Серебро со светлого Олимпа

Все-таки кое о чем Гарри написал Джинни правду — клиника мэтра Дюваля была больше похожа на санаторий, чем на больницу. Располагалась она на скрытом от магглов участке в предгорьях Альп и состояла из двухэтажного главного корпуса и нескольких коттеджей, в которых жили пациенты. — Мы специализируемся на болезнях, вызывающих нарушения магической ауры, — объяснила встретившая его медиведьма. — А они требуют длительного лечения и максимального душевного комфорта больных, оттого и такие условия. В коттедже, в котором поселился Гарри, было три комнаты с простой удобной мебелью и крохотными санузлами при каждой — скорее, гостиничные номера, чем больничные палаты. Домик был пуст, и Гарри облюбовал себе угловую, с двумя окнами. Распихав по шкафам немудреные пожитки, он вышел осмотреться. Территория клиники представляла собой ухоженный, уютный парк. Между аккуратно подстриженными кустами и деревьями вились выложенные камнем дорожки, многочисленные цветники радовали взор яркостью красок и разнообразием форм. В тени деревьев виднелись уединенные беседки. В одной из них Гарри и засел, чтобы спрятаться от любопытных взглядов гуляющих пациентов. Прием ему назначили на два часа пополудни, и до обеда было совершенно нечего делать. Гарри честно открыл прихваченный с собой учебник по Чарам, но читать не смог — его опять обуял страх. По рекомендации целителя, магию в эти дни он старался не применять, но сегодня утром, разбив в спешке чашку, машинально бросил в нее Репаро. Чашка вспыхнула неестественно белым огнем и расплавилась. Гарри перепугался до икоты, а потом разозлился, вспомнив, как в Мунго разрезал себе палец заклинанием. Почему целители допустили это, ведь могло произойти все, что угодно? А уже здесь, слегка успокоившись, похолодел от мысли — может, дело было не в их небрежности? Может, тогда изменения в его ауре были не столь велики, чтобы они не боялись разрешить ему использовать магию под их присмотром? Например, если бы он отрезал себе палец, они бы, конечно, сразу же его приживили. Может, более глобальных последствий они просто не ожидали? Если так, получается, что Гарри продолжает меняться! А вдруг со временем он вообще не сможет колдовать? В довершение всего, уже сидя в беседке, он вспомнил, где видел серебристую кровь — в Запретном лесу, на первом курсе, вытекшую из ран единорога. Открытие было таким оглушительным, что он уронил учебник и застыл, впившись невидящим взглядом в растущий рядом пышный куст. Просто блеск, Гарри Поттер — родственник рогатой лошади! Этого только не хватало! — Не смотри так на меня! — вдруг сказал куст тонким голоском. — Это невежливо! — А? — Гарри очнулся. — Что? — Мама говорит, что смотреть в упор на человека — невежливо! — строго ответил куст. Гарри потряс головой и наконец понял, кто с ним разговаривает — из переплетения веток выглядывало бледное детское личико. — Я не на тебя смотрел, а просто задумался, — оправдался он. — Извини, если напугал. — Я не боюсь, — ребенок вылез из кустов. Это был мальчик лет семи, очень худенький, черноволосый и темноглазый. Гарри почему-то вспомнил маленького Северуса Снейпа из подсмотренных на пятом курсе воспоминаний, хотя этот мальчик ничем, кроме худобы и цвета волос и глаз, не был похож на того. Симпатичный, хорошо одетый, ухоженный ребенок… разве что взгляд слишком серьезный и грустный. — Давай знакомиться, — предложил Гарри. — Я — Гарри, а ты? — Ирвин Мэллори, — мальчик важно склонил голову. — А как твоя фамилия? — Поттер, — Гарри вздохнул. — Ты англичанин? — Да, — Ирвин пытливо разглядывал его. — А ты тот самый Гарри Поттер? Про которого в газетах пишут? Гарри кивнул. Мальчик еще немного поизучал его и сел рядом: — Значит, ты знаменитость? — Получается, что так. — Здорово, — без особого энтузиазма сказал Ирвин. — Ты сегодня приехал? Я раньше тебя не видел. — Да. А ты здесь всех знаешь? — Почти всех, — кивнул Ирвин. — Мы с мамой еще весной приехали. Здесь мало народу. — Скучно? — Ага, — мальчик вздохнул и с надеждой в голосе спросил: — Ты знаешь истории? — Какие? — Интересные. Про драконов и рыцарей. Еще про дивный народ. Гарри растерянно помолчал и признался, что не знает. — Жаль, — Ирвин поболтал ногами и встал. — Я пойду тогда. — Ну, увидимся, — Гарри проводил взглядом удаляющуюся фигурку и вздохнул. Балбес, сиди теперь и страдай в одиночестве, раз не можешь даже маленького ребенка заинтересовать. Но и такой короткий и постыдно для Гарри завершившийся разговор сумел немного поднять настроение. Мысль о родстве с единорогами показалась уже нелепой — все же для зачатия требуется какая-никакая генетическая совместимость. Даже если кто-нибудь из предков Гарри грешил зоофилией, вряд ли эта нечестивая связь была плодовитой. Да и, наверно, ауру единорога мэтр Дюваль как-нибудь различил бы… Или все же проглотить гордость и спросить? Подумаешь, пять минут позора, зато хоть насчет этого можно будет успокоиться. Приняв это нелегкое решение, Гарри повеселел еще больше. Прятаться в беседке больше не хотелось, читать учебник — тоже, и он решил обойти весь парк и заглянуть одним глазком за пределы больничной территории. Последнее ему, увы, не удалось: парк был обнесен высокой, в два человеческих роста, глухой каменной стеной без единого — он тщательно проверил — прохода наружу. Видимо, администрация клиники заботилась не только о том, чтобы магглы не могли зайти сюда и увидеть магов, но и о том, чтобы маги не могли выйти отсюда и попасться магглам на глаза. Подумав, Гарри признал такой подход справедливым и разумным, но все равно почувствовал разочарование: в кои веки попасть в другую страну и сидеть практически в четырех стенах было обидно. Но зато парк оказался довольно большим, и его обход занял почти все время до обеда. Гарри успел только зайти к себе умыться и пошел в столовую. Свободных столиков уже не было. Гарри нерешительно топтался у порога, стараясь не реагировать на любопытные взгляды, пока не увидел призывно машущего ему Ирвина. Мальчик оказался очень похож на мать — совсем еще молодую женщину с усталым взглядом. Кэролайн, так ее звали, сразу узнала Гарри, но, к его радости, отнеслась к знакомству так же спокойно, как и ее сын. И вообще оказалась очень сдержанной и немногословной: за все время обеда они обменялись всего несколькими фразами. От нее Гарри узнал, что, кроме них троих, англичан в клинике больше нет. — Не любите лишнего внимания? — улыбнулась Кэролайн, заметив, как он облегченно вздохнул. — Я вас хорошо понимаю. Развивать свою мысль она не стала, а расспрашивать Гарри постеснялся. Когда настало время идти на прием, Гарри опять занервничал. И не зря — после пары заклинаний мэтр Дюваль попросил его раздеться и снова произвел полный осмотр. Закончив, он с озадаченным видом проглядел новые записи, потом развернул свиток, записанный в Мунго. Гарри не выдержал: — Изменения продолжаются, да? Мэтр задумчиво вздохнул: — Похоже, что так, мистер Поттер, — он положил оба пергамента рядом и, перескакивая взглядом с одного на другой, стал что-то писать на третьем. Потом посмотрел на Гарри: — Несомненно, продолжаются. Вы заметили что-то необычное? Гарри рассказал о неправильно сработавшем Репаро и, помявшись, сказал: — А еще я вспомнил, что во время комы видел не то сон, не то еще что-то… Мэтр заинтересованно приподнял брови: — Расскажите, что именно вы видели. И подробнее, пожалуйста. На этот раз Гарри пропустил момент нечаянного вуайеризма, но все остальное изложил довольно подробно. Его рассказ привел Дюваля в восторженное изумление: — Кто бы мог подумать, — бормотал он, глядя на Гарри, как на неведомую зверушку. — А ведь если допустить… да все сходится, и кровь… Он снова уткнулся в пергаменты, время от времени издавая невнятные восклицания. Гарри немного потерпел и выразительно откашлялся. — Ох, простите, мистер Поттер, — опомнился целитель. — Это действительно потрясающая мысль! Но информации прискорбно мало и, к сожалению, точно ничего сказать нельзя. — Но вы же что-то предположили? — как можно вежливее спросил Гарри. — Мне хотелось бы знать, что. Дюваль некоторое время помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил уже спокойно: — Ваше видение, несомненно, было не просто коматозным бредом или галлюцинациями. Слишком оно детализированное, реалистичное, связное и находящееся вне круга ваших занятий и интересов. Возможно, это память крови, извлеченная вашей магией в попытке подсказать, что с вами происходит. Другой вопрос, прямая ли это подсказка, или ее надо как-то интерпретировать… Есть гипотеза, согласно которой все древние антропоморфные языческие боги были неизвестными сейчас магическими существами. Со временем они либо вымерли, либо по каким-то своим причинам наглухо изолировались в недоступных людям анклавах. Увы, все, что у нас есть — это легенды и мифы, и ни доказать, ни опровергнуть эту гипотезу невозможно. Она существует просто как красивая теория, игра ума. Но если предположить, что она правдива, и древнегреческие боги действительно были магическим народом, получается, что античные герои — это полукровки, получившие магическое Наследие. И это Наследие каким-то невероятным образом, через несколько тысяч лет вдруг пробудилось в вас! Косвенным доказательством можно считать изменение цвета вашей крови — в жилах богов тек серебряный ихор. — А еще у единорогов серебристая кровь, — очень тихо проговорил Гарри, но Дюваль услышал и рассмеялся: — Ну что вы, мистер Поттер, единороги и люди скрещиваться не могут. Да и аура у вас совершенно другая. Гарри покраснел, но на душе сразу стало легче. Мэтр Дюваль снова зачиркал пером, одновременно говоря: — По крайней мере, у нас теперь есть от чего отталкиваться. Я освежу в памяти кое-что, поищу литературу, проконсультируюсь со специалистами… Пока же будете ходить каждый день ко мне на осмотр и заниматься с колдомедиком Вагнером в нашем тренировочном зале. Сегодня придете в зал к четырем часам, дальнейший график определим позже. Без наблюдения не производить никаких магических действий! Также очень важен ровный эмоциональный фон. Я выпишу вам легкое успокоительное, получите его в нашей аптеке и принимайте по ложке утром и вечером. И жду вас завтра в это же время! Потом мэтр взял у Гарри кровь из вены обычным маггловским шприцом и быстренько выпихнул его из кабинета. Видимо, ему не терпелось заняться исследованиями. Подумав, что такое начало можно считать обнадеживающим, Гарри пошел в свой домик. Надо было написать Гермионе о разговоре с целителем. Когда он дописал письмо и отправил его с больничной совой, как раз настало время идти к колдомедику Вагнеру. Тренировочный зал оказался довольно большим помещением с хаотично разбросанными по всей площади разнообразными предметами. Дверь, стены, пол и потолок через равные промежутки были обиты полосами из какого-то белого металла. — Холодное железо, самый надежный поглотитель магии, — объяснил колдомедик, невысокий полноватый маг, говоривший по-английски с сильным немецким акцентом. — Хотя, вообще-то это не железо, а сложный сплав, который умеют делать только горные гномы. На нем самом тоже было холодное железо — обруч на голове, тяжелая цепь на груди и браслеты на руках. Гарри не удержался и полюбопытствовал: — Так вас нельзя поразить никаким заклинанием? — Только если оно попадет на прикрытые части тела, — невозмутимо ответил Вагнер. — Но любое, да. Железо поглотит даже Аваду, если она попадет прямо в него. — Значит, браслеты, чтобы прикрываться руками… Здорово! — оценил Гарри. — А почему таких… ну, как бы полных доспехов не делают? — Во-первых, в таком доспехе невозможно колдовать самому, даже браслеты мешают, а во-вторых — слишком дорого. В сплав идут минералы, крайне редкие и доступные только гномам. К тому же они мало с кем работают и оплату берут только драгоценными камнями строго определенных характеристик. Мэтру Дювалю защиту зала и этот комплект сделали его сводные братья, так сказать, по-родственному... Ну что же, мистер Поттер, — Вагнер щелкнул пальцами. — Начнем потихоньку. Весь следующий час Гарри занимался выполнением заклинаний под командованием колдомедика. Большинство срабатывали вполне нормально, но очень нестабильно по силе — то много сильнее обычного, то слабее. И оказалось, что помимо Репаро, свойством сжигать предметы обзавелись и Энгоргио, и Редуцио. Разбросанные по залу непонятные штуки оказались всевозможными регистраторами и измерителями, Гарри даже не пытался запомнить название и назначение каждого. На каждое выполненное заклинание они отзывались разнообразным свечением, жужжанием и треньканьем, а когда, закончив занятие, Вагнер стянул с рук браслеты и взмахнул палочкой, к нему со всего зала слетелись узкие полоски чего-то, похожего на цветную фольгу. — Вы очень сильны, — с уважением сказал он, изучив эти полоски и прикрепив их к истории болезни. — Давно не видел такой мощи в столь юном возрасте. — Да ну, я ничего и не умею почти, кроме школьной программы, — поморщился Гарри. — Научитесь, — Вагнер махнул рукой. — Было бы желание. Иной бы и рад научиться, да силенок разве что на Люмос хватит. А вы, когда решатся ваши проблемы, будете способны на великие дела. “Ужасные, но великие”, — чуть не ляпнул вслух Гарри, вспомнив свой самый первый разговор с Олливандером. Старый мастер сказал ему практически то же самое. — А бывают люди, которые могут определить потенциал волшебника без всяких приборов и заклинаний, на глаз? — спросил он. — Людей не бывает, — Вагнер усмехнулся. — А вот не совсем люди — вполне могут быть. — А у каких существ есть эти способности? — У разных, — лаконично ответил колдомедик и посмотрел на часы. Гарри понял намек и убрался, хотя с удовольствием проторчал бы в этом зале весь остаток дня. Оставшееся до ужина время кое-как удалось убить дальнейшим изучением парка. Семейства Мэллори в столовой не было, и потому не удалось даже развлечься застольной беседой. Потом Гарри побродил еще немного по парку, но было слишком темно и холодно для прогулки, так что пришлось пойти скучать в комнату. Какой же он дурак, что не взял с собой никаких книг, кроме учебников! И как же жаль, что у магов нет телевидения! Сухие строчки школьных премудростей расплывались перед глазами, ни в какую не желая вытеснять из головы нерадостные мысли. Сегодняшнее занятие с колдомедиком Вагнером наглядно показало, как изменилась его магия. А ведь это только начало — сегодня они использовали всего десяток заклинаний. И мэтр Дюваль подтвердил, что аура Гарри продолжает меняться… Значит ли это, что в следующий раз то же самое Репаро может сработать совсем по-другому? Ну почему с ним вечно происходит какая-то хрень?! Почему он не может быть нормальным, таким, как все? Хотя, не случись в его жизни Волдеморта... Найдя виновника, Гарри с готовностью переключился от страха перед будущим и жалости к себе на гнев и ненависть к врагу, сумевшему достать его даже с того света. Несомненно, такой настрой был более приемлемым, чем слезливое самокопание, но долго он не продлился — кисть правой руки вдруг больно закололо, ее окутала голубоватая дымка, а волосы на ней встали дыбом. Испугавшись, Гарри непроизвольно встряхнул рукой, а затем в полном ступоре смотрел, как с кончиков пальцев срывается белая молния, крохотная, но самая настоящая: тут же раздался сухой электрический треск, а в воздухе расплылся свежий и резкий озоновый дух. Слегка опомнившись, Гарри трясущимися руками налил в стакан примерно тройную дозу успокоительного, выпил и заставил себя лежать неподвижно до тех пор, пока зелье не подействовало. Почувствовав, что наконец расслабился, он сел и подробно записал произошедшее. Вообще-то затеял он это дело под влиянием панической мысли, что вот так убьет себя ненароком, а никто даже не будет знать, что случилось. Но втянувшись в процесс, понял, что пытаясь выразить мечущийся в голове сумбур словами, он успокаивается, мысли становятся яснее и вообще так легче думать. Осознав это, Гарри достал толстую крупноформатную маггловскую тетрадь, купленную по совету Гермионы для конспектов, и начал описывать все происходившее с ним с того самого вечера в Норе. К моменту появления в повествовании мэтра Дюваля его потянуло в сон. Гарри поставил точку и лег, решив, что допишет завтра. И вообще будет писать каждый день, описывая все как можно более подробно. Это займет его и поможет держать себя в руках, да и мало ли, вдруг натолкнет на какую-нибудь умную мысль. Не зря же многие великие люди вели дневники… Благодаря дневнику или наконец проснувшемуся инстинкту самосохранения, в следующие несколько дней Гарри оставался относительно спокойным. По крайней мере, молниями он больше не кидался. Но кроме этого ничего утешительного в эти дни не происходило. С каждым осмотром мэтр Дюваль становился все растеряннее и молчаливее. Гарри занимался в тренировочном зале по два часа ежедневно, и теперь уже было ясно, что все заклинания, призванные каким-либо образом менять состояние или свойства вещей, включая трансфигурацию, приводят к их возгоранию или расплавлению. Но эти заклинания хотя бы давали стабильный результат — пусть и не такой, как надо. Со всеми остальными, от Люмоса до Экспекто Патронум, было куда хуже — иногда они срабатывали, как положено, иногда не работали вообще, а порой совершали воздействие из совершенно другой сферы: так, призвав Акцио подушку, Гарри однажды получил дурнопахнущую мутную лужицу на ее месте. И никак не удавалось выявить хоть какую-то закономерность в их работе. Вагнер вслух ничего не комментировал, но в его взгляде с каждым днем все больше проступало сочувствие — магия Гарри явно выходила из-под контроля. За все это время он смог вымучить из себя только одно лживо-бодрое послание для Джинни. Она, кажется, почувствовала фальшь, потому что ответное письмо было сухим и коротким. Гарри понимал, что не должен ей больше врать, но написать правду так и не смог. Лучше объяснит лично, при встрече, когда найдется уже какое-то решение проблемы. Зато Гермионе писал каждый день, подробно описывая все, что с ним творилось. Подруга долго не отвечала, но на десятый день прислала большое письмо, наполненное выдержками и цитатами, из которого Гарри понял, что кроме мифов и их толкований разной сомнительности ей ничего найти не удалось. Но кое-что полезное из этой литературы Гермиона сумела извлечь: “Большинство толкователей сходятся в том, что если рассматривать олимпийцев как магический народ, можно сделать один непреложный вывод об особенностях их магии — полиморфизм. Фактически в каждом мифе они превращаются во что-то, включая неживые предметы. Друэлла Серпентис даже считает, что они и вовсе не имели собственной телесной формы, принимая наиболее эффективную для каждой ситуации. Логично допустить, что существа, с легкостью меняющие свои тела, могли так же легко изменять и другие предметы. Мне кажется, Гарри, что твои проблемы с преобразующими заклинаниями могут происходить именно по этой причине. Может, тебе попробовать выполнить их без палочки?” Мэтр Дюваль, которому Гарри изложил ее умозаключения, утвердительно кивнул: — Я тоже пришел к похожим выводам. У вашей подруги очень светлый ум, — с уважением сказал он. — Волшебная палочка, по сути, инструмент, усиливающий магическое воздействие и направляющий его. Собственно, как и сами формулы заклинаний. Возможно, предметы сгорают из-за избытка магии. Попробуйте-ка сегодня обойтись без палочки… или лучше вообще без формул, даже невербальных. Просто силой, как говорится, желания. — Мэтр взглянул в свое расписание. — Я сам хочу присутствовать… приходите в зал в три часа. Без меня ни в коем случае не начинайте. — Хорошо, — кивнул Гарри. — Мэтр, а что насчет молнии? Дюваль развел руками: — Увы… Или способность метать молнии была присуща всем олимпийским богам, о чем впоследствии забыли, или вы потомок самого Зевса. Выбирайте, что вам больше нравится. Учитывая, что Зевс разил молнией во гневе, могу только посоветовать вам сохранять спокойствие. К исходу первого часа занятия Гарри уменьшал, увеличивал и трансфигурировал предметы одним взглядом — смотрел и представлял требуемые изменения. Даже руками помавать не требовалось. Правда, времени на такие преобразования уходило больше — вещи не менялись мгновенно, как при применении заклинаний, а постепенно как бы перетекали в другую форму или размер. — Что же, напрашивается логическое продолжение. — сказал мэтр Дюваль, закончив изучать отчеты приборов. — Попробуйте изменить что-то в себе. Скажем, цвет кожного покрова в каком-нибудь незаметном месте. Подумав, Гарри расстегнул рубашку, уставился на собственный пупок и представил красный круг вокруг него. Сначала вроде бы ничего не происходило, но потом вокруг пупка медленно расползлись неровные алые пятна. Гарри вздрогнул, и пятна так же постепенно исчезли. — М-да, — озадаченно произнес мэтр. — Что ж, гипотеза подтвердилась… Больше пока не экспериментируйте, мистер Поттер. Занятия в зале тоже временно прекращаем, мне не нравится, как ведет себя ваша магия. Отдохните пару дней, мне надо посоветоваться с коллегами. И, мистер Поттер… Во избежание возможных негативных эмоций постарайтесь меньше контактировать с пациентами. Эльфы будут доставлять вам еду прямо в комнату. Пара дней растянулись на все четыре. Как назло, было дождливо, и Гарри провел почти все время у себя в комнате, читая выданную мэтром Дювалем толстую книгу — труд упомянутой Гермионой Друэллы Серпентис — и в перерывах изливая душу дневнику. К вечеру третьего дня вынужденного безделья стало ясно, что еще чуть-чуть — и грянет гром, причем в буквальном смысле. Из прочитанного труда миссис Серпентис Гарри уяснил, что его предполагаемые предки не отличались выдержкой и в гневе были по-настоящему страшны. Кажется, вместе с магией ему передался и их норов, или он просто дошел до точки кипения? Тяжелая, ослепляющая ярость на Волдеморта, на свою злую судьбу, на весь мир поднималась откуда-то из самого нутра, как бы он ни старался оставаться разумным и хладнокровным. Хотелось сломать что-то, разрушить, разорвать, чтобы выплеснуть из себя эту обжигающую тяжесть. В попытке успокоиться Гарри вышел погулять, хотя погода в этот день была особенно неприветлива. Хорошо, что он догадался прихватить с собой плотную зимнюю мантию с наложенными водоотталкивающими чарами. Холодный ветер гнул деревья, до боли сек лицо ледяными струями, легко пробирался сквозь все слои одежды, зато прекрасно остужал гнев. Гарри сделал полный круг по парку и хотел было уже вернуться в комнату, когда из-за поворота тропинки прямо на него налетела Кэролайн Мэллори. Она была в настоящей истерике: билась в его руках, захлебываясь рыданиями, пыталась вырваться и убежать, что-то несвязно выкрикивала. Наконец, то ли от неумелых уговоров Гарри, то ли просто от усталости, она затихла, обмякла и позволила отвести себя под крышу. Решив, что вряд ли ей хочется в таком виде попасть на глаза еще кому-то, Гарри привел ее к себе. Благо, до сих пор так и жил один в коттедже. В комнате он помог ей снять промокшую верхнюю мантию, усадил на стул и налил воды. Молча выпив стакан, Кэролайн, не поднимая глаз, попросила разрешения воспользоваться ванной, довольно долго пробыла там и вышла уже умытой, аккуратно причесанной и собранной. — Простите, мистер Поттер, — а вот голос у нее все еще звучал хрипло. — Я была очень расстроена и позволила себе постыдно сорваться... — Что-то с Ирвином? — Да, — она опустилась на стул, резко, как будто ей отказали ноги. — Мистер Поттер, можно еще воды? Гарри налил ей стакан и осторожно спросил: — Я могу чем-то помочь? — Увы… Не сможете, никто не сможет… А ведь казалось, все обошлось… Кэролайн глубоко вздохнула, сжала руки в замок и заговорила - быстро, лихорадочно, словно боялась чего-то не успеть: — Мы с мужем переехали в Румынию сразу, как только поженились. У него была бабушка румынка, оставила нам небольшое наследство — домик, немного денег… Достаточно для того, чтобы начать самостоятельную жизнь. И мы сумели им распорядиться, все у нас было хорошо, мы были счастливы… До прошлой зимы. Джон с Ирвином уехали в гости к родственникам, — она запнулась, перебарывая слезы. — Никто не знает, чем было вызвано нападение, но однажды ночью в их дом проникли вампиры. Убили всех, кроме Ирвина, выпили досуха. Гарри слушал с холодеющим сердцем, уже догадываясь, что будет дальше. — Ирвина укусили, но крови он почти не потерял. Только ничего не помнил, но это списали на шок. Газеты изощрялись в догадках — спасло ли моего мальчика чудо или и вампирам свойственны человеческие чувства? Он там был единственным ребенком… Теперь стало понятно, почему Ирвин и его мама так спокойно восприняли знакомство с “нашей новой знаменитостью”. Сами, видать, натерпелись от зевак и журналистов. — А оказалось, не было ни того, ни другого, — в глазах Кэролайн сверкнула ярость. — Эти твари заразили моего сына! Не зная, что делать, Гарри налил ей еще воды. Кэролайн залпом выпила полстакана и продолжила уже спокойнее: — Сначала никто даже не догадывался в чем дело… Ирвин просто слабел, бледнел, терял аппетит. Потом уже, когда мы попали к мэтру Дювалю, выяснилось, что из-за того, что у меня в предках был оборотень, инициация пошла нетипично. Мэтр сразу поместил нас сюда, лечил почти бесплатно… Но… Она все-таки всхлипнула. Гарри подал ей платок и беспомощно смотрел, как она утирает им уже тихие, бессильные слезы. — Сегодня он сказал, что ничего больше сделать нельзя… Он замедлил распространение вируса, но уничтожить не смог. Мой мальчик обречен. — Она всхлипнула в последний раз и поднялась. — Простите, пожалуйста. И спасибо, что выслушали. Мне нужно было выговориться. Ирвин, наверно, скоро проснется, я пойду. Проводив ее, Гарри долго сидел, как оглушенный. Он тут расклеился из-за того, что магия немного изменилась… а маленький мальчик, ничего еще не видевший в жизни, прямо сейчас становится нежитью, темной тварью, преследуемой всеобщим страхом и презрением. Ирвин никогда не вырастет, не пойдет в школу, не заведет семью. Все свое существование, возможно, очень долгое, проведет, прячась в темноте, мучимый постоянной жаждой крови… Исковерканная судьба Ремуса Люпина по сравнению с этим — очень даже удавшаяся жизнь. Почему в мире бывает такая несправедливость? Почему всегда больше всех страдают невинные? Отступившая было ярость хлынула мощной волной, грозя вот-вот снести хлипкие преграды из остатков самообладания и вырваться чем-то действительно разрушительным. Когда по рукам побежали предупреждающие мурашки, Гарри выбежал наружу, едва не забыв накинуть мантию. От того, что он спалит дом, ничего не изменится. Лучше дать дождю и ветру снова остудить пылающую голову. Ноги сами привели его к коттеджу, в котором жили Мэллори. Поняв это, Гарри поднял взгляд и увидел их в ближайшем окне — мать с сыном сидели на кровати и играли в карты. Кэролайн о чем-то воодушевленно говорила и светло улыбалась. Не будь Гарри свидетелем ее срыва, ни за что бы не догадался, какая тяжесть лежит на сердце этой женщины. Лица Ирвина он не видел, но худенькие плечи ребенка то и дело вздрагивали от смеха. Уютный, теплый вечер любящих друг друга людей... Сколько им осталось таких вечеров? Гарри до боли сжал кулаки — если бы он мог что-то сделать! Почему ему досталась бесполезная способность к трансфигурации, а не талант целителя?! Хотя целители-то и оказались бессильны… Гарри замер, осененный внезапной мыслью: ведь он может попробовать просто изменить кровь Ирвина. Превратить ее из зараженной вирусом, больной, умирающей в чистую, здоровую и живую. Даже если ничего не получится, он хоть будет знать, что пытался помочь. Отмахнувшись от внутреннего голоса, лепечущего что-то о непредсказуемых последствиях, Гарри сосредоточился на детской фигурке в окне. В любом случае, хуже от его действий Ирвину не будет. А все остальное сейчас неважно. Сначала никак не удавалось представить себе нужный процесс, и в голове уже звучали шепотки, что ничего не выйдет, и он только в очередной раз выставит себя идиотом. Гарри отгонял эти пораженческие мысли, упорно вглядываясь в окно, и победил — в какой-то момент показалось, что он видит протянувшуюся к Ирвину тонкую, дрожащую нить. Гарри ухватился за это видение и представил, как нить становится прочнее и толще, и, превращаясь в здоровую кровь, вливается в вены мальчика, заменяя собой текущую в них отраву. Постепенно все вокруг выцветало и отступало, не стало ни дождя, ни холода, ни пронизывающего ветра, остался лишь пульсирующий горячий алый поток, бегущий по телу Ирвина, наполняя его здоровьем и жизнью. Потом резко все кончилось, Гарри поволокло куда-то вверх, во вновь проявившееся пасмурное темное небо, он пытался цепляться за ветки, но руки не слушались или их не было совсем. Увидев свой домик, он последним усилием рванулся туда… и вдруг очнулся, стоя на коленях у себя в комнате, дрожащий, мокрый и замерзший до самых костей. Такой сокрушительной усталости Гарри не чувствовал даже после битвы за Хогвартс. До кровати он дополз, но забраться на нее уже не сумел.