***
Иллюзионист стоял прямо на кровати. Руки его были опущены, и он слегка шевелил пальчиками, словно перебирал в воздухе невидимые струны. Маммон скинул капюшон и неотрывно смотрел на спящего мальчика. Тсуна, как только Селия опустила его на постель, притянул в себе подушку, обнял ее руками и ногами и сразу вырубился, слишком устав за этот день. Хранитель Тумана недовольно выдохнул, дернул плечиком и переступил с ноги на ногу, сбрасывая напряжение и начиная весь ритуал заново. — Ты не можешь, да? — шатенка стояла в углу комнаты, возле комода, чтобы не мешать Маммону. Она нервно жевала ноготь на большом пальце и сосредоточенно вглядывалась в расслабленное мальчишеское лицо. Тсунаеши дышал глубоко и ровно, совершенно спокойно, словно всего несколько минут назад не он устроил истерику в коридоре. Маммон выругался и накинул капюшон обратно. Он несколько раз согнул ледяные и онемевшие пальцы в кулачки, разминая их, и повернулся в женщине. — Я не всемогущий, Селия, — выдохнул он, обессиленно опускаясь на одеяло. — Я могу заблокировать пламя, но не небесное. И уж точно не такое сильное. Аркобалено украдкой бросил взгляд на ребенка, но тут же переключил свое внимание на собственные подрагивающие пальцы. — Ты сама видела, что произошло, и должна понимать, что какой-то слабак не может так запросто ранить человека пламенем. Даже если это был неконтролируемый всплеск. Пламя само по себе, — он устало вздохнул, подбирая слова, — не является оружием. Оно лишь усиливает тебя. Редко когда можно использовать пламя непосредственно для атаки. — Но как же вы, туманники? — она указала пальцем на Маммона и непонимающе нахмурилась. — Вы убиваете иллюзией. Малыш покачал головой, усмехаясь, и спрятал руки в карманы плаща. — Разве? — он коротко глянул на женщину из-под капюшона. — Ты хоть раз видела это? Селия уже открыла рот, чтобы ответить, привести кучу примеров (потому что она видела, переговоры иногда кончались не очень хорошо), но так и не сказала ни слова, потому что действительно ничего такого не было. Маммон искусно путал противника, запугивал его и изводил. Однажды, по неопытности поверив в его иллюзии, она увидела, как лианы отрывают одному из нападавших руку. Мужик истошно орал и катался по полу в адской агонии, но стоило мороку исчезнуть, как тот оказался целехоньким. Правда, его потом добил Скуало. — Дошло? — аркобалено продолжал ухмыляться. — Я могу убить жертву своих иллюзий, только если незаметно перережу ей глотку самым обычным ножом. — Что тогда нам делать, если он не может контролировать свое пламя? — Показать Девятому, — пожал плечами Маммон. — Это было бы лучшим решением — он сможет заблокировать способности мальчишки хотя бы до совершеннолетия… — …Но Занзас не согласится, — закончила за него Селия. — Не согласится, — подтвердил ее слова иллюзионист, и губы его дрогнули в равнодушной ухмылке.***
В доме было временное затишье — почти все рядовые присмирели после происшествия с их товарищами. Только старшие похаживали нарочито вальяжно, словно не чувствуя гнетущей атмосферы, шпыняли новобранцев и при встрече с офицерами все время обещали хорошенько поговорить с распустившимся молодняком. Пострадавших через пару дней, когда местные врачи сделали все, что могли, чтобы стабилизировать их состояние, решили отправить в госпиталь на континент. Те согласились сразу же и, как потом еще долго подшучивала старшая медсестра, чуть ли не сразу скатились с койки и побежали к вертолету. Тсунаеши первое время вовсе не выходил из комнаты. Однако подносы с едой забирал из коридора исправно. Никто, правда, не видел, как он это делал, — мальчишка ни разу не показался, пока кто-то следил за дверью, словно чувствовал это. Селия стучалась в дверь и пыталась вразумить Тсуну выйти наконец и нормально поговорить. Первые пару попыток он вовсе молчал, и женщина знала, что тот жив, только потому, что слышала, как тот зачем-то двигал стулья по комнате. В третий раз он с размаху стукнул по двери кулаком и крикнул, что никогда-никогда больше оттуда не выйдет. Потом присоединился Луссурия. Он стоически выдерживал молчание за стеной и глухие удары в дверь, на которую он облокотился спиной. Мужчина, в отличие от Селии, не пытался воззвать в его разуму и показать, как нужно вести себя взрослому мальчику. Луссурия пошел на шантаж, предлагая мальчику сладости, игрушки и даже поездку в парк аттракционов, но только если Тсуна выйдет из комнаты сейчас же и спустится к ужину. Он даже попытался пристыдить его за то, что мальчишка заставляет милых горничных каждый раз бегать с тяжелыми подносами от самой кухни сюда, на второй этаж. Луссурия услышал, как Тсунаеши засопел, стоя у самой двери, но к замку все равно не прикоснулся. Проходивший мимо Бельфегор, как и всегда, ни к кому толком не обращаясь, заметил, что можно выбить дверь или прострелить замок, или залезть в комнату через окно. Луссурия, драматично закатив глаза, сказал, что дело здесь совсем не в том, чтобы вытащить ребенка из комнаты насильно, и ничего он, Принц, не понимает, и, поднявшись, ушел в столовую. Хранитель Урагана лишь пожал плечами и продолжил бесцельно шататься по особняку. Занзаса вообще не волновало, что мальчишка сидел в своей комнате вот уже несколько дней, больше не бегал по коридорам, а в свободное от учебы и ничегонеделания время не бегал за ним хвостиком, время от времени задавая какие-то глупые вопросы. Точнее, ему вообще было все равно. Он не мамочка, он не будет сопли подтирать. Однако его чертовски волновало то, что было в этом мальчишке. Мощное, горячее, яркое оранжевое пламя. При том, что за все его время пребывания на базе никто так и не почувствовал его присутствия. Тсуна был мелким, вертлявым и улыбчивым, он быстро прижился в доме и практически сразу же очаровал всю прислугу, даже повариху, которая, как помнил Занзас еще с детства, совсем не любила маленьких детей. Никто не ожидал, что однажды он устроит настолько сильный всплеск чистого небесного пламени и при этом поранит кого-то. Естественно, никто и не был готов как-то помочь ему справиться с этим — им бы самим не помешал психиатр. Поэтому теперь, когда нечто самое неожиданное случилось, они все не знали, что с этим делать. Когда Тсунаеши сам вышел из комнаты, бледный и потерянный, и отправился гулять по дому, сменяя на посту местное почти-привидение, уехавшее на пару дней по делам, Бельфегора, к Занзасу зашел Скуало. Парень глянул на своего подчиненного и указал ему на кресло возле стола, чтобы тот сразу садился, а не маячил еще какое-то время в дверях. Блондин плюхнулся в предложенное кресло, сразу закидывая ногу на ногу. Он молчал еще с полминуты, прежде чем начал: — Маммон сказал, что надо показать парнишку Девятому, — начал он без предисловий. — Еще и старика не хватало, — хмыкнул парень, разглядывая небольшую стопку документов на столе, но не прикасаясь к ним. — Я бы прислушался к нему, — пожал плечами блондин и начал выстукивать пальцами по деревянной ручке кресла. — Не стоит пускать все на самотек. Если ты хочешь, чтобы мальчонка остался на базе, стоит решить проблему. Кто знает, что он выкинет в следующий раз. Занзас молчал, тогда Скуало повернулся к нему, вопросительно выгибая бровь: — Ты же не настолько глуп, чтобы думать, что следующего раза не будет? Парень фыркнул, просто потому что не нашелся с тем, как бы ответить на такую дерзость подчиненного. Он спрятал лицо в ладонях и помассировал глаза. Нет, Занзас не был глуп и понимал, что оставлять все просто так, словно ничего не случилось, нельзя. Но он никогда бы не пошел за помощью к Тимотео. — К черту Вонголу, — сказал он себе в ладони, а когда отнял их от лица, увидел, как Скуало беззвучно смеялся. — Действительно. К черту, — они оба слегка улыбнулись, встречаясь взглядами, и блондин, кивнув, встал с кресла. — Просто подумай над этим на досуге. — Вали уже, мусор, — Занзас несильно швырнул в него ежедневником, все еще едва заметно улыбаясь, и офицер легко уклонился от него, не оборачиваясь показывая Боссу средний палец и сразу же скрываясь за дверью. Действительно, стоило что-то решать. Возможно, нужно было собрать весь офицерский состав, когда вернется Бельфегор, и устроить мозговой штурм. Или что-то еще в этом духе, как там это все происходит, когда проблему решают сообща? Занзас тяжело вздохнул.***
— Ты все еще ненавидишь себя? — Что ты здесь делаешь? Пожалуйста, уйди. — В чем ты винишь себя? В том, что защитился от этих уродов, решивших поднять свою самооценку за счет унижения детей? — Я попросил тебя выйти из комнаты! — Ты просто не понимаешь, чем природа одарила тебя. То, что скрыто в тебе, — величайший дар. Ты должен гордиться. — Замолчи! — Глупый маленький мальчик. Я бы на твоем месте прыгал от радости. — Просто. Перестань. Говорить. Со мной. Пожалуйста. — Ох… Ладно. Если ты такой упрямец. Хочешь, я помогу тебе избавить от него? От того оранжевого пламени? — …Ты действительно можешь? — Оно никуда не денется. Оно всегда будет в тебе. Но… не будет мешать тебе. Все, что тебе надо сделать, — перестать терзать себя. Возненавидь его. Всем сердцем. И тогда оно изменит свой цвет.***
Они не пришли ни к какому решению даже спустя почти три недели. Тсунаеши снова большую часть времени проводил в своей комнате, но больше не шугался окружающих и перестал быть похожим на тень теперь, когда хотя бы на часок выходил в компании Селии в парк. Он все еще не говорил с ней, хотя та и пыталась завести разговор о том, что случилось в тот знаменательный вечер. Мальчишка просто отмахивался от неё и отвечал, что все в порядке. Женщина не верила, но и не давила. Луссурия иногда по вечерам брал его с собой в комнату отдыха, где показывал своим подчиненным мастер-класс в бильярде. Тсуна сидел в своем кресле, с улыбкой, но устало, без прежнего восторга наблюдая за всем происходящим. Все считали победой, что он хотя бы не убегал и не бился в истерике, оказываясь в компании других людей. Но самым неожиданным стало то, когда Тсунаеши с утра пораньше забежал в спальню Занзаса (все потом еще шутки ради пометили этот день в календаре как день, когда Босс не убил человека, посмевшего его разбудить). Он с разбега запрыгнул на кровать как раз в тот момент, когда парень переворачивался на другой бок, и начал трясти того за плечо. Занзас ошалело заозирался и уже было полез за ножом под подушкой, как разглядел перед собой улыбающуюся и донельзя счастливую физиономию ребенка. — Совсем оборзел, мелкий? — хрипло сказал он, зевая и потягиваясь. — Я не мог ждать, очень хотел показать тебе кое-что, — Тсуна был полон энтузиазма. — Тебе же будет лучше, если это «кое-что» заинтересует меня, — Занзас потер глаза, поправил растрепавшиеся после сна волосы и присел. Мальчик не ответил, просто сел напротив него и вытянул вперед правую руку. Брюнет вопросительно глянул на нее, не понимая, что от него хотят. Тсунаеши крепко зажмурил глаза, и улыбка пропала с его лица, теперь он был более сосредоточенным, чем когда-либо. Занзас все еще смотрел на протянутую руку, когда на кончиках пальцев вдруг появились фиолетовые искорки. Они плясали по ладони, сливаясь воедино. Пламя не было таким сильным, как в прошлый раз, но оно совершенно точно было. Слабое фиолетовое сияние уже полностью охватило маленькую ладошку, и искорки медленно поползли к локтю. — Видишь? — Занзас оторвал взгляд от мальчишеской ладошки и посмотрел на снова улыбающегося Тсуну. Краем глаза он заметил, что пламя начало тухнуть, как только мальчик перестал на нем концентрироваться. — Оно больше не оранжевое. И не горячее. Теперь оно хорошее? Занзас смотрел на ребенка перед собой и думал, за что ему все это.