Повествование от лица Китнисс.
Я крепко держу в руках тяжелую книжку в темно–бордовом переплете, на обложке которой красивым каллиграфическим почерком выведена тонкая ровная надпись: «Сэмюелю Эвердину на тридцатипятилетие от Николь и Дэвида Одэйров». Странно, но я не помню, чтобы родители моего лучшего друга дарили отцу такой подарок. Хотя, с чего бы я должна это помнить? На тот момент мне было только двадцать лет, и я была до глубины души увлечена своим новым, на тот момент, обаятельным знакомым. Финник. А ведь мы с ним познакомились именно на том званом вечере в одном из дорогих ресторанов Монте–Карло, куда я была отправлена на летние каникулы заботливыми родителями вместе со своей младшей, но всего лишь на два года, сестренкой Примроуз. Мы были до безумия рады остаться вдвоем как можно дальше от родителей, поэтому в первый же день своего пребывания там только и делали, что заводили знакомства и развлекались, как могли. Так вот, с моим будущим лучшим другом мы познакомились в одном казино. С утра мы немножко поругались с сестрой, так что я решила приводить себя в нужную колею в каком-нибудь развлекательном месте. Так почему бы тогда не сходить в казино? Я и пошла. Собралась, оставила записку сестренке и убежала, чтобы не передумать. Едва я появилась на пороге этого развлекательного заведения, то тут же пожалела о своем решении. Но уходить обратно в съемную на все лето квартиру мне не хотелось, так что я решила попробовать развлечься в этом месте. Что с огромным успехом и произошло чуть позже. За два-три часа в казино я научилась превосходно играть в покер и бильярд, несколько раз играла на высокие денежные ставки и не проиграла ни одной из них, заработав более пяти тысяч долларов. Наконец я решила попробовать свою удачу в рулетке, куда, впоследствии, и направилась. Сделав ставку на определенное число и цвет, я медленно пила бренди, как случайно столкнулась с изучающим меня взглядом его глаз. Помню, как сильно стушевалась и смущенно отвернулась, но едва я услышала, что снова выиграла и здесь, моментально подпрыгнула на месте от радости. Тогда мне было абсолютно плевать на насмешливые или завистливые взгляды со стороны присутствующих, что было для меня не новостью. Потом я уже собиралась поспешно покидать развлекательное заведение с шестью тысячами в кошельке, как меня остановил приятный молодой человек и предложил познакомиться, на что я согласилась. Мы немного прогулялись по улицам города, а потом, когда я замерзла, он проводил меня до дома, оставив в боковом кармане куртки номер своего мобильного телефона. Мы сразу же стали созваниваться по телефону и скайпу, переписывались электронными письмами и множество раз гуляли вместе, посетив все интересные и красивые места нашего места отдыха. Я узнала о том, что он – сын крупного бизнесмена, владеющего сетью автомобильных салонов по всему миру, но сам Финник никогда не считал себя выше других из-за своего наследства. Он мне сразу понравился своей искренностью, что очень редка в нашем двадцать первом веке, своей душевностью, теплотой, чувством юмора и харизмой. Я не обращала внимания на его внешний вид и саму внешность, считая это уже второстепенным фактором. И не ошиблась. - Ну, и где ты была, юная леди? – кидается на меня мать, едва вошла в кабинет отца. Я плотно пожимаю губы в тонкую полоску и выдавливаю из себя добродушную улыбку, стараясь не показывать того, что меня наизнанку выворачивает ее одно лишь «юная леди». – Что, ты меня не слышишь, что ли? - В университете, - сухо бросаю я, опираясь руками об отцовский рабочий стол из красного дерева. Мать громко раздраженно фыркает и скрещивает руки на груди, не сводя с меня своего взгляда. – А где я, по-твоему, должна была быть? - Не повышай на меня голос, маленькая нахалка, - приглушенно рычит она на меня, на что я лишь грустно усмехаюсь. - Что с тобой происходит в последнее время? – не выдерживаю я, окинув ее оценивающим взглядом, отчего мама замирает на месте и мгновенно приобретает пунцовый цвет. – Ты ведь никогда не разговаривала так ни со мной, ни с Прим. Не повышала голос, не закатывала истерики по самому малейшему пустяку. А теперь, когда моя жизнь, возможно, полетит ко всем чертям из-за прихоти отца, ты думаешь о чем-то своем! Нет, я, конечно, понимаю, что ты мне ничего не должна, но… посмотри на себя со стороны. На нашу семью, которую все считают идеальной. А что в нас идеального? Отец, которому плевать на все, кроме своего бизнеса? Мать, которой неважно ничего, только деньги? Или мы с сестрой, которых родители считают виновниками того, что их мечты и планы рухнули? - Ты не понимаешь, - вздыхает она, улыбнувшись уголками губ. Я молча наблюдаю за тем, как она впивается руками себе в волосы и медленно оседает на пол, боясь поднять на меня взгляд. Маленькие холодные капли градом бегут по е щекам, оставляя мокрые дорожки, и я чувствую, что сама невольно плачу. Откладываю отцовский дневник в сторону и подлетаю к рыдающей навзрыд матери, упав на колени перед ней. Обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе так, что ее голова покоится на моей груди, а сама начинаю успокаивающе гладить ее по длинным светлым волосам. - Все это необходимо для того, чтобы наша жизнь продлилась больше и была счастливой, - сквозь глухие рыдания различаю я и тут же хмурюсь. Почему-то это, простое на первый взгляд, предложение навевает страх на меня и, кажется, что мое решение разрушить собственную свадьбу принесет за собой лишь печальные последствия. - Почему ты так говоришь? – спрашиваю я, заглядывая в заплаканные, красные от слез, мамины глаза. – Что может произойти с нами, если я не сделаю так, как говорит отец? - Я не могу объяснить тебе это, дорогая, - она поспешно утирает слезы тыльной стороной ладони и поднимается с пола. Я одновременно делаю то же самое, не сводя с нее пристального взгляда. - Лучше открой последнюю запись дневника твоего отца. Я уверена, что он написал об этом там. - Но… - Звонил Финник, - перебивает меня мама, открывая дверь. Я оборачиваюсь, все так же, не произнеся ни слова. – Он сказал, что они с Джоанной решили прийти к тебе в гости. Пожалуй, мне следует что-нибудь приготовить вам. Может, пирожные? - Можно, - бормочу я. Она неуверенно кивает и бесшумно выскальзывает из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Еще минуту я стою на месте в полном оцепенении, но потом тут же спохватываюсь и иду к рабочему столу, найдя взглядом нужную мне книгу. Беру ее в руки и открываю на том месте, где лежит неизменная отцовская закладка из папиросной бумаги, свернутой пополам несколько раз.14 сентября. 22:47. Кажется, я давно ничего не записывал сюда, в эту подаренную моими друзьями тетрадку. Помню, как Николь шепнула мне на ухо тогда: «Я хочу, чтобы в этой книге ты хранил свои мысли и чувства. По глазам многие могут что-то прочесть, но самое сокровенное пусть таится здесь!». Думаю, она была в этом права. Мне уже тридцать девять лет, почти сорок, а я смотрю назад, вспоминаю то, что делал в прошлом, и понимаю, что ничего хорошего не совершил. Хотя нет, не так. Только одно мое творение может быть восхвалено кем-нибудь. Мои дочери. Мои красавицы. Мои девочки. Я никогда не был особо дружен с ними и теперь жалею о том времени, которое тратил не на них, а на различные светские мероприятия. Предпочитал шумную компанию женщин и мужчин своим детям, которые теперь ненавидят меня за это. И я не могу обвинять их в этом, потому что они правы. Странно говорить это, но они всегда и во всем правы. Мои дочери. А не я. Я, который прожил долгую жизнь и теперь, набравшись жизненного опыта, должен давать им совета и поступать как правильно, но нет. И здесь я не преуспел. В отличие от них. Мое лирическое вступление подходит к концу и, как бы я ни хотел продолжить писать о них, нужно переходить к делу. К какому, черт возьми, делу? Его нет. Есть только неоспоримый факт, что в скором времени я могу потерять не только компанию, но и свою семью. Ладно, крах корпорации я переживу и даже смогу найти себя в архитектуре, которую знаю «от» и «до», но не семью. Я не смогу видеть, как Меган, Китнисс и Примроуз умирают на моих глазах и по моей вине. А ведь все так и будет, если только… У меня есть мельчайший шанс избежать этого ада, но сам я сделать ничего не смогу. Только один человек способен спасти наши жизни, но я просто не могу возложить такую огромную ответственность на ее хрупкие плечи. Китнисс… моя старшая дочь, которая натерпелась многого от меня и теперь в праве не только ненавидеть меня, но и обвинять во всех смертных грехах. Господи, я уверен на двести процентов из ста, что моя любимая дочка отчаянно верит в то, что я не люблю ее! Если бы она знала, насколько сильно ошибается! Но я не стану говорить ей об этом. Мои ошибки нельзя исправить одним ее: «Прости», которое я все равно буду ждать до конца своих дней. Ха, мне бы писателем быть, а не бизнесменом. Задатки автора пропадают во мне с каждым прожитым зря днем, но я не отчаиваюсь. У меня есть шанс начать все сначала и я должен воспользоваться им, но… я боюсь. Я боюсь возлагать такую ответственность на ее плечи не только потому, что она девушка, но и потому, что она мой ребенок. Мой, уже совершеннолетний, взрослый, все понимающий ребенок, который ни за что в своей жизни не согласится на эту авантюру. Она всегда была своенравной, своевольной и самостоятельной. Китнисс никогда не слушала меня и моих советов, которыми я хотел отгородить ее от всего плохого, что творится в мире. Но она поступала так, как считала нужным и делала все по-своему, заставляя меня лишь устало качать головой и осушать бокал виски с мыслью, что скоро что-нибудь ужасное обязательно произойдет, и я буду виноват, потому что не сумел предостеречь ее. Но ничего не случалось. Потому что она снова была права, а я нет. Я часто слышал о том, как о ней отзываются ее друзья, одноклассники, однокурсники, преподаватели, но ни разу не слышал что-то плохое. Для всех окружающих ее она была личным солнышком, готовой прийти на помощь всегда и во всем подругой, хорошей советчицей и просто веселой девушкой, с которой можно было найти, чем заняться в любом месте и с любой, пусть даже и незнакомой, компанией. И я всегда улыбался, когда слышал эти разговоры, понимая, что моя дочь сумела стать той, которой стремилась быть. Она стала независимой и свободолюбивой, но не утеряла своих человеческих качеств и достоинств, как я в свое время. Она преуспела и здесь, оставив меня в дураках. Наверное, тебе интересно, что это за шанс, способный спасти всю нашу семью от неминуемой смерти? Свадьба. Моя компания находится на грани банкротства, как и компания моего знакомого конкурента Николаса Мелларка и, если я не смогу завоевать внимание корреспондентов, журналистов, знаменитых людей и просто всех вокруг, мою корпорацию выкупит один преступник «в законе» Энтони Максвелл, несколько лет назад вышедший из тюрьмы за убийство. Мы столкнулись с ним сегодня утром и завели мирную беседу, русло которой он столь резко свернул не туда, куда бы мне хотелось. - Наконец-то я смогу сделать тебя, Эвердин, - гнусно улыбнулся он, когда двери лифта в моей, все еще, фирме закрылись. - Ты даже понятия не имеешь, сколько лет я ждал, пока ты не потерпишь крах и не разоришься. Знаешь, а ведь я с удовольствием заберу у тебя твое предприятие и возобновлю его, но теперь весь заработок от них направится мне в руки. А что скажет твоя семья на это? Их великий кормилец обделался и не смог ничего сделать! - Я сделаю все возможное, чтобы тебе не досталась даже часть моего бизнеса, - прорычал на него я, но он лишь усмехнулся. - Когда ты разоришься, и я получу твой офис в свои руки, я окончательно разорю и твоего конкурента, объединив ваши фирмы в одну крупную корпорацию. Это будет весело, - произнес он, засунув руки в карманы брюк. – А потом, через несколько месяцев, уже сыграю свадьбу с какой-нибудь очаровательной красавицей. Слышал, что у тебя две взрослые дочери, которым уже исполнился двадцать один год? - Ты даже пальцем не тронешь ни одну из них, сукин сын, - прошипел я, подходя к нему вплотную. - Обещаю, я не трону твою младшенькую девочку. Говорят, она очень похожа на мать, - усмехнулся он. – А вот Китнисс отлично бы подошла на эту роль: настоящая красавица и к тому же сексуальна. Что думаешь, Эвердин? А, не говори ничего. Мы почти будущие родственники, и я не хочу портить отношения с… кем ты мне приходишься? - Кошмаром в твоей жизни. - У тебя два выбора, Сэмюель, - улыбнулся он, обнажая ряд зубов. – Либо ты отдаешь мне компанию добровольно и твоя семья жива-здорова, либо я убью их одну за другой на твоих глазах, что ты горько пожалеешь о том, что вовремя не принял первый вариант. Жду до понедельника. И помни, что их жизнь – в твоих руках!».
« - Что ты здесь делаешь, Китнисс? – я вздрагиваю от неожиданности и роняю книгу из рук, смотря, как она с небольшим грохотом падает на пол. Отец поднимает свой дневник с пола и кладет на письменный стол, не сводя с меня взгляда. – Ты уже прочитала, да? - Да, - шепотом отвечаю я, сглатывая подступивший к горлу комок. Отец сдержанно кивает и отводит глаза, словно боясь смотреть на меня. – Папа?.. - Я не хотел впутывать тебя во все это, потому что знал, что ты не согласишься на этот обманный маневр, - отвечает отец, не глядя на меня. Его пустой взгляд был устремлен куда-то вдаль, как будто сквозь меня, и от этого становилось лишь хуже. - Я должна была знать об этом с самого начала, - говорю я, утирая нахлынувшие слезы ладонью. – Ты мог рассказать мне об этом, ведь мы – одна семья. - Как будто ты бы послушала меня, - он качает головой и засовывает руки в карманы брюк. Я судорожно ловлю ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, и понимаю, что уже знаю, что буду делать дальше. - Эта свадьба единственный выход, чтобы спасти всех нас, да? – тихо спрашиваю я, чтобы ни мама, ни сестра меня не услышали. Он лишь кивает головой, стойко продолжая молчать и сверлить стену за мной своим взглядом. – Да. - Что «да»? – вздрагивает отец, поднимая на меня свои пронзительные глаза. Я невольно вздрагиваю, но не показываю вида. - Я выйду за него замуж. С первым апреля вас, дорогие мои:* Пусть в вашей жизни будет много счастливых моментов:3