — зло оскаленная лошадиная морда. Быстро темнело, и это развлечение пришлось прекратить. Гарри остановился, раздумывая, что делать теперь, и огляделся. На почерневшее небо высыпали неправдоподобно огромные, яркие звезды. Гарри нашел знакомые созвездия, полюбовался, привычно сдерживая слезы, пылающим белым огнем Сириусом и перевел взгляд на берег. Пейзаж, не отличавшийся разнообразием и при свете, сейчас и вовсе представлял из себя две полосы: ровная белая — пляж и неровная черная — лес. Только где-то у самого горизонта на пляже светилась красноватая искорка — огонь? Интересно, что там… Гарри оценил расстояние, подумал, что идти придется долго и вдруг, неожиданно для себя, взмыл в воздух. Хотя, чего удивляться — ведь все это, скорее всего, происходит у него в голове. Почему бы ему и не полетать? Летать самому, без помощи метлы и не верхом на какой-нибудь летающей твари, оказалось самым прекрасным занятием на свете. Он набирал высоту и пикировал вниз, вертелся вокруг своей оси и закладывал плавные повороты, наслаждаясь небывалой свободой. Какая там метла! Гарри подозревал, что даже ни одно крылатое существо не сможет повторить некоторые из его трюков. Эх, как же жаль, что в жизни такие полеты невозможны! Вдоволь накувыркавшись, Гарри лег плашмя на воздух, для лучшей аэродинамики вытянулся, прижав руки к бокам, и попробовал прибавить скорость. В ушах сразу засвистел ветер, лицо онемело от встречного потока, даже вечно торчащие волосы как будто прилипли к черепу. Замеченный огонь приближался так быстро, что Гарри даже пролетел над ним, не успев вовремя затормозить. Но зато смог рассмотреть происходящее с высоты. Так хорошо рассмотрел, что, приземлившись, долго тер пылающие щеки и слезящиеся после полета глаза. Потом осторожно пошел назад, к костру, надеясь на то, что парочка возле него успела… завершить акт. Надежда оправдалась — мужчины лежали, хоть и еще друг на друге, но неподвижно. Гарри остановился в десятке шагов от них, сел, стараясь производить как можно меньше шума. Конечно, он уже вроде как мертвый, но все же лучше не рисковать и попробовать сначала узнать, что это за люди, не показываясь им на глаза. Когда мужчины, наконец, зашевелились, отлипли друг от друга и поднялись, отряхиваясь от песка, Гарри понял — что бы это ни было, оно явно происходит не у него в голове. Потому что у него просто фантазии бы не хватило, чтобы придумать такое. Они были совершенно голые, что, впрочем, объяснялось предыдущим их занятием, но зато увешаны множеством украшений — широкие, усыпанные камнями ожерелья, мерцающие в волосах золотые обручи, браслеты на руках, перстни на пальцах. Оба были обуты в сандалии с ремешками, обхватывающими ноги до самых колен. Оба были в великолепной физической форме — Гарри едва давил завистливый вздох, глядя на перекатывающиеся при каждом движении рельефные мышцы. Ему самому о такой мускулатуре оставалось только мечтать… да и, если он все-таки умер, и мечтать-то уже было поздно. В остальном мужчины были совсем разные. Тот, кто недавно вбивался в любовника, стоя на коленях и с размахом двигая бедрами, был высоченным, футов под семь ростом, массивным, белокожим, с вьющейся почти до пояса гривой светлых волос. А тот, кто тогда стоял перед ним на четвереньках, прогибаясь и яростно подмахивая, был на голову ниже, стройный, почти дочерна загорелый, темноволосый и коротко стриженный. Рядом с партнером он выглядел изящным и тонким, несмотря на впечатляющую мускулатуру. — Так ты все-таки решил остаться здесь? — спросил светловолосый, садясь к костру и доставая откуда-то кувшин. Темноволосый пожал плечами, опустился рядом: — Хорошее место. И море, и лес, и с пресной водой никаких проблем. Местное племя большое и мирное, парни себе баб найдут, семьи заведут, детишек. Что еще надо? — А ты? — А что я? — в голосе темноволосого прозвенел металл. Но его собеседник не испугался: — Ты, Диомед, ты! Как ты будешь жить здесь один? — Я не один! — Диомед хотел вскочить, но светловолосый схватил его за плечо: — Перестань юлить! — Потом сказал уже спокойно: — Ты прекрасно понял, что я имею в виду. Все твои — люди. — И я — человек, — Диомед прекратил вырываться, но его голос звучал все еще зло и вызывающе. — Ну да, именно поэтому ты решил вдруг меня соблазнить! Что ты придумал?! — светловолосый теперь уже кричал. — Не себя, так ребенка пожалей! Думаешь, он будет слабее тебя? Где он пару найдет? — У него будет время. Эней со своими тоже подумывает где-то в этих краях остановиться. У нас будет новый Аргос, у них — новая Троя. Да и местные… это же большая земля, не может быть, чтобы здесь жили только люди, — теперь в голосе Диомеда была слышна только усталость. — А может, мне наконец повезет, и родится девочка… Светловолосый тяжело вздохнул, налил из кувшина в неизвестно откуда появившиеся кубки густое темное вино. Некоторое время они молча пили, не глядя друг на друга. Потом Диомед отставил кубок и осторожно погладил любовника по лицу. Тот перехватил его руку, потерся об нее щекой, замер на миг, прикрыв глаза. — Не держи на меня зла, — прошептал Диомед. — Я не должен был… но я же не гоню тебя насовсем… — Я больше не смогу приходить, — светловолосый покачал головой. — И ты это прекрасно знаешь. Ты все правильно рассчитал. — Так и скажи — бессердечная сука. Я не обижусь. — На правду не обижаются… Ну что, мой коварный друг… давай прощаться? На прощание они обнялись — по-мужски скупо, совсем по-дружески, как будто и не трахались так страстно несколько минут назад. Потом светловолосый отступил на шаг, темный вихрь взметнул песок, и Диомед остался один. — Коварный, сказал тоже... — пробормотал он, усмехаясь. — Я просто хочу жить человеком, друг мой Ахилл… И снова сел у костра, опустив голову и ссутулившись. Только сейчас Гарри понял, что сидит с открытым ртом и вытаращенными глазами. Диомед, Ахилл… Это что же выходит, он попал в Древнюю Грецию? Гарри попытался припомнить все, что когда-то читал или слышал о древнегреческих мифах — получилось, мягко говоря, совсем негусто. Единственным, в чем он был уверен, было то, что эти герои сражались в Троянской войне. Лет в девять он целый день прятался от банды Дадли в укромной парковой беседке и от нечего делать прочитал забытый там кем-то пересказ “Илиады” для детей. Ахилл ему не понравился: показался буйным и истеричным, а вот Диомед, обычный человек, не побоявшийся пойти с одним копьем на бессмертных богов, помнится, произвел на него большое впечатление. А теперь получается, не такой уж и обычный, если вообще человек… Маг? В школьной “Истории магии” упоминаний об античных героях точно не было, уж это Гарри бы запомнил. Хотя в этом труде много чего не было нужного и важного, Гермиона когда-то целую разгневанную речь произнесла на эту тему… И, собственно, почему здесь Ахилл, ведь он погиб под Троей? Внезапный порыв ветра принес в его сторону дым от костра. Задумавшийся Гарри глубоко вдохнул, закашлялся и успел заметить, как глаза вскочившего Диомеда вспыхнули нестерпимо ярким зеленым светом. А потом опять стало темно. *** Шел нудный осенний дождь, висел серой тряпкой над площадью Гриммо. Гарри смотрел на мокрые зонты немногочисленных прохожих и ждал друзей, чтобы рассказать о новом повороте в его щедрой на разные сюрпризы жизни. На этот раз ему достался всем подаркам подарок, что уж говорить. Видимо, даже его закаленный всеми мыслимыми испытаниями разум отказался адекватно реагировать на удар такого масштаба, потому что оставался необъяснимо спокойным. Если вспомнить разнесенный на пятом курсе кабинет Дамблдора, такое спокойствие было, пожалуй, к лучшему, но Гарри подозревал, что это ненормальная реакция. Хотя что теперь считать нормальным для него? Три дня назад он очнулся в больнице святого Мунго. Как оказалось, вышел из недельной комы. После множества вопросов о самочувствии за все время со дня предыдущего посещения Мунго, когда их c Роном и Гермионой миссис Уизли практически насильно привела на обследование после битвы за Хогвартс, целитель Фелпс, пожилой мужчина с длинным унылым лицом, спросил его: — Не происходило ли что-нибудь необычное непосредственно перед тем, как вы потеряли сознание? Ничего особенного Гарри не помнил. Он ночевал в Норе. Джинни назавтра уезжала в Хогвартс, и они с ней долго сидели в гостиной. Потом он поднялся в комнату Рона, лег и… дальше был провал. То ли он заснул, то ли потерял сознание. — Да, вас привезли утром Уизли, когда не смогли добудиться. В принципе, уже установлено, что внешнего воздействия на вас не было, но мало ли, вдруг вы вспомнили бы что-нибудь, — кивнул Фелпс. Гарри скривился — уж конечно, внезапная кома Мальчика-Который-Выжил не могла остаться без тщательного расследования. Бедные Уизли… А уж о том, что наверняка понаписали в газетах, не хотелось даже думать. — Что ж, мистер Поттер, — Фелпс поднялся. — Я уже говорил, что ваше состояние мы до сих пор не смогли внятно объяснить. Нужно еще проконсультироваться с коллегами, провести исследования... Отдыхайте. Колдовать вам пока нельзя, посетителей принимать тоже, да и просто физическую активность следует ограничить до минимума. — Но я хорошо себя чувствую, — попытался было воспротивиться Гарри. — Мистер Поттер, — целитель вперил в него устало-укоризненный взгляд. — Перед тем, как впасть в кому, вы себя тоже чувствовали совсем неплохо! Гарри вспыхнул и уставился в пол. Крыть было нечем. Два дня потом Гарри маялся от скуки. В первый день было еще ничего, он был вялым и слегка заторможенным, но на следующее утро проснулся ни свет ни заря таким здоровым и бодрым, как никогда раньше. Хотелось взять метлу и ввинтиться высоко в небо, в самые облака, или схватиться с кем-нибудь действительно сильным в магической дуэли, или хотя бы просто вырваться куда-нибудь на природу и бежать, пока хватит дыхания… Тело требовало движения, магия бурлила внутри, покалывала кончики пальцев, кажется, даже искры проскакивали. Целитель к нему не заходил, а дежурная медиведьма наотрез отказалась узнавать, можно ли Гарри уже колдовать и где его волшебная палочка. — Целитель Фелпс сказал, что зайдет к вам, как только сможет, — припечатала она. — Он сегодня очень занят. Гарри пристыженно отступил — это же больница, может, где-то рядом человек умирает… Но время шло, а к нему все никто не приходил. Уже темнело, и Гарри всерьез задумался о побеге, когда дверь палаты отворилась, впуская, наконец, мистера Фелпса и еще одного мага — седого, низкорослого, крепкого старика, чем-то напоминающего профессора Флитвика. — Добрый вечер! — Фелпс широко улыбнулся, от чего изменился до неузнаваемости. — Мистер Поттер, нам удалось заполучить для вас лучшего специалиста в Европе, месье Эрнеста Дюваля. Мэтр, — он жестом пропустил старичка вперед, — прошу. Месье Дюваль добродушно прищурился: — Рад знакомству со столь замечательным молодым человеком, — по-английски он говорил почти без акцента. — Слава о вашем подвиге облетела мир, мистер Поттер. Гарри оставалось только улыбнуться. — Что ж, приступим, — Дюваль потер руки и извлек откуда-то из складок мантии волшебную палочку. — Раздевайтесь, мистер Поттер. Будем вас смотреть. Манипуляции мэтра просто-таки завораживали. С восторгом глядя на разворачивающиеся в воздухе цветные многомерные кружева, Гарри даже забыл о том, что это медицинское обследование его собственного организма. И только когда осмотр закончился, понял, что успел замерзнуть — так долго длилось действо. Потом мэтр долго изучал записи: в пухлой истории болезни Гарри и те, что во время осмотра диктовал Самопишущему перу; озадаченно хмыкал и, наконец, вынес вердикт: — Мистер Поттер, вы поистине уникальны. Гарри тяжело вздохнул. Что с ним опять случилось? — Вернее, ситуации, подобные вашей, я наблюдал много раз, но у вас есть некие особенности, которые э-э… многократно усложняют положение. Ну конечно — чтобы Поттер, да без осложнений. Гарри прямо слышал голос Снейпа в голове. — В Англии это не особенно распространенное явление, но на континенте все еще часто бывают межвидовые браки. Чаще всего, по понятным причинам, это браки магов с вейлами, но встречаются разные варианты. И человеческая наследственность в отпрысках таких союзов полностью побеждает в девяноста процентах случаев — не знаю уж, почему, но это именно так. Возможно, магглы правы, и хомо сапиенс — действительно венец эволюции… Ребенок-полукровка может иметь довольно-таки экзотическую внешность, но физиологически, психологически и магически он будет человеком, а уже его дети в большинстве своем и выглядят совершенно обычными людьми. В оставшихся десяти процентах случаев в физиологии и психологии человек все равно побеждает, но ребенку достается так называемое магическое Наследие второго родителя. То есть, например, дочь вейлы никогда не будет чистой вейлой, но может унаследовать способность матери создавать огненные шары. Ваш покорный слуга, — Дюваль шутливо поклонился, — как раз является плодом союза ведьмы и горного гнома, и унаследовал от отца способность видеть сквозь материальные тела. Соединив это умение с познаниями в колдомедицине, я, смею надеяться, достиг кое-каких успехов в диагностике… Но я отвлекся. Мэтр посмотрел на Гарри и сочувственно вздохнул: — Так вот, ваша аура очень похожа на ауру получивших Наследие полукровок. То, что в вас есть иная, нечеловеческая, магия, не подлежит сомнению. Но! Гарри съежился. — Во-первых, объем, если можно так выразиться, этой самой иной магии непомерно велик. Именно этим вызвана ваша кома — человеческое тело не смогло ее принять, и у вас произошла частичная перестройка организма. — Что?! — Гарри непроизвольно кинулся себя ощупывать. — Нет-нет! — месье Дюваль успокаивающе замахал руками. — Ничего такого внешне заметного нет, не тревожьтесь! У вас просто изменился состав крови и несколько увеличилась пластичность телесной формы. То есть, полноценным метаморфом вы не стали, но, думаю, потренировавшись, сможете слегка изменить, скажем, оттенок волос или форму носа. Гарри не то чтобы успокоился… Но новоявленная способность все-таки показалась ему полезной. Хотя бы для того, чтобы скрываться от журналистов и излишне ярых фанатов. — Во-вторых, — мэтр сокрушенно развел руками. — За всю свою долгую практику я ни разу не видел существа с такой аурой. То есть, мистер Поттер, я не могу сказать, магия какого вида смешалась с вашей, и что вам следует теперь от себя ожидать. Я, конечно, проведу кое-какие исследования, но пока, увы… И в-третьих. Никогда еще не было такого, чтобы Наследие проявлялось у практически взрослого волшебника с родителями-людьми, причем людьми во многих поколениях. Даже если бы один из ваших родителей был бы этим неизвестным магическим существом, ваши особенности должны были проявиться сразу по рождении. Но то, что вы являетесь сыном Джеймса и Лили Поттеров, а они оба были людьми, сомнению не подлежит. — Почему вы так считаете? — спросил Гарри, который как раз холодел от мысли, что если он — полукровка магического существа, то… — Видите ли, мистер Поттер, — вступил тут Фелпс, до того скромно сидевший в уголке. — В начале беременности ваша мать пострадала в одной из стычек с Упивающимися смертью и попала к нам с угрозой выкидыша. Чтобы сохранить беременность, нужны были процедуры, требующие точного установления отцовства и полной диагностики организмов обоих родителей. И рожала она тоже у нас. — Ясно, — вздохнул Гарри. — Но тогда я вообще не понимаю… Мэтр Дюваль, вы точно не… — Я не ошибаюсь, мистер Поттер, — мэтр не обиделся. — В вашем случае я бы даже хотел ошибиться, поскольку он переворачивает все мои представления о магических Наследиях. Но, увы… — А не может быть так, что я всегда был такой, просто до сих пор это оставалось незамеченным? — Гарри вспомнил о “силе, неизвестной Темному Лорду”. — Вряд ли, хотя, конечно, нельзя исключить… — мэтр Дюваль покачал головой. — Впрочем, можете сами убедиться. Разрежьте палец и посмотрите на свою кровь. Гарри послушно взмахнул палочкой и в ужасе уставился на стекающую из ранки пронизанную яркими серебристыми жилками алую жидкость. Да уж… не заметить такого не смог бы даже он. — Вот так, мистер Поттер, — месье Дюваль залечил его палец. — Что ж, в качестве утешения могу сказать, что физически вы совершенно здоровы. У вас даже не осталось ни одного шрама. Вы заметили, что стали лучше видеть? Гарри кивнул. Надеясь стать менее узнаваемым, летом он не поленился сделать маггловскую лазерную коррекцию зрения. Стопроцентное зрение операция не вернула, но он мог обходиться в повседневной жизни без очков. А после комы не сразу, но понял, что видит вообще все. И исчезновение шрама-молнии заметил, но не придал этому особого значения — тот побледнел еще второго мая и с каждым днем становился все менее заметным. — Теперь рекомендации, — мэтр сразу построжел, а Гарри сосредоточился. — Вам необходимо более детальное обследование и наблюдение в моей клинике. Я уже сказал, что физически вы сейчас здоровы, но ваша аура изменилась очень сильно. Для того, чтобы спокойно жить, вам надо выявить все изменения в вашей магии, появившиеся новые способности, и научиться их контролировать под постоянным наблюдением специалиста. К сожалению, мои уважаемые коллеги не имеют необходимых навыков. — Мэтр с извиняющейся улыбкой посмотрел на Фелпса, тот покаянно склонил голову. — И, простите, возникает неловкий, но неизбежный вопрос об оплате… Она не очень высокая, но вы можете пробыть у нас долго, возможно, придется привлечь других специалистов, и итоговая сумма может оказаться довольно велика. Хотя я уверен, что ваше Министерство… — Проблем с оплатой не будет, — перебил его Гарри. Еще не хватало просить денег у Министерства. И вообще… — Я вполне обеспечен и категорически против того, чтобы о моей ситуации знал кто-то посторонний. — Даже не сомневайтесь, — мистер Фелпс оскорбленно выпрямился. — Мы все, целители и колдомедики, давали клятву Гиппократа. От нас никто без вашего разрешения ничего не узнает. Гарри облегченно вздохнул. — Вот и хорошо, — покивав на слова коллеги, продолжил Дюваль. — Через пару дней я пришлю вам все необходимые документы и порт-ключ, а пока можете побыть дома. Сохраняйте спокойствие, никаких перепадов настроения, сильных эмоций — причем как отрицательных, так и положительных. Подчеркиваю, молодой человек, сильных положительных эмоций также следует избегать! В интимной жизни придется сделать перерыв! — Гарри покраснел и кивнул. Не то чтобы у него было в чем перерыв делать… Мэтр окинул его долгим взглядом, удовлетворенно хмыкнул и продолжил: — Магию старайтесь не применять вообще. С вашей измененной аурой любое заклинание может сработать самым непредсказуемым образом. И, как я уже сказал, невозможно угадать, сколько времени займет обследование, так что лучше приготовиться отбыть не менее, чем на месяц. — Да, мэтр Дюваль, я понял, — Гарри постарался улыбнуться. — Спасибо вам. — Это мой долг, не стоит благодарности, — мэтр раскланялся и вышел. Перед отъездом Гарри решил увидеться только с Роном и Гермионой: никому, кроме них, он не мог и не хотел рассказывать о новой приключившейся с ним гадости. И только они знали о нем достаточно много, чтобы смочь что-то посоветовать. Их троих в порядке исключения готовы были принять без ТРИТОНов в Школу Авроров. Но все трое, не сговариваясь, отказались воспользоваться этой любезностью Министерства. Рон работал с Джорджем — тот только к концу лета пришел в себя и занялся магазином. Оставить его сейчас одного было бы все равно, что выбить почву из-под ног, да и Рону чем дальше, тем больше нравилось работать в “Умниках Уизли”. Гермиона считала, что человек без ТРИТОНов просто не имеет права на дальнейшее образование, и еще ей надо было наладить отношения с родителями: те очень тяжело восприняли историю с Обливиэйтом. Так что она теперь помогала им в клинике, параллельно готовясь к экзаменам, и вообще старалась быть примерной дочерью. У Гарри же, помимо острого нежелания пользоваться положением Героя, были серьезные сомнения в том, что профессия аврора ему подходит. Поэтому он решил подумать, определиться со своими интересами, подготовиться и сдать ТРИТОНы по тем предметам, которые ему понадобятся, а чтобы не совсем бездельничать — привести в порядок дом на площади Гриммо. Теперь планы придется менять... — Хоркрукс, — после продолжительного молчания озвучила общее мнение Гермиона. Парни согласно кивнули. — Он мог что-то сделать с твоей аурой, Гарри… Это же наитемнейшая магия, о ней почти ничего неизвестно. — Тварь красноглазая, — прошипел Гарри. — Даже после смерти продолжает гадить. — Не нервничай, дружище, — Рон похлопал его по плечу. — Что уж теперь… — Я даже не знаю, что за существо во мне пробудилось, — Гарри горько вздохнул. — Вечно у меня все не как у людей! — Это должно быть очень редкое существо, — задумчиво проговорила Гермиона. — Серебристая кровь… никогда о таком не слышала. Может, какой-нибудь вымерший вид? — Кстати, о вымерших видах, — медленно проговорил Гарри. Только сейчас он вспомнил о привидевшемся во время комы. — Что вы знаете о древнегреческих богах и героях? — Причем тут они? — Гермиона нахмурилась. — Давай, рассказывай. Гарри рассказал, изо всех сил стараясь не краснеть на нечаянно подсмотренной интимной сцене. Пропустить ее в повествовании он не решился — прошлый год научил его не пренебрегать никакой информацией. Подруга выслушала совершенно невозмутимо, а вот Рон с трудом сдерживал смех. Гарри показал ему кулак: — Молчи! Сам знаю, что бред. — Я бы сказал, не просто бред, — не выдержал Рон. — А очень даже занимательный бред… вскрывающий пласты твоего, дружище, подсознания. — Не вижу ничего смешного, — Гермиона пригвоздила его взглядом. — И не верю, что это игра твоего воображения, Гарри. Прости, но… — Я такого просто не мог придумать, — согласно кивнул Гарри. — Ладно, имена мне хоть как-то знакомы, но их внешность, украшения, например… Или о чем они говорили… Человек ведь не может придумать то, о чем ничего не знает. — Тебе надо обязательно рассказать мэтру Дювалю, — сказала Гермиона. — Возможно, это послужит ему подсказкой. А я попробую поискать в литературе. И, Гарри… Ты не думаешь, что мэтру надо знать о хоркруксе? Это ведь может быть важно. — Я подумаю, Гермиона, — Гарри остановил ее. — О видении я расскажу, согласен, что это надо. Но вот хоркрукс… В конце концов, так ли важно, почему со мной такое случилось? Оно ведь уже случилось, теперь надо понять, что с этим делать. — Надо лечить не болезнь, а ее причину! — Гермиона не сдавалась. — Гарри, может быть важна любая мелочь, а ты хочешь скрыть от целителя такую информацию! Уверена, что профессор Дамблдор сказал бы то же самое! — Я тебя понял, — Гарри примирительно поднял ладони. — И обещаю хорошо подумать. — А Джинни? — спросил Рон. — Ты ей рассказал? — Нет. Не хочу ее волновать, — Гарри помотал головой. — И вы не говорите. Я ей написал, что еду в Швейцарию долечиваться в санатории. Что у меня выявили отсроченные последствия магического истощения после Авады Волдеморта. Рон вздохнул: — Твое дело, конечно. Только, мне кажется, неправильно это. Вы же вроде как вместе… Я бы Гермионе рассказал. — Попробовал бы ты не рассказать! — Гермиона ткнула его кулаком в бок и укоризненно посмотрела на Гарри. — Я тоже думаю, что ты неправ. — Вы — другое дело, — упрямо возразил тот. — С одиннадцати лет вместе во всех передрягах. Вы — сначала боевые товарищи, а потом уже… парочка. Друзья переглянулись, тяжело вздохнули, но дальше спорить не стали. Гарри смотрел на них и тщательно давил в себе зависть. Нет, он не хотел быть на месте Рона, и с Джинни ему было прекрасно, но… Чего-то не хватало, и он сам не понимал, чего. Может, они просто пока недостаточно хорошо знают и понимают друг друга? Должно быть, так… — Не бойся, Гарри, — на прощанье сказала ему Гермиона. — Ты через такое прошел, что теперь с чем угодно справишься. А мы поможем. — Конечно, поможем, — горячо поддержал Рон. — Да я сам лично буду сутками в библиотеке сидеть, если надо будет! — Это обнадеживает! — Гарри засмеялся. — Да я и не боюсь. И только проводив друзей, понял, что соврал — он боялся и еще как. Вернее, начал бояться только сейчас. Как будто для того, чтобы почувствовать страх, ему надо было с кем-то разделить его. И в глазах друзей, вопреки бодрым речам, тоже была тревога, хотя пока вроде бы ничего страшного не происходило. Но Гарри Поттер снова вляпался в какую-то тайну, а по их опыту, тайны всегда вели в смертельную западню. — На этот раз я полезу туда один. Я не потащу вас за собой, —проговорил Гарри вслух. Постоял, прислонившись лбом к двери, потом пошел в спальню и выпил выданное ему еще в Мунго Зелье Сна-без-сновидений. Что-то внутри скручивалось в тугую пружину, и Гарри не хотел знать, что случится, когда она сожмется до предела и выстрелит. Лучше сейчас заснуть, а завтра утром будет некогда страдать и бояться — порт-ключ сработает в девять часов, и он еще не собрал вещи. Уже в постели его вдруг тряхнуло – что, если зелье не подействует? Но почти сразу глаза начали слипаться, и, засыпая, Гарри подумал, что, наверно, все-таки зря паникует. Ведь он победил Волдеморта, и теперь все должно быть хорошо.