Лунная кровь

      Сидя на крыше шестнадцатиэтажного дома, она свесила ноги вниз, качая ими. Дождь, начавшийся минут пять назад, внезапно перерос в снегопад. В такое время года это было весьма странным явлением — на дворе было второе мая, как-никак. Но для здешних мест, похоже, это было нормой. Так было не всегда. Всё, что сейчас происходит, — по их вине. Когда она была здесь в последний раз, в это время года уже радостно сияло солнце, птичьи трели разрезали шум ветра… Как всё могло так измениться? Сколько с тех пор прошло времени? Сто? Двести? Да, около трёхсот лет прошло с тех пор.       Тогда не было высоких зданий, оглушительно орущих огромных машин, построенных из металлических палочек, поднимающих другие, ещё более пугающие машины. Конечно, ей рассказывали, что после её посещения была война, но от неё, похоже, не осталось и следа. То окружение, которое она видела сейчас, не нагоняло ничего, кроме тоски, боли и ужаса. Это был не тот солнечный и доброжелательный мир, который при прошлой проверке предстал перед ней. Хоть и было уже около девяти вечера, всё было видно. И то, что она видела, совсем не радовало глаз.       Между каменными джунглями домов сновали разноцветные машины, разбрызгивая мутную воду и грязь по кривым тротуарам. Дома были совершенно разные: красно-оранжевые кирпичные шестнадцатиэтажки скрывали за собой серые бетонные десятиэтажки. Среди них кое-где прятались уже осунувшиеся частные домики в один-два этажа. Люди, конечно, пробовали это украсить: бетонные дома были выкрашены в зеленые и розовые цвета, но даже это не слишком их облагораживало. По очень редким зелёным лужайкам проходили многочисленные тропинки, протоптанные сотнями ленивых ног, которые не могли пройти два лишних метра, чтобы обойти траву, а вместо этого шли напролом, губя зелень. Даже детские площадки пугали своими обломанными ветками деревьев и выдернутыми с корнем редкими кустиками. Интересно, чему родители учат своих детей? «Посмотреть бы на вас, когда вам по одному выдернут все пальцы, а потом сломают руки и ноги, — пробежали мысли у сидящей на крыше девушки. — Как можно быть столь расточительными?»       Везде были натыканы мусорные баки, битком набитые отходами, но куда больше мусора валялось вокруг них. Он был везде: в засохших кустах репейника запутались десятки полиэтиленовых пакетов, валялись горы жестяных банок, от которых исходило ужасное зловоние. Даже тут, наверху, над всем этим ужасом чувствовался смрадный запах газовых выхлопов, помойки, под которой не было видно четырех больших мусорных контейнеров, где не убирали всего пару дней. А там ли они на самом деле? Сколько же мусорят эти «современные люди»! Именно из-за выхлопов и газов от заводов истощился озоновый слой, а следом истощается и сила природы, и из-за них в мае идёт снег. «В сентябре можно будет купаться, а времена года нужно, в таком случае, сместить на месяц вперед. Тогда лето будет длиться в июле, августе и сентябре, осень — в октябре, ноябре и декабре, зима — в январе, феврале и марте, а весна — в апреле, мае и июне. Тогда во временах года будет порядок. Может быть, людям подсказать это? Но нет, это их вина, пускай сами расхлебывают свою кашу. Хоть это и невозможно, потому что сдвиг времен года не вернёт здоровья Земле».       Маленькая остановка для маршруток была вся заклеена разноцветными бумажками — объявления пестрели в глазах, но когда её только поставили, было так приятно смотреть на цветы и небеса, которыми она была разрисована! Дурацкие чёрные и серые граффити «украшали» здания своими пакостями и ругательствами в чужой адрес. «Если так нужно было сказать колкость, то сказали бы в лицо, жалкие трусы!» — опять подумалось девушке. Возле остановки большая площадка была закатана асфальтом. Раньше посередине была красивая клумба в форме шестиугольника, которую обрамлял сиреневый заборчик из металла, а теперь и этой клумбы не было — то место, где она прежде была, тоже закатали в асфальт. Везде была глубокая грязь, а все дороги были в выбоинах, наполненных водой. Снег уже перешел в дождь, и капли пускали круги по лужам и воде, плескавшейся в этих выбоинах. Слава Богу, дождь хоть воздух прочистил от гадких «ароматов».       Оглядывая землю, девушка заметила трагичное зрелище: возле дома в грязи лежал разлагающийся труп кошки. Она вся высохла, и вместо глаз зияли страшные черные провалы. Одна её лапа была сломана пополам, а отломанная нижняя часть конечности лежала отдельно на тоненькой ниточке, которая раньше была кожей бедного животного. «Это сделали безжалостные железные монстры!»       На весь двор скрипела ржавая карусель, а деревья вторили ей, сгибаясь под ледяными порывами ветра. Терять этим деревьям было нечего: из-за холода в мае ни на одном из них не было ни одного крохотного листочка. Они все были не такими стойкими, как трава, вылезшая местами там и тут. Жалким зрелищем была и охапка цветов мать-и-мачехи, причём довольно большая, намокшая и раздавленная, прямо на проезжей части. «Зачем было срывать столько цветов, чтобы кинуть их потом под колеса этого гудящего грузовика? Они бы размножились, и целая поляна жёлтых цветов могла бы радовать людские глаза!»       Сильно уставший, намокший и грязный под сломанной накренившейся лавочкой сидел голубь с белыми крыльями и бежевым телом. У него были связаны обе лапки, да так сильно, что они опухли и посинели, а в некоторых местах даже выступила кровь. Недолго думая, девушка, увидев этого страдальца, встала и, стоя на краю крыши, вдруг прыгнула вниз.        «Я понимаю тебя. Не уметь летать — значит потерять свободу, а тогда и жизнь не будет дорога…»       Она плавно приземлилась на сырой асфальт возле огороженной детской площадки. За её спиной сложились большие чёрные крылья, как у летучей мыши, ещё не успевшие намокнуть, в отличие от огненно-рыжих волос, в темноте больше похожих на бурые. Одета она была как все люди: легкие белые в черную клетку кеды, гетры из белого меха, черная короткая юбка, сверху прикрытая белым пиджаком с синим орнаментом у выреза. Под пиджаком виднелась сетчатая блузка, а на шее бантиком повязана черная атласная лента. Вымокшие под дождём огненные длинные волосы были заплетены в неопрятную толстую косу, из которой выбилось множество прядей. В эту косу были вплетены чёрные ленточки, а на конце, где они все вместе завязывались, позвякивали бубенчики при каждом движении красавицы. Висок украшал искусно сделанный цветок из белых, черных и фиолетовых лент, сверкающий золотом, жемчугом и синими сапфирами, свисающими в виде капелек. В одном ухе девушки блестел кафф с сапфиром, а в другом ряд серёжек-капелек: маленькая, средняя и большая — также из сапфиров.       Когда девушка подняла глаза на голубя, они сверкнули глубокой синевой драгоценного камня.       — Бедняжка! Как туго тебе пришлось! — сказала она, обращаясь к голубю и поднимая его с земли. Он испугался её, но не мог скрыться из-за связанных лап и усталости.       Некоторое время она смотрела на голубя в своих руках и молчала. Голубь тоже затих и как-будто внимательно смотрел на неё.       — Это сделали злые мальчишки! Всё понятно! Я накажу их за твою боль.       Девушка коснулась грудки голубя, и на ней вдруг возникла маленькая капелька из сапфира, повисшая на тоненькой цепочке из золотых шариков.       — Так, тебе больше не причинят зла, — тихо прошептала огненная красавица и задела указательным пальцем капельку на бежевой грудке.       Разлилось яркое сияние, окутавшее голубя в её руке. Оно погасло быстро, и, когда девушка приподняла ладонь выше, на ней сидела совершенно здоровая и чистая птица.       — Так-то лучше, правда? — с улыбкой глядя на голубя, поинтересовалась девушка.       Голубь внимательно смотрел на неё.       — Я знаю, ты тоже не отсюда. Но как ты сюда попал? Должно быть, низшие постарались, — задумчиво произнесла она. — Надо наказать этих мальчишек, которые так над тобой поиздевались. Слушай внимательно, в твоем сапфире есть несколько поучительных кошмаров. Он поможет тебе найти злодеев. Оставь каждому из них кошмаров столько, сколько сочтёшь нужным. Кроме того, с помощью этого сапфира ты, когда закончишь, откроешь пространственный разрыв и вернешься на Эвол. Уж не знаю, как ты сюда попал…       Она отвернулась, переведя взгляд на серые башни домов.       — Как ты тут жил всё это время? — поглаживая голубя, спросила она.       Тот вздохнул в ответ.       — Понимаю, никак. Находиться здесь — значит не жить, а лишь существовать, — констатировала девушка, и голубь ещё раз вздохнул. — Знаешь, мне весьма интересно, как ты выглядишь на самом деле! — игриво поводя по голубиной шее, хихикнула она.       Птица живо встрепенулась.       — Ага! Хохлишься! Я скажу свое мнение тогда, когда увижу тебя снова! Тогда найди меня на Эволе, ибо мне интересно, что же ты такое!       Голубь вопросительно наклонил голову.       — Ммм… Я думаю, ты легко меня найдешь, как только скажешь моё имя любому встречному! — С этими словами она резко подняла руку вверх, и голубь выпорхнул в темноту дождя.       Девушка прочертила рукой круг в воздухе, и на этом месте появился бледно светящийся портал.       — Меня зовут Даррга Лиа! — крикнула она вслед улетающему голубю, который в ночной тьме уже превратился в призрака, светящегося от лунного сапфира на груди. — Я пришла проверить душу этого города, но свою душу он, похоже, утратил задолго до меня… — И с такими мыслями Даррга шагнула в портал.