Freak-show

Грязный и темный трейлер - больше напоминающий почти развалившийся кусок дерева. Но, все же, предназначенный для жизни. Немного, самую малость оборудованный для того, чтобы можно было отдохнуть, расслабиться и прикрыть на пару минут уставшие и вечно слезящиеся от недосыпа глаза. На кровати, узкой койке, где, вопреки всему, всегда спали двое, в ворохе вещей сидит девушка. Она плачет, зябко обхватив себя руками, и сама не может понять, холодно ей, или просто рыдания, уже давно перешедшие в истерику, заставляют тело дрожать. Один угол фургончика завален декорациями. Старыми, пыльными от времени, местами рваными из-за постоянных перемещений, но такими правильными и нужными, что рука никогда не поднялась бы их выкинуть или даже немного подправить. Все должно быть так, как было. Проведя ладонью по лицу и откидывая с глаз спутанные красноватые пряди волос, девушка всхлипывает снова и снова, переводя взгляд из захламленного угла в другой. Он пуст. Хотя… не совсем. Не бывает пустого пространства. Всегда везде есть то, о чем можно рассказать. Даже о полностью квадратной комнате одного цвета можно говорить часами, выделяя каждый раз что-то новое, выискивая причудливые формы и давая волю воображению. Но в ее случае все куда более прозаично. В углу, в темном чертовом углу когда-то уютного, хоть и старого, «домика», стоит зеркало. И можно было бы поставить точку, уйти дальше, тихо прикрыв за собой дверь, если бы не рама. Темная, состоящая из сплетений медных, тускло поблескивающих рук, она вызывает и отвращение, и сюрреалистичное желание прикоснуться, провести дрожащими пальцами по тонким, неестественным металлическим пальцам рук жуткого «узора». Все, что нас пугает – нас губит. Потому что любопытство человека сильнее всех страхов. Особенно у той, которая всю свою жизнь отдала самой неблагодарной профессии их века. Для нее с того момента, как она встала на ноги, не существовало ничего, кроме шоу. Циркового шоу, которому она подарила душу и тело. Мысли и мечты. Свое время и жизнь. Росла, взрослела, училась и тренировалась, встретила любовь и была счастлива, пусть даже провожаемая в спину ехидно-завистливым «о, вот же они – парочка из шоу-уродов»! Была ли она уродом? Внешне нет. Красные, переливающиеся волосы на фоне белоснежной кожи и красных глаз – это ли уродство? Почти альбинос, почти мечты, почти сбывшаяся любовь. Все у нее было, но … почти. Тонкая рука скользнула по раме и опустилась, плетью повиснув вдоль тела. И когда она успела подойти к зеркалу? Улыбнувшись, смотрела на свое отражение. Оно уже не испугало так, как несколько минут назад. Не заставило отпрыгнуть в панике на добрые полтора метра, и почти врезаться в какой-то очередной хлам. Длинное, непропорциональное тело, сплошь испещренное порезами и истекающее кровью. Такой же красной, как волосы и глаза. Такой же яркой, как ее боль. Сквозь отражение проглядывает еще одно, и девушка знает, какое. Так же как знает, на что обрекла себя и всех, кто, так или иначе, окажется рядом с ней. Возможно, все могло бы быть иначе, но уже не в этой жизни. И ничем не выгнать, не выкурить из души отчаяние и неверие. Она знает, что со временем то отражение, которое так четко видно сейчас, изменится. Окончательно превратится в то, что сейчас только проглядывает сквозь белое, в кровавых полосах, тело. Будет таким, которое гораздо хуже просто страшного силуэта. Таким, которое будет вновь и вновь преследовать ее – но ведь изменить уже ничего нельзя. Хоть и накатывает осознание неправильности и горькой вины за тех, кому «посчастливится» оказаться рядом. Отвернулась и вышла, оставляя жуткий силуэт отражения позади, так же как и фразу, которая медленно складывается, выписывается тонкими металлическими пальцами. «Вы не уродливы снаружи, но ужасны внутри». Добро пожаловать, шоу начинается. Вы можете зайти, но сможете ли выйти? *** - Дамы и господа, леди и джентльмены, не пропустите, единственное и неповторимое шоу прекрасной Каролины! Весь ужас вы сможете познать, если… Детский пронзительный голос прекратил действовать на нервы, едва молодой мужчина, поморщившись, резко закрыл дверь своего фургона. Вздохнув и проведя рукой по темным, блестящим, волнистым волосам, он прошел к углу «дома» и присел около большого террариума, занимающего места почти столько же, сколько и его кровать, где, свернувшись уютными кольцами, лежали две змеи, прикрыв глаза и наслаждаясь, казалось, просто самой атмосферой умиротворения. - Красавицы мои, - было сказано так нежно, будто перед ним лежала обнаженная любимая женщина, а не хладнокровные хищные создания, способные заглотить за раз кого-то куда более существенного, чем белая полевая мышь. Проведя тонкими пальцами по стеклу террариума, мужчина встал и, сделав шаг к не убранной постели, взял лежащие на ней темно-зеленые брюки, принимаясь тут же переодеваться, немного торопясь, ведь до начала оставалось около получаса. Как раз за это время нанятый Каролиной парнишка-зазывала должен был успеть собрать жадный до циркового шоу народ, любящий пощекотать свои нервы, и желающий поприсутствовать на самом известном шоу уродов их века. Был ли этот мужчина уродом в прямом понимании этого слова? Нет. Никто, даже самый придирчивый эстет не смог бы назвать некрасивым лицо, словно выточенное скульптором из мрамора. Высокие скулы, которые становились более явными, когда мужчина улыбался или разговаривал, притягивали. Хотелось очертить это почти совершенное лицо пальцами и убедиться в том, что этот человек реален. Правдив в своей идеальности. Останавливали от необдуманных шагов в сторону темноволосого, утонченного юноши, глаза. Зеленые, колкие, источающие волны холода, омуты пугали. Отталкивали порой даже больше, чем змеи, которые являлись неотъемлемыми спутницами парня и почти всегда обвивающие его плечи, руки и талию. Именно поэтому о цирке, где работал парень, ходили тысячи слухов. Почему красивые внешне люди так пугают зрителей на манеже, что все в один голос соглашаются со странным, абсолютно и полностью контрастирующим с действительностью, названием? «Шоу-уродов». До глупости просто, банально, но вместе с тем и привлекательно для тех, у кого любопытство пересиливает все остальные чувства. Закончив с костюмом, молодой человек взял в руки небольшое зеркальце, лежащее на столе. Он, как и все в их цирке, ненавидел зеркала. Просто совсем без них было нельзя. К сожалению парня, причесываться и приводить себя в порядок наугад он не мог. И поэтому маленькое зеркало все же лежало в ворохе грима и мелких деталей от костюмов. Сложно было признать, но он боялся. Порой просыпался ночами из-за того, что страшное отражение приходило в кошмарах, будоража сознание и не давая спокойно спать. Он слышал порой, как хлопали двери фургончиков его «соседей». Слышал, как люди выбегали на улицу, пытаясь спастись от тех же самых кошмаров, которые видел он и прийти в себя. Удавалось ли им? Юноша не знал и не хотел знать. Каждый в их шоу одинок. Команда, в которой участники не имеют ничего, кроме собственной шкуры и атрибутов для выступлений. Нет ни родственников, ни детей, ни тем более любимых. Им это чуждо. Не знакомо потому, что у каждого своя история, одна ужаснее другой. Брошенные всеми, порой гонимые теми же самыми родными, подставленные друзьями и просто выставленные за порог переполненными приютами, научившиеся выживать на улицах и только благодаря случаю открывшие в себе тот или иной талант – все они знали, на что шли, приходя сюда. Узнавали, когда по глупости или из-за любопытства лезли туда, куда не следовало. Впихивались в запретное – а потом уже не могли выйти. У них не было ничего, кроме страха и шоу. У него же не было ничего, кроме змей. Он не любил шоу и не лез никуда по глупости. Недоразумение, случайность, стали его злым роком. Из-за глупой шутки того, кто уже давно мертв, он не может покинуть шоу. И не сможет уже, пожалуй, никогда. Поэтому, когда кошмары отражения приходят ночью к нему, не давая спать, он порой выходит на улицу, бродит, словно тень, между кое-как установленными фургончиками остальных участников шоу. Смотрит на причудливые формы декораций, ночью кажущимися большими, живыми монстрами, которым богатое воображение дает жизнь, пускает в этот мир и позволяет страху запустить паучьи лапки глубоко в подсознание. Одни страхи, почти детские, оставшиеся с давних времен, против других. Куда более серьезных и реальных. Но от которых никуда не деться, и поэтому он пытается вышибить клин клином, выбить одно другим, хотя бы временно, хотя бы для того, что бы суметь задремать под утро и восстановить немного сил перед репетициями или самим шоу. Но чаще всего он просто берет своих змей, укладывает на колени, сворачивает прохладными кольцами и гладит, подолгу водит дрожащими пальцами по чуть шершавым чешуйкам и разговаривает. Единственные, с кем он разговаривает без своих масок. Два хищника, которые являются его «хлебом» и его проклятьем. Те, которых он любит, отдавая хотя бы им то, что не имеет право подарить больше никому в своей жизни. - Том, ты готов? – в дверях фургона показалось миловидное детское личико, на которое постоянно падали темные прядки, выбивающиеся из забранного хвоста. - Если не готов, что-то изменится? – привычная для всех ехидная полуулыбка и приподнятая бровь. - Язва, - качнула головой девчушка, и ее личико скрылось за дверью, снова оставляя юношу одного. Аккуратно подойдя к террариуму, Том вытащил змей и устроил их на себе, довольно улыбаясь привычной тяжести, чувствуя, как мышцы подстраиваются, напрягаются, принимая на себя вес двух змей, которые медленно обвивали своими кольцами верхнюю часть тела парня. *** - Мы начинаем наше шоу! Дамы и господа, у вас есть последняя возможность покинуть шатер и избежать нервного потрясения! – Каролина, поправив шляпу, всегда украшающую ее голову, в очередной раз повторяла заученные фразы своим певучим голосом, который заставлял зрителей заворожено слушать ее, будто девушка была их личным божеством. Том фыркнул, отпустив ткань тяжелого пыльного занавеса. В небольшую щель между складками красно-белой полосатой ткани было видно, что ни один зритель не покинул своего места. И так всегда. Все они хотят увидеть шоу, цирковое представление, а потом убегают в панике, потому что половину тошнит, а половина находятся в полуобморочном состоянии. И кто сказал вообще этим людям, что они способны выдержать напряжение их представления? Да только от одной фаерщицы Леи, ее игр с огнем, визжит добрая половина зала, включая мужскую часть аудитории. Положив ладонь на голову змее, которая уютно пристроилась у него на правом плече, Том умиротворенно прикрыл глаза и настроился на шоу, привычно вживаясь в образ шипящего по-змеиному, и совсем не разговаривающего по-человечески мужчину, который будет доводить до припадка зрителей сегодняшнего вечера. - Эй, змееныш, не засыпай! Приоткрыв один глаз, Том увидел Лею, которая разминалась перед выступлением. Девчушка, выглядевшая хорошо, если на лет тринадцать, вызывала умиление у зрителей. Только, правда, до тех пор, пока не начинала глотать огонь или поджигать себя. - Шла бы ты, - скривился Том, а брюнетка ехидно приподняла бровь, - на манеж уже, - закончил парень, услышав, что Каролина начала объявлять первый номер. Показав язык, девушка, совсем не по-детски облизнувшись, скрылась за тяжелым занавесом, и спустя пару минут раздалась такая надоевшая музыка. - Па-па-парарапа-па-па-пара, - тихо мурлыкал себе под нос Том, подпевая и улыбаясь, когда первые крики дошли до его слуха. Лея была отличной девчонкой, с честью переносила словесные перепалки с самим парнем и никогда не лезла дальше, чем Том подпускал ее к себе. Это нельзя было назвать дружбой, но как-то пришлось просить девушку поухаживать за змеями, а это было практически высшей степенью доверия. Вскрики, доносившиеся из-за занавеса, ласкали слух. Том расплывался в улыбке все больше и больше, уже ощущая запахи паленого, и практически кожей чувствуя тот ужас, который смогла нагнать на зрителей юная фаерщица. - Мммм, прекрасно, - рядом с Томом появился Краун. Здоровяк, который мог съесть что угодно. А его прекрасное умение обращаться с хлыстом не раз заставляло Тома смеяться до почти истерики, видя, как этот блондин срывает с зазевавшихся богатеев парики. Парню тоже до мурашек нравились крики ужаса, которые раздавались в зале. Он всегда выходил после Леи, что играло ярким контрастом после хрупкой брюнетки. Все ждали от парня силы, или чего-то стандартно связанного с телом, но попадали впросак, когда этот «аполлон» начинал жрать все, что оказывалось в поле его зрения. Каролина для поддержания атмосферы подсовывала порой мышей, которых Том держал для змей. Крауну же было наплевать. А вот зрителям, которые порой не успевали выбегать на улицу – нет. «Добро пожаловать в цирк уродов», - усмехнулся про себя Том, вспоминая, как его самого немного тошнило после просмотра репетиций Крауна, - «уродство не всегда внешнее», - погладив вторую змею и уложив ее на себе поудобнее, парень снова немного отодвинул тонкими пальцами бархат занавеса, наблюдая за тем, как Лея, взмахнув волосами, привычно тушит оставшееся после представления пламя, и под голос Каролины покидает манеж, давая право Крауну на следующий номер шоу. Том был последним. Это было не совсем по правилам, ведь завершать всегда должен был иллюзионист. Но тот, что был с ними некоторое время назад, кхм, «покинул» шоу и теперь представления завершал он. Знаменитый заклинатель змей. Человек-змея, продавший душу какому-то чешуйчатому богу. Дракон, выживший с древности и живущий в облике человека. Как его только не называли. Чего он только о себе не слышал. Это и смешило и раздражало, ведь после шоу было проблемой просто выйти на улицу. Приходилось прятать лицо и скрывать голову, натягивать капюшон и в вечерних сумерках красться по городу, чтобы купить себе хотя бы еды. Том начал настраиваться на свой выход. Каждый раз он словно отключался от этого мира, слыша только долбящую в висках музыку, которая, казалось, въелась в кожу, сохранилась где-то в мозгу, словно опухоль, не давая забыть ее или просто отмахнуться, как от назойливой мухи. Как сквозь туман он видел вернувшегося после номера, потного Крауна, который морщился и плевался мышиной шерстью. Блондина сменил худенький, темненький Мик, который мог завернуться в три узла, и порой Тому казалось, что у парнишки вовсе нет костей в теле. Каролина показала свой номер с тиграми и вот пришла очередь знаменитого «заклинателя змей». Приходилось работать дольше, чем остальным, и немного тянуть время, ведь после Тома не было номеров и шоу могло получиться короче, чем следует. Змеи уставали, и парень чувствовал это физически. Визг толпы негативно сказывались на спокойствии животных, которые тонко чувствовали любые вибрации, не обладая слухом. Каждый выход мог стать последним. После каждого движения зрителей или топота ног убегающего от ужаса человека Том мог оказаться на полу, содрогаясь от яда и мучаясь от боли во всем теле, ведь змеи, как бы ты их не любил, никогда не будут подчиняться человеку. Адреналин. Вот что заставляло его раз за разом, снова и снова выходить на манеж, придумывая на репетициях все более и более опасные представления. Многим со стороны казалось, что парень хозяин положения. Что он управляет каждым своим движением и Том бы солгал сам себе, если бы не признал, что добивался именно такого видения ситуации со стороны. На деле же парень был уверен, что его просто до какого-то момента допускают к себе эти существа. Эти хищники, способные при желании съесть и его самого, но по какой-то причине решившие пока поиграть со смешным человеком и дать ему шанс побыть в их компании. И Том был им за это благодарен. И он знал, что в момент, когда змеи решат забрать его жизнь, он будет рад. Порой, он даже торопил этот момент, ведь естественная смерть, если таковую вообще можно считать «естественной» в подобных условиях, единственное избавление от… - Эй, Том, завис? – перед лицом промелькнула изящная рука, обтянутая темной блестящей перчаткой, - твой выход, - и Каролина сделала шаг в сторону, давая парню пройти через занавес и выйти на манеж, погружаясь в тишину и темноту. Аккуратно спустив змей на пол, Том махнул рукой, прекрасно зная, что в этот момент вспыхнут факелы, повинуясь Лее, которая внимательно следит за номером и помогает ему. Правда – зрители не в курсе и, конечно же, по рядам проносится удивленный вздох. Тонкий, почти нереальный, темноволосый парень в обтягивающей одежде, слегка отливающей зеленым, и сам выглядит, как змея, по случайному стечению обстоятельств оказавшаяся среди людей. Питомцы шевелятся, расправляют кольца и двигаются в сторону первых рядов, на которых сидящие там люди с визгом начинают поджимать по себя ноги. Том ухмыльнулся и медленно обошел змею, ладонью направляя ее в другую сторону. Он знает, что со стороны его улыбка выглядит как оскал, а почти нежное прикосновение к змее смотрится как указ, как повиновение хищника человеку. Полная, абсолютная сосредоточенность. Краем глаза Том следит за одной змеей, временно предоставленной «самой себе» и за зрителями, которые уже практически стоят на сиденьях, ведь им кажется, что сумасшедший артист просто забыл об одной из своих любимиц. Но все с точностью до наоборот. Том с закрытыми глазами может рассказать и посчитать, сколько минут и даже секунд требуется змее, чтобы доползти до ближайшего ряда и кого-то ужалить. Это тот крайний вариант, который недопустим. И Том помнит, что если наступит такой момент, в который он не успеет проконтролировать поведение змеи – он должен успеть подставиться сам. Противоядие конечно есть, но… Если змея выпустит больше яда, или иммунитет Тома будет понижен, или… Слишком много «или» и слишком много «но». И одно, самое главное – он даже пытаться не будет себя спасти. Нет надобности. Он уже давно мертв морально, оживая только на представлениях, когда чистый адреналин бежит по венам, заставляя кровь практически бурлить и растекаться горячими потоками по телу. Отработанные до автоматизма движения, постукивание ноги по мягкому настилу манежа, четко выверенные шаги, числа, которые мелькают у Тома в голове. Зрение, выхватывающее каждое движение змеи и фиксирующее практически всю ситуацию номера, со стороны выглядит как полная импровизация, а сам брюнет внушает ужас. Особенно, когда поднимает глаза и смотрит прямо в лица первым рядам, чуть покачивая головой и поглаживая змей, которые, конечно же, в нужный момент оказываются по обе стороны от парня. Обойти шевелящиеся кольца, присесть перед покачивающимися чуть плоскими мордами, «поймать» зеленые хищные глаза и медленно пригибаться к полу, заставляя змей делать то же самое. Несколько выдохов слышатся с разных концов манежа, но это сейчас не важно. Звучащая музыка скрадывает звуки и зрители не видят, что на самом деле это не гипноз и влияние человека на змею, а четкие, выверенные удары ладонью и вибрации, заставляющие змей реагировать. Такое их поведение – агрессия. Которую Том провоцирует сознательно, на потеху публике. Он знает, где у его любимиц «слепые пятна», и старается не покидать этой зоны. Еще несколько томительных для зрителей секунд – и Том наклоняется к змеям, которые легли головами на настил манежа. Легкий поцелуй достается каждой – а зрители визжат и кривятся, пугаясь уже Тома, который с легкостью общается с холодными пресмыкающимися в подобном духе. Быстро встав, он, привычно обойдя поблескивающие в неровном свете факелов кольца, направляет змей к себе, позволяет им обвить шею, снова вызывая панику у зрителей. Незаметно, почти невесомо придерживает кончики прохладных хвостов и понимает, что питомцам этого хватит, чтобы не задушить, но ведь никто, кроме Тома этого не видит и со стороны подобное выглядит ужасающе. Худенький юноша, кажется, сейчас будет раздавлен заживо своими же змеями, но он снова обманывает приближающуюся и кажущуюся неминуемой гибель, снимает с себя любимиц и снова отправляет их «гулять» по рядам, легко улыбаясь, слушая панические крики зрителей. Череду почти привычного развития событий прерывает парень. Даже скорее молодой мужчина, с чуть вьющимися светлыми волосами, сидящий почти с самого края но, тем не менее, в первом ряду. Не смотря на хвост змеи, практически «прошедшийся» по его ноге, он продолжает завороженно смотреть на самого Тома, в то время как все зрители сосредоточены на хищниках, боясь, что вот-вот станут их жертвами. Кажется, у этого странного парня голубые глаза, хотя в полумраке не разобрать. Том понимает, что нельзя отвлекаться, что любое неверное движение и не так упавшая тень могут спровоцировать агрессию и последующий за ним укус, хорошо, если его самого. Иначе Каролина потом не оберется проблем. Хотя… Том знает, - их ведущей, хозяйке шоу, явно наплевать на жертвы. Зеленые глаза вновь сталкиваются с, кажется, голубыми, и парень с удивлением понимает, что этот странный зритель даже не заметил, как одна из змей свернулась от него в опасной близости и теперь слегка покачивалась, заставляя людей на соседних местах в ужасе зажимать рот ладонями, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания. Улыбнувшись, Том плавно подходит к странному зрителю и снова ладонью направляет змею на себя, ловя боковым зрением то, как сбегает из шатра цирка девушка, сидевшая на соседнем сидении. Удивительно было, когда парень, этот блондин улыбнулся в ответ и спокойно откинулся на старую скрипящую спинку сиденья, будто давая понять Тому, что не особо переживал. Резкий звук и вибрация, прошедшая по полу от движения кресла заставила змею сжать руку Тома, и ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не выдать себя ни единым движением или мимикой. Лишь мозг отметил где-то на подсознании, что на завтра рука будет вся синяя от столь сильного давления. Улыбнувшись еще шире, Том резко развернулся и, унося змей на себе, начал завершающий этап номера, вновь и вновь вызывая крики у зрителей, шокируя их поведением своих питомцев. *** - Ладно, дорогие, - «пропела» Каролина, которая собрала всех в своем трейлере, - выступили отлично – и через два дня наше шоу двигается с места. Завтра, после завершающего представления, начнем собирать шатры. Все артисты, которые едва уместились в тесном пространстве, безразлично кивнули. Каждому хотелось поскорее покинуть ужасное место, потому что тень предмета, стоявшего в углу и прикрытого тряпкой, пугала, даже не смотря на то, что тот же Том был парнем далеко не робкого десятка. Сейчас же, поглаживая поврежденную руку и думая о том, что надо бы вечером выбраться в город и найти знахаря, он хотел как можно скорее оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда. Казалось, тряпка, прикрывавшая то, что стояло в углу, шевелилась. Будто оттуда кто-то пытался пробраться сюда, в этот мир, чтобы поглотить, затащить в темноту каждого, кто окажется на пути. - Это все? Мы можем идти? – Краун, не сдержавшись, встал с края стола, на котором сидел, умостившись на столешнице, и, перешагнув через ноги сидящей на полу Леи, взялся за ручку двери. - А гонорар забрать? – Каролина насмешливо смотрела на мускулистого парня. - К черту, завтра. Я устал. Хлопнула дверь и в трейлере воцарилась тишина. - В целом-то вы свободны. Все сразу повскакивали с мест, поняв, что ненавистное собрание после шоу в этот раз не затянулось надолго. Том подошел к девушке и, как всегда с неизменной наглой ухмылкой, протянул здоровую руку, в которую тут же были вложены монеты. Гонорар за шоу. Хмыкнув, парень вышел, стараясь не переходить на быстрый шаг, хотя хотелось, дико хотелось просто в один прыжок оказаться у двери, в панике выскакивая из фургончика и с силой захлопнуть дверь. Будто бы это поможет спрятаться от того страха, который постоянно висел в воздухе. Уйти от липкой паутины, опутавшей все их шоу своими кошмарными нитями. Проклятый круг не разорвать и он знает это. Давно пора бы смириться. Отказавшись от предложения Крауна выпить, Том натянул капюшон серого неприметного плаща на голову, и выбрался из цирковой стоянки в город, погружаясь в вонь уличного смрада, и слыша такой успокаивающий уши городской вечерний шум. *** - Юноша, где же вы так ударились? – пожилой аптекарь, добродушный старичок, копошился в лекарствах, ища настойку от синяков и ушибов. Том все же нашел аптечную лавку и теперь надеялся, что его никто не узнает. Потому что никогда нельзя было предугадать реакцию людей на циркового артиста. Это могло быть и восхищение, граничащее с обожанием, и дикая ненависть, что могло закончиться побоями или чем угодно из арсенала того, как можно поиздеваться над человеком. - Упал, - тихо ответил брюнет старичку, кладя на прилавок пару монет за лекарство. Взяв бутылек, он уже хотел выйти из аптеки, как почувствовал на себе чей-то взгляд. Том с детства привык быть осторожным и всегда безошибочно чувствовал, если кто-то проявлял к нему что-то большее, чем мимолетный интерес. Повернув голову в бок, он увидел того самого зрителя, который зацепил его во время представления. Смерив его злым взглядом из-за капюшона, Том молча вышел из аптеки. Незнакомец пошел следом, совершенно не скрываясь. Некоторое время они шли молча, но потом парню это надоело. - У меня появилась личная охрана? – хриплым от усталости голосом спросил он, обращаясь к идущему рядом блондину. - У вашего шоу нет иллюзиониста. Вот так, просто и без предисловий. - И тебе здравствуй, - не удержался Том, - это ты, что ли, иллюзионист? Габариты не мешают? – даже боковым зрением он видел, насколько у этого мужчины красивое тело, развитые мышцы и широкие плечи. - А тебе змейки твои не жмут? – в тон ответил блондин, продолжая идти рядом. Хмыкнув, Том дернул плечом. - Мы не нуждаемся в новых участниках шоу. Этот сезон не предусматривает изменений в программе. - А если я все же приду и покажу, на что способен? – мужчина явно не собирался сдаваться. Том резко остановился и в один шаг оказался перед блондином, поднимая голову и смотря в его, все-таки оказавшиеся голубыми, глаза. - С восприятием речи плохо? Я, кажется, сказал нет. - А я, кажется, заметил, что хозяин шоу не ты, - не сдаваясь, ответил блондин. На его лице не промелькнуло не единой эмоции. Том вздохнул и поморщился от ноющей боли в руке. - Послушай, не лезь в наш цирк. Непонимающе вздернутая светлая бровь и вопросительный взгляд голубых глаз был ему ответом. - Обычно мне вообще наплевать, но сейчас… сейчас я устал. Поэтому, просто поверь мне на слово. Ты не знаешь, что происходит внутри шоу. Может, тебе просто хочется к знаменитым «уродам»? – Том усмехнулся, понимая, насколько нелепо звучит это слово в его речи, - Или ты возомнил, что так просто можешь стать одним из них? Так вот, не лезь. Просто прими как данность – не нужно это тебе. Выдохнув, Том развернулся и хотел было уйти, но горячая ладонь, опустившаяся на его плечо, не дала этого сделать. - Шипишь ты не хуже своих змей, - хриплый шепот раздался у самого уха, и его не заглушал даже плотный капюшон плаща, - но я разрешения не спрашивал у тебя. Поэтому увидимся завтра, змееныш, - пальцы немного сильнее сжали плечо Тома и тут же тяжесть руки пропала. Обернувшись, брюнет успел увидеть скрывшуюся между домами фигуру. Вздохнув, Том направился обратно на стоянку их цирка. Меньше всего ему хотелось, чтобы в труппе появился новенький. Он ничего не имел против иллюзионистов и прекрасно понимал, что если блондин проявит себя достойно – он попадет в шоу. Каролина не упустит возможность в виде нового человека. Только вот каждый, попадавший в цирк, продлевал незавидную участь уже состоящих в нем, да и, можно сказать, заживо хоронил себя. Все это понимали не сразу, а позже. Много позже, когда эйфория первых выступлений проходит, когда города и лица смешиваются в одну пеструю, мелькающую перед глазами массу, и хочется просто остаться одному, не дергаясь на выступления и не ставя себя каждый раз под удар. Только тогда начинаешь осознавать, во что влип, и под чем подписался. Только вот уже некуда деться от жутких кошмаров, преследующих тебя везде, где бы ты не ложился спать, и того ужаса, который плотно окутал их шоу, не оставляя ни единого шанса участникам. *** Бледное до синевы лицо, на котором пятнами выделяются ярко-зеленые глаза. Кажется, что они вот-вот загорятся такого же цвета пламенем, сжигая тех, кто оказался рядом. Все та же худощавая фигура, только вот вместо кожи местами чешуя. Такая же, как у змей. Тех самых, с которыми он выступает на шоу. Тонкие, длинные руки со столь же неестественно тонкими пальцами двигаются вдоль тела, поглаживая кожу, и, кажется, он чувствует, как мурашки бегут вдоль позвоночника от этих прикосновений. Фигура темная, местами света так мало, что кажется, будто частей тела и вовсе нет, их словно поглощает темнота, разрывая очертания образа. Немного покачиваясь и все еще водя руками вдоль бедер, иногда касаясь талии, парень поворачивается вокруг себя, словно красуясь, показывая свое тело, на котором то тут, то там вспыхивает зеленоватыми огоньками прохладная чешуя. Черт возьми, он уверен, что она прохладная, такая же, как и у его змей. Тонкие руки доходят до шеи, и, скользнув по ключицам, прячутся в волосах, запутываясь в прядях, темными кольцами обвивающих запястья, будто они живые. Вглядеться, рассмотреть что это – словно первостепенная задача, которую он выполняет, чуть не вскрикивая от шока, потому что это ведь совсем не пряди. Тоненькие, черные змейки, скользят сквозь длинные бледные пальцы, будто ветер дотрагивается до этой странной прически, приводя ее в «движение». А на самом деле это живые существа, которые, словно тысячи темных лент скользят по покрытым чешуей плечам, задевая скулы и впалые щеки, оттеняя и без того яркие, до боли яркие зеленые глаза, которые смотрятся почти сумасшедшими на фоне улыбки, навсегда исказившей тонкие губы… В ужасе вскочив с постели, Том встает на ноги и трясет головой, пытаясь прогнать жуткое видение. Кудри рассыпаются по плечам, не сдерживаемые заколками. Плечи тяжело вздымаются, словно после долгого бега. Парень подходит к террариуму и вытаскивает одну змею, оборачивая ее вокруг себя, словно шарф. Будто она может защитить его от того, кто приходит к нему каждую ночь уже… Он даже не хочет думать, сколько. Не хочет вспоминать, потому что от этого та безысходность, которая сидит в нем, начинает вопить с удвоенной силой о том, насколько ужасно его положение. Змея холодит, сдавливает, отрезвляет. Словно легкая боль заставляет находиться в реальности, не дает воспаленному сознанию взять верх над разумом. Натянув только штаны, и как попало завязав волосы первой попавшейся под руку лентой, Том выходит из своего фургона, и с тоской встречается взглядом с Леей, которая сидит прямо на земле. Ее фургон не далеко, поэтому они часто пересекаются с девочкой. Понимающе посмотрев на Тома, брюнетка лишь указала ему на место рядом с собой, куда он тут же садится, устраивая часть змеи на коленях. - Я устала, а ты? – тихий голос разрезает предрассветную тишину. - И я, - так же негромко говорит Том, и по привычке гладит змею. Она уютная. Постоянно он ловит себя на мысли, что самые теплые для него существа – эти хладнокровные змеи, как бы смешно это не звучало. - Почти все тело уже в ожогах, - вдруг добавляет девчонка и Том вздрагивает. Он понимает, что это означает. - На голове появились змеи, вместо волос, - тоже делится он и слышит удивленный, тихий выдох Леи. - Может, оно и к лучшему? Наверное, скоро это закончится. Том вздыхает, смотря на свои пальцы, медленно поглаживающие чуть шершавую чешую. - Наверное… Короткие фразы повисают в предрассветном тумане. Они долго сидят на земле, смотря, как солнце постепенно показывается из-за мутных, немного грязноватых облаков, оповещая о начале нового дня. Быть может, в следующую ночь получится выспаться хоть немного? Хотя, кому он пытается соврать. Красные от недосыпа глаза стали привычным «атрибутом» участников шоу. Никто не спит. Не может спать. Не может успокоиться и успокоить душу, которая отдана в бессрочное пользование тому, о ком не говорят вслух. Шоу начнется сегодня вечером снова, а потом переедет в другой город, где будет шокировать слабонервных и доводить их же до припадков. Будет пугать, чтобы заработать. А потом ночами каждый участник будет бояться в одиночестве чего-то страшнее, чем выступления одного из самых известных цирков уродов их века.