Истерзанные души

Тишина, что казалась абсолютной, нарушалась лишь тоскливым гулом ветра; тишина, таившая в себе горечь, отчаяние и ужас, — именно она наполнила эти воспоминания. Сидя возле холодной стены и не слыша ничего, даже отдалённого шума машин или криков пролетавших птиц, которых заглушил в себе ледяной ветер, девушка тяжело дышала. Голова раскалывалась от боли, мысли спотыкались друг об друга, бессвязно путаясь. Вялая расслабленность завладела телом, не давая даже встать — ноги тотчас подкосились бы. Бессильно прислонившись к стене и позабыв о пронизывающем насквозь холоде, девушка ощущала, как странное чувство сонливости окутывает её, медленно-медленно унося куда-то прочь из этой ужасной равнодушной ночи, но ещё не в силах притупить боль. Бездумно глядя на мрачное небо, где огромные, невидимые во тьме облака затмевали звёзды, она молилась, чтобы всё поскорее прошло, чтобы её нашёл хоть кто-нибудь. Ужас и отчаяние невыносимо жгли душу. Эта ночь была на редкость тёмной. Хотя, возможно, ей это всего лишь казалось, ведь отсюда не было видно неугасаемых огней города, не было хоть какого-нибудь света. Здесь было настолько темно, что разглядеть что-то дальше, чем в радиусе двух метров, не получалось. Тьма поглощала всё, встречавшееся на её пути, и, казалось, нисколько не отличалась от той темноты, которая воцарялась, стоило лишь прикрыть глаза. Где-то вдалеке мрак разбавляли заполнившиеся улицы фонари, чей свет резко пронзал черноту ночи, но сейчас казался каким-то расплывчатым, словно бы смотришь вдаль сквозь толщу воды. Слабо охнув, когда ледяной холод беспощадно охватил её, заставляя кожу покрыться тысячью мурашек, девушка закрыла глаза, до слепого отчаяния в груди желая, чтобы всё закончилось прямо сейчас. Боль в теле то становилась сильнее, практически невыносимой, то на мгновение затухала, словно бы исчезая. По руке медленно стекало что-то влажное и густое. Лицо холодил ночной ветер, высушивая следы от слёз на щеках. Внезапно неподалёку отсюда послышались чьи-то шаги. Теперь это ей не показалось — кто-то осторожно шёл по дороге и, по-видимому, приближался сюда. Захотелось прислушаться, открыть глаза и постараться разглядеть его, но в этот миг темнота и тишина окончательно упрятали от неё мир, и внезапно всё исчезло. Здесь тоже было тихо, однако эта тишина не таила в себе ни опасности, ни страхов. Девушка чувствовала, как сонливость, на протяжении всего этого времени окутывающая её и увлекающая в сладостные объятия сна, медленно отступает. Она по-прежнему ощущала себя слишком вялой и ослабевшей, но туман забытья рассеялся, и сознание прояснилось. А вослед мыслям последовали тревожные вопросы, быстро обуревающие разум: где она? почему она здесь? что произошло? Почувствовав, как её сердце забилось сильнее от испуга и волнения, девушка постаралась успокоиться и прислушаться. Тишину этого помещения нарушали лишь мерно тикающие часы где-то сбоку да её собственное слабое дыхание. Она слегка пошевелилась, осознав, что лежит на кровати в окружении простыней, и глубоко вздохнула. Свет здесь, даже сквозь закрытые веки, казался ослепительно ярким. Неожиданно рядом что-то зашуршало, а затем послышались звуки торопливых шагов. — Очнулась? — где-то уже совсем рядом прозвучал незнакомый женский голос, и девушка осторожно приоткрыла глаза. Она находилась в небольшой комнатке, окружённой белыми стенами. Здесь стояли две узкие кровати, на одной из которых лежала она; вторая пустовала. Сбоку — большое окно, где виднелось седое осеннее небо и крыши каких-то серых безликих зданий. Возможно, в какой-нибудь летний день сюда бы проникали приветливые солнечные лучи, однако сейчас на улице было пасмурно и помещение было залито ярким искусственным светом. Озадаченно нахмурившись, девушка перевела взгляд на фигуру, возвышающуюся возле её кровати. Рядом стояла женщина лет тридцати, одетая в белый халат. У незнакомки были густые тёмные, почти чёрные волосы, убранные назад, тонкие черты лица и тёмно-карие глаза, в которых светилось беспокойство. Выражение её лица было добрым, женщина дружелюбно улыбалась и протягивала ей стакан с водой. — Выпей. Должно быть, у тебя пересохло в горле. Девушка послушно взяла стакан обеими руками и глотнула воды. Она ощущала медленно возрастающую панику, сбивающую с мыслей и не дающую сосредоточиться — брюнетка в смутной тревоге предположила, что находится в больнице, да и стоящая перед ней улыбчивая женщина в белом халате была явно не кем иным, как врачом. И, словно подтверждая её догадку, незнакомка представилась: — Меня зовут Оливия, я врач. Вчера тебя доставили в нашу больницу посреди ночи. Говорят, ты подверглась нападению… Нападению… Слово подействовало отрезвляюще, пробудив воспоминания того дня, и внезапно в сознании вспыхнули образы: вот она идёт по дороге куда-то вперёд, устремляясь в темноту; на улице по-осеннему холодно. Вот сзади послышались чьи-то резкие, тяжёлые шаги; чужие, пугающие. Вот уже совсем рядом раздался незнакомый голос, требующий отдать ему свою сумку. Чей-то тихий смешок. И вдруг сумку попытались выхватить силой, послышались грубые голоса, и внезапно земля ушла из-под ног; голову прострелила жуткая боль. Дальше воспоминания смазывались и сплывались в одно неясное пятно, будто бы девушка пыталась разглядеть картинку сквозь толщу воды, а в памяти осталось лишь жгучее желание поскорее вернуться домой. Брюнетка непроизвольно вздрогнула, стоило ей вспомнить всё это, и хмуро посмотрела на Оливию. — Да… на меня действительно напали, — она прикусила губу, когда воспоминания, словно кадры заевшего фильма, вновь мелькнули перед мысленным взором. Врач сочувственно кивнула. — Знаю. С этим сейчас разбирается полиция. А нам с тобой предстоит выяснить, кто же ты такая, насколько ты пострадала, что же нам с тобой делать и кто твои родственники — ни телефона, ни записной книжки, ничего такого, что могло бы указать на знакомых тебе людей, мы, увы, не обнаружили, — женщина устало вздохнула и потёрла лоб. Прищурившись в попытке сфокусировать взгляд — странно, но комната то смазывалась, уплывая куда-то, то вновь обретала чёткость, — девушка рассеянно качнула головой. — Хм… А что… что со мной? Оливия задумчиво постучала ручкой по блокноту и промолвила: — Ну… на голове была обнаружена рваная рана, которую ты, скорее всего, получила при ударе… Мы её уже зашили, не волнуйся, — быстро проговорила она, заметив, как брюнетка машинально потянулась рукой к голове. Меж тем та охнула, когда боль, словно бы дремавшая всё это время и потревоженная лёгким прикосновением, вновь запульсировала в затылке. — Вполне возможно, был ушиб головного мозга… Так, — врач поудобнее перехватила ручку и выпрямилась, приготовившись слушать. — Расскажи-ка мне, как ты себя чувствуешь? Есть ли тошнота, слабость, головокружение, сонливость? — перечислила она и посмотрела на неё поверх блокнота. Девушка на миг растерялась от обилия вопросов, но затем, немного подумав, неуверенно кивнула. — Ммм… Вроде бы нет, я себя вполне нормально чувствую, — она пожала плечами, отрешённо рассматривая свои руки. — Хотя… насчёт головокружения я не совсем уверена… Да и спать хочется немного, да, — она нахмурилась, отмечая эту странность; ведь до этого она спала так много времени. Врач закивала, делая пометки в своём блокноте, и облегчённо вздохнула. — Это абсолютно нормально, твой организм сейчас восстанавливается после случившегося, поэтому ему нужен отдых. Похоже, худшего удалось избежать, — задумчиво промолвила врач, а брюнетка передёрнулась — ей вовсе не хотелось знать, что имела в виду женщина, говоря «худшее». — Значит, всё в порядке, — словно бы говоря сама с собой, тем временем продолжала Оливия. — Скоро будешь как новенькая, главное, больше не гуляй по тёмным переулкам ночью. Девушка криво улыбнулась. — Да я бы и не пошла, просто мне нужно было попасть домой. Я шла из… — внезапно прежняя лёгкость, с которой она заговорила, собираясь продолжить столь простую фразу, исчезла, а сама брюнетка умолкла. Мысли её оборвались. Слова, что она собиралась произнести, ускользнули от неё, как вода неизбежно утекла бы сквозь пальцы; они растворились в вязком белом тумане, бесследно потонули, словно их никогда и не было. Вместо них вдруг воцарилась пустота, тоскливая и ужасная. Девушка продолжала молчать, изо всех сил напрягшись и пытаясь вспомнить, откуда же она всё-таки возвращалась домой. Но чем сильнее она старалась выудить из памяти хоть что-то, тем быстрее уплывал от неё ответ и тем более тщетными становились попытки. Подобная беспомощность сводила с ума, вселяла ужас; крепкими цепями охватил брюнетку тревожный страх, сжал в своих удушливых объятиях. Тем временем Оливия нахмурилась, внимательно глядя на пациентку. — Ну, ты возвращалась… — начала она, прерывая затянувшуюся паузу. — Быть может, с работы? — предположила она, пытаясь помочь. Медленно, словно в трансе, девушка покачала головой. — Не-ет, — пробормотала она, бессознательно постукивая пальцем по кольцу. — Не думаю. Я ведь знаю, что шла… — и вновь пустота. Брюнетка похолодела. — Не понимаю… Ощущение, будто бы я… не могу вспомнить… Девушка растерянно обводила взглядом помещение, будто бы что-то здесь могло помочь ей найти ответ, дать хоть какую-то подсказку. Отчаянная паника, воспламенённая искрами страха и недоумения, вспыхнула ещё ярче, разгоняя все мысли и заглушая голос разума, мешая дышать. Между тем врач сосредоточенно взглянула на неё, услышав эти слова. Казалось, она даже не удивилась этому, лишь слегка насторожилась. — Подожди-ка… Скажи мне, что ты помнишь? — Я… Я помню… — залепетала брюнетка, запинаясь от волнения и никак не в силах составить фразу. Обескураженная, она испуганно что-то бормотала. — Имя своё помнишь? — прервала её врач, напрягшись, будто бы уже знала ответ. Девушка как-то странно качнула головой, словно бы собралась кивнуть, но в последний момент передумала. Имя. Она знала его. Собственное имя пульсировало где-то вдалеке сознания. Но когда она открыла было рот, собираясь озвучить его, в сознании пролегла стена, глухая и непроницаемая, намертво отделившая девушку от её прошлого, от любых воспоминаний. Теперь, как оказалось, она даже не помнила собственного имени, и оно казалось ей подобным звёздам на ночном небосклоне — такое же обманчиво близкое и такое же бесконечно далёкое. Брюнетка в смятении покачала головой. — Н-нет… Тем временем женщина тяжело вздохнула и что-то записала в своём блокноте. Затем вновь перевела взгляд на неё. — Да… Очень часто последствия после таких травм неизбежны. Вначале я полагала, что для тебя всё складывается вполне благополучно, однако вот что… — врач поджала губы. — Амнезия у тебя, девочка. Такое бывает после черепно-мозговой травмы, и ты не стала исключением, — её голос преисполнился сочувствия. — Мне очень жаль. Глядя на Оливию широко распахнутыми глазами, брюнетка почувствовала, как её сердце резко падает вниз. На мгновение комната, в которой она находилась, утратила чёткость очертаний, поплыв перед глазами. В голове поселился странный шум, в коем тонули все звуки. Осознание ситуации, ставшее вдруг невыносимо тяжким, охватило разум, расплёскивая жгучий яд горечи и отчаяния. Девушка ощутила, как что-то неистово обожгло глаза, и изо всех сил прижала ладонь к губам, боясь не выдержать и расплакаться. Врач что-то продолжала говорить утешительным тоном, но брюнетка будто бы утратила способность слышать. Она безучастно смотрела на Оливию, ощущая, как странная, невыносимая пустота в её душе с ужасающей скоростью разрастается всё больше и больше, подобно гигантской пропасти. Мир вокруг приобрёл серые тона, и возникло чувство, будто он в один миг треснул по швам. Её свободная рука судорожно сжалась, сминая простыни; костяшки пальцев побелели. Не в силах больше смотреть на Оливию, которая безуспешно пыталась ей что-то сказать, девушка опустила взгляд, уставившись на пол, но не видя его; мысленный взор уводил ей прочь из этой маленькой тихой комнаты со светлыми стенами, и теперь брюнетка ощущала себя стоящей у края обрыва наедине с ледяным ветром, ожесточённо бьющим в спину, и своими мыслями. Перед ней — бесконечная бездна, отделяющая её от прежней жизни. Нити, связующие её с тем существованием, оказались перерезаны; мосты, по которым можно было бы вернуться, были сожжены. И что хуже того, что страшнее — её сознание само распорядилось ей жизнью, захлопнув дверцы в прошлое. — Амнезия может пройти, — словно в полусне, услышала брюнетка голос врача, — хотя при таких условиях это бывает, увы, не всегда. Отныне нет выхода. Девушка в ужасе шире распахнула глаза. Она с содроганием представила свою дальнейшую, внезапно лишившуюся всяких красок жизнь. — Нет! — голос едва не сорвался на крик. — Я не могу остаться такой, я не могу здесь задержаться. Меня найдут. Мои родители… — собственный голос прозвучал глухо, будто издалека. Внезапно сознание озарила ясная и кроткая, как вспышка молнии, мысль, и девушка застыла. Сочувственный взгляд врача подтверждал её догадку. Брюнетке поплохело. — Вы… — в горле встал ком, мешая говорить. В глазах застыли слёзы. — Вы ведь не знаете, правда? Ничего: ни кто они такие, ни где они… Вы ничего не нашли, — каждое произнесённое ею слово разрывало сердце на части. Девушка мелко задрожала. Оливия отрицательно помотала головой. — Нет, милая, ничего. Даже звонка никакого не было. — Наверное, лицо брюнетки исказилось от боли, потому что женщина поспешила перейти на утешительный тон: — Ну-ну. Прошло совсем мало времени — ещё нет повода отчаиваться. Вот увидишь, ещё всё наладится. Девушка понуро кивнула, ни капли не поверив этим словам. Выдавив из себя бледное подобие улыбки, она ощутила, как свинцовая фальшь надежд отяготила душу; в груди возникло жуткое чувство холода и одиночества. Оливия произнесла что-то ещё, затем поднялась и ушла, вспомнив об остальных обязанностях и выразив свою надежду на её скорейшее выздоровление. Рассеянно выслушав её, брюнетка, оставшись одна, рухнула на кровать и накрылась одеялом с головою, словно желая спрятаться от всего мира. День медленно умирал, свет его неизбежно угасал; по-прежнему лёжа в постели, девушка думала о тех людях, которых постигла такая же участь. Каково было им? Справились ли они? И был ли рядом с ними хоть кто-то, преследовало ли их чувство, будто они совсем одни на белом свете?.. Брюнетка перевернулась на другой бок. А какие же счастливые люди, чьи воспоминания по-прежнему с ними! И какие глупцы те, кто не ценит их! Воспоминания — это столь дорогой и хрупкий путь в прошлое, который для неё оказался разбит. Воспоминания могли бы оживить старую фотографию, заставить её заговорить голосами прошлого, однако их отсутствие оставит её такой, какая она есть, — мёртвой, пустой картинкой, в которой больше нет смысла, нет чувств. Девушка тяжело вздохнула и закрыла глаза, желая как можно скорее уснуть и с головой потонуть в этой страшной и тоскливой тьме забытья, которая не таила в себе ничего, кроме печали и мрака. Ей не хотелось быть такой замёрзшей и потерянной; хотелось раствориться в этой тьме, что была совсем как она. Мёртвая.