Серое, Розовое, Желтое

A/N: Я хо7ел извини7ьсся за дол2ое о7ссу7сс7вие. я понимаю, ч7о э7о некравиво, но солнышко подложило свинью в виде хороше2о насс7роения, не расспола2ающе2о к а2нс7у, 7ак ч7о... не мо2у обеща7ь, ч7о э7о не пов7ори7ся, но, надеюссь, вы прояви7е 7ерпение ^__^ а ещё, ессли не ссложно, пожалуйсс7а, пиши7е не 7олько восс7орженные о7зывы, но и указывай7е на 7упосс7и и ошибки - я очень желаю расс7и над ссобой С= Час7ь коро7кая, ч7обы было ч7о через пару-тройку дней ещё добави7ь) Соллукс моргает, встряхивает головой. Дрожь, схожая с электрическим разрядом, проходит по всему его телу, принося облегчение, прогоняя дремоту, но вместо неё начинает ныть где-то внутри черепной коробки. Злобное рычание зарождается глубоко внутри, в районе солнечного сплетения, воздух поднимается вверх по лёгким, бронхам, трахее, дрожит на связках, вырывается наружу сквозь плотно сжатые зубы. Новые раскаты старого устройства со стороны коридора. Соллукс злится, ему не хочется вставать и куда-то идти, говорить с кем-то, пояснять, почему он не хочет что-то делать. Он вообще не хочет открывать ничего: ни дверь, ни квартиру, ни рот. Единственное, что он хочет – остаться в своём пыльном, тёмном, сине-красном, хотя больше просто сером, коконе и быть забытым не только всем живым миром, но и той частью, что обязывает что-то делать. Звонок снова вспарывает тишину, и в ответ его пронзительному дребезжанию за стеной падает и разбивается что-то (чашка, тарелка?) вдребезги. Как и шум вокруг. Как его дыхание, переходящее в рычание. Как его голова, которая словно распадается на части. Соллуксу кажется, что звук электроники захлёбывается. Он представляет, как человек за дверью отступает (нет, отскакивает!) назад, начинает кусать губы и костяшки, раздумывая, виноват ли он в произошедшем, и что он должен делать дальше. Ему кажется, что может слышать бормотание через всю квартиру, назойливый, приставучий шепот в ушах. Эти иллюзии занимали его сознание, пока он выходил из тёмной комнаты и слепо щурился на свет яркого желтого солнца. Он не заметил как сам впился острыми зубами в кожу на пальцах. Зал – большая комната. Но не потому, что их квартира – апартаменты. А потому, что он соединён с кухней. По всему пространству разбросаны блестящие куски. Его отец сидел на полу и пытался найти что-то среди осколков. Белых, желтоватых, с разводами, тёмных. Как пузырёк, в котором было лекарство. Соллукс, осторожно, стараясь не встать босыми ногами на острые края, идёт вперёд. - Прекрати, ты только ещё ссссильнеее порежешьсссся. Ессссть ещё. Подросток присел на корточки, положил руку на плечо отца. Мужчина медленно повернул голову, посмотрел в лицо сыну. Соллукс злобно скривился и чуть слышно выругался. Он понимает, что до отца не доходит то, что он говорит. Он поднимает опрокинутый стул с покрытого блестящим пола. С ножек падают хлопья пыли. Стекляшки, запутавшиеся в них, ярко и ослепляющее горят в лучах солнца. Он ненавидит такие моменты, когда глаза не помогают, а только мешают. Парень уверен, что если бы не было солнца, было бы лучше. Он помогает мужчине встать. Он сажает его. Ему нужно успокоиться, избавиться от бешенства, лишающего возможности трезво мыслить. Отвести глаза. Не смотреть. Никуда. Ни вниз, ни вверх. Это пройдёт. Это должно пройти. Он обязан это подавить в себе. Его, человека, всегда полагавшегося на свою голову и трезвый разум, вывело из себя такое естественное явление, как чужая болезнь. «Да, Сссоллукссс, это проссссто и есстесственно, когда кто-то болеет. За это нельзя хотеть накричать на человека, ударить его.» Он до боли сжимает зубы. - Будь тут. Ничего не трогай. Я ссссейчасссс вернуссссь. Отец кивает. Соллукс разворачивается и его тут же хватают за руку. - Куда ты? Соллукс вздохнул. Соллукс внутренне взвыл. Закричал. Заскрипел зубами. Всё внутри, ничего наружу. Нельзя. Это болезнь. Отец болен. Он болен. И с этим ничего нельзя поделать. Голова раскалывается всё сильнее. От яркого солнца в глазах плывёт. - В дверь звонили, ты не помнишь? Из-за этого ты разбил тарелки и колбу. - Разбил? - На пол посссссмотри! – крикнул он. – И отпусссти меня, - уже тише сказал подросток, выдёргивая запястье. – Ссссиди. Я ссейчасс, - повторил он. В дверь снова звонили, ещё более яростно, чем раньше. Видимо, его услышали. Соллукс выругался в полный голос, мало заботясь о том, услышит его отец или нет – всё равно забудет.