Freak-show

Том со стоном распахнул глаза. Грудь вздымалась от тяжелого дыхания, а легкая кофта, в которой он ложился спать, была насквозь промокшей от пота. Снова и снова парень пытался абстрагироваться, хоть как-то перестать думать или бояться засыпать – ничего не выходило. Утомленный болью в ноге накануне, он все же уснул. А точнее – просто отключился, устав от мыслей, крутящихся вокруг новенького иллюзиониста и недавней травмы. Не хватило сил даже встать к змеям и "пообщаться" с питомцами, как он это делал обычно. Может потому, что сидеть на корточках сейчас было весьма проблематично. Резко выдохнув, Том сел на кровати, впутывая пальцы в растрепавшиеся пряди волос и откидывая их назад. Перед глазами все плыло и, даже не смотря на то, что вокруг царила темнота, казалось, будто и она какая-то мутная, в клубах тумана, как тот, который приходил к нему во сне. Пальцы запутались в не расчесанных прядях, и на секунду показалось, что по запястью скользнуло что-то прохладное, будто бы живое… Том резко отдернул руку, чуть не вырвав себе клок волос. Застонал, понимая, что воображение сыграло с ним злую шутку, ведь ощущения, приправленные страхом, обострялись стократно. Стиснув зубы, Том встал с кровати и, опираясь сначала на спинку, а потом и просто на стенку, дохромал до выхода. Толкнул дверь и вышел на улицу, вдыхая ночной воздух. Судя по легкому туману и предрассветной дымке, спать ложиться уже не имело смысла. Совсем скоро они покинут этот город. И так из-за его ноги задержались на полдня, потому что собраться нормально Том в пол силы не мог. Аккуратно сев на верхнюю ступеньку и привалившись к дверному косяку, Том устало провел ладонью по глазам. Такое ощущение, будто в них насыпали песка. Это все недосып. Можно было практически выть на луну из-за того, что спать просто дико хотелось, но не получалось. А если и получалось – то лучше бы… Что лучше? Раз за разом Том думал, прокручивал в голове варианты, проживал в воображении тысячи своих жизней, которые могли бы быть, если бы не… Не этот цирк. Что самое смешное, Том зачастую видел себя умирающим где-то в подворотне, или же в больнице для нищих, задыхающимся от жара, какой-то болезни, или… Парня передернуло. Как ни крути, он прекрасно понимал, что сироте, чьи родители сгорели при пожаре в доме, деваться в их мире было некуда. Не имея денег или связей, с его внешностью и хрупким телосложением, дорог было не много. Да и, к тому же, он отличался пониженным иммунитетом. Если кто-то чихал рядом – Том на следующий день болел. Приют, в который его определили, был грязным, пропахшим плесенью, засиженным тараканами и клопами. Утром, когда дети просыпались и поднимали головы с подушек, под тонкой тканью можно было увидеть темные шевелящиеся кольца. Это мелкие паразиты, живущие в отсыревших перьях, за ночь скапливались там, где чувствовали человеческое тепло. Смотреть на себя было страшно. Покусанный насекомыми, грязный и лохматый, Том уже тогда готов был наложить на себя руки. Да только следили за детьми очень строго. Хозяйке приюта платили за каждого ребенка. Конечно, эти деньги, по идее, должны были уходить на одежду и еду, но жадная злая женщина тратила львиную долю на себя и своих любимых сыновей. И плевать она хотела на рваные рубашки ее «постояльцев» или каких-то там постельных паразитов. Но, только дело доходило до болезни – врачи всегда были наготове. Конечно же, ведь смерть ребенка это минус в ее кармане. И именно поэтому Том был проблемой номер один. Любой сквозняк обходился хозяйке в кругленькую сумму на лечение темноволосого мальчишки. Промучившись с Томом какое-то время, женщина решила избавиться от досадной «проблемы» и отправить ребенка на работу. Куда могли взять детдомовского, да еще и бледного, изможденного мальчика? Чернорабочие и грузчики на фабриках, куда женщина пыталась пристроить Тома, смеялись в голос над почти прозрачным "воспитанником". Хозяйка бесилась и била парня, вымещая на нем зло, копившееся в ней. Он терпел, потому что уже тогда понимал, что без еды и денег смысла сбегать нет – разве что угодить в ближайший бордель, в котором раем покажется даже жизнь в детском доме. И вот в один из беспросветных дней сын хозяйки вспомнил о питомнике животных. Туда нужен был помощник на добровольной основе. Платить основателю приюта было нечем, и он взамен предлагал комнату в своем доме. Сочтя это самым хорошим для нее раскладом, женщина взяла парня в охапку, и потащила по назначенному адресу. Что такое для ребенка каждый день видеть забитых, измученных, никому не нужных животных? Которых приносят иногда в живом, а иногда не совсем, состоянии, и кидают у порога, с расчетом на то, что приют заберет их себе? Никого это не волновало и Тома, естественно, спрашивать никто не стал. Единственной песчинкой теплоты в этом омуте отчаяния был хозяин приюта. Молодой мужчина, с карими, почти черными глазами и такими же волосами, на каких-то добровольных началах, да и просто по доброте душевной, построил приют. Он работал редактором в местной газете и почти все деньги тратил на животных, которых, казалось, понимал лучше, чем людей. Увидев Тома, шмыгающего носом и тихонько стоящего за спиной хозяйки детского дома, он лишь кивнул на дикую историю о том, что мальчишка хочет убирать клетки уличных собак, и подтолкнул Тома к небольшой кухне. Что и почему заставило его принять такое решение? Ни тогда, ни много позже, он этого не говорил. Лишь улыбался и гладил кудрявую темноволосую голову, заставляя сердце Тома наполняться странными ощущениями, будто волнами тепла, идущего от этого мужчины. В тот день испуганный ребенок стоял посреди помещения и не знал, куда себя девать. За несколько лет, проведенных в стенах детского дома, он четко уяснил, что любой шаг может стоить недели нормальной жизни, в течение которой ты будешь лежать на кровати и залечивать синяки и раны от побоев. Поэтому когда мужчина, зайдя на кухню, подал Тому пряник, мальчик сначала непонимающе посмотрел на него, ожидая чего угодно, но не простого: «Привет, я - Фил. Это тебе» - и, неожиданно даже для самого себя, зарыдал в голос. Потому что он уже забыл, что это такое и как это, когда тебе, перед тем как поесть, не надо драться за свою порцию. Потрепав спутанные кудри Тома, мужчина спросил, любит ли он животных. А Том на тот момент готов был любить всех. Потому что он жевал самый вкусный в своей жизни пряник. Тогда его судьба сделала новый поворот. Виток, который позволил парню на какое-то время снова почувствовать себя человеком. Фил был ему как старший брат, заменивший всех, дающий то ощущение нужности, которое было необходимо измученному детским домом Тому. С ним он научился понимать животных. Знать, что болит у кошки только по тому, как она водит усами и понимать, к какой собаке можно подойти, а с какой надо сидеть и разговаривать часами перед тем, как она подпустит к себе. И именно он принес однажды домой двух маленьких змеек, которых едва хватало, чтобы обвить даже тонкую руку Тома от кисти до плеча. - Откуда? – только и смог выдохнуть шокированный мальчик, а Фил лишь улыбнулся и сказал, что эти питомцы у него давно, просто сейчас появился тот, кому хочется передать умение управлять ими. И, пожалуй, именно этой фразой Фил запустил в жизни Тома какой-то новый механизм, превратив его из скромного, напуганного мальчишки в тонкую, стройную тень, бесшумно скользящую, плавно двигающуюся, будто ползающую так же, как и две змеи, которые стали его верными спутницами. Откуда Фил столько знал, для Тома оставалось загадкой до сих пор. Хотя сейчас, будучи взрослым, он понимал, что мужчина, скорее всего, просто когда-то мог быть дрессировщиком, или ветеринаром, или хоть тем же цирковым актером, у которого что-то не сложилось, и он удачно нашел Тома, с которым захотелось поделиться накопленными знаниями. Но тогда, для кудрявого мальчишки он был почти богом, наставником, которого парень просто возвел в ранг кумира. Том улыбнулся при воспоминании о добродушном «старшем брате». Если бы тогда он не ушел, ведомый сердцем и не слушающий доводов разума, возможно, все было бы иначе. Но ему казалось, что вот оно – любовь всей жизни, да еще и с работой бок о бок. Не смущало даже странное поведение, неприязнь команды «по работе» и странная девушка, в вечной шляпке и улыбкой, словно застывшей на полных губах. В этом он схож с новеньким Крисом. Пока сам не наступит на грабли – не станет обходить их по чьей-то указке. Разница была лишь в том, что Том, один из всех – не пришел за славой. Он хотел любви. Только вот обманулся. Так жестоко, что спрятал эмоции подальше в себя, отгородился ото всех стеной из сарказма и вечного пофигизма и ждал. Ждал, пока смерть найдет способ обойти кошмарные сети цирка и забрать то, что ей положено по праву. В голове опять крутились вопросы о том, насколько устали остальные, если он, находясь в цирке много, очень много меньше, уже думает о смерти? - Как нога? Том вздрогнул от голоса, раздавшегося совсем рядом. Посмотрев в сторону, он увидел Криса, который стоял рядом и смотрел на него сверху вниз. Светлые волосы не были забраны в хвост и золотистыми волнами, переливающимися даже в предрассветных сумерках, лежали на сильных плечах. - Нормально, - хрипло ответил Том и, прокашлявшись, продолжил, - не спится? Блондин пожал плечами и вдруг, подойдя вплотную и потеснив Тома, уселся рядом. Так близко, что брюнет оказался вжатым в дверной косяк рукой и бедром так сильно, что пришлось немного повернуться к Крису, чтобы сесть удобнее. Было странно так резко оказаться на столь минимальном расстоянии от новенького, особенно с учетом того, как Том долго пускал людей в свое личное пространство. Но Криса, судя по всему, мало волновали внутренние переживания Тома, и он просто делал, как хотелось, и как было удобно. - Мне странные сны снятся. Две ночи тут нахожусь – и две ночи не могу выспаться, - усмехнулся блондин, а у Тома по позвоночнику пробежала дрожь. Так рано? Так быстро? Но почему? Обычно кошмары приходили не раньше, чем закончится один сезон выступлений, да и каждый понимал их значимость не сразу. Ведь редко кто уделяет внимание парочке кошмаров, пусть и реалистичных. Почему же Крис видит их сейчас? Что произошло и что изменилось? В чем он отличается от остальных? Дело явно не в трюках, ведь у каждого участника шоу номер по-своему опасен, и сравнивать их нельзя. - Я хотел зайти вечером, но когда мы закончили и я заглянул к тебе - ты спал, - вдруг сменил тему Крис, а Том внезапно понял, что засыпал, свернувшись калачиком на покрывале, а проснулся, нормально укрытый, под своим одеялом. Щеки полыхнули жаром, и Том наморщил нос. Он всегда так делал, когда был смущен. Фил не раз смеялся над этим. Только вот смущаться не приходилось уже… не важно, сколько. Давно. Очень давно. - Спасибо, - с несвойственной ему интонацией выдавил из себя Том и посмотрел на Криса, - наверное, хочешь узнать, что происходит? Понимая, что сам ведет иллюзиониста к потоку вопросов, он не хотел останавливаться. Почему-то стало важно рассказать все, не утаивая. Ведь если сейчас Крис уже видит кошмары – что-то явно идет не так. И мало ли, чего ожидать теперь? - Знаешь, нет, – вдруг четко произнес Крис. - Нет? – Тому показалось, что он ослышался. - Нет. – Повторил блондин и повернул голову к Тому, оказываясь с ним практически нос к носу, - я хочу подумать сам. То, что вы напуганы и пытаетесь скрыть это за негативом, я успел понять сегодня, когда, так или иначе, пообщался с каждым. А вот почему… попробую понять сам. Том не верил своим ушам. Этот здоровяк, казавшийся добродушным блондинистым чудом, которое пришло за славой и деньгами, сейчас вот так просто заявил о том, что хочет сам разобраться в цирке, о котором некоторые люди даже говорить бояться, не то, что думать и копаться внутри. Улыбка сама собой расплывалась на тонких губах. - Ну что же, блондинка, - Том усмехнулся, увидев полыхнувший огонек в голубых глазах, - удачной охоты. Медленно встав и обойдя Криса, брюнет, хромая, зашел в свой фургон. - Вставай, мешаешь дверь закрыть, - усмехнулся Том видя, как Крис, потягиваясь, встает и поворачивается к нему. - Моя охота будет удачной, я уверен. Сладких снов, змеище, - резко спрыгнув со ступенек, Крис пошел к своему фургону, заставляя Тома вновь удивиться умению передвигаться столь бесшумно. Закрыв дверь, он усмехнулся. «Змеище… Так меня еще никто не называл», - подумал брюнет, хромая к кровати и аккуратно укладывая на простыни больную ногу, - «вот же прозвище». Остаток беспокойной ночи прошел в странных мыслях о сильном образе, мелькающем перед глазами, стоило только прикрыть веки. *** Девушка стояла перед зеркалом и, как завороженная, гладила пальцами тонкие, застывшие в неестественных позах, металлические руки, из которых складывалась рама, так пугающая всех обитателей цирка. Ей казалось, что она все делала правильно, лишь в глубине души скребся, настырно толкался маленький огонек, настойчиво напоминающий о том, что она никто, чтобы распоряжаться жизнями людей, пусть и по глупости доверившихся ей. Сколько прошло лет с тех самых пор, как она мотается по свету вместе с труппой? Сколько времени потрачено, сколько сил? Раньше казалось, что это ей нравится. Какое-то иррациональное удовлетворение от страдания других вселяло веру, давало желание жить и заманивать новые жертвы в свой цирк. Но сейчас, по прошествии времени, она понимает, что устала. От всего можно устать. Даже от ощущения абсолютной власти и полного восторга, не оставляющих ни на секунду, можно утомиться. Банально, быть может – но это приелось. Ужасно было осознавать, что все потраченное время сейчас просто уходит в никуда, под воздействием той усталости, которая копится уже столько лет. И от этого гнев, который, казалось бы, вот-вот утихнет, вспыхивал с новой силой, давая повод и дальше вершить то, что она искренне считала правильным и единственно верным. Новенький, голубоглазый иллюзионист был красив, силен и умен, как бы он не пытался это скрыть за маской дружелюбия и немного свойского поведения. Голубые глаза, эти льдинки, сканировали каждого, четко подмечая все детали, видя, будто насквозь и кто, как не она, мог бы это заметить? Крис был хитер. Придя за славой и последующим за ней богатством, он хотел извлечь максимум выгоды из каждой минуты, проведенной на манеже этого шоу. - Ты опять против, ведь так? - уставший голос, растворяющийся, казалось бы, в полумраке фургона, был обращен не понятно к кому. Зеркало дрогнуло, издавая странный звук, который можно было принять за дуновение ветра или дрожь стекла. Даже можно было подумать, что это слуховая галлюцинация, если бы не страшная, злобная ухмылка, исказившая губы девушки. Она портила ее, делала из миловидного лица демоническую маску, которой можно пугать в Хэллоуин или выставлять в комнате страха. Но девушку это не смущало, она лишь снова провела рукой по раме, не касаясь поверхности зеркала, смотря вглубь странным, долгим взглядом, будто следя за чем-то внимательно, пристально, пытаясь ничего не упустить. - Ничего уже не изменить, и виноват в этом ты, - еще одна улыбка, и тонкие пальчики, цепляя край тяжелой темной ткани, накрывают зеркало, пряча страшную сущность, до поры, до времени, скрывая то, что пугает сильнее самых страшных ночных кошмаров. *** Снова голубые глаза – свои, и в то же время чужие. И снова капельки воды, срывающиеся с потемневших от влаги волос. Странно то, что в мышцах чувствуется боль. У него уже много лет не болели мышцы – ведь ежедневные тренировки дают о себе знать. Мужчина стоит, чуть наклонив голову, и смотрит пред собой. Не шевелится, не издает звуков, ровно дышит и слегка улыбается. Будто не замечает капелек воды, изредка проскальзывающих по его губам. Почему-то уверенность, что вода холодная, не покидает ни на минуту. Так же как и страх от того, что во сне нельзя чувствовать холод. Как и мышечную боль. Нельзя, черт побери, ощущать, как кожа покрывается мурашками из-за того, что по спине, вдоль позвоночника, скользит холодная капля, принося неприятное ощущение щекотки и желание поежиться, передернуть плечами, и… … проснуться. С минуту Крис смотрит в потолок, расчерченный светлыми полосами солнечных лучей, проникающих сквозь неплотно задернутую шторку на маленьком окошке в фургоне. Странные ощущения, не покидающие с того момента, как он увидел стройную фигуру Тома на выступлении, не дают ему покоя. Привыкший доверять своей интуиции, иллюзионист решил докопаться до сути страхов, испытываемых участниками шоу. Это ведь не нормально, когда взрослые мужики шугаются людей, и не желают ни с кем разговаривать? Сам Крис не был идеалом, и в его биографии имелось немало черных пятен. Так же, как и разочарований. Предательства друзей, которых он считал лучшими, месяцев пьянок и бесконечных часов репетиций, в каждый из которых он мог погибнуть, не выбравшись из куба. Стеклянный прямоугольник был практически его вторым домом, как бы смешно это не звучало. Сейчас же, оказавшись в цирке, которым бредил последние несколько лет, Крис понимал, что влип во что-то большее, чем просто шоу «не уродливых уродов», как их окрестили многие из простых обывателей. Каждый участник был «из ряда вон», что для Криса являлось магнитом, препятствием, не разгадав которое он не смог бы успокоиться. А больше всего покоя не давал Том. Рассмотрев парня при дневном свете и зависая в те моменты, когда солнце скользило по вьющимся волосам, Крис, всегда любивший представителей своего пола, понял, что пропал. Окончательно и бесповоротно попал в плен ярких, неестественно зеленых глаз и ехидной улыбки, украшающей тонкие, чувственные губы. Иллюзионист понимал, что подобраться к Тому будет сложно. Повелитель змей не то, что бы не шел на контакт, он всячески пытался обидеть, подколоть и побольнее задеть Криса, лишь бы отгородиться стеной и не показывать из-за нее носа. Но не в характере мужчины было отступать от цели. И если уж он задался идеей покорить ехидную зеленоглазую бестию, обзывающую его «блондинкой» - от своего не отступится. И уж тем более интерес подогревали сны. Крис не верил в потусторонние силы, но и не отрицал их существование. Тем не менее, оставив право мистике на существование, иллюзионист решил поговорить с Каролиной, когда они доберутся до города, в котором будет проходить следующее шоу. Хотя бы узнать, на кой черт эта девушка просила его посмотреться в зеркало. Крис и без того знает, что далеко не урод и лишний раз в этом убеждаться не видел смысла. Тогда не придав этому значение, пребывая в эйфории из-за того, что его приняли в цирк, он только сейчас осознал, насколько странной была просьба и насколько по-дурацки он повел себя, не задав ни одного вопроса по этому поводу. Но жалеть о сделанном блондин не привык. Оставалось только двигаться вперед и думать, пытаться разгадать загадку циркового шоу, в котором теперь он принимал непосредственное участие. *** Дни, которые проходили в дороге до следующего городка, протекали лениво как для Тома, так и для всех остальных. Если бы не Крис, за которым было просто приятно наблюдать – брюнет замкнулся бы в себе и своих змеях, как делал это всегда. С появлением иллюзиониста все будто очнулись ото сна, выплывая из омута, в который загнал страх. Крис был как солнце, рядом с которым тепло и спокойно. Ни минуты не мог усидеть на месте, постоянно прося кого-то что-то сделать, поправить или подкрасить декорации, рассказать что-то о постановках и технических моментах, спрашивая о мелких деталях и заставляя порой даже смеяться каждого из участников шоу. Том напрягал память изо всех сил, но так и не вспомнил, когда в последний раз слышал, как в их труппе кто-то искренне смеялся. А сейчас он смотрел на Лею, которая балансировала у Криса на плечах и раскручивала горящий канат над головой, заливаясь смехом и поглядывая на Крауна и Мика, что-то жующих и изредка переговаривающихся между собой. Том с удивлением осознал, что это вообще первые остановки, которые проходят не в молчании и напряжении, а за разговорами и смехом. Это было странно, но приятно и согревало изнутри. Поглаживая кольца змей, по обыкновению обернутых вокруг его торса, он спустился со ступенек фургона и подошел к Крауну и Мику. - Интересно, что будет раньше, Крис уронит Лею, или она подожжёт ему что-нибудь? – с набитым ртом пробубнил Мик и снова посмотрел на парочку, которая уже совсем разошлась. Крис поднял Лею руками над головой, а та схватила канат по-другому, притягивая горящие края ближе к себе, делая амплитуду вращения меньше, и тем самым увеличивая опасность для Криса и самой себя. Том усмехнулся. - Думаете, нашему иллюзионисту пойдет выжженная лысина? Краун засмеялся, поперхнувшись водой, которую пил, а Мик фыркнул на это высказывание, принимаясь дожевывать обед. Стало совсем легко и спокойно. Том как-то беспомощно смотрел на парней, но они отвечали ему такими же растерянными взглядами. Крис и Лея, казалось, не замечали никого вокруг, сосредоточившись на собственном маленьком представлении. В целом, никто не запрещал им веселиться, радоваться или смеяться. Просто со всеми кошмарами, копившимися так долго и угнетающими каждого, никому не хотелось лишний раз улыбаться. Усталость пожирала изнутри вместе с осознанием безнадежности и какой-то пустотой. Что изменилось с приходом Криса? Пожалуй, жизненная сила, солнечными лучами исходящая от этого мужчины, заражала. Нельзя было не ответить на этот безмолвный призыв к спокойствию, который чувствовался в каждом уверенном, сильном движении и виднелся в каждой улыбке, украшающей чувственные губы иллюзиониста. Крис стал первым человеком, которому было наплевать на слухи и сплетни. Который просто хотел выступать и собирался делать это, не смотря ни на что. Которому было все равно, кто и что пережил и с какими кошмарами живет. Крис просто предлагал спокойствие, пусть каждый и знал, что оно временное, и блондина, скорее всего, страх поглотит так же, как из всех присутствующих, но это будет позже. А пока все они купались в том расплавленном золоте, которое текло из Криса теплотой и счастьем, о котором тут уже долгие годы никто не вспоминал. *** Первое представление в городе, куда они прибыли, должно было состояться через несколько часов. Декорации были готовы, полосатый шатер наполнялся жадными до зрелищ людьми, и уши «резала» до жути надоевшая музыка, которая потом еще долго не хотела уходить из головы. Казалось бы, все было как всегда и Том, по обыкновению стоящий у выхода на манеж, тонкими пальцами придерживал край занавеса, смотря на все прибывающий народ. Отличие было только в том, что рядом теперь стоял Крис. Мужчина был необычно молчалив с самого утра, и по красным глазам было явно видно, что ночью он не спал, как и все остальные. Только Тому не давали покоя мысли. Роем кружа в голове, били по сознанию, включали «маячок». Слишком рано еще для снов. Брюнет не мог понять, почему так быстро к блондину стали приходить кошмары. А в том, что это были они – Том не сомневался. Крис был бледен, движения были резкими и дерганными, а самое главное, он явно собирался без зеркала, что было первым «симптомом». Вздохнув, Том погладил змей и подумал, что их «солнце» уже начало меркнуть. Страх и кошмары сломают его, не дав посветить в полную силу. Шоу началось, и участники потянулись ближе к занавесу. Мельком кинув взгляд на блондина, Том почему-то заволновался. Крис был слишком напряжен. Складка между бровями, сжатые губы, руки, то сжимающиеся в кулаки, то ослабляющие их, но тут же сжимающиеся вновь, потому что, Том видел, у Криса дрожали пальцы. - Ты в норме? Нет, он не волновался. Просто нельзя было волноваться блондину. Не с его номером и риском для жизни. Даже трясущиеся пальцы могли привести иллюзиониста к смерти. А труп на манеже, заключенный в куб с водой, хотелось видеть меньше всего. - Да… да, я в норме, змеище. Нет, не получилось у Криса придать голосу сарказма. Даже раздражающее прозвище прозвучало до странности тихо и неуверенно. Том, нахмурившись, тронул его за плечо. - Ты обещал мне хорошую охоту, блондинка, - ехидная улыбка сделала свое дело и Крис встрепенулся. Голубые глаза зажглись азартом, а Том удовлетворенно выдохнул. - Да, конечно. – Уже спокойный тон и брюнет, убирая руку с сильного плеча, снова принимается гладить змею, подходя к занавесу и готовясь к своему выходу на манеж. *** Вести о новеньком иллюзионисте бежали вперед цирка. Все ждали Криса и знали, что его выход будет последним. После «укротителя змей» зал был в напряжении, и было самое подходящее время для нового нервного потрясения зрителей. Под тихую музыку, так приевшуюся Тому, блондин сделал круг и остановился перед кубом, наполненным водой. В полумраке на стеклянных стенках причудливо плясали тени и отражения зрителей, расплываясь и придавая номеру какое-то сверхъестественное сияние. Крис вытянул руки, и к ним тут же подошла Лея, надевая на запястья широкие кандалы, закрепляя их цепями, на глазах у зрителей поворачивая маленький ключик в браслетах, оставляя затем его у себя. Все, так же как Том, Краун и Мик, затаили дыхание, когда блондин, легко подтянувшись, сел на край куба и опустил в воду ноги. Немного покачиваясь, он улыбался и осматривал зал. Тому почему-то захотелось узнать, о чем иллюзионист думает в такой момент. Просчитывает варианты освобождения? Или достает какие-то приспособления, чтобы освободиться? Может, прощается с жизнью, на всякий случай? Или поет, покачиваясь в такт музыке, звучащей в голове? Крис же, улыбнувшись, глубоко вдохнул и скользнул в воду, почти не поднимая брызг. Лея погасила пару факелов, и зал погрузился в полумрак, среди которого выделялся лишь куб, слегка подсвеченный неровным огнем оставшегося гореть факела справа. Музыка стихла и наступила гробовая тишина. Казалось, все задержали дыхание вместе с Крисом, у которого было три минуты, чтобы спастись из добровольного заточения. Том сам не понял, как сжал ладонью одно из змеиных колец, обвивающих талию. Благо, сильной змее было не больно, и брюнет лишь судорожно выдохнул, во все глаза смотря на куб, в котором извивался Крис, окружаемые мелкими пузырьками воздуха. Минута. Одна из цепей упала на дно куба, и по залу прокатился удивленный вздох. Только вот Том понимал – что это малая часть. И если Крис не справится – эта цепь ничего не решит. Ладони вспотели, будто он сам оказался в воде, вместе с блондином. Казалось, даже дышать стало трудно. Две минуты. Вторая цепь падает на дно, и остаются только кандалы. Последнее препятствие на пути к воздуху и свободе. Том с трудом вдыхает, уже даже не понимая, насколько сильно сжимает змей на себе, смотря только на куб и человека в нем. Внезапно Крис замирает и Тому кажется, что он иллюзионист широко распахивает глаза, будто что-то видит перед собой. Кажется, время замирает и брюнет, словно во сне, видит, как Крис через несколько секунд снова продолжает выпутываться из наручников. Но потеряны драгоценные моменты. Три минуты. Крис все еще в кубе, а у Тома по спине проходит холодок. Он уговаривает себя, пытается убедить в том, что ему показалось это, что Крис не замирал, а если и да – то так было нужно. Пузырьков вокруг блондина все меньше, значит, воздуха в легких почти нет. Четыре минуты. В зале раздается шепот, и даже слышится чей-то плач. Том беспомощно смотрит на Крауна, а тот, кажется, уже готов рвануть к кубу и вытащить Криса, как… … раздаются громкие крики и аплодисменты. Том смотрит на манеж и видит, как тяжело дышащий блондин подтягивается и покидает куб. С него ручьями бежит вода, кандалы он держит одной рукой, под восторженный рев зала, поднимая ее вверх. Удалось. Но это было не так, как в первый раз. Крис красуется еще несколько минут, а затем на манеже появляется Каролина, начиная говорить завершающую речь и рассказывать о том, что завтра шоу повторится. Том ждет у занавеса, отстранено наблюдая за тем, как Краун и Мик уходят из шатра. Через минуту уходит и Лея, почему-то ежась и избегая смотреть на Тома. - Что было не так? – терпеть больше нет сил, и на Криса, только покинувшего манеж, обрушивается этот вопрос. Блондин смотрит на Тома и того будто ударяет под дых. Голубые глаза наполнены страхом. Паническим. Таким, который Том наблюдал тогда, когда сам только начинал видеть кошмары. Когда не мог ничего понять, а объяснить никто не хотел. - Что? – сам не замечая, он подходит вплотную и поднимает голову, заглядывая в глаза иллюзиониста. Тот пожал плечами, смотря куда-то сквозь Тома, и думая явно о чем-то своем. Находясь далеко, не здесь, не сейчас. Том понимает, что ничего не сможет добиться и лишь отходит назад, давая Крису пройти. Долго смотрит вслед, гадая, что же произошло там и почему это стоило целой минуты. Крис на ватных ногах идет к фургону. Он не понимает, во что влип, но чувствует, что зря откинул мистическую сторону вопроса этого цирка. Кажется, их с Томом сделка об «удачной охоте» скоро перестанет быть актуальной, потому что он не докопается до истины, и спросит у темноволосого «змея» напрямую, какого черта тут происходит. Крис не боится кошмаров ночью. Это неприятно, конечно, но больше интересно и волнующе, чем страшно. Сегодня иллюзионист понял, что может бояться только тогда, когда во время шоу видит в стеклянной стенке куба не отражение, не размытые силуэты зрителей, а утопленника. С синей кожей, в которую врезаются цепи, с исполосованными запястьями, вздувшимися пальцами и светлыми, черт побери, светлыми волосами, такими же, как у него. И самое страшное – голубыми, мутными глазами, почти без зрачков. Своими глазами, только давно мертвыми. Такими же мертвыми, как и сам утопленник, почему-то улыбнувшийся Крису. И этот жуткий оскал стоил целой минуты. Минуты в том фокусе, который отрабатывался годами и доведен до автоматизма. В фокусе, который надо будет повторить завтра. И который действительно может стоить ему жизни, если он потеряет чуть больше, чем одну минуту.