Протянуть руку

— Твои подчиненные ненавидят меня. Окно было распахнуто, легкий прозрачный тюль едва колыхался от ветра. Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, оставалась всего пара часов до полуденного зноя и абсолютного безветрия. Окна кабинета выходили на небольшой абрикосовый сад с широкой проторенной тропой, по которой часто гоняли бойцов на тренировках. Сейчас днем там было тихо и практически безлюдно: тренировки в ближайшие месяцы будут проводить в крытом спортзале. Сегодня же, только после возвращения офицеров из командировки, день и вовсе был свободным, поэтому Занзас с раздражением отмечал небывалый шум за дверью: новобранцы с гиканьем проносились по коридору (словно на спор, на ком их Босс все-таки сорвется), а на третьем этаже словно не в бильярд играли, а кто-то умный устроил мастер-класс по чечетке. Ну ничего, завтра еще успеют пожалеть. — И с чего ты это взяла? — буркнул Занзас, не скрывая издевки. — Ты мог хотя бы предупредить их, — Селия обиженно зажевала нижнюю губу. — Ты бы видел их глаза — я думала Бельфегор на пробу кинет в меня стилетом. — Я бы все равно ничего не предпринял, — брюнет сполз чуть ниже по спинке своего кресла и закинул ноги на стол. Женщина картинно всплеснула руками и, последовав примеру Занзаса, скинула туфли и перекинула ноги через подлокотник небольшого кожаного диванчика. Она сменила слишком узкую юбку на удобные джинсы и надела большую футболку, подозрительно похожую на мужскую. — Боже! Что за характер! Ты больше нравился мне маленьким, — хитро усмехнулась Селия, зная, как на парня действует упоминание его детства. — Знаешь, тогда твоя кислая физиономия хотя бы вызывала умиление. Сейчас же тебя хочется треснуть. Занзас бросил на нее тяжелый взгляд, но сдержал рвущиеся наружу ругательства. Селия всегда умела достать и разозлить человека. Самый действенный способ поведения с ней — игнорирование. Если ты, конечно, не любитель словесных перепалок. Занзас, вот, однозначно не фанат. — И ты еще удивляешься, почему они тебя не любят, чаще бы упоминала про их детство, — брюнет недовольно скривился от воспоминаний. Он помнил Селию с малолетства. Она появилась в особняке внезапно, буквально через месяц после назначения Савады Емитсу на пост внешнего советника. Она была вдвое старше их всех, еще совсем зеленых десятелеток, носила строгие костюмы и собирала волосы в тугой пучок. Селия попала к ним почти сразу после окончания университета, но все равно уже начала строить из себя взрослую и мудрую, постоянно поучая их. Девушка преподавала им японский язык и историю Японии, и все дети искренне ненавидели эти два часа в день. Язык казался непроизносимым, иероглифы — непонятными закорючками, а с каждым новым именем императора все больше и больше хотелось лезть на стену. Селия была острой на язык — единственное, что пока еще осталось от вредного подростка внутри нее, — поэтому каждый новый день казался пыткой. Она, такая стройная и красивая, покорила мальчишеские сердца с первого взгляда, но все детские мечты рухнули, стоило прийти на первое же занятие. Девушка была строгой и требовательной, детально объясняла материал, буквально разжевывала его, но легче для восприятия неродной язык никак не становился. Дело сдвинулось с мертвой точки лишь спустя четыре месяца, еще через столько же все могли хорошо написать тест и узнать на японском, как пройти до метро. Она угробила на них, малолеток, три года, прежде чем они смогли начать бегло разговаривать на новом языке и понимать чужую речь. В тот день, когда все они, сидя за столом в самой настоящей переговорной (куда никого из детей раньше не пускали), провели импровизированную конференцию о любимых фильмах, Селия бросила на пол толстую папку с конспектами, распустила волосы и расплакалась. (Позже, когда они встретились еще через пару лет, она объяснила, что это был ее первый успех в преподавательской жизни. Никто больше не осуждал ее за такую яркую реакцию.) — Да ладно, вы мелкие были такими милашками, — женщина прикрыла глаза, расслабленно улыбаясь. — Просто признайся, что тебе нравилось наблюдать за нашими страданиями, — Занзас усмехнулся и сразу же спрятал лицо за тоненькой черной папкой с документами, которые ему сегодня еще предстояло разобрать. — Я обожаю детские слезы, — Селия дернула руками, в каком-то непонятном жесте поднимая их над головой, и рассмеялась, пародируя какого-то шаблонного злодея из старых фильмов про супергероев. Они ненадолго замолчали, то ли погруженные в воспоминания, то ли расслабленные от долгожданной прохлады. — И все же вернемся к насущным проблемам, — шатенка повернула голову в сторону Занзаса, но осталась лежать, стараясь не сделать разговор еще более серьезным. — У тебя проблемы с коммуникабельностью! Парень, не ожидавший такого обвинения, дернулся и на секунду растерянно глянул на свою собеседницу. Селия лишь усмехнулась произведенному эффекту. Занзас вернул себе контроль над выражением лица, сдвинул брови на переносице и недовольно цыкнул. — Не понимаю, к чему это. — Ты мог просто позвонить! Для этого придумали телефоны! Меня же скрутили и запихнули в машину, стоило мне отойти от университета, — голос женщины был недовольным. — Я была уверена, что меня похищают, пока эти парни не предложили сэндвич и не сказали, что ты просил привезти меня в штаб. — Ты была нужна как можно быстрее, — отмахнулся брюнет, словно в действиях его подчиненных не было ничего странного. — Если бы я нормально попросил тебя приехать, то ты бы показалась здесь не раньше, чем через неделю. — Занзас, ты лишил моих студентов интереснейших лекций по японской культуре, — она не сводила цепкого взгляда с Босса Варии. Все уже давно уяснили, что для Селии нет ничего важнее ее работы, но обстоятельства требовали ее немедленного присутствия. Они еще с минуту играли в гляделки. Первой сдалась Селия, не выдержав тяжелого взгляда парня перед собой. Она выдохнула, избавляясь от напряжения, и помассировала веки. — Этот мальчик. Тсуна. Зачем он тебе? — женщина прищурилась. Занзас нахмурился и хотел уже было ответить, но шатенка его перебила. — Можешь даже не пытаться. Он здесь — значит это ты разрешил. — Иначе бы этот мусор достал меня, — парень сел в кресле нормально и скрестил руки на груди, выражение его лица все еще оставалось хмурым и настороженным. — Или кого-то просто тронула история бедного мальчика, потерявшего память, — взгляд, в противоположность ехидному голосу, был почти нежным. Занзас весь подобрался, застигнутый врасплох таким разоблачением, и на пару мгновений потерял привычную маску серьезности, становясь обычным двадцатилетним парнем, а не главой независимого отряда убийц. — Никогда не думала, что двадцать долларов творят такие чудеса, — усмехнулась шатенка, отвечая на немой вопрос в глазах бывшего ученика. Парень скрипнул зубами, мысленно проклиная иллюзиониста-скупердяя. Если бы его Хранитель Тумана не был бы с таким трудом добытым Аркобалено, выгнал бы уже давно взашей. — Тогда ты понимаешь, зачем нужна была такая срочность? — Занзас совладал с собой и, откашлявшись, в упор посмотрел на Селию. Она с полминуты внимательно изучала парня взглядом, словно пыталась найти эту причину в усталом прищуре глаз. Вдруг она удивленно выдохнула и резко приняла сидячее положение. — Нет, Занзас. — Да. — Нет. — Да. Женщина раздосадованно ударила по обтянутой черной кожей спинке дивана и поджала губы, почти с детской обидой глядя на своего бывшего ученика: — Я не могу поверить, что ты просто ставишь меня перед фактом. Мафиози наигранно безразлично пожал плечами, однако не сводил с шатенки внимательного взгляда. Он пытался понять ход мыслей женщины, надеясь разрешить всю эту ситуацию без скандала. Селия думала мучительно долго. Она уставилась на открытое окно, но взгляд был каким-то бездумным, устремленным в никуда. Она нервно подергивала правой ногой и покусывала нижнюю губу, пытаясь прийти к верному решению. Селия распрощалась с Вонголой пять лет назад: семья, наконец, набрала собственных переводчиков и больше не нуждалась в помощи со стороны. Все, что ей потребовалось — написать подписку о неразглашении. Женщина помахала ручкой всей этой документации и уехала в Турин, где в одном из университетов ей предложили должность преподавателя японского языка и японской культуры. Теперь у нее было собственное жилье, стабильный заработок и друзья, но только там, на другом конце страны. Сейчас же Занзас, по сути, предлагал ей бросить все это и на неопределенный срок вернуться на Сицилию, чтобы проводить все свое время с малолетним, потерявшим память ребенком. Кроме того, варийцы не стали бы нанимать именно ее, если бы мальца еще и не нужно было учить итальянскому. — Селия? — подал голос Занзас, вырывая женщину из своих размышлений. Она вздрогнула и посмотрела на брюнета, снова словно сканируя его. Тот слегка склонил голову на бок и приподнял брови, ожидая ее решения. Селия легко улыбнулась, уверенно кивнула и поднялась с дивана: — Я в деле, — женщина размяла спину, шею и сделала пару махов рукой. — Только запомни, что я не нянька — бегать за ним по всему особняку, думая, как бы мальчишка не разбил себе нос, я не буду. Это уже проблемы твои и твоих офицеров. Женщина хмыкнула, довольная собой, и, подойдя ближе к столу, протянула руку для рукопожатия. Занзас выдохнул, соглашаясь с такими условиями, и тоже встал со своего места, пожимая протянутую руку. (Позже они, конечно же, подписали официальный контракт.)

***

Тсуна привык к новой жизни… довольно быстро. В смысле, ему же даже не с чем было сравнивать, ведь так? После той встречи утром он не видел Селию до вечера следующего дня. Она зашла в его комнату как раз в тот момент, когда он пил молоко и смотрел мультики вместе с горничной на небольшом переносном телевизоре (Тсунаеши не понимал ни слова во время рекламы, но, слава богу, Тома и Джерри можно было смотреть и без особых знаний языка). Шатенка выглядела буквально выжатой в своем синем спортивном костюме и с собранными в небрежный хвост волосами. Селия вымученно улыбнулась мальчишке и сказала, что он переезжает в другую комнату. Им выделили смежные комнаты на втором этаже, по соседству с офицерским составом. Женщина оставила Тсуну разбирать вещи и скрылась за дверью в свою комнату, но, когда спустя примерно полчаса вернулась обратно, обнаружила мальчика сиротливо сидевшим на большой двуспальной кровати и сжимавшим в руках игрушечного львенка. В тот же вечер она сначала орала под запертой дверью в спальню Занзаса о его безалаберности и глупости, а потом закатила скандал не вовремя проходившему мимо Луссурии. Зеленоволосый, хлопая глазами и сжимая в руке стакан с водой, стоически выслушал все упреки от бывшего учителя и почти искренне пообещал исправиться. А потом чуть ли не убежал к себе в комнату. Сама Селия наотрез отказалась еще и ходить для мальчишки по магазинам, но, на счастье всех окружающих, одна из тех горничных, что первое время присматривали за Тсуной, пообещала завтра же сходить в магазин и купить мальчику одежду и вещи первой необходимости (игрушечные машинки и цветные карандаши под умоляющим взглядом карамельных глаз единогласно посчитали крайне необходимыми). Обжившись, Тсуна, по словам не успевающих за ним горничных, вдруг превратился в маленького непоседливого щенка, такого живого, и искреннего, и совершенно очаровательного, что оставалось загадкой, как это он в одночасье не покорил весь отряд. Его в семье не то, что бы невзлюбили, но чаще всего старались обходить стороной. Мало кто, в основном это были люди постарше, походя по-отечески трепали его по волосам или щелкали по носу, если тот, задумавшись, норовил врезаться в кадку с цветком или в стойку с вазой. Хоть как-то его однообразные будни с учебниками и строгим голосом Селии скрашивали офицеры. Они встречались в коридорах, в столовой, пару раз по вечерам мальчишка даже заглядывал в бильярдную на третьем этаже, где заставал размеренно беседующих Скуало и Леви. Они снисходительно разрешали ему посидеть в резном кресле, и пусть Тсунаеши ни слова не понимал, он завороженно слушал чужую речь и наблюдал, как блестящие шары закатывались в лузы. Луссурия был единственным, кто сам забегал к нему в комнату «всего на секундочку», и выглядел он больше похожим на суетливую курицу-наседку: вроде и хотел сделать что-то в помощь, от души, только вот все его неумелые попытки в основном вызывали лишь незлобный смех. Во время прогулок по саду он видел и Бельфегора: офицер тенью скользил между тонких стволов деревьев и бросал стилеты, пытаясь попасть в то и дело исчезающую фигурку Маммона. Реже всех на глаза попадался Занзас. Парень всегда присутствовал на завтраках, молчаливо восседая во главе стола, а после пропадал. Тсуна иногда даже не мог точно сказать, находился ли он все еще в особняке или уже уехал по делам в город. Занзас был нелюдим, потому любой знак внимания от него, будь то обычный взгляд или беззлобная ухмылка, казался мальчишке лучшим подарком. Тсунаеши неосознанно тянулся к ним, жаждал их внимания, наслаждался каждым словом и прикосновением, полностью оправдывая свое сравнение со щенком. Но были и те, кто не понял шутки Босса и появление в штабе ребенка воспринял в штыки. Тсуна с первого же дня своего появления на пороге особняка стал здесь самым младшим и слабым, и потому не было ничего удивительного в том, что его выбрали объектом для издевательств. Новобранцы, молодые еще совсем, не нюхавшие пороху ребята, сбивались в группы и подлавливали мальчишку в коридоре, когда тот был один. Они, как хищные птицы, кружили вокруг него, бросаясь резкими и грубыми словами, значения которых Тсуна не знал. Мальчишка долго молчал, не решаясь рассказать хоть кому-то о таком враждебном настрое со стороны варийцев, пока однажды кто-то из них не отобрал у него плюшевого львенка и не выбросил игрушку со второго этажа в фонтан. Тсунаеши, злой и мокрый, забежал в комнату к Селии спустя полчаса, как только ему удалось выловить любимую игрушку. — Боже, Тсуна, милый, что с тобой? Почему ты мокрый? — женщина оторвалась от бумаг, которые просматривала, лежа на кровати, и присела. — Не думала, что на улице все еще так жарко, чтобы купаться. — Когда я уже смогу говорить на итальянском? — Послушай, малыш, иностранный язык за один день не выучится. Вот я, к примеру, потратила… — Но я не понимаю, что они говорят! — Тсунаеши всплеснул руками, и несколько капель воды долетели даже до Селии. Мальчик отвернулся от нее, не решаясь больше смотреть женщине в глаза, и понурил голову. Чувство обиды накатило новой волной, и в глазах защипало, стоило только вспомнить издевательские ухмылки парней. — Кто? Тсуна, что происходит? — Селия поспешно подошла к мальчишке, присела перед ним на корточки и попыталась заглянуть в глаза, но шатен лишь сделал несколько шагов назад, возвращая себе личное пространство. Женщина говорила что-то еще, стараясь успокоить Тсунаеши и в то же время не смутить его еще больше, только вот успехов это не принесло. Он постоял в комнате своей учительницы еще с полминуты и, только почувствовав на щеках горячие слезы, рванул прочь за дверь. Шатенка успела лишь выглянуть в коридор, а мальчишки уже и след простыл. Вечером Селия ждала вернувшегося из города Занзаса в его кабинете. Разговор был короткий и ни к чему конкретному не привел. Селия упрекнула парня в том, что он разбаловал своих бойцов, и те, кажется, не стесняются самоутверждаться за счет ребенка, который, к тому же, и ответить им не может, в силу незнания языка. Занзас устало и раздраженно выдохнул что-то о том, что он им здесь не папочка, чтобы следить за поведением всех и каждого. Однако, спасаясь от долгой и нудной лекции от своего бывшего учителя, пообещал утроить всем на завтра нагрузку на тренировке. Кто знал, что все станет только хуже. Оправившись после бесчеловечной тренировки, которую по настоянию Занзаса устроил Скуало (офицер, к слову, ходил по залу, с садистским удовольствием наблюдая за мучениями своих подопечных), все те же варийцы снова выловили Тсунаеши. Был вечер, ужин прошел, а за окном начало темнеть, так что все неспешно разошлись по комнатам, и в коридорах уже было почти никого не встретить. Мальчик возвращался с кухни, где женщина-повариха, бодрая и невероятно щедрая итальянка за сорок, угощала его еще теплым печеньем и сладким чаем, когда кто-то закрыл ему рот рукой и прижал к ближайшей стене. Один из варийцев, со свежей ссадиной на правой скуле, нависал над ним, еще двое маячили у него за спиной. — Это ты нажаловался, да, мелочь? Это из-за тебя мы подыхали на этой чертовой тренировке? — парень отпустил Тсуну, позволяя ему ответить, но не отошел далеко, дабы тот не вздумал убежать. — Я… Я не понимаю, о чем… — начал было Тсуна, но его перебил один из тех варийцев, что стоял позади: — Хочешь сказать, что это не ты пошел жаловаться Занзасу?! — Ч-Что? Я ничего… — Хватит строить из себя невинную овечку, — прошипел парень, который еще пару минут назад прижимал его к стенке. — Ты думаешь, что, раз Занзас сам привел тебя сюда, то ты теперь выше нас всех? Нет уж! Ему просто стало жаль тебя. Он подобрал тебя, как бездомную зверушку! .. — А значит точно так же может и выбросить обратно на улицу, — поддакнул кто-то сзади. — Так что тебе лучше сидеть и не высовываться, а не бегать к нему под крылышко из-за каждого пустяка. — Но это не так! Я ничего-ничего не говорил! — Тсунаеши с вызовом посмотрел на своих обидчиков. Их губы почти с идеальной синхронностью скривились в отвратительной ухмылке. Они сделали шаг вперед и окружили его, еще сильнее притиснув к стене, словно собирались его, маленького и беззащитного, побить прямо здесь, чуть ли не под дверью у своего босса и офицеров. Один из варийцев протянул руку, чтобы положить ее Тсуне на плечо, но мальчишка резко дернулся вперед и врезал парню, стоявшему прямо перед ним, головой в живот. Тот от неожиданности сделал несколько шагов назад и буквально сложился пополам, задыхаясь. Его товарищи, на секунду замешкавшись, рванули за Тсунаеши и нагнали его уже через несколько шагов, на повороте к лестнице. Один из них, победно скалясь, схватил мальчика за руку и дернул на себя. Тсунаеши, было, рванулся из стальной хватки на своем запястье, но ничего не получилось, держали его действительно крепко. Страх, обида и ненависть в нем перемешались в одно, и все, что мог придумать Тсуна — это закричать. И он закричал. Полумрак разбавили оранжевые всполохи. Яркое и жаркое пламя неба распространилось по коридору. Послышались болезненные вскрики и ругательства. От напряжения на стенах лопнуло несколько плафонов, стекло рассыпалось по ковровой дорожке. На шум из комнат высыпали буквально все, слышался топот и на лестницах. Занзас, злой и усталый, выбежал из своего кабинета одним из первых, сжимая в руке пистолет. Он встретился взглядом с испуганным мальчишкой; Тсуна жался к стене и прижимал к груди левую руку. На полу без сознания лежали двое бойцов. Их руки и лица были обожжены.