Моя

Pov Китнисс       Огонь повсюду, он окружал меня со всех сторон. Я пыталась убежать от него, но тщетно, он настиг меня и поглотил целиком. Он был на моей одежде, моей коже, он даже тек по моим венам. Пламя горело ярко и завораживающе. Я пылала ярче солнца. Теперь я действительно стала огненной Китнисс.       Огненная стихия так прекрасна, но она несет в себе разрушительную силу. Я понимала, что рано или поздно она сожжет меня как снаружи, так и изнутри. Однако, ни боли ни тепла я не чувствовала. Я ничего не чувствовала.       Передо мной появились мама, Прим, Пит и Гейл. Стоило мне коснуться руки сестры, как пламя перекинулось на нее, а затем и на остальных. Я в ужасе отшатнулась. Самые дорогие мне люди сгорали заживо на моих глазах. Они кричали, тянули ко мне руки, просили помочь. Но я не могла сдвинуться с места, я не могла ничего сделать, я была бессильна. Огонь вспыхнул сильнее, и я больше не видела их. Осталось лишь пламя и неясные силуэты в нем, а вскоре и они пропали. Я осталась одна, у меня больше никого не было. Они погибли из-за меня. По лицу побежали слезы, больше не имело смысла быть сильной. Я свернулась калачиком на земле и просто ждала, когда этот огонь сожжёт меня дотла и все закончится.       Вскоре я потеряла счет времени. Видимо это был мой персональный ад и я уже мертва, раз огонь не наносил мне никакого вреда. — Китнисс, Китнисс, — я услышала, как кто-то звал меня.       Этот голос показался мне знакомым. Я слегка приподнялась и попыталась осмотреться. Вокруг все заволокло дымом и практически ничего не было видно. Я почувствовала, как кто-то поднял меня с земли и прижал к себе. Я подняла голову, чтобы увидеть лицо этого человека и замерла в шоке. — Отец… — Да, милая, это я, — сказал он.       Я оттолкнула его и выставила вперед руку, чтобы он не подходил ближе. — Китнисс, успокойся, — он сделал шаг ко мне, а я отошла еще на пару шагов дальше от него. — Нет, папа, не подходи, я не хочу и тебя сжечь. Из—за меня мама и Прим погибли. — Милая, ты не сможешь причинить мне вред. И ты бы ни за что не позволила бы маме и Прим погибнуть. Ты всегда будешь их защищать, — он подошел ко мне и обнял меня.       Я в неверии смотрела на него, огонь не тронул его. — Я видела, как они сгорели. Я ничего не могла сделать, я не смогла, не смогла… — повторяла я.       Мои глаза вновь наполнились слезами. Отец заботливо вытер мои слезы, и еще крепче обнял меня. — Китнисс, порой все не то, чем кажется и наш разум может сыграть с нами злую шутку. — Но как, я не понимаю, ты здесь, но ты умер, Прим сгорела на моих глазах, хотя я ее оттолкнула от снаряда, летящего в нее, я пылаю, как факел, но огонь не обжигает меня. Как все это может быть? Я тоже умерла? – недоумевала я. — Мы не всегда все понимаем, и иногда просто нужно понять, что реально, а, что нет. Нет, ты не умерла, у тебя впереди долгая и счастливая жизнь. Тебе просто надо скорее отсюда выбираться. — Пойдем со мной, мы снова будем все вместе. Тебе больше не нужно будет работать в шахтах. Мы снова будет одной семьей, — попросила я. — Милая, поверь, я очень бы этого хотел, но я не могу. Мертвые должны оставаться там, где им место. Мне достаточно знать, что вы в порядке и помните меня. Я знала, если отец так решил, значит так будет правильно. Видимо в этом мире были какие-то свои правила, и он не мог последовать за мной, даже если это дало бы ему шанс на новую жизнь. — Как я отсюда выберусь, если я даже не знаю где я и как я сюда попала? — Просто сделай, то, что считаешь самым верным и не сомневайся в себе. Я люблю тебя, — отец поцеловал меня в лоб и исчез.       Дым понемногу рассеился, и я поняла, где я нахожусь. Я стояла на берегу лесного озера. Это оказалась наше с папой озеро. Мы часто там отдыхали после охоты, он учил меня плавать, учил рыбачить. Это памятное место для нас обоих.       Я зашла в озеро, и двигалась все дальше и дальше, пока полностью не погрузилась в воду. Вода потушила огонь, и принесла чувство освобождения, но вместе с этим пришла боль от ожогов. Я погружалась все глубже, воздуха уже не хватало, но я продолжала. У меня создавалось чувство будто то, что мне нужно, находилось на самом дне, и я отчаянно сопротивлялась нехватке кислорода, чтобы добыть это.       В глазах потемнело, в ушах звенело, но я, наконец, коснулась пальцами дня. Вода начала светиться, и я распалась на мелкие частицы и исчезла. Pov Пит       Так как Китнисс получила довольно серьезные ожоги, ей потребовалось несколько операций по пересадке кожи. Не смотря на все мои опасения и переживания, состояние огненной улучшалось практически на глазах. Все таки капитолийская медицина творила чудеса. По словам врачей, Сойка могла очнуться в любую минуту, поэтому я уже несколько практически постоянно находился в ее палате. Иногда заходил Гейл, да и Прим частенько мне компанию составляла. Когда меня одолевали сомнения, она поддерживала меня, заверяя, что ее старшая сестра ни за что бы нас не бросила, и она обязательно к нам вернется, просто нужно немного времени и терпения.       Периодически пальцы Китнисс слегка подрагивали, бывало она издает тихие стоны, а иногда она даже хмурилась. Я ловил каждый звук, замечал малейшее движение, каждый раз надеясь, что она вот-вот очнется.       Я практически не спал, боясь пропустить что—то важное. В конце-концов усталость взяла свое, глаза закрылись сами собой, и я уснул в кресле у ее кровати. Почти, как тогда, в Тринадцатом.       Мне снился удивительный сон. Мы с моей огненной занимались любовью на луговине в Двенадцатом. Девушка была прекрасна, как никогда, серые глаза с любовью смотрели на меня, волосы распущены, а кожа светилась в солнечном свете. Я даже подумал, что она похожа на ангела. Лучше и быть не могло. Из царства снов меня вырвал часто повторяющийся громкий звуковой сигнал.       Спустя несколько секунд я понял, что звук исходил от одного из приборов, к которым была подключена Китнисс. Ее глаза была открыты, а изо рта вырывались хрипы. Сойка жадно хватала ртом воздух, будто никак не могла отдышаться.       Я хотел обнять ее и прижать к себе, но боялся, что мог причинить ей вред. Я приблизился к девушке и взял ее за руку. Она смотрела на меня диким взглядом, будто пыталась понять, кто я. — Китнисс, успокойся. Это я - Пит, — тихо сказал я. — Воды, — едва слышно прохрипела она.       Я поспешно наполнил стакан водой из кувшина, что стоял на тумбочку у кровати, и поднес стакан к ее губам. Она выпила воду и облегченно вздохнула. — Пит... — Я здесь, все хорошо. Ты в больнице, в Капитолии. — Что произошло? Почему я здесь? Где Прим? — Китнисс, с Прим все в порядке, она была здесь буквально пару часов назад. Я позже тебе все расскажу. А сейчас нужно позвать врача, чтобы они тебя обследовали, — сказал я и поцеловал ее руку.       Как бы мне ни хотелось побыть с ней еще немного, я понимал, что Сойке медики сейчас больше необходимы были, чем я. В дверях я чуть не столкнулся с запыхавшимся доктором, который спешно зашел в палату и не менее спешно выпроводил меня вон. Теперь я мог быть спокоен - Китнисс очнулась, и ее здоровье находилось под неусыпным контролем врачей. Я со спокойной душой отправился спать к себе в комнату.       Утром я первым делом навестил девушку. К моему удивлению меня пустили в палату. Огненная уже проснулась, и выглядела лучше. Я рассказал ей о том, что произошло на площади, о том, что мы победили, и сейчас все ждали ее выздоровления.       Казнь Сноу назначена через пять недель, поэтому врачи делали все мыслимое и немыслимое, чтобы Сойка-Пересмешница встала на ноги и окрепла к этому времени. Через две недели ей разрешили ходить, а еще через неделю понемногу тренироваться, но под тщательным наблюдением медиков. В Капитолии было возможно все, если ты важная шишка.       В один из дней мы с Китнисс случайно забрели в незнакомую часть дворца. Здесь царили тишина и спокойствие. Как ни странно мы не встретили ни одного охранника. Мы двинулись дальше. Внезапно в нос ударил запах роз. Я взглянул на огненную - она пыталась сохранять спокойствие. По мере продвижения вглубь коридора запах усиливался. За очередным поворотом мы встретили двух удивленных человек.       Это были не миротворцы, но и не солдаты из Тринадцатого. Это были просто мужчина и женщина. Худые, в бинтах, они охраняли закрытую дверь. Мы хотели пройти, но они нас не пропустили. — Вход запрещен. Приказ президента, — отчеканил мужчина. — Я должна войти, пропустите меня. Вы знаете, кто я? — ответила Китнисс.       Охранники явно нервничали. Они уже собирались звонить Хеймитчу, как вдруг женский голос у меня за спиной произнес: — Пропустите ее. Под мою ответственность. Ей нужно то, что находится за дверью, и она должна это взять.       Обернувшись, мы оказались лицом к лицу с Пэйлор, командиром из Восьмого. Сейчас она выглядела не лучше этих двоих охранников; впрочем, нам всем пришлось несладко. Охранники беспрекословно подчинились ей и пропустили нас.       Пройдя по короткому коридору, миновав стеклянные двери мы зашли внутрь. Здесь аромат роз был настолько мощным, что обоняние притупилось. Сами розы восхитительны. Аккуратные ряды изящных бутонов самых различных цветов, белые, красные, розовые, черные и даже синие.       Я застыл на месте, а Китнисс осторожно стала продвигаться вглубь оранжереи. Она смотрела на них, но не трогала. Я знал, что ненавидела эти дьявольски красивые, но опасные цветы. Наконец Сойка остановилась у одного из кустов, натянув рукав на левую ладонь, чтобы не уколоться, взяла садовые ножницы и срезала великолепный белый бутон, едва начинающий раскрываться. — Красивая, — внезапно сказал Сноу.       Девушка уронила цветок от неожиданности, но тут же его подняла и оглянулась. — Остальные, конечно, тоже хороши, но цвет совершенства — белый.       Сноу по-прежнему не было видно. Голос доносился от соседней клумбы, на которой росли красные розы. Китнисс шла на его голос. Я прошел вдоль рядов, чтобы увидеть бывшего президента. Он сидел на табурете, прислонившись к стене. Как всегда, ухожен и безупречно одет, однако отягощен наручниками, кандалами и устройствами слежения, но даже сейчас, когда он в таком состоянии, его холодные змеиные глаза ярко сверкали. — Я надеялся, что ты найдешь дорогу в мои покои, - продолжил он.       Я наблюдал за ним, а меня он не замечал. Он говорил только с Китнисс. Это их война, а я оказался случайной жертвой. Я близко не подходил, не смотря на то, что меня обуревало желание свернуть ему шею. Китнисс должна закончить это, а не я. Он больше не сможет ей навредить, поэтому я дал Сойке шанс поговорить с ним один на один.       Это были его покои. Эта теплица — одна из его комнат, возможно любимая; кто знает, может, в лучшие времена он лично ухаживал за цветами. Теперь это стало частью его тюрьмы; вот почему охранники нас остановили, и вот почему Пэйлор позволила войти.       Я полагал, что его посадят в самое глубокое подземелье Капитолия, а не позволят наслаждаться роскошью. Однако Койн оставила его здесь — видимо, для того, чтобы создать прецедент. Тогда, если влияние утратит она сама, все будут знать, что президенты — даже самые отвратительные — заслуживали особого обращения. В конце концов, кто знал, когда она лишится власти? — Нам столько нужно обсудить! Впрочем, мне кажется, твой визит будет кратким. Поэтому сначала о главном, — Сноу закашлял в платок, который он прижимал к губам. — Ты настоящий символ революции, спасла всех, кроме тех детей на площади.       На лице огненной появилась боль. Я не понимал, как человек мог быть так беспредельно жесток? Даже перед лицом смерти он пытался уничтожить Китнисс. — Такая бессмысленная гибель. В ту минуту всем было ясно, что игра окончена. Более того, когда они сбросили парашюты, я как раз собирался официально объявить о капитуляции.       Не мигая, он неотрывно смотрел на нее, словно не хотел упустить ни малейшей реакции. Однако в его словах не было смысла. Китнисс также оказалась обескуражена его словами, как и я. — Ну, ты же не думаешь, что приказ отдал я? Будь в моем распоряжении работающий планолет, я бы бежал на нем. Это очевидно. И в любом случае, вопрос остается открытым: чего бы я добился? Мы оба знаем, что я готов убивать детей, но не люблю тратить ресурсы зря. Если я отнимаю у кого-нибудь жизнь, то не без причины, — а причин уничтожать целый загон капитолийских детей у меня не было, - он снова зашелся в кашле.       Сноу лгал — конечно, лгал, — но за ложью была какая-то правда, и она силилась выйти наружу. — Должен признать, Койн действовала блестяще. Даже самые преданные люди отвернулись от меня, когда увидели, что я бомбил наших собственных беззащитных детей. Всякое сопротивление прекратилось. Ты знаешь, что все показывали в прямом эфире? Здесь видна рука Плутарха, и в затее с парашютами — тоже. Ну, таких идей и ждешь от руководителя Игр, верно? — Сноу промокнул рот платком. — Моя ошибка, — продолжил Сноу, — заключалась в том, что я слишком поздно раскусил замысел Койн: Тринадцатый позволяет Капитолию и дистриктам ослабить друг друга, а затем практически без потерь подчиняет их себе. Пойми, она с самого начала собиралась занять мое место. Ведь именно жители Тринадцатого подняли мятеж, который привел к Темным Временам, а затем бросили жителей остальных дистриктов в беде, когда удача от них отвернулась. Но я следил не за Койн, а за тобой, Сойка, — а ты следила за мной. Боюсь, что нас обоих одурачили.       Огненная не отрывая взгляда от Сноу, произнесла первые слова с того момента, как мы зашли сюда: — Не верю.       Сноу покачал головой, притворяясь разочарованным. — О, дорогая мисс Эвердин, мы же договаривались не лгать друг другу.       Выйдя в коридор, я заметил, что Пэйлор не сдвинулась с места. — Нашла, что искала? — спросила она у Китнисс.       В ответ огненная подняла белый бутон и обратилась ко мне: — Пит, отведи меня пожалуйста в палату, я устала.       Добравшись до места назначения, девушка выпроваживает меня. Я не стал спорить с ней, она хотела побыть одна и подумать обо всем.       День казни выдался полон сюрпризов. Огненную готовила к съемкам ее команда подготовки. Цинна погиб, но Вения и Октавия остались живы. Они преобразили Китнисс. Не изменилось лишь выражение ее глаз, в них отражались пустота и боль, которые не смогла залечить даже Прим. Раздается тихий стук и в комнату вошла Эффи, произнося свои знаменитые слова "У нас сегодня важный-преважный день". — Эффи! — произнесли мы с огненной практически одновременно.       Сказать, что мы удивились — ничего не сказать. Она была без парика, и без тонны макияжа, но как всегда на высоченных каблуках. Женщина подошла к нам и по очереди нас обнимает. У Китнисс даже навернулись слезы. Октавии пришлось поправлять макияж Сойки.       Спустя некоторое время к нам заглянул Гейл и моя огненная попросила всех выйти, чтобы поговорить с ним наедине. Видимо они копили темы для разговора, раз избегали друг друга в последнее время. Я не знал о чем они говорили, но когда охотник вышел вид у него был довольно мрачный. Я хотел спросить в чем дело, но не успел, так как Эффи сказала, что нам уже пора.       Я думал, что мы пойдем на съемочную площадку, а вместо этого мы оказались в комнате, в которой за столом сидели шестеро — Джоанна, Пейлор, Бити, Хеймитч, Энни и Финник. — Что происходит? — спросила Китнисс. — Точно не знаем, — ответил Хеймитч. — Кажется, встреча оставшихся в живых победителей. — Выжили только мы? — Такова цена славы, — заметил Бити. — Нас ненавидели обе стороны. Капитолийцы убивали победителей, которых подозревали в сотрудничестве с мятежниками. Повстанцы уничтожали тех, кого считали союзниками Капитолия. — Китнисс, Пит, садитесь, пожалуйста, — проговорила Койн, закрывая дверь. — Я пригласила вас сюда, чтобы уладить один вопрос. Сегодня мы казним Сноу, - как обычно, Койн сразу перешла к сути дела.- За последние недели сотни подручных Сноу, угнетавших население Панема, также предстали перед судом и теперь ждут казни. Однако жители дистриктов считают, что это слишком малая плата за их страдания. Более того, многие требуют уничтожить всех граждан Капитолия — но мы не можем на такое пойти, ведь подобная мера поставит под угрозу выживание нас как вида. — Мы предложили альтернативный вариант, но, не сумев прийти к единому решению, согласились, что это должны сделать победители. План утверждается большинством из пяти голосов, воздержаться от голосования нельзя. Мой голос также будет учитываться. Предложение заключается в следующем: вместо того, чтобы уничтожить все население Капитолия, мы устроим последние, символические Голодные игры, в которых будут участвовать люди, напрямую связанные с бывшими властителями.       Мы все повернулись к ней. — Что? — спросила Джоанна. — Мы устроим еще одни Голодные игры, в которых примут участие дети Капитолия, — пояснила Койн. — Вы шутите? — воскликнул я. — Нет. И если мы в самом деле проведем Игры, все будут знать, что это сделано с вашего одобрения, однако результаты голосования мы сохраним в тайне — ради вашей же безопасности, — продолжила президент. — Это придумал Плутарх? — спрашивает Хеймитч. — Нет, это моя идея, — ответила женщина. — Нам нужно уравновесить жажду мести и число жертв. Можете приступать к голосованию. — Нет! — яростно возразил я. — Я, конечно, против! Нельзя устраивать еще одни Игры! — Почему бы и нет? — парирует Джоанна. — Так будет справедливо. У Сноу даже внучка есть. Я голосую «за». Пусть узнают, каково пришлось нам. — Именно из—за этого мы и подняли восстание! Помните? — Я обвел всех взглядом. — Энни? — Я, как и Пит, голосую «против», — сказала она.       Пейлор поддержала нас, не став объяснять свои доводы. — Я голосую «за». Пусть попробуют вкус собственного лекарства, - произнес Финник. — Финн! Как ты можешь быть «за»? Из-за этих Игр я чуть не потеряла тебя! Я не хочу, чтобы наш ребенок знал, что его родители были причастны к организации этого безумия! — возмутилась Энни. — Энни, а я не хочу, чтобы он рос в мире, где убийцы остаются безнаказанными, — возразил Финн. — Нет, — сказал Бити. — Это создаст плохой прецедент. Нельзя считать всех остальных врагами; сейчас главное — единство, иначе нам не выжить. Я против. — Мое мнение итак ясно. Остались Китнисс и Хеймитч, — напомнила Койн. — Я голосую «за»… ради Прим, — произнесла Китнисс. — Китнисс, ты же спасла Прим! Она жива, она в порядке, участие в играх ей больше не угрожает! — я пытался вразумить ее. — Пит, если бы эти люди не создали Игры, то Прим бы в принципе никогда не угрожало участие в них. — Хеймитч, твой голос решающий, — обратилась к нему Койн. Я в ярости, призывал Хеймитча не становиться соучастником преступления. Хеймитч лишь наблюдал за мной. Настал решительный момент. — Я поддерживаю Сойку, — выдал бывший ментор. — Отлично. Решение принято, — резюмировала Койн. — А теперь нам пора. Казнь состоится совсем скоро.       Моя огненная подошла к президенту, и протянула ей стакан с розой. — Вы не могли бы распорядиться, чтобы над сердцем ему прикололи вот это? — Конечно. Кроме того, я позабочусь о том, чтобы он узнал о новых Играх, — улыбнулась Койн. — Спасибо, — ответила она.       Началась суета. Койн и ее чиновники заняли положенные им места на балконе у всех на виду. Сноу вывели под оглушительные крики толпы, и приковали к столбу. Будто ему было куда бежать. Китнисс стояла лицом к Сноу, который смотрел прямо ей в глаза, и в профиль к камере. Толпа затихла и ждала, когда Сойка выстрелит.       Девушка натянула тетиву, резко повернулась и Койн замертво упала с балкона. Сноу ядовито усмехнулся, его окружили охранники и он исчез из поля зрения.       Солдаты схватили Китнисс под руки и увели в неизвестном направлении. Она даже не пыталась сопротивляться.       Позже, не без помощи Хеймитча и Плутарха, я узнал, что девушку держали под стражей в бывшем тренировочном центре. Так как она являлась Сойкой—Пересмешницей, символом революции, бросить ее в тюрьму не решились, не смотря на тяжесть содеянного. Меня к ней не пускали, даже миссис Эвердин и Прим не пустили к ней.       Через несколько дней Пейлор избрали новым президентом. Игры отменили. Казнь Сноу состоялось, но уже без лишнего шума. Также состоялся суд, на котором было поначалу принято решение о пожизненном заключении Сойки. Однако благодаря доктору Аврелию Китнисс признали психически нестабильной, и наказание смягчили. Вместо заключения она должна пройти лечение, и только когда Доктор Аврелий признает, что она полностью здорова, ей будет позволено уехать из Капитолия. А до тех пор девушка будет в лечебнице, любые посещения друзей или родственников запрещены. С большим трудом миссис Эвердин удалось уговорить Пейлор разрешить ей поговорить с дочерью, а Прим с сестрой. Мне также разрешили поговорить с Китнисс, но не более пятнадцати минут.       Я вошел в комнату где держали мою огненную. Это та комната, в которой она жила перед Играми. Но теперь она изменилась до неузнаваемости. Здесь остались лишь кровать и стол. Все предметы хоть как-то напоминающие излишества были убраны. Настольные лампы, ковры, картины, даже занавески.       Девушка лежала на кровати и смотрела в стену пустым взглядом. Она витала где-то в своем мире. — Китнисс, — позвал я ее. — Я удивлена, что тебе позволили прийти, ко мне никого не пускают, я же убийца, — проговорила она, переводя взгляд на меня. — Странно, они хотели чтобы я убила президента, я и убила, вот только, видимо не того, — продолжила она с ядовитой усмешкой. — Китнисс, зачем ты убила Койн? - напрямую спросил я. — Она была не лучше Сноу, она это заслужила, — спокойно ответила Сойка. — Почему ты так решила? — Пит, это она убила тех детей на площади. Сноу был прав. — Я находился там с тобой, когда вы говорили об этом. Как ты могла поверить ему, он же всегда лжет. И из-за него ты убила невиновного человека. — Пит! Да пойми же ты! Она заслужила это! Сноу незачем было убивать этих детей. Эти проклятые парашюты выпустил капитолийский планолет. Но подумай, если бы у Сноу был хоть один планолет в рабочем состоянии, разве он не сбежал бы? Эти парашюты — это ловушки. Я видела их в тринадцатом. Бити и Гейл их создавали. Первая бомба убила жертв, вторая — спасателей. — Даже если Сноу сказал правду, с чего ты решила, что имеешь право отнимать чью-то жизнь? — А разве ты не убивал никого? А как же Игры, как же война? — Я убивал ради защиты, а ради чего убила ты? — Тебе не понять. Она не угрожала твоей семье, — тихо произнесла она. — Ты права! Я не понимаю! Я не узнаю тебя! Ты убиваешь Койн, просто потому, что ты считаешь ее виновной в смерти детей, не имея веских доказательств. Да, она угрожала твоей семье, не моей! Но у меня нет семьи, они погибли во время бомбежки. Кого же мне убить в отместку за них? Ты голосуешь за проведение последних Игр. Хотя больше всех их ненавидишь. Прим едва не отправилась на Арену, ты стала добровольцем в семьдесят четвертых Играх, ты прошла через Квартальную Бойню, и ты голосуешь «за». Кому как не тебе быть против проведения этого ритуального убийства? — Я проголосовала «за» потому, что эти люди создали эти Игры, они контролировали Арену, они придумывали, как нас поинтереснее убить! И мне жаль, что этого не понимаешь. — зло проговорила Китнисс. — Они виноваты лишь в том, что делали свою работу, выполняли приказы Сноу? Китнисс! Я тебя не узнаю, где та девочка в которую я влюбился в пять лет, где та девушка в которую я влюбился в Тринадцатом?       Сойка встала с кровати и подошла ко мне. — Девочка выросла, а девушка убила президента и теперь сидит под стражей. — Ты хотя бы сожалеешь о том, что сделала? — Нет, не жалею, и если вернуть все назад, я поступила бы также. — Китнисс, я люблю тебя, и скорее всего буду любить всю жизнь, но если ты так ко всему произошедшему относишься, я не смогу быть с тобой. Теперь ты сама по себе. Прощай Китнисс, — сказал я и вышел из комнаты.       В коридоре я встретил Прим. — Как она, Пит? — спросила девушка. — Она в порядке. Но теперь она больше не та Китнисс, которую мы знали. Она сильно озлоблена на всех. Она убила Койн и даже не раскаивается в этом. — Я знаю. Но я все же думаю, что если она ее убила, значит на то была веская причина. — Прим, она просто поверила словам Сноу, он уверил ее в том, что по приказу Койн убили детей на площади. — Пит, мы оба видели на что была способна покойная президент. Я бы не стала сомневаться в Китнисс. — Но почему же она тогда никому не рассказала о своих подозрениях, не обсудила это ни с кем? — недоумевал я. — А кто бы ей поверил? Кому было дело до того, что она думает о Койн? Всем было важно, чтобы она хорошо исполнила свою роль Сойки-Пересмешницы. Она еще успеет пожалеть обо всем, а пока просто дай ей время прийти в себя и все осознать, — заключила Прим. — Возможно, даже скорее всего, ты права. Но пока-что я не могу быть с ней рядом. — Это твое решение, и я не буду тебя переубеждать, даже зная, как сильно вы друг друга любите. Итак, куда ты теперь и чем займешься? — Поеду домой, в Двенадцатый. Буду налаживать жизнь, возможно построю пекарню. Я еще не решил чем займусь. — Ну что ж, удачи Пит. Только не забывай про Китнисс, ей еще понадобится твоя любовь и поддержка. — Я ее никогда не забуду. Береги себя, — сказал я.       Прим хоть и всего четырнадцать, но она умнее и дальновиднее многих взрослых. В ней имелась мудрость, которая отличала ее от всех. Я обнял девушку на прощание, и вышел из тренировочного центра. Выйдя на улицу я глубоко вдохнул морозный воздух и направился к вокзалу, где сяду на поезд, который отвезет меня в родной Двенадцатый дистрикт.