Банальное начало

П/а: Как и обещала, это - последняя. Всем спасибо. Люблю. Целую. Глава 19. Шах и мат. Относительное спокойствие в отношении Сая не радовало, а, наоборот, настораживало. Я постоянно ждал от него очередного подвоха в самый неподходящий момент, однако он бездействовал. Это наводило на мысль, что Сай замыслил что-то глобальное. Раны Сакуры постепенно заживали: причём не только синяки, но ещё и моральные проблемы. Ей давно надо было рассказать кому-нибудь о своих проблемах. Она это сделала и теперь могла жить спокойно. В отношениях у нас сохранился тот хрупкий нейтралитет, который я очень хотел разрушить. Но для начала было необходимо устранить проблему с Саем, а уж остальное – дело техники. Справедливости ради отмечу, что Сай был похож на ходячую сливу. Я особо не сдерживался при нашей последней встрече, и на его лице красовались огромные синяки и ссадины. К нему и раньше-то мало подходили из-за ситуации с Мисой, а теперь и подавно шарахались во все стороны. Он никому не рассказал о том, что с ним произошло: скорее всего, это было вызвано тем, что Сакура в ответ на любое его заявление могла сделать ответный ход и показать свои синяки, которые и по размеру и по количеству превосходили его личные. Зато показательная работа возымела своё действие: Сакуру он больше не трогал. После уроков мы с Наруто решили пойти чисто мужской компанией в «Магазин». Хината, Темари и Тен-Тен были не против. И вот мы, как последние пьяницы, (впрочем, не совсем так: в пакетах у нас были текила и виски) шли, громыхая на весь квартал бутылками. Опытный Шикамару захватил с собой лимон, лайм, соль – всё, что полагалось в таких случаях. Мы пришли, сели на скамейки, и тут нам довелось испытать невиданное разочарование: нахватав в магазине побочного, о главном мы и забыли! Порывшись в пакетах и чуть не убив Наруто, который отвечал за весёлый оттяг, мы обнаружили, что стаканов-то и нет. Ни одного! Правда, Ли не отчаялся! Он совершенно беспалевно открыл бутылку с текилой, сожрал пол-лимона и запил это алкоголем прямо из горла. Наши челюсти от грязного асфальта не отодрал бы даже местный уборщик. Нейджи ради интереса поинтересовался: не нужно ли другу принести ещё и активированного уголька на закусочку. Ли ответить на это уже ничего не смог. Нет, он находился в сознании, даже чрезвычайно буйном сознании, но друзей не узнавал точно. Вместо того чтобы упасть под ту самую скамейку, на которой мы расселись, он полез за остатками спиртного. Удивительно, но хмель уже быстренько оккупировал мозг юноши. И, не успели мы остановить нашего горе-дегустатора, он принялся открывать все остальные бутылки. Судьба где-то злобно хихикнула, находясь в пьяном угаре. До магазина было слишком далеко, чтобы оставлять три бутылки для небольшой компании, которая вполне могла бы обойтись и без стаканов. Так что никто не рискнул отойти дальше, чем на пять метров, без боязни не дождаться своей порции. К тому же, Ли открыл все бутылки, и бросать спиртное «на потом» никто уже не мог. Остался последний выход: пить, пить и пить. А вот я отказался пить без стаканов. И, как ни уговаривали меня Нейджи и Наруто (уже оба в стельку), я не остался. Так как наши вещи мы предусмотрительно оставили в школе, то я пошёл именно туда. Закат ярко пылал на горизонте, и никакие грандиозные строения и деревья не могли скрыть большой сияющий шар, словно утопающий в море жидкого золота. Я остановился, вглядываясь в притягательный пейзаж. Глаза болели, но я не смел отвести взгляд от этой красоты. Я никогда не был романтиком, но сейчас хотелось насладиться тем, что вижу. Хотя бы раз… Я шёл между стройными рядами домов, возвышающихся над остальным пейзажем. Ветер сюда не проникал. Всё вокруг казалось странно застывшим, словно в предвкушении чего-то особенного. Но было в этом что-то ненормальное. Я чувствовал это. Дальше было некое подобие рощи. Обычно мы ходили в школу другим путём, потому что так было ближе. Но сейчас я шёл через это подобие дикой природы в сердце города. Деревья тут не шли густой стеной. Они словно опоясывали заброшенное кирпичное здание, которое когда-то было действующим магазином. Да и зима оставила свой след, в виде шапок снега на кронах. Я ещё не дошёл до этого магазина, когда услышал дикий крик впереди. На секунду я застыл на месте, выдавая звон в ушах за галлюцинации. Но крик повторился: надрывный, длинный, отчаянный. Голос был таким тонким, что не оставалось сомнений в том, что кричала девушка или женщина. Живое воображение мгновенно нарисовало картинку, разрывающую сознание. Я побежал вперёд, не замечая перед собой ничего. Крик повторился ещё раз, но почти немедленно затих, словно женщина потеряла возможность кричать. Но этого короткого всплеска в ночной тишине мне хватило, чтобы определить место, откуда он раздавался. Тот старый дом… Когда я выбежал на открытую местность, перед моими глазами развернулась страшная картина. Четыре насильника, среди которых узнавались Дейдара и Сай, склонились над девушкой. Один из них зажимал ей рот огромной грязной ладонью, второй держал её руки, сворачивая кисти, а мои знакомые непосредственно пытались раздвинуть ноги жертве. Девушка отчаянно сопротивлялась, пытаясь вывернуться из цепких объятий, но с каждым новым движением её жестоко возвращали на место ударом. И я от ярости так и не узнал бы в ней Сакуру, если бы не ворох светло-розовых волос, которые сжимали руки одного из ублюдков, и не дикий, последний крик, который она смогла произнести, пока её снова не ударили. Она кричала моё имя: с ужасом, обезумев от боли и страха. Дальше всё превратилось для меня в одно море ненависти… Перед глазами стояла красная пелена крови. Никогда ещё я не чувствовал в себе столько ненависти. Она наполняла меня до краёв и расплёскивалась при каждом движении. Её красные капли буквально падали на землю, прожигая в ней глубокие дыры не хуже, чем кислота. Я был отравлен ненавистью. Даже страх, тоже дикий и отупляющий страх за Сакуру отошёл на край сознания. Единственное, что мне сейчас хотелось бы сделать, это убить их всех, растерзать, растоптать и уничтожить. Ноги сами двинулись вперёд, отшвыривая в сторону Сая. Увидев неожиданного гостя, гады стушевались, совершенно растерявшись. Это длилось всего несколько секунд, но мне вполне хватило. Парень, который держал руки Сакуры, отлетел в сторону от мощного удара в челюсть. У него были светлые волосы, чёрные глаза и татуировка змеи на плече. В это время я уже бил другого. У него были каштановые волосы до плеч, а по всей шее шёл уродливый шрам. Все они были мускулистые и высокие (за исключением Сая). Дейдара попытался меня ударить, но я оказался быстрее, пинком ноги отшвырнув его назад. Теперь они пытались нападать по двое. Но я был похож на дикого зверя: не чувствуя опасности, я дрался с ними до потери пульса. Их удары тоже достигали цели, но были ничтожны в сравнении с той болью, которую я мог почувствовать, сделай они что-нибудь с Сакурой. Драка продолжалась долго. Ярость всё никак не отступала, а на теле Сая становилось всё больше кровоподтёков. Я не стал брезговать и бить его руками. Он скулил, как побитая собака. Дейдара был более сдержан, но дружка ждать не стал. Он и два других амбала, хромая и матерясь, уже успели убежать. А вот Сая я так просто отпускать не собирался… я сыт по горло тем, что он делает с Сакурой. И не только с ней. Не знаю, сколько ещё я мог бы продолжать в таком состоянии, но меня остановил её голос. - Саске, прошу тебя, прекрати. Я обернулся. Прижавшись к стене дома, прямо на снегу, сжавшись в комочек, сидела Сакура. Она прижимала колени к рукам в жалкой попытке защитить себя. Её спутанные волосы хранили в себе память о той боли, которую она испытала только что. С её губы на подбородок падали капли крови, а в глазах стоял такой ужас, что они казались чёрными. Она выглядела так, словно на её глазах уничтожили всё: любовь, дружбу, преданность, мир… Она дрожала с головы до пят. Куртка, свитер, вся её одежда была изорвана в клочья: не один я потерял голову. Брюки были все в снегу и крови. Ледяной ветер безжалостно трепал волосы, заставлял ещё больше вздрагивать, покрываться льдом душу. Именно сейчас Сакура была слаба… как никогда слаба, без сил защититься, спастись. Я знал: она сильная. Но однажды, если я вовремя не окажусь рядом, вся её сила рассыплется на сотни кусков в один момент. А это значит, что я всегда должен быть рядом, принимать её силу, но знать, что ей всегда будет нужна защита. Потому что она девушка: хрупкая и слабая, а я мужчина, который обязан защищать. Я опустился на колени перед Саем, который лежал лицом вниз: судя по его ругательствам, он ещё был способен воспринимать реальность. - Слушай меня внимательно. Если ты, мразь, немедленно не уйдёшь из школы и не оставишь нас всех в покое, я тебя уничтожу, разотру в порошок, развею по ветру. Надеюсь, что ты меня понял. А теперь вон отсюда. Быстро! Повторять дважды не пришлось. Не скажу, что он быстро ушёл, но хотя бы попытался. Я подождал, пока он не скроется, и обернулся к Сакуре. Она плакала, закрывая лицо ладонями. Я опустился перед ней на колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне. - Сакура, ты в порядке? Можешь идти? Она подняла на меня заплаканные глаза. - Саске, прости меня. Она потянулась вперёд и обвила мою шею руками. В любом другом случае я бы сказал, что мне не понравилось, но она делала это совсем не так, как другие. Ненавязчиво, легко, медленно, словно боялась, что я её оттолкну. Она боялась верить мне, боялась предательства, любви. Я обнял её за талию и начал рассеянно поглаживать спину Сакуры. - Не плачь. Не плачь, моя хорошая. Всё будет хорошо. Не плачь. Мы так и лежали вместе на снегу, пока она не затихла. Холода я не чувствовал, а вот она заметно дрожала в моих руках. - Сакура, смотри. Я показал наверх. Там, в чёрном небе, уже загорелись звезды и сияла холодная луна. С чумазой глади падали вниз белоснежные хлопья. Где-то очень высоко, над верхушками деревьев, они кружились в замысловатом вальсе, а потом, когда ветер переставал властвовать над ними, безвольно кружась, падали вниз на наши тела и заброшенное здание. Сакура повернулась и посмотрела наверх. Она больше не плакала: наверняка сил уже не было. Сейчас я хотел сказать ей, что теперь всегда буду рядом, что люблю её. Но это означало бы проиграть ей в нашей старой, давно забытой игре в любовь. А я так привык быть победителем, что не хотел терять перед ней остатки гордости. Сакура должна признать, что любит меня, иначе всё бессмысленно: я не хочу быть с ней рядом всю жизнь, как друг, без просьб и клятв, и знать, что она любит меня, просто не признаётся. Я ещё не пал так низко. - Красиво, - прозвучал её слабый голос совсем рядом. - Идём в школу. Ты замёрзла. Она кивнула и поднялась, но почти мгновенно её ноги подогнулись, и она снова упала на снег. - И что мне с тобой делать? Я сел рядом и заправил её локон, который в неверном свете луны казался серебряным, за ухо. Сняв с себя куртку, я лёгким движением накинул её на плечи Сакуры. Я никогда не понимал тех романтиков, которые делали так в кино, и тогда, несколько месяцев назад, у «магазина» я сделал так, скорее, из желания понравиться, чем из собственных мотиваций. Но сейчас я понимал, что это не просто праздный жест, а попытка уберечь дорогого человека от неприятных последствий холода. Сакура с наслаждением надела куртку и плотно запахнула, чтобы было теплее. Её губы за то время, что мы провели вместе, приобрели синий оттенок. - И ты даже не скажешь, что Карин моя куртка нужна больше? – пошутил я. Сакура попыталась улыбнуться, но было такое чувство, что её лицевые мышцы свело судорогой. - Пошли. На этот раз я сам поднял её на ноги. Резкое движение ноющей болью отозвалось в рёбрах, но я не обратил на это внимание. Времени на то, чтобы залечить раны будет ещё много. Хотя было довольно поздно, школа была открыта. Скорее всего, учителя предпочитали оставаться здесь, чтобы не брать лишнюю работу на дом. Нам с Сакурой повезло: с охранником мы не пересеклись. Иначе могли возникнуть серьёзные проблемы по поводу нашего внешнего вида, совершенно не подходящего под определение «нормальный» или «школьный». Мы сразу пошли в медпункт. Знай специальные службы, что наше медицинское крыло никто и никогда не закрывает, нам бы устроили жуткий скандал. Но сейчас это было очень даже удобно. По поводу секретности мы не беспокоились. Включив свет, я посадил Сакуру на кушетку. - Где у тебя болит? – спросил я и удивился, как же глупо звучит фраза. Сакура покачала головой, давая понять, что всё в порядке. Лгунья из неё (в данном случае) никудышная. Даже в слабом освещении комнаты я прекрасно видел слабо поблёскивающие дорожки крови, исходящие из разбитой губы. Я не стал ничего спрашивать. Просто подошёл к шкафчику и взял оттуда перекись и вату. Я смочил ватку: в нос немедленно ударил характерный резкий запах – Сакура опасливо отодвинулась. - Не двигайся, - попросил я и поднёс ватку к её губе. Сакура сморщилась, но не отодвинулась. Промыв рану, я выкинул ватку и осмотрел результат. Теперь всё смотрелось гораздо чище и аккуратнее. Я усмехнулся, что не замедлило сказаться на рёбрах. Их обожгло так, что я согнулся и стал откашливаться. - Саске, ты в порядке? Что с тобой? - Всё хорошо. Кажется, что Сай всё-таки не такой слабак. Она подняла моё лицо уже тёплыми ладошками, чтобы было лучше видно на свету. - Ками-сама, у тебя раны. Почему ты сразу не сказал? - По-моему тебе было хуже. - Как маленький ребёнок… - пролепетала она и полезла за тем же самым флаконом, который я убрал несколько минут назад. Когда Сакура поднесла ватку к щеке, я недовольно сморщился. Рану безумно жгло. - Ками-сама, как можно не заметить, что у тебя столько травм? Сакура долго возилась с каждым порезом, с каждой маленькой ранкой на моём лице. Нужно было сразу показать ей раны: когда она ухаживала за другими, то забывала о своих переживаниях. - И всё-таки я не понимаю, - сказал я. - Чего не понимаешь? – было видно, что перепады моего настроения её настораживали. - Почему ты поступаешь именно так? Почему так отчаянно защищаешь свою сестру ценой собственного спокойствия. Ты ведь могла просто сказать Мисе о Сае и стать в её глазах героиней. - Не могла. Я ожидал, что она переведёт разговор в другое русло, снова скрывая тайны своей жизни. Но Сакура Харуно снова меня удивила: она поверила мне. Вздохнув, она неожиданно начала рассказ. - Пойми, в моей жизни всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Посмотришь на меня и скажешь: «Защищает сестру, чтобы та научилась самостоятельности». Конечно, и это тоже, но всё куда как гораздо хуже! Я с замиранием сердца ждал продолжения. Я знал, как много это для неё значит, довериться человеку. Это значило одно: я для неё особенный, близкий, единственный, кому она могла открыться. Фактически, я уже получил от неё признание. А она продолжала: - Ты сказал, что знаешь о тех двух спорах, что были в старой школе? – я подтвердил её слова кивком головы. Она взглянула мне в глаза, словно решаясь: стоит ли продолжать. Пару секунд длилось молчание, но потом её тихий, чарующий голос всё же разрезал тишину – самое страшное было перед этим. Сейчас ты видишь меня: серьёзную, в какой-то степени мудрую, выносливую и тихую. Но представь себе на секунду другую меня: весёлую, влюбчивую и по-детски надменную. Такой я была, когда перешла в среднюю школу. У меня было очень много друзей, хотя это не то слово. Наверное, у меня было много знакомых. Наша семья умеет располагать к себе: обаятельные манеры, в меру лести и кокетства, добродушие. В школе меня любили все. Учителя ставили меня в пример, восторгались моими знаниями, поведением; друзья всегда были рядом; у нас была своя большая компания. Не знаю, было ли это следствием слабости моего характера или того предпочтения, которое мне оказывалось, но я почувствовала себя в своей тарелке. Мне доставляло удовольствие, что со мной все считаются, что меня любят и ждут везде и всегда. Ками-сама, какой же я была тщеславной! И так продолжалось два года. – Сакура горько усмехнулась, на глазах заблестели слёзы. – Я была счастлива. Все говорили: идеальная ученица, подруга, девушка. Только вот идеальной сестрой я не стала… Я всегда любила Мису. До сих пор помню ту радость, когда мама сказала, что у меня будет сестрёнка. Я была её наставницей, подругой, её опорой. Родители работают в музыкальной индустрии. И постоянно ездят по миру. В детстве они оставляли нас с дедом, сейчас - просто одних. Я стала для Мисы мамой. Почти. Но успех вскружил мне голову. Я стала пропадать с друзьями, поздно приходила домой, иногда совершенно забывая, что у меня есть младшая сестрёнка, которая требовала внимания и хотя бы элементарных проявлений любви! Она тоже поступила в среднюю школу. Я охотно верила, что она мной гордится, хотя так и было. Она была такой же весёлой и непосредственной, как и я, только уже тогда она пыталась отплатить мне за заботу и любовь тем же. Но у неё не получалось, а я ничего не видела. Учителя, друзья, подруги, взрослые видели в ней лишь мою младшую сестру, которая везде ей уступает. А она старалась… отчаянно старалась, чтобы не другие, а именно я заметила, как она мной гордится, как хочет быть на меня похожей, как стремится сравняться со мной! Она никогда не была тщеславной. Но она хотела, чтобы и я гордилась ей. А я не понимала! Но, постепенно ей становилось хуже. Это была не болезнь, а глубокая депрессия, которая проявилась слишком поздно. Её постоянно сравнивали со мной: недостаточно красивая, не такая талантливая, не слишком умная – никто не задумывался, что она была просто ребёнком, которому не доставало внимания. Давление усиливалось: стоило ей совершить малейшую оплошность, как она начинала тихо улыбаться, а когда оставалась одна, бесконечно плакала и билась в истериках. Но никто этого не видел. Она стала бояться совершить ошибку, боялась дружить и общаться. У неё появилась мания. Она начинала сходить с ума, считая, что каждый видит в ней меня. Она стала стремительно терять силы: ослабела, отказывалась от еды, воды, ни с кем не общалась. Только отчаянно пыталась сделать так, чтобы хоть в чём-то меня превзойти. Только об этом я узнала слишком поздно. Я помню тот жуткий день. Я пришла поздно домой. Миса была в доме одна. Не помню, что на меня нашло, но я решила подняться к ней в комнату. По дороге я наткнулась на разбитую фотографию. Фото нашей семьи в рамке лежало на полу. Осколки от рамки были разбросаны по полу и блестели от чего-то. Мебель была перевёрнута, занавески сдёрнуты с окон, по полу разбросаны осколки ваз, статуэток, рамок фотографий. Я боялась, что в дом проникли воры. Но страх у меня был только за сестру. Словно в трансе, я поднималась по лестнице. С каждым шагом, приближающим меня к её комнате, я всё более отчётливо слышала её голос: она кричала, словно затравленный зверь, она отчаянно кричала. Временами крик прерывался всхлипами и хохотом, который вызывал у меня мурашки. На втором этаже тоже не было ни одной целой вещи. Когда я открыла дверь в её комнату, я застыла на месте. Такого шока я не испытывала никогда. Она сидела рядом со своей кроватью. Одеяла были сброшены, так же, как и вещи из шкафа, занавески валялись во всём том бедламе, всё было полито чернилами, соком и ещё чёрт знает какой дребеденью. Окно было выбито, вся мебель перевёрнута. Но это в тот момент волновало меня меньше всего. Моя сестра, моя маленькая сестрёнка, которую я всегда любила, ради которой делала всё, лишь бы она была счастлива, и которую так безбожно оставила, сидела на полу вся в слезах. Её руки были все в крови: я сразу догадалась, почему те осколки были в чём-то тёмном. В комнате нестерпимо пахло кровью. На разодранные руки были намотаны тряпки, которые когда-то были кофтой. Очевидно, что она разорвала всё, что было в комнате. Но страшнее всего были её глаза: пустые, словно жизнь покинула Мису. Я смотрела в них и не верила, что это она. И тут Миса захохотала: пронзительно, громко. Мне хотелось зажать уши и убежать, но я терпела, впитывая каждую частичку боли, которую ей доставила. Это был хохот человека, который сошёл с ума. Холодный, леденящий кожу, безжалостный. Потом она как-то странно взвыла: тонко, надсадно – так воют на луну одинокие волки. А я стояла и смотрела на неё не в силах оторвать взгляд от пустых глаз, окровавленных рук, спутанных волос и губ, растянутых в зверином оскале. Моя сестра сошла с ума. Шок парализовал меня, и я не пришла в себя, даже когда в её руках возник один из осколков, которые в изобилии усеивали пол. Она замахнулась – на пол брызнула кровь из запястья. Только тут, увидев, как истязает себя сестра, я не могла оставаться на месте. Кровь хлестала ручьём из её руки, а я в ужасе думала, что она задела вены. Не помню, что я делала: по-моему, собрала какие-то тряпки и затянула их на её руке, потом перевязала порез. И тут я начала осознавать, что она кричит на меня. Она кричала, что это я виновата, что из-за меня она никому не нужна, что она хотела, чтобы я ей гордилась. А я плакала, сидя рядом с ней. Плакала и не верила, что была так слепа и глупа, что я довела свою сестру до такого! Она была бледнее и холоднее смерти. Тогда я схватила чудом сохранившийся телефон, и через пять минут нас с ней везла скорая. Ты даже представить себе не можешь, о чём я думала, когда ехала с ней, держа ледяную руку в своей ладони. Я хотела покончить с собой, умереть, избавить мир от такой твари, что смогла своим равнодушием довести любимую сестру на свете до такого состояния. Уже потом, в больничном коридоре, после того, как родители по телефону обещали немедленно приехать из Токио, а врач сказал, что ей ничего не угрожает, я смогла всё обдумать. Умереть и оставить её в одиночестве я не могла, но и оставлять всё так – тоже. В тот момент, когда я поняла, что могла этого избежать, что-то во мне умерло. Мне стало плевать на всё и на всех, лишь бы защитить свою сестрёнку. Ты даже не представляешь, что это за чувство, когда пищат датчики и приборы, отмеряя пульс твоей едва не погибшей сестры. И я готова была сделать всё, лишь бы никогда этого больше не слышать. Она очнулась через два дня, когда родители уже приехали. Я не хотела с ней видеться, боясь, что это наведёт её на дурные мысли. Но она ничего не помнила: память стёрла всё, что произошло с ней тогда. Она даже не запомнила, как пыталась умереть. В тот момент я поняла, что это Господь даёт мне последний шанс, чтобы помочь ей. Всё, что напоминало ей о том, что она забыла, я сожгла и выбросила. Мы уехали на некоторое время, а когда приехали, я переосмыслила свою жизнь. Мне стало противно от самой себя. В школе никто ни о чём не узнал. А я вдруг поняла, что настоящих друзей у меня нет. Потом я встретила Куренай и Сасори: конечно, они успели застать меня ветреную и глупую, но познакомились уже с совсем другой мной. Потом произошли все события. Теперь ты понимаешь, почему я готова умереть в сугробе от издевательств Сая, лишь бы больше не услышать звон капельницы, животный вой, и не увидеть кровь на руках единственного родного человека? Я кивнул. Её история произвела на меня самое жуткое впечатление. Шок заставлял меня смотреть на неё и молчать. По её щекам давно катились слёзы, а руки дрожали. Вот она – правда. То, что я так отчаянно хотел узнать, и чего теперь хотел бы никогда не слышать. Разве возможно вынести всё, что терпела эта хрупкая на вид девушка? Разве возможно умирать в жутких мучениях самой, чтобы защитить другую? Разве можно самостоятельно отрезать свои белоснежные ангельские крылья, полив из кислотой и перекрасив в чёрный, лишь бы защитить других? Сакура всё это делает. Теперь я видел в ней совсем другую Сакуру. До этого момента я её не знал, а видел лишь то, что мне нравилось: сильная, уверенная, благородная. Теперь я понял, какую картинку она видела перед собой, когда говорила о защите Хинаты: бледная, окровавленная Хината сидит в той комнате, которую она описала и сходит с ума. А Сакура была бы этому виной. Теперь я понимал, почему она так отчаянно защищает всех, кого любит. Она боится, что увидит что-то такое же страшное, что видела тогда. Теперь я знаю, какой её самый страшный ночной кошмар. Я нашёл в себе силы только лишь на то, чтобы обнять её крепче, чем когда-либо, и прошептать: - Теперь я всегда буду с тобой. Я знаю, что значу для тебя, и я люблю тебя. Прими это и никогда, слышишь, никогда не пытайся защитить меня! Сакура обернулась и посмотрела на меня своими зелёными блестящими глазами. Теперь, когда она не могла ничего скрывать, я видел её любовь, и сомнений в том, что я не поспешил, не осталось. Она любила меня: любила так искренне и по-настоящему, что я уже видел в её прекрасных глазах отражение нашего общего будущего: два, а лучше три ребёнка с моим упрямством и её глазами. Теперь я понял всю глубину собственного чувства, которое выразить словами не смог бы никто. Она была рядом со мной, и наши соединённые сердца стучали в унисон в этом, казалось бы, банальном месте. Больше получаса мы провели в медкабинете. Потом вместе пошли из школы. Сакура проводила меня до машины и сказала: - Спасибо за всё. Встретимся в школе. Она стащила с себя куртку. Рваные лоскуты кофты свисали с плеч, брюки были порваны в нескольких местах. Это напомнило мне о том, что произошло ранее. Её рассказ и моё прямое, а её молчаливое признание вытеснили всё из головы. Я выдохнул. И сколько ещё мне терпеть её несносное благородство. Теперь мне казалось, что в человеке не может быть черты хуже, чем великодушие. - Подожди пару минут. - Хорошо. Я достал из кармана брюк телефон и по памяти набрал знакомый номер. Гудки, гудки... и приятный женский голос соизволил со мной поздороваться. - Алло, Хината? Привет. - Саске? А Сакура не с тобой? Я её со школы не видела. - Знаю-знаю. Она со мной. Сейчас привезу её. - С ней всё в порядке? - Думаю, она сама тебе расскажет. - Я жду вас. - Пока. Отключив телефон, я открыл дверь и толкнул Сакуру внутрь. Она протестующе закричала, но не удержалась на ногах и упала на мягкое сидение салона. - Сакура, спорить бесполезно. Я везу тебя домой. Всё. Сакура не стала спорить. Кажется, она начинает привыкать к тому, что я всё делаю по-своему. Или просто она не хотела ссориться со своим новым парнем. Я сел за водительское сидение и бросил: - Пристегнись. Она натянула ремень безопасности. После характерного щелчка я завёл мотор, включил фары и выехал со школьной стоянки, на которой одиноко стояла единственная машина кого-то из учителей. Дорога по ночному городу прошла незаметно. Только проносившиеся мимо огни и снежные хлопья, которые в изобилии сыпались с неба, были нашими компаньонами. Сакура слегка повеселела. - Саске, спасибо тебе за всё! В последнее время ты постоянно спасаешь меня. - Хм, надеюсь, ты не думаешь, что это был последний раз? С таким образом жизни, который ты ведёшь, я должен быть рядом с тобой всегда, чтобы спасательный процесс был гораздо быстрее. Она фыркнула и прошептала что-то вроде «паяц». Я улыбнулся, но в темноте она этого не заметила. Когда мы доехали до дома Хинаты, я не стал спешить и отпускать Сакуру. - Сакура, я хотел отложить этот разговор, но сейчас это уже не важно. - О чём ты? - Хватит игр! Теперь я понимаю, что ты в первую очередь заботишься о благе своей сестры, но так продолжаться не может. Я говорил с ней: она ничего не знает про Сая и тому подобное, но того, что я рассказал ей о Карин и прочих, ей хватило. Поверь, ей плевать на то, что было в прошлом, что происходит сейчас. Она погибает, думает, что она тебе не нужна, что она обуза. Стараясь защитить её, ты делаешь только хуже. - Саске… - Просто пойми: она уже не маленькая. Предательство Сая было для неё ничем в сравнении с тем, что её оставила ты. Скоро Рождество, и она не должна встречать его в одиночестве! - Спасибо тебе! Я не понял, была ли это попытка отмахнуться, усталость или недоверие, но что-то в её интонации говорило, что она давно хотела избавиться от этого фарса, и мои слова помогли ей принять важное решение. Я не стал целовать её, откровенно испугавшись, что, стоит мне коснуться её губ, и меня не остановит ни машина, ни близости дома Хинаты, и вообще ничего. Я круто развернул своего красавца. Кинув взгляд в зеркало заднего вида, я увидел её: в моей куртке с рваной сумкой и развевающимися волосами. Она помахала и ушла в дом. А я достал из бардачка сигарету – её кончик вспыхнул после прикосновения зажигалки. Открыв окно, я вытряхнул туда пепел и повернул руль. Этой ночью я думал о Сакуре… Поднявшись на следующее утро, мне хотелось поверить в то, что весь вчерашний день был плодом моей больной фантазии. Однако синяки и ссадины, которые в обилии украшали меня всего, подсказали, что самые страшные сны зачастую оказываются реальностью. И этот не был исключением. Я специально встал на полтора часа раньше, чтобы непосредственно приступить к обязанностям молодого человека одной юной особы. Уже когда я выбегал из дома, то заметил отсутствие одной важной детали. Куртка! Я и забыл, что добирался вчера короткими перебежками до дома. Как хорошо, что у меня есть машина. Естественно, я поехал не к школе, а к Хинате. Около десяти минут я покорно ждал, когда покажутся девушки, но было видно, что они и не собирались этого делать. Пришлось посигналить. После нескольких гудков даже местные жирные котяры, которые расселись на заледеневшем заборе, уже знали, что некий идиот и придурок – Учиха Саске - приехал к некой соне – Харуно Сакуре - и попутно разбудил всех, кроме неё. Но вот мои попытки были оценены по достоинству, когда дверь раскрылась и на пороге появилась Хината. - Саске-кун? Ты что тут делаешь? - Каштаны жарю, а что, не видно? Такси прибыло. Так что торопитесь, счётчик тикает. Хината ничего не поняла, но кивнула и скрылась за дверью, а я вернулся в тёплый салон. Минут через пять обе барышни соизволили выйти из дома и пройти к их личной «карете». - Саске, ты что тут делаешь? - Развлекаюсь. Что за глупые вопросы? Садитесь, сегодня я добрый и довезу вас до школы. Девушки пожали плечами и сели сзади. Харуно сразу поняла, в каком я хорошем настроении и приветливо улыбнувшись, ответила: - Вперёд, сэр. И побыстрее. - Как скажете, мадемуазель. Выкинув неприятные мысли из головы, я старался вести себя как обычно и вскоре совсем забыл о заботах, которые постоянно волновали меня с тех самых пор, как я встретил Сакуру. Но, кажется, моего веселья она не разделяла, потому что у самой школы вдруг сказала: - Саске, ты ведь понимаешь, что ещё слишком рано для откровенных признаний? - Я так не считаю. Ты и так слишком долго тянула. - А вот и нет. Я решила отложить разговор. - Назови хоть одну объективную причину? - Эту причину зовут Сай, который просто так всё не оставит. - Переживём. Харуно, я же просил тебя вчера стать эгоисткой? И что сегодня? Снова думаешь обо всех, кроме себя самой. - Может и так, но именно за это ты полюбил меня. - Согласен. Я улыбнулся. Эта девушка будила во мне всё то, что я так отчаянно скрывал: мне казалось, что она добрая фея, которая пришла, чтобы залечить моё больное сердце. Хината сидела пунцовая. Она не произнесла и слова, пока мы ехали, но, судя по осмысленным взглядам, которые она кидала на подругу, Сакура рассказала ей всё, что произошло между нами вчера. В школе девушки не смогли сдерживать своих злобных эмоций, когда увидели меня рядом с Сакурой. Причём мне хотелось ещё больше распалить Сакуру, и прямо у входа я крепко схватил её за руку. Поняв мой манёвр, она попыталась вырваться, но я не отпускал её. Мы так и шли по коридорам, а все глазели на нас, словно на пару голливудских звёзд. В классе всё повторилось. Наруто поднял большой палец вверх, Хината поплыла к нему и уселась рядом. - Ты специально всё это устроил? - А разве не понятно? - Комедиант. - Люблю. - Что-что? - Ничего. - И дурак. Сакура не выдерживает и целует меня. Поцелуй совсем нежный, на грани смущения. Но мне понравилось. Когда она отрывается и краснеет, я хватаю её за талию и тащу за собой, шепча: - Ты сведёшь меня с ума! Сай сегодня в школе не появлялся. Надеюсь, я сломал ему пару рёбер. А вот на следующий день он решил почтить нас своим присутствием. Я с удовлетворением обнаружил, что его синяки и хромоту уже ничто не способно скрыть. Он посмотрел на меня, ведущего за талию Сакуру, с такой ненавистью, что я подавил желание рассмеяться. Его гнев был весьма оправдан, но был так жалок, что становилось смешно. А после школы мы с Сакурой имели удовольствие наблюдать представление с его участием. Я держал Сакуру за руки, хотя она отчаянно вырывалась. И причина была очевидна. Когда Сай подошёл к Мисе и поволок её на четвёртый этаж, мы с Сакурой, словно тени на стенах, следовали за ними. На самом деле, там были не только мы: Хината, Наруто тоже были тут. Они тихо стояли на другой стороне лестницы, наблюдая и готовясь в любую секунду оказать помощь друзьям. Кроме того, мой внимательный взгляд довольно быстро распознал красные локоны Карин в одной из дверей. Очевидно, что она была там не одна. А вот Сай, да и Миса-тян никого не видели. Стоило им оказаться здесь, как Миса с презрением выдернула ладонь из охапки Сая. - И зачем ты меня сюда привёл? - Хотел поблагодарить. Ты с твоей паршивой сестрой мне все карты спутали. - Ты бредишь, - я удержался от смеха, услышав в её мягком голосе всплеск волны презрения, которой она его окатила. - Заткнись. Он отошёл от неё на приличное расстояние и принялся кричать. - Этот чёртов Учиха и твоя сестра неплохо спелись. Правильно Карин писала, что она шлюха. Звук пощёчины был таким до нереального громким, что Сакура застыла в моих руках, прекратив вырываться. - Не смей… так… говорить… о моей сестре… ты… ничего… о ней не знаешь! – задыхалась от бешенства Миса. Я впервые видел эту девушку с ангельской внешностью в таком гневе. - А ты знаешь? Ты дурочка, которую твоя сестра так пыталась защитить. Это ведь она убрала меня от тебя, когда узнала о нашем споре! - Спор? О чём ты? - Ты бы стала моей. Быстро. Но твоя сестра оказалась ловкой. Она быстро смекнула, что я хочу сделать, и переманила на свою сторону, а потом кинула. Я хотел отыграться, но тут подоспел великий Учиха. С каждым словом он распалялся всё больше и больше, уже крича на весь коридор. - Ты пьян, - шептала в ответ Миса. - Виски – хорошее обезболивающее. После того, как Учиха мне чуть рёбра не сломал, только это и помогает. - За что? - Я хотел её. И я взял бы её, если бы этот принц не подкатил. Обе вы стервы. Миса отступила назад, уловив явную угрозу в его словах. Но она так дрожала, узнав всю правду, что немедленно упала. Прежде, чем Сай успел к ней подойти, его уже вырубил новый, пожалуй, неожиданный участник действий. Киба тяжело дышал и скалился, как дикий зверь, глядя на Сая. А потом он развернулся к Мисе и, близко склонившись, что-то тихо зашептал. Почти все свидетели действия вышли из своих укрытий, только Карин ещё пряталась. Собственно, я не обратил на неё внимания. Я оставил Сакуру, которая уже летела к своей сестре, и встал рядом с Кибой, глядя на Сая. Внезапно я понял: вот он – долгожданный конец тяжёлой шахматной партии, где моя розововолосая королева несколько раз падала с доски и снова поднималась, чтобы сломить дух соперника. И вот он: чёрный король, бледный, как всегда, лежит перед нами, безмолвной ненавистью отвечая на презрение. В игре фигуру короля кладут на бок, признавая поражение, а в жизни король должен встать на колени, чтобы его больше никто не увидел. - Я тебя предупреждаю: если ты в свою школу не вернёшься сам, я тебя туда лично отправлю. Больше Сай ничем интересен мне не был. Я обернулся к своей девушке, которая сидела рядом с сестрой и поглаживала ту по голове. Определённо, им нужно многое обсудить. Карин зашевелилась где-то рядом. Это означало, что Сакуре теперь официально оправдана перед школой, так как язык за зубами Карин не держит. И я впервые ей за это благодарен. Это рождество мы провели у меня дома большой дружной компанией. Из благородства я сделал так, что Сай вернулся в свою старую школу ещё до Рождества. Оказалось, что мы с Сакурой были так заняты собственными делами, что не заметили, как Киба относится к Мисе-тян. Собственно, Сакура была не против, а я доверял её суждениям. Наруто и Хината были почти счастливы. Только когда я спросил, что он собирается подарить Хинате на Рождество, и он вполне серьёзно ответил «рамен», я понял, что пора как-то устраивать личную жизнь друга. Оставив наших дам в одиночестве, я потащил его и Кибу в торговый центр. Уже сидя прямо на ковре рядом с ёлкой во время праздника, Наруто первым извлёк коробочку, в которой лежа браслет для Хинаты. Киба достал похожую коробочку. Я тоже достал украшение и показал его Сакуре. Это был кулон из белого золота в виде ангела. Сверкающие крылышки за спиной были расправлены, а в детских ладонях ангелок сжимал маленький голубой бриллиантик. Сакура была счастлива. Она стала такой, какой я очень хотел бы видеть свою идеальную девушку. И, кстати, она не переставала меня удивлять. Поцеловав меня в награду так, что Хината покраснела до кончиков ушей, она пообещала, что её подарок будет ещё лучше. И, знаете, я ей поверил. Счастье витало совсем близко. Казалось, что даже воздух благоухает нежным ароматом любви и везения. Я хмыкнул: - А всё начиналось так банально…