Запахи звёздной пыли. Том 1

На сегодня Кристина запланировала два собеседования и одно свидание, и напротив первых двух пунктов плана мысленно уже была поставлена пометка «неуд». Особенно отвратительно всё прошло в цветочном магазине – пытаясь выудить паспорт из глубинных недр сумки, Кристина задела её углом горшок с чахлым кактусом. Горшок, спикировав на пол, живописно развалился на части. Подняв глаза на пергидрольную продавщицу, она вымученно ухмыльнулась. - Что ж, видно, придётся мне начать свой рабочий день с уборки… - Что ж, - отозвалась продавщица, меланхолично глядя куда-то в потолок и продолжая жевать жвачку, - видно, придётся вам начать свой рабочий день где-нибудь в другом месте. Бормоча дежурные извинения, Кристина принялась потихоньку пятиться к выходу. Уже возле дверного проёма, не обладая, к сожалению, глазами на затылке, она слегка не вписалась в этот самый проём и, во-первых, больно стукнулась спиной об косяк, а во-вторых, задела локтем косоватую, болезненно выглядящую драцену в кадке, которая стояла там не то на продажу, не то для красоты – хотя красота выходила сомнительная. - Да, - безучастным тоном прокомментировала продавщица, - машину вам лучше не водить. Драцена покачнулась и обрушилась на пол с таким шумом, точно внутри она была полая и вся набитая камнями. Догадываясь, что тут драцене и конец пришёл, Кристина полупрыжком развернулась и кинулась бежать, а то как бы конец не наступил и ей. Вслед донеслось ленивое: «Убытки возмещать будем?», и Кристина прибавила скорости. Что с того, что драцена на вид – ровесница тёти Глаши, а кактус, наверное, ещё царя видел и у Ленина на подоконнике стоял. Цены-то за них наверняка заломят бешеные… На втором месте возможной работы Кристина старалась вести себя как можно аккуратнее и смотрела в оба, как бы чего не уронить. Прежде чем сделать хоть малюсенький шажок влево или вправо, она дотошно обсматривала всё с обеих сторон, да ещё и назад оглядывалась. К несчастью, второй магазин, куда Кристина пришла устраиваться, был ювелирный, поэтому администраторы приняли её повышенную осторожность за желание что-нибудь стянуть. - Приходят тут всякие! – налетели сразу в лучших традициях Ирины. – Вынюхивают-вынюхивают, а потом не доищешься! Были у нас такие случаи, были-были. В девяностых тоже так пришла одна наниматься, а сама банду потом навела! - Девяностые кончились, - сказала Кристина и развернулась. Ей хотелось уйти отсюда гордо и по собственному желанию. При этом она не забыла поглядеть по сторонам – уж в ювелирном она бы только почкой своей смогла расплатиться в случае чего, а здесь не занюханный салончик «Полная кадка», здесь быстро догонят – и наткнулась на два очень свирепых взгляда. - У нас в районе не кончились. На это возразить было нечего, но Кристине показалось, что это они явно преувеличивают. Стрельбы на улицах она уже лет семь не слышала. Впрочем, несмотря на то, что оба собеседования прошли так неудачно, ещё оставалась надежда на удачное свидание… Поняв это, Кристина разом повеселела. Можно будет у Кирилла и денег взаймы попросить, а уж про то, что она поест бесплатно и сохранит макароны, творог и три доширака на чёрный день, и речи не было. А если свидание выдастся настолько удачным, что перетечёт во второе, в третье, в десятое и, наконец, в свадьбу, про всякие собеседования вообще можно будет забыть, как про страшный сон или геометрию. Кто же при приличном муже работать станет!.. То, что Кирилл предложил встретиться именно у загса, Кристина считала хорошим знаком. И ведь сказал, главное, не: «Недалеко от метро» или «Там, где книжный ещё…» - нет, всё было чётко, ясно и удивительно символично. У загса, не больше и не меньше. Сразу видно серьёзные намерения! Кристина нарочно пошла пешком, и не только потому, что для того, чтобы ехать три остановки на таком низменном транспорте, как маршрутка, её душу слишком окрыляла радость и нежно придушивала жаба. Почему бы, в конце концов, девушке не опоздать на первое свидание? Это так мило, так по-женски легкомысленно… А Кирилл пусть терпит, ждёт и учится быть настоящим мужчиной. Вот только когда слегка опоздавшая Кристина подпорхнула к зданию районного загса, никакого Кирилла рядом не обнаружилось. Кристина обошла загс вокруг. Четыре раза. Потом перебежала через дорогу и трамвайные пути, побродила вокруг киоска, посмотрела, чего привезли свеженького. Оказалось, ничего не привезли. Перебежала ещё раз, так внимательно оглядела прохожих, что чуть дыру на каждом не прожгла. Кирилла по-прежнему не было. С большим внутренним протестом, потому что за звонок, как известно, списываются деньги, а деньги, как известно, не лишние, она всё же решилась ему позвонить. Дозвониться удалось только с четвёртой попытки, и Кристина почти физически чувствовала, как с каждой прошедшей секундой утекают в пустоту родные рублики. Голос Кирилла в трубке звучал недовольно и почти злобно, точно его оторвали от важных дел. Хотя злиться, казалось бы, следовало Кристине. - Ну? «Баранки гну», - так и хотелось ответить Кристине, но она вовремя себя пересилила и защебетала: - Кирюш, приветик, это я. Слушай, я, может, слепая, может, чего-то не так поняла, но я вот стою тут, стою, а тебя нет и нет… Может, ты ко мне подойдёшь? Я возле самого входа. На некоторое время повисла тишина. - Точно, - выдал наконец Кирилл. – Я ещё думаю, про что же я забыл – посты написал, хомячка покормил, мусор вынес… У нас же свидание! Кристина навернула ещё пару кругов вокруг загса и дважды бегала к киоску, один раз, с риском для жизни, одновременно с трамваем, чтобы узнать, не изменилось ли там чего за эти несколько минут. И когда Кирилл изволил прибыть, Кристине даже не пришлось притворяться воодушевлённой – она и так была рада до безумия тому, что больше не придётся разглядывать залежавшуюся прессу и облезлые кирпичи на здании загса. - Ну и что ты запланировал для нас? – поинтересовалась она. Кирилл, рослый рыжий детина лет двадцати в толстенных очках и с рассыпанными по лицу в причудливых пропорциях прыщами и веснушками, улыбнулся так, словно собирался устроить ей чрезвычайно приятный сюрприз. - Будем стоять у загса и смотреть на молодожёнов. - Увлекательно, - прокомментировала Кристина тем многократно отрепетированным тоном, который не позволял собеседнику определить, иронизирует она или нет. А она, конечно, иронизировала. У неё бывали всякие свидания, как-то студент медицинского даже обещал провести её на свою практику в психбольнице, но рассматривать новобрачных! Кристине мигом представилось, как на её собственной гипотетической свадьбе на неё и жениха будут с ленивым любопытством пыриться зеваки. Сделалось противно. - Ага, - не почувствовав иронии, подтвердил Кирилл. – Так смешно! Такие страшные невесты попадаются, ты бы видела. А ещё бывает, напьётся кто-то и давай бутылки бить… - Чтобы на это посмотреть, необязательно идти к загсу, - всё тем же тоном отметила она. – Кирюш, может, в кафе лучше, а? Встречный вопрос сумел удивить даже Кристину, повидавшую многое. - А что там делать? Дожили. Зачем на незнакомых женихов и невест пялиться – это мы знаем, а зачем нормальные люди в кафе ходят… Кирилл с каждым мигом всё стремительнее перетекал в категорию «брак», и совсем не тот брак, какой заключают в близрасположенном заведении. - Это очень неожиданно, понимаю, но вообще-то в кафе едят. - Так мы ж поесть и дома можем, не? На свидании обычно другим занимаются. Ага, например, обсуждают страшных невест. Кристина с трудом подавила тяжёлый вздох. - Туда обычно ходят не только поесть, но и поговорить, посидеть вдвоём в романтической обстановке, узнать друг друга получше… - Узнать получше Кирилла ей, впрочем, не хотелось: хватало и того, что она уже успела узнать. Кристина молча ушла бы ещё после подробности про бутылки, но её останавливали голод и естественная для человека любовь к халяве. – Да и вообще, по статистике семьдесят пять процентов свиданий проходят именно в кафе. – То, что статистика основана исключительно на личном опыте, она уточнять не стала. Кирилл пожевал губами, поковырял веснушку (или, может, это был прыщ) и наконец согласился: - Да, это, наверное, тоже интересно. Куда пойдём? Я в кафе не особо бываю, не разбираюсь. Ну ещё бы, ты обычно у загса бываешь… Кристина нашла в себе силы мило улыбнуться. - Здесь неподалёку есть «Фридей», такая пиццерия. Пойдём туда! «Неподалёку» означало десять минут пешком, если идти очень быстро, но Кристине сейчас хотелось именно пиццы, побольше, повреднее и без маслин. Должна же быть от этого Кирилла хоть какая-то польза. По пути туда она, впрочем, пожалела, что не нашла что-нибудь поближе или не села на маршрутку за Кириллов счёт, потому что всю дорогу Кирилл развлекал её историями из своей жизни. Поначалу истории все были про его похождения в интернете, и Кристина понимала в них только хорошо если каждое пятое слово. В интернете она была раз пять и очень недолго, в терминологии разбиралась не дальше слова «сайт», так что в конце концов как можно мягче перебила: - Кирюш, ну я же девочка, я же в железяках не понимаю. Ты такие слова говоришь, я их первый раз слышу. Ты что-нибудь из жизни расскажи, можно? - Из жизни так из жизни, - пожал плечами Кирилл и начал рассказывать из жизни. Жизнь за пределами всемирной паутины у него, судя по всему, была на редкость унылая – одна история, например, была про то, как Кирилл три дня пытался поймать у себя в шкафу моль и не поймал. Возможно, кто-то поумнее и пообаятельнее смог бы рассказать это так, что Кристина бы лопнула со смеху, но рассказывал Кирилл, так что ей оставалось только вежливо молчать и периодически выдавливать из себя кислые ухмылки. На истории про то, как Кирилл, умываясь, сломал нос об раковину, они, к величайшему Кристининому счастью, подошли куда нужно. Тут Кирилл в очередной раз проявил свою негалантность, не пропустив даму вперёд, а вместо этого чуть не прихлопнув даму дверью. Кристина восприняла это философски – как нематериальную расплату за пиццу. А уж пиццу она себе выбрала самую большую, всю покрытую сыром, с редкими ароматными вкраплениями колбасы. Кирилл её, правда, не оценил, вяло скользнул по ней взглядом. - Немаленькая пицца, - отметил он только. – Тебе хоть денег хватит? Кристина от такой незамутнённости даже онемела ненадолго. - Это ты должен за меня заплатить. Джентльмен ты или кто? - Я джентльмен, - сказал Кирилл, - но у меня нет денег. Давай я тебе лучше кусочек возьму. Кристина сквозь зубы поблагодарила, провожая самую лучшую, самую вкусную и замечательную пиццу на свете несчастным взглядом и утешая себя тем, что один кусочек – это всё-таки лучше, чем ни одного. Сели они за самый дальний столик в углу. Народу уже было полно – как-никак обеденный перерыв. Сидели и молчали. Кристина медленно пережёвывала пиццу, Кирилл поглощал картошку фри. Кристину молчание полностью устраивало, но продлилось оно недолго. - Родился я в 1985 году, - расправившись с картошкой, забубнил Кирилл, - сначала в детский сад ходил, потом в школу. В детском саду меня звали Кирюшенька, а в школе – Образина… - Я за тебя рада, но мне-то зачем эти сведения? - Ну как же, - Кирюшенька-Образина обиженно заморгал. – Ты же сама говорила, что в кафе надо узнавать друг друга. А как же ты узнаешь, если я тебе не расскажу? На этот раз Кристина не стала подавлять тяжёлый вздох. - Скажи мне, дорогой мой Кирилл, только честно – это твоё первое свидание? Тот снова заморгал: - А что, это так заметно? - Заметно и слепому. Но ты не расстраивайся, все мы с чего-то начинали, - Кристина, перегнувшись через стол, похлопала его по плечу. – С опытом, Кирюша, приходит знание некоторых простых вещей: например, что загс – не лучшее место для свидания, или что история про поимку моли – не та, которая заинтересует девушку. Ты пока потренируйся, а годика так через два звони. Расправившись с пиццей, Кристина поднялась из-за стола и решительно направилась к выходу, оставив Кирилла одиноко хлопать глазами. Когда она уже была у самого выхода, вслед донеслось потерянное: - А целоваться мы что, не будем? Да, думала Кристина, шагая по улице, следовало ожидать, что знакомство с парнем через друзей бывшего – не самая удачная идея. Некоторое время она шла, с переменным успехом пытаясь успокоиться, и искала в сегодняшнем дне хоть какие-то плюсы. Главным из плюсов, несомненно, было то, что Кирилла она теперь не увидит очень и очень долго… Ну, и пиццу поела, тоже неплохо. Кристина как раз пыталась обнаружить третий плюс, когда телефон в кармане джинсовой юбочки издал знакомое жужжание. Эсэмэска была предельно лаконична: «привет». Номер был Кристине неизвестен… впрочем, она много с кем знакомилась и много кому оставляла свои координаты. Интересно, кто это – Гоша, Петя Четвёртый или Ипполит? «Привет, - напечатала Кристина, - а это кто?» Ответ появился буквально через несколько секунд. Был он столь же лаконичен, очевиден и интригующ: «это я». Ну ещё бы, все они себя считают единственными и незаменимыми… Думает небось, что Кристина никогда ни с кем не знакомилась ни до него, ни после! «Ой, как здорово! – набрала Кристина. – Пойдём куда-нибудь?» Какая ей, в сущности разница, кто именно пишет… На свидании и узнает. «Да, - снова моргнул телефонный экран, - к семье кменевча ы им не внила узал де они жвут». Кристина от злости и разочарования телефоном чуть об тротуар не шваркнула. Евгений. Ей-то казалось, он обо всей этой истории вскоре и думать забудет… Она надеялась даже на это, что уж скрывать. Только-только за эту неделю ей удалось уснуть без кошмаров и без вспыхивающих в самый неподходящий момент обрывков воспоминаний… Он говорил, что станет легче – фигушки. Всё равно что расковырять ножом старый шов от операции. «Мне больше интересно, как ты узнал мой номер». «У ирны, - последовал вскоре ответ, – спосл когда вобщеж от тбя вызжал поумл пнадбтся». У Ирины, надо же… Точно, он же в последний день к ней ещё заходил зачем-то, сказал, попрощаться… «Ты бы к Барбосовым ещё зашёл», - съехидничала тогда Кристина. Зря съехидничала, потому что именно это после её слов он и решил сделать. Открыли ему, на его счастье, Барбосовы-старшие, а не дочечка с сыночком, и поговорили с ним очень ласково, время от времени кидая на стоящую в дверях Кристину выразительные взгляды. - Это тебе не твоя деревня, - втолковывала она ему потом. – На улице с каждым встречным не здороваются, соседям до тебя никакого дела нет – в хорошем смысле, во всяком случае, в плохом ещё как есть. Что ты к людям лезешь? Очень хочется психом прослыть? Прослывёшь, не переживай. - Вежливость – это везде вежливость, - упирался тот. – Я поздоровался – а мне в ответ улыбаются. Попрощался – тоже улыбаются… - Все улыбаются, когда клоуна видят. – Тут Кристина решила, что учить его жизни нет смысла, всё как об стенку горох, и только молча кивнула, глядя, как Евгений выволакивает за порог облупленный чемодан. – Пока. - Пока, - Евгений неуверенно помахал ей, и она подумала тогда, что больше его никогда не увидит, да и слава… кому-нибудь. Ан нет. Ошиблась. Наш рыцарь без страха и упрёка уже готов оседлать белого коня. «У тебя есть телефон? Не знала». «Седня шел попреход ешил куить, - пояснял он следующей эсэмэской, - очхроши телфон чернбелй как твизор». Чёрно-белый… Даже у Кристины был цветной. Самый дешёвый взял, поди. «Двай затра на гл плщди умня паы кончтся в 3 еси недобно могу пооже». Как у него всё просто… А чувства Кристины, которой чёрт знает какие подробности придётся выслушивать, а чувства несчастных родственников Каменевича, которым тоже придётся расковыривать швы – это он в расчёт не берёт, да? Кристина представила себе, как эти родственники будут им пересказывать всё, что знают, холодно и сухо, деловито и с достоинством, потому что они говорили это уже много раз, от зубов отскакивает, а в глазах у них будет стоять одна-единственная просьба, просьба, которую они с Евгением не смогут выполнить. Им бы маму найти, им не до Каменевича… Она поймала себя на мысли, что всерьёз обдумывает перспективу нахождения мамы – и, более того, всерьёз в эту перспективу верит. И, немного подумав, набрала сообщение: «Удобно. Только теперь ты мне должен пятнадцать рублей. Одна смс – три рубля, не знал? И научись нормально печатать, раздражает». Подходя к дому, Кристина, сама того не желая, завернула к цветочному магазинчику «Полная кадка». И какая она порядочная становится – аж противно… Всё дурное влияние Евгения! Продавщица сидела за уставленным умученными цветами прилавком и красила обкусанные ногти в ярко-фиолетовый. Лак, как сходу определила Кристина, был куплен в ближайшем киоске «Роспечать», и наверняка не меньше, чем полгода назад. По всему магазину распространялся ядрёный запах лака – возможно, растения чахли именно из-за этого. Покупателей не было, как, собственно, и утром. Они сделали выбор в пользу других заведений, и Кристина не могла винить их за это. - Я вернулась, - робко сообщила Кристина. Продавщица, нехотя оторвавшись от ногтей, приподняла голову. Взгляд её не выражал ничего. – Я у вас утром разбила горшок и уронила драцену. Сколько с меня? Я возмещу. - Да ничего драцене не сделалось, - продавщица махнула рукой. – Её тут у нас каждый второй роняет. А горшок… да что там за горшок! Чепуха на постном масле, а не горшок. Семьдесят рублей вы мне, конечно, дайте, но я вам так скажу – он и тридцати не стоит. Тьфу! Кристина вздохнула и полезла за кошельком. - Работу нашли? – с внезапным участием осведомилась продавщица после того, как вырвала пятьдесят рублей и две десятки у Кристины из рук раньше, чем та их подала. - Нет. - Это неудивительно, - всё столь же участливо отозвалась она. – Но если так и не найдёте… Слабая надежда шевельнулась в Кристинином сердце. - …Заходите ко мне как-нибудь, - продолжила продавщица. – Посидим, поболтаем, пока покупателей нет – а их и не будет. Мне-то ведь тоже делать нечего.

***

Геля сегодня с самого утра составляла в уме список вещей, которые непременно нужно сказать тершцам, причём для каждого список был свой. Она всё перепробовала, что ей советовали, совсем всё, а становилось только хуже и хуже. Сначала Геля попробовала поговорить с Тусей, как Цейса и Склайз советовали. Она даже заранее речь написала, на бумажке, а потом решила, что некрасиво написано, вдруг сама не поймёт потом – и переписала всё на другую бумажку, розовую, из блокнота. Речь надо было перед кем-то отрепетировать, поэтому Геля потренировалась на папе. Она ему прочитала всё с выражением, с глазами и с паузами в нужных местах. Папа слушал очень внимательно, даже от телевизора оторвался, и сказал, что речь отменная и что кандидаты на пост главы района должны нанять Гелю и не позориться. Ещё Геля хотела маме почитать, но испугалась, что мама не оценит. Она вообще сказала, что с Тусей дружить не стоит, что она так сразу и говорила, а Геля, как всегда, не послушала, что это Геле надо обижаться на такие фокусы, а в следующий раз, если Туся опять что попросит, отвечать: «А в нынешнем году лакеи не в ходу» - ну, то есть, примерно то же самое, что и Тсейра с Шессой говорили. Поэтому Геля пошла к Кристине. Кристина дослушала ровно до половины, а потом сказала, что, во-первых, Геля чересчур серьёзно ко всему подходит, а во-вторых, ей сейчас некогда, у неё завтра день будет очень важный. «К новому Пупсику пойдёт», - догадалась Геля и не стала ей больше мешать. В общем, подошла она в школе к Тусе по-человечески, очень решительно подошла, широким шагом. Листок сунула прямо под нос, чтоб Туся сразу заметила: - Привет! Вот, это мои извинения. Очень-очень извинения! Я сначала их вслух хотела, но тут и так написано. Читай! Извинения, как считала Геля, удались. Выглядели они так: «Прасти Туся што я не нашла твой партфель и што я сказала гардеробщице я не должна была и ты права а я не права. Ещё ты права што гаварила што я ябида и тормоз а я не права што гаварила што я нет. Я очинь хочу опять дружить стобой потомушто с кемто же дружить нада. Если ты миня прастишь то я тоже пращу тебя за то што ты вруша и ничиво мне не падарила а токо хвасталась. У всех свои нидастатки как гаварит папа когда преходит с ларька в нихарошем виде. Вобщем Туся ты дружи сомной опять будим играть я больше всево люблю в слепова ёжика а ты? Может ты забыла што я в начале извенилась такшто извеняюсь второй раз больше не забывай. Кстати я тожи люблю Карнелию а Туся очинь красивое имя нитошто Наташа». Геля сделала всё именно так, как сказал Склайз – за всё извинилась, со всем согласилась, даже с обидным и с неправдой, всю вину взяла на себя, да ещё и упомянула то, что Тусе нравится, то есть Корнелию и имя. Казалось бы, такая смесь всех советов должна была хорошо помочь, но получилось наоборот. Чем дальше Туся читала письмо, тем краснее она делалась – даже руки покраснели, не то что там щёки или нос. Геля не знала, хорошо это или плохо, но ей хотелось верить, что Туся внезапно осознала, как напрасно она обидела такую добрую, всепрощающую девочку Гелю, вот и краснеет в муках совести. Наконец Туся подняла ставшие вдруг очень большими глаза от бумажки и сказала непонятным голосом: - Спиной повернись. Геля так и сделала. Над головой раздался сухой короткий треск, прямо в волосы полетело что-то маленькое, почти невесомое, но противное… клочки! Туся бумажку порвала, а клочки Геле высыпала в волосы! Ну и это ещё зачем? Кто же так мирится! Туся, больно оттягивая пряди, взъерошила Гелины волосы так, что клочки впутались в кудряшки ещё глубже, и изо всех сил толкнула Гелю в спину. - Издеваешься? Издеваешься, да? Я тебе издеваться не дам! У меня достоинство, у меня знаешь сколько достоинства? А ты ко мне больше не подходи, иначе снова получишь, мало не покажется. Вообще налысо бриться придётся! Будешь как коленка. От толчка Геля пролетела несколько шагов и не упала только потому, что впереди стояла доска и она в неё с размаху впечаталась ладонями. Она обернулась, чувствуя, как дрожат у неё губы и как горячо уже становится в глазах. Главное – при Тусе не плакать, а то опять будет на неё обзываться рёвой. - Не хочешь дружить – ну и пожалуйста! Ну и не очень хочется с тобой дружить! Ну и иди ты со своей Барби, и с блеском, и с Корнелией! С тобой по-человечески, а ты… ты вообще… И побежала поскорей на своё место, чтобы не разрыдаться, пока Туся смотрит. Успела. А за партой она прикрылась учебником и стала выковыривать из волос обрывки бумаги. - Ну что? – спросил спереди ехидный голос. Геля не поняла сначала, блондинистый это или брюнетистый, но отодвинула учебник и увидела, что блондинистый, а брюнетистый и не пришёл пока. Смотрел он хитро и глупо, как голубь, и рот у него как-то был по-дурацки сложен, что было непонятно, смеётся он или нет. – Весь букварь выучила? А надо, чтобы весь, а то накажут. - Вот и врёшь! - Вот и не вру! Мне сама Ольга Васильевна сказала, что кто не выучит, того ремнём!.. И я слышал, и все слышали, только ты одна не слышала. - Вот и врёшь, - снова пробормотала Геля, но уже не так уверенно. - Вот и не вру, - повторил блондинистый, но тоже уже не так уверенно, как будто ему начинало надоедать. – А чё там с мухой? Нарисовала продолжение? - А тебе зачем? - Да хочу узнать, попала ли она в мушиный магазин… - Геля с надеждой приподняла голову: неужели хоть кому-то понравился её комикс, хоть даже блондинистому? Но она приподняла и увидела, что он смеётся. И не просто смеётся – откровенно ржёт. – Мушиный магазин… ну блин, ну это ж надо! «А чего с дураками разговаривать?» - мигом всплыло в памяти. Правильно. Чего разговаривать? Шесса говорила, что надо врезать. Геля схватила учебник и засадила блондинистому по голове как следует. Блондинистый поперхнулся смехом. Голова на ощупь была твёрдая – наверное, потому что мозгов нету. Геля вдарила ещё раз. - Пацаны, - очнулся блондинистый, - блин, она реально психическая! Она ж меня пришибёт! - Она такая, - обрадованно закивал Барбосов со своей парты. – Она вообще ненормальная. Ты ей дай сдачи! Ми-ша! Ми-ша! И все вокруг закричали: «Ми-ша! Ми-ша!» Особенно старалась Туся, громче всех у неё выходило. Но сдачи дать он ей не успел, хотя, видимо, собирался, потому что как раз в этот момент в класс вошла Ольга Васильевна. Барбосов, конечно, сразу ябедничать: - Ольга Васильевна, а Томина Ермолкина избила, я сам видел! Прямо по голове его, как горилла! Вы ей скажите, что это неправильно, а лучше позвоните её маме, она разберётся. Ой, только бы не маме, взмолилась про себя Геля. Но Ольга Васильевна, кажется, звонить пока никому не собиралась, а только строго спросила у блондинистого: - Миша, это правда? - Ещё как! – подтвердил тот. – Да у неё, Ольга Васильевна, совсем крыша отъехала. Ку-ку… Больше Геля сдерживаться не могла. Покатились слёзы, тупая боль свела щёки и всё внутри рта. - Геля, встань! Геля поднялась с места, всё ещё хлюпая носом. Очень получается замечательно – её выводят и она же виновата! Уже и за себя постоять нельзя… А мама, между прочим, всегда учила за себя стоять! - Зачем ты так поступила? - А чего он дразнится, - пробормотала Геля, глотая потёкшие из носа в горло сопли. Это, наверное, самое неприятное, когда болеешь и когда плачешь, но что-то же надо с ними делать! - Он дразнится – а ты ответь, но руки-то распускать зачем? Это очень невоспитанно, Геля, непорядочно. Больше того, это очень опасно. Всё самое страшное в мире случается, когда люди пытаются решить проблемы насилием и только насилием... Придётся мне написать замечание в твою тетрадку по окружающему миру, чтобы твоя мама его увидела. Геля молча протянула тетрадь и понадеялась, что мама решит, что проверять окружающий мир незачем, и никогда в неё не заглянет, и Гелю дома тоже не спросит, как она себя вела. Хорошо ещё, что в первом классе дневников нет! Серёжа немного опоздал, поэтому о том, что произошло перед первым уроком, узнал только от одноклассников и не сразу. Но после уроков он подошёл к Геле, старательно укладывавшей вещи обратно в ранец, тронул за плечо. - Да он духак, - начал Серёжа сразу, без всяких там «Привет» и прочего. – Ты на него не обхащай внимание, он попхистаёт, попхистаёт и пехестанет. Ты только не дехись, а то тебе же и будет попадать. Геля уже успела убедиться, что совет этот очень справедливый, да и она и без совета была ужас до чего рада, что к ней Серёжа подошёл, сам, и что ему её жалко, и что он понимает, какой этот Миша Ермолкин, который блондинистый – дурак… Вот только сидел Серёжа всё ещё с Барбосовым, а Барбосов всё ещё был ябедой, вредным противным типом и просто человеком без стыда и совести. Как он сегодня Ермолкина этого поддерживал, как жаловаться на Гелю сразу помчался… - Барбосов тоже дурак, - отозвалась Геля, скроив суровое выражение лица. – Он, может, ещё и побольше дурак, а ты с ним водишься. – А Сарк говорил, что надо сказать, мол, либо Барбосов, либо она… - Выбирай – или ты со мной дружишь, или с Барбосовым. Серёжа нахмурился: - Яша – нохмальный. Он в игхы много игхает, много всего знает… Он тебе никак не помешает, я могу с ним отдельно и с тобой отдельно. Ты ему тоже не очень нхавишься, но вместе же необязательно… - Ах, Барбосова выбираешь? Ну и пожалуйста! – закончив всё упихивать, Геля просунула руки в лямки и выскочила из класса, даже не попрощавшись ни с Серёжей, ни с Ольгой Васильевной. Всю дорогу домой, шаг в шаг с Кристиной, Геля дулась на весь мир: на Тусю, которая прочитала такое проникновенное, душевное письмо и всё равно ни капельки не поняла, на этого Мишу Ермолкина, который всё лезет и лезет, чего только надо человеку, на Барбосова, который в своём репертуаре, на Серёжу, который не отказался с этим самым Барбосовым общаться, даже на Ольгу Васильевну, которая не попыталась ни в чём разобраться – Геля виновата и всё тут… Даже Кристина это заметила: - Опять что-то случилось, да? - Много чего случилось, - уклончиво ответила Геля и три раза вздохнула, чтобы Кристина точно не сомневалась, что вправду много чего и не самого приятного. - И у меня, - сказала Кристина, тоже вздохнула, пусть и только один раз, и всё оставшееся до дома время они добирались в полном молчании – только туфли стучали об асфальт. Дома, забившись в уголок дивана, у самого окна, с книжкой на коленях, Геля ещё немного подумала и решила в конце концов, что это не они все виноваты. И не тершцы даже, которые дали неправильные советы. Это Геля виновата, что их послушала. Не надо было перед Тусей извиняться второй раз. И блондинистого лупить, и Серёже условия ставить… И ведь все эти советы друг другу противоречат, если вдуматься. То будь вежливой, то дерись, то ещё что… А Геля не вдумывалась, что приходило на ум, то в ход и пускала. Глупо как… Неудивительно, что так всё получилось. Геля, пока мама не вернулась, распахнула окно и подсела к нему ещё ближе, выглядывая тершцев. Очень много всяких вещей ей надо было им сказать. Про то, что драться невоспитанно и непорядочно, и про то, что на Тусю вообще ничего не действует, и про то, что зря она так с Серёжей – а это всё Сарк… И ещё про математику. С математикой-то они ей так и не помогли! А ещё ведь скоро английский начнётся… И как быть с физкультурой, сколько надо тренироваться, чтобы всех обгонять? Но время шло, а тершцев всё не было. Пришли мама и папа, мама накричала, чтоб Геля закрыла окно, папа выдавил несколько рассеянных шуток, а тершцев всё не было. Геля дочитала «Пеппи» и принялась за «Расмуса-бродягу», а тершцев всё не было. Позвонила Кристина и сказала, что завтра не сможет забрать Гелю из школы, а тершцев всё не было. Папа спросил, как всё вышло с речью, мама поинтересовалась, что за речь, узнала от папы и давай ругать Гелю за то, что сделала не так, как она говорила, а тершцев всё не было. Прошли «Спокойной ночи, малыши», начало темнеть на улице, а тершцев всё не было… Только когда мама потушила в комнате свет и велела лежащей в кровати Геле не маяться дурацкими мыслями, а засыпать поскорее, потому что завтра в школу рано, Геля окончательно поняла, что тершцы сегодня не придут. И долго-долго маялась дурацкими мыслями.

***

- Тсейра! Эй, Тсейра! Её выдернуло из сна быстро и резко. Зашфер всегда говорил, что мгновенное пробуждение может спасти человеку жизнь – при условии, добавлял он с ухмылкой, что спастись в принципе возможно. Не то чтобы Тсейра специально стремилась освоить это искусство, просто у неё от природы был чуткий сон. - Да вставай ты уже! – требовательно прошипел голос, и Тсейра наконец его узнала. - Я думала, принято стучаться прежде чем вламываться в чужую комнату, - она села на постели и, подтянув колени к себе, сцепила на них руки замком. О сне в ближайшее время, кажется, можно было забыть. - Так ты бы не услышала. Ты ж спала, - Сарк, недолго думая, плюхнулся на освободившееся от Тсейриных ног место. – Я знаю, ты сейчас будешь меня гнать, но ты не гони. Я же всё равно не уйду, а время потеряем. - Какое время, для чего? У тебя, надеюсь, был веский повод, чтобы ворваться ко мне и разбудить? - Очень веский, - сказал Сарк. – Я заснуть не могу. Зачем только спрашивала, и так понимала, какой будет ответ… Тсейра в его возрасте содержала семью и вела хозяйство, а он ведёт себя так, как будто ему не тринадцать, а пять. Нашёл проблему – заснуть не может… - И сам себя занять ты, разумеется, не в состоянии? Есть столько дел, для которых тебе не понадобилось бы будить меня – почитать книгу, посмотреть эту… как её… «Войну с Царманом»… - Не с «Царманом», а с «царманцами», - поправил Сарк тоном учителя Второго корпуса с сорокалетним стажем. - О, непременно запомню эту столь нужную мне информацию, - Тсейра закатила глаза. – Ну, или будил бы Цервиша, а не меня, он был бы счастлив. Годы общения с тобой должны были приучить его ко всему. Сарк покачал головой. Только тут Тсейра заметила, какое непривычно серьёзное у него лицо – плотно сжатый рот, опущенный подбородок, ни тени лихорадочного блеска в огромных глазах. Теперь он, пожалуй, выглядел на свой возраст и даже старше, а не лет на десять, как обычно. - Если бы я хотел пойти к Склайзу, я бы и пошёл к Склайзу. Я расскажу тебе сейчас одну вещь… ты не будешь смеяться? Пообещай, что не будешь смеяться! Да с чего бы. Он не может никому запретить смеяться над собой – он что, герой войны или варшайрянская священница? - Посмеюсь, если мне станет смешно. Не устраивает – на выход, я хоть высплюсь. - Нет! – Сарк встряхнул её за плечи так, словно она уже спала, причём давно и крепко. – Я не уйду, я хочу, чтобы ты послушала… Как ты думаешь, если бы я дрался с Кнопкой, я бы его победил? Тсейра едва не поперхнулась. - Что? - Если. Бы. Я. Дрался… - очень медленно, чуть ли не по слогам начал Сарк. - Я поняла, что ты сказал, я не поняла, почему вдруг такой вопрос посреди ночи и почему ты считаешь, что отвечать тебе на него должна я. Отправляйся к Цервишу, он… - Я знаю, что скажет Склайз, - перебил он, по-прежнему очень серьёзный. На лбу у него залегла морщинка, ноздри быстро-быстро втягивали и выпускали воздух. – Я хочу узнать, что думаешь ты. Так что, смог бы я победить Кнопку? - Напомни мне, Кнопка – это… - Одноглазый бандит. Нам про него ещё начальник этот, как там его, рассказывал, не помнишь? Эх, ты! Ну так что, смог бы я, по-твоему… - Одноглазый… Лой Порщепотак? – Об одноглазом бандите, сосланном на Царман, Тсейра, конечно, слышала, и совсем не только от Зашфера. – Но он же умер от голода, должен был умереть, разве не..? - Зря надеешься! – хмыкнул Сарк. - Я его видел вот этими глазами и убегал от него вот этими ногами. Как ты всё-таки думаешь, я бы его… Тсейра не дала ему закончить. - Тут и говорить не о чем. Он матёрый преступник, точно профессионал, раз даже на Цармане умудрился выжить. И куда ты против него, инфантильный, легкомысленный, тщеславный мальчишка, у которого никакого опыта не то что в драках, а вообще в жизни… - Сарк насупился, но промолчал. – И у него наверняка есть оружие, а если даже нет, то он и голыми руками придушить тебя сможет как нечего делать. К тому же, это вообще не наша забота – нужно сказать Зашферу, и он пришлёт сюда кого-то взрослого, адекватного и со стажем в области ловли преступников. Слава революции, что Сарк додумался всё выложить ей, а не Цервишу. Тот бы даже вникать ни во что не стал, особенно спросонья – подтвердил бы, что, разумеется, Сарк Кнопку одолеет, как же может быть иначе с его-то отвагой, с его-то силой воли… А на следующий день стало бы одним маленьким идиотом меньше. - А если я в него выстрелю? Он что, пропустил всё мимо ушей? Тсейра ощутила странную смесь лёгкого раздражения и острого, жгучего страха. - Снотворной пулей-то? Ну, он уснёт, а дальше что будешь с ним делать? Отнесёшь в кроватку? Нет, пусть с этим разбираются Зашфер и его сотрудники. - А если он на меня нападёт? Или… или не на меня? – голос Сарка дрогнул и чуть повысился. – Ты не так поняла, это не я собираюсь его искать. Это он может найти меня. Знаешь, мне иногда снятся сны… Нехорошие. Страшные. Не только об этом... обычно вообще не об этом... неважно... Сегодня снилось, что он напал на Шессу и прострелил ей ногу, она барахтается, встать не может, и кровища хлещет-хлещет, и вот сейчас он пристрелит её совсем, и мне бы что-то сделать… Только что он, как всегда, захлёбывался словами, половину произнося невнятно, но вдруг замолк, точно кто-то выключил его, как диктофонную запись. И так же внезапно отмер: - А я ничего не могу. Сердце на миг сжалось, будто кто-то надавил и тут же отпустил. И было бы ему о ком так переживать… Да сестрица его ни во что не ставит, отгоняет только, как ширанду, а он так беспокоится о ней, уже и кошмары видит. - Как ты считаешь… Я и правда ничего не могу, да? Тсейра ответила не сразу. - Да. Думаю, что да. Сарк молчал. Она повернулась к нему – он сидел ссутулившись, опустив голову так низко, что едва не касался ей груди, уставившись в одну точку. Его пальцы нервно сминали край Тсейриного одеяла. Молчание всё тянулось, тянулось, и Тсейра понимала, что надо бы что-то сказать, вот только что? - Ты сам хотел услышать правду, - вставила она наконец. - Знаю… - Сарк наконец-то отпустил одеяло и сцепил пальцы. Говорил он тусклым, ничего не выражающим голосом. – Теперь я понял, что бесполезен, спасибо большое. - Этого я не говорила, - заметила Тсейра, хотя с этим было не поспорить. – Но ты мог бы измениться. Жарда Нолб говорила, что человек только тогда будет человеком, если он на протяжении всей жизни растёт над собой. Если будешь работать над своим характером, к пятому году, может, и станешь достойным членом коллектива. Одним из немногих. Тогда и кошмары не будут тебе сниться, потому что ты будешь точно знать о себе, что не спасуешь в сложной ситуации. Сарк вскинул на неё вновь загоревшиеся глаза, по губам поползла неуверенная улыбка. - Чего это к пятому году! Уже через месяц таким буду, вот увидишь! Буду как в «Войне с царманцами», когда на них царманцы наскакивают, ну, десять на одного, и вот кто-нибудь одного в сторону, другого – в другую, третьего – в стенку, четвёртого – в третьего… Тсейре стало и смешно, и горько. Правду он хочет услышать, ну-ну… Ничего подобного, никто не хочет знать правду. - Я даже не буду объяснять тебе, что всё это дичайшая чушь и что в реальной жизни такого быть не может. Ты и сам это прекрасно понимаешь в глубине души, просто валяешь дурака. - Ещё как бывает! Не так эффектно, может быть, согласен, но это же сериал, там всё должно быть круче, чем в жизни! В жизни люди часто и речь не успевают сказать перед тем, как умереть, и что теперь? Не мешай мне строить планы! Вот тогда Кнопка… - Да забудь ты про Кнопку. Пусть с ним разбираются специалисты из Организации. Самодисциплина нужна тебе не для того, чтобы Кнопку побороть, а для того, чтобы побороть себя. Ты относишься к этому как к какому-то развлечению, будто всё на тебя с неба упадёт за то, что ты такой прекрасный. А ведь над этим надо будет долго работать, ты это осознаёшь? Что, думаешь, никогда больше не столкнёшься с чем-то опасным? На Цармане-то? Сарк выглядел опечаленным донельзя с того самого момента, как узнал, что Кнопку предстоит побеждать не ему, но стоило Тсейре упомянуть об иных возможных опасностях, он, устремив на неё вновь засверкавшие глаза, живо заинтересовался: - А какие это на Цармане есть опасности? Мы же с тобой ничего не видели, решили ещё, что всё это байки, и мохнатые уродцы тоже нестрашные, пока не кусаются вроде, ну вот разве что какой-нибудь царманец может своей колымагой задавить, но тут уж мы сами будем виноваты, зачем под колёса лезть, когда нас не видно… Или ты что-то про другие опасности знаешь? Рассказывай! - Да ведь всем известно, что варшайрянцы только и мечтают добраться до Цармана. Ещё не добрались, иначе бы Зашфер нам обязательно сообщил, но, я тебя уверяю, спят и видят. - Варшайрянцы! – совсем неуместно в такой ситуации развеселился Сарк, чуть ли не скакать начал. – Я о варшайрянцах очень много знаю, и язык их знаю хорошо – восемьсот очков в год, ну, в среднем. А если меня, как они прилетят, послать к ним шпионом? - Да, уж ты-то нашпионишь… - вздохнула Тсейра, укладываясь обратно и накрываясь с головой. – Раз ты уже начал радоваться жизни, то лучше бы тебе порадоваться где-нибудь подальше от меня. - Хорошо, - всё с тем же энтузиазмом согласился Сарк. – Ты спи, я пойду. Мне надо столько всего обдумать – аж дух захватывает! Я, наверное, спать уже и не буду. И знаешь, - тут он запнулся, - спасибо. Спасибо, что поговорила со мной и сказала… всё вот это. Я буду стараться, я знаешь, сколько книг по самовоспитанию читал? Я умею тренировать силу воли! Слово честного человека твёрже льда! Кстати, ты в иллюзорные игры играешь? Тсейра уже даже не удивлялась столь резкой перемене темы. - Нет. Никогда не играла. Во-первых, это бессмысленно, во-вторых… - договаривать она не стала. - Ты приходи ко мне как-нибудь, а то, что ты играть не умеешь – ещё лучше, я тебя научу. У меня есть разные! Ну что, придёшь? Когда-нибудь? Тсейра ничего не видела под одеялом, но хорошо представляла себе, как умоляюще горят у Сарка глаза. - Приду, - буркнула она только чтобы он отвязался. – Приду, чтобы убедиться, насколько это бессмысленно.