6
— А в какую сторону ожидающим рейса до Цармана? Сотрудник тридцать пятой информационной стойки центрального отсека космопорта, только что добросовестно пояснявший какому-то господину, где могут дожидаться своей ракеты летящие на Шург в три семьдесят, закрыл рот. Господин, напротив, рот раскрыл, оба стремительно позеленели лицом и устремили на Шессу негодующие глаза. — Ну это ж надо! «Рейс до Цармана»! — зашевелил наконец господин раскрытым ртом, а непроизвольно — ещё и ушами: они дёргались у самых висков, точно тоже дрожали от возмущения. В юные годы этот одарённый по ушной части тип наверняка считался красавцем. — Разве у нашего поколения можно себе представить такую безграмотность? — Да это она нарочно издевается. Вы что, подростков не знаете? — встрял сотрудник, сам бывший по возрасту ближе к подросткам, а не к господинову поколению. Шесса стиснула зубы и запоздало вспомнила, как мама говорила никому не рассказывать про Царман в Школе. Сарк громко клялся, что не расскажет, Шесса мысленно клялась, что не пойдёт в Школу. Глупо было бы это делать в последний день перед тем, как на пять лет улетишь на планету, где пропали уже три экспедиции. В отличие от братца, Шесса не тряслась за свои драгоценные очки, прощаться ей тоже было не с кем — Цейса, её единственная подруга, летела тоже. Разве что... но Шесса решительно отмела эту мысль. Как бы Тэшлин Кериш ни был красив, он не стоил того, чтобы ехать в Школу в последний день на родной планете и затем унизительно выкручиваться, спрашивая его почту и тому подобное. Она думала, что посвятит этот день путешествию по всем местам, которые были ей дороги на Терше — ресторану Цейсиного папы в Центральном районе, нелегальной гоночной трассе над Жилым районом, даже небольшим ледникам в безрайонных землях, которые они с Цейсой вдоль и поперёк облазали в младшем звене... Но потом вышла из дома, оценила очередь на общественный флаер и пришла к трезвому, логичному выводу — всё это дурная сентиментальность, и лучше всего сейчас будет поехать сразу в космопорт, ждать там остальных и гнить со скуки. — Свяжите меня с начальником космопорта, — следовало сразу так и сказать, но Шессе отчего-то взбрело в голову, что раз уж в этом отсеке обслуживают всю элиту планеты, то и о секретной экспедиции тут должны быть осведомлены. Но ведь скорее всего в курсе только высшее начальство. Рядовому-то сотруднику откуда такое знать? — Не задерживайте очередь, — казённым голосом отозвался рядовой сотрудник. — Если вы не отойдёте, я вызову охрану. Шесса обернулась посмотреть на очередь. Очередь обеспечил второй господин, пристроившийся за первым и явно нашедший с ним общий язык и схожие интересы: — А им ещё обязательные факультативы урезали и нормативы понизили — вот и катятся они, и докатятся. Она хотела было сказать, что не уйдёт, пока очередь здесь не сравняется со среднестатистической очередью в любом другом из восьмидесяти отсеков обслуживания, но её опередил донёсшийся сзади голос, и при первых же звуках этого голоса она сообразила, что дело приняло скверный оборот. — Моя дочь и впрямь дурно воспитана, господа, поскольку воспитывал её не я. Прошу у вас прощения за её глупую выходку. Оба господина встревоженно зашептались между собой: «Неужто сам?», «Неужто сама?..», сотрудник жалко дрогнул всем лицом и нырнул за стойку в глубоком поклоне. — Господин Шелби, — умоляюще забормотал он оттуда, — неужели вы думаете, я не понимаю шуток? Ваша милая дочь всех нас очень развеселила... — Тогда в благодарность принесите ей и мне кипятка с сиропом, — Шесса, обернувшись, успела увидеть, как папаша повелительно взмахивает двумя пальцами. Правда, первым делом она увидела тщательно уложенный, свежевыкрашенный пробор на его затылке — как бы папаша ни пыжился, на какой бы платформе ни носил обувь, он оставался ниже её. — Но, господин Шелби, — попытался было возразить сотрудник и тем самым пробудил в Шессе каплю уважения к нему, — моя работа не предполагает... — Ваша бывшая работа, вы хотели сказать? — ласково уточнил папаша, и тот ракетой вылетел из-за стойки. — Здравствуй, папочка. Смотрю, ты всё такая же сволочь, — сказала Шесса, гадливо огибая взглядом самодовольное лицо напротив. — Здравствуй, доченька. А ты всё так же вежлива и благодарна, — тут папаша почему-то опасливо оглянулся, и Шесса заметила длинную мощную женщину немного поодаль от его спины. Взгляд у женщины был тяжёлый, как упавший на голову дом. — Твоя новая жена? — Шесса мотнула головой в её сторону. — Какая уже по счёту? Надеюсь, юбилейная. Папаша залился неприятным, неестественным смехом. Юбилейная жена и ухом не шевельнула. — Ну что ты, Шу, — Шессу передёрнуло. Никто не смел звать её уменьшительным именем... ну, может, только Цейса. — Моя жена сейчас в своём офисе, и она всего лишь шестая, а эта госпожа — моя охранница. Такому человеку, как я, неразумно было появляться в людном месте без сопровождения. — Такому человеку, как ты, неразумно было появляться на свет, — Шесса резко взмахнула рукой и едва не задела краем ладони вернувшегося с двумя стаканами сотрудника. Она чуть было уже не извинилась — но увидела, какой почтительный страх стоит в его глазах, и сразу сделалось тошно. — Ну и где вы прохлаждались, юноша? — папаша выдернул из трясущихся рук два стакана на аккуратных теплосберегающих подставочках и сделал по длинному глотку из обоих. — Если я не ошибаюсь, моя милая наследница велела вам связаться с начальником космопорта? Просите его, чтобы передал дежурному представителю организации... — Прошу прощения, господин Шелби, но какой именно организации? — встрял сотрудник, бледнея от храбрости. — Ведь вы понимаете, моё понимание нужно для... для взаимопонимания... — Ваше дело — служить, а не понимать, — оборвал его папаша. — Передал, что мы в центральном отсеке. Ну? Сотрудник пустился бежать в ту же сторону, откуда только что явился. Мечта Шессы про настоящую очередь в этом отсеке начинала потихоньку сбываться. — Ты не будешь пить, Шу? Жаль, — стакан перекочевал в большую ладонь охранницы. Та отпила со стоическим отвращением. — Так, давай-ка к делу. Я отлично знаю, что просто так ты бы сюда не припёрся, — Шесса встряхнула обеими косичками и поглядела на папашу в упор. — Жаль... — с глубокомысленным видом повторил тот. — Мне жаль, что моя наследница настолько мне не доверяет. Мне, веришь ли, обидно! Обидно, что я ради того, чтобы просто пообщаться со своей доченькой, чтобы всего-навсего взглянуть ей в глаза, вынужден караулить её в здании космопорта... Твоя мать вот всё повторяет, что дело мужчины — дробить лёд или сидеть с детьми, а сама лишила меня даже такой малой отрады... — Никто не лишал тебя отрады дробить лёд, — Шесса с отвращением отвернулась от руки, тянущейся потрепать её по шее. — Не ломай комедию, папочка. Об остальных своих восьми дочерях и троих сыновьях ты что-то тоже не очень-то рвёшься заботиться. Я помню наш последний разговор — тогда ты поначалу сумел меня провести. Гордись! Ты целых пять минут был умнее пятилетки! — Я тоже помню наш последний разговор, Шу, — обманчиво ровным тоном подтвердил папаша. — Поэтому на сей раз принял кое-какие меры предосторожности. Одна рука охранницы всё так же спокойно лежала на другой, но Шесса успела увидеть, как мелькнуло между пальцами дуло пистолета. — Подлый урод, — сказала Шесса почти беззлобно и даже, пожалуй, с восхищением: настолько её потрясло, до чего он её боялся. — Чего я, собственно, удивляюсь, как будто раньше не знала? — Да и для меня твои слова, Шу, не стали откровением, — хмыкнул папаша, кажется, искренне забавляясь её реакцией. — Но мог ли я ожидать, что девочка, которая ещё в пять лет подожгла своего бедного беззащитного отца, подобрела к пятнадцати? Он хотел, видимо, добавить и что-то ещё в том же духе, не только сам себе не веря, но и не заботясь о том, чтобы она поверила — но тут из-за коридорного поворота снова выскочил бледный сотрудник. Дышал он так тяжело, словно только что убегал от целой толпы Шессиных папаш. Рядом вышагивала женщина в незнакомой белой форме: это не была ни форма шаргаса, ни форма космопорта. Шесса, как и все, училась различать формы и знаки отличия ещё в младшем звене — почему же она никак не может вспомнить эту? Сотрудник сразу юркнул к себе за стойку, опасаясь, наверное, что может дождаться новых приказаний, и очередь одобрительно зашевелилась. Женщина направилась к папаше. Моложе его, приметила Шесса, но старше сотрудника, ниже Шессы, но выше папаши, полновата, но стройнее, например, Цейсы. Женщина, в общем, как женщина, лет, наверное, тридцати с чем-то. Но что же за форма на ней такая?.. Папаша бы не стал кланяться кому попало. — Господин Шелби, госпожа наследница, — она улыбнулась, сгибаясь в ответном поклоне. — Меня зовут Сирта Щерб. Идёмте, я проведу вас в зону ожидания. Идти было недалеко, но Шессе хватило и этого. Все взгляды липли к ней, чужой шёпот шлейфом вился сзади. Кто считал себя позначительней — кланялись, те, кто находил, что они и этого недостойны, только преследовали глазами и шушукались. Трое каких-то школьников завизжали, завидя её, и попытались все втроём сфотографироваться с её удаляющейся спиной. Пару раз кто-то и лицо успел заснять — наверняка сегодня же снимок появится в газетах. И подпись какую-нибудь дрянную небось приляпают: «Старшая дочь и наследница главы Тершглавбанка Щорца Шелби, самого богатого человека планеты, впервые появляется в обществе в сопровождении отца! Что скажет начальница шаргаса Кшарна Шелби, известная своей патологической ненавистью к бывшему супругу?» Что скажет, что скажет... Что-нибудь очень непечатное. Такой ажиотаж вокруг Шессиной персоны возникал, по счастью, редко. Лицо у неё было самое обычное, цвет волос тоже обычный для коренной тершки — фиолетовый, второй по распространённости после тёмно-синего. То, что она заплетала косы, уже было несколько экзотично, но и такое встречалось всё чаще среди подростков. И фигура у неё была обычная для девушки — рост чуть выше среднего, хорошая мускулатура. Словом, в восьмидесяти процентах случаев Шессу в толпе никто не узнавал. Но вот папашу, который сознательно выстраивал свой имидж и без устали работал над внешностью, узнавали все и каждый, а рядом с ним делалась узнаваемой и Шесса. Она углублялась всё дальше по запутанной сети коридоров и эскалаторов вслед за Сиртой Щерб, и всякий раз, натыкаясь глазами на новый поклон, думала со злобой — знали бы вы, идиоты, что эта дылда не просто так маячит за моей спиной. Наконец Щерб остановилась возле единственной в очередном коридоре двери, сливающейся по цвету со стеной, и толкнула её вовнутрь. Папаша, всю дорогу расспрашивавший её, как здоровье какого-то там многоуважаемого господина Хашера, уточнил, каков срок свидания для сопровождающих. — Пятая доля часа, господин Шелби, — сдержанно сообщила та. — Ну это, должно быть, обговаривается индивидуально... — папаша, судя по быстрому движению руки, уже полез было в карман. — Конечно, господин Шелби. Мы можем попросить вас удалиться и пораньше, — Щерб посмотрела прямо на Шессу и раздвинула губы в слабой усмешке. Интересно, видела она, что Шессу держат под прицелом, или нет? Что-то твёрдое ткнулось в спину как раз при этой мысли, и Шесса нехотя переступила порог. Комната была длинная и глубокая, точно подлёдная нора сурчика. И пол, и стены, и потолок — всё в ней было одного цвета, бледно-зелёного, цвета человеческой кожи. Единственное окно круглело посреди потолка. Мебели в комнате не было, что говорило о хорошем вкусе обустраивавших её — только выдолблены были в двух смежных стенах широкие углубления в два яруса. — А ты не думал, — сказала Шесса, медленно разворачиваясь, — что я могу тупо послать искру ей в глаза и, когда она ослепнет... — Конечно, не думал, — беззаботно ответил папаша, закрывая за собой дверь. — Я вообще ни о чём в жизни никогда не думал, где уж мне. А то, что у меня самый большой частный капитал на планете — это так, череда счастливых случайностей. Так вот, Шу, во-первых, оба глаза моей дорогой спутницы искусственные, а во-вторых, я знаю, ты не стала бы трогать эту ни в чём не повинную женщину. Пистолет смотрел ей теперь не в грудь, а в лицо. Шесса сделала шаг вглубь комнаты. — Конечно, не стала бы. Женщины — сёстры и подруги и не должны драться по вине мужчин. Тут осклабился не только папаша, но и охранница — мелькнула жуткая улыбка на пустом лице. — Я годами убивала женщин по приказу других женщин, девочка, так что можешь мне этого не рассказывать. — В самом деле, — с наслаждением подхватил папаша, — сколько ещё всего ты не знаешь о мире, Шу. Есть в нём, видишь ли, такой ресурс, как деньги. Они могут заставить подругу предать подругу, а сестру ненавидеть сестру... порасспроси-ка об этом свою матушку. — Давай уже к делу! — оборвала его Шесса. Папаша сделал вид, что вздыхает, и подступил к ней чуть ближе — разумеется, не с той стороны, с которой в Шессу целилась охранница. — Ну, раз уж тебе настолько не терпится, Шу... Видишь ли, мы оба с тобой не можем не понимать, что путешествие тебе предстоит очень опасное. Мало ли что может произойти на дикой варварской планете... Ты не знаешь, что случилось с предыдущими экспедициями на Царман? Вот я лично не знаю. И никто не знает. — Погибли от естественных причин, не успев подать сигнал о помощи, и тайны никакой здесь нет, — перебила Шесса, изо всех сил стараясь выглядеть уверенной. Она помнила исчезновение последней экспедиции — им с Цейсой тогда было лет по шесть и они каждый день строили новые ужасные теории по этому поводу. — Естественные-то причины — они, конечно, настигнуть могут везде, — подозрительно участливо согласился папаша. — В этот раз уровень безопасности будет несравнимо выше, так они говорят. В любом случае, даже если меня там царманцы сожрут, я останусь твоей наследницей и наследство перейдёт к моей семье, как бы ты ни дёргал ушами. Никакие договора я подписывать не буду, а долго держать меня под прицелом ты не сможешь хотя бы потому, что скоро явится Щерб и выставит тебя взашей. Вот и вышло, папочка, что в твоём плане есть некоторый прокольчик. Шесса ухмыльнулась, отступая назад. Но тут папаша, что удивительно, тоже ухмыльнулся во весь рот с большим аппетитом, нарочито медленно раздвигая губы, и она осознала с растерянной злостью, что, кажется, чего-то не учла. — Так значит, прокольчик? — Огласи все условия, — потребовала Шесса, стараясь сохранять самообладание. Папаша выпустил из горла очередной смешок и нетерпеливо покосился на охранницу, словно ожидал, что та разделит его веселье. — Так ведь ты, Шу, только что сама их, можно сказать, огласила. Ты не согласна на изменение условий наследования, выходит, так? — Выходит, — подтвердила Шесса, чувствуя себя гораздо свободнее. — И что ты мне сделаешь? — В случае отказа — ничего, — признал папаша, отчего-то не торопясь стирать ухмылку с рожи. — Но только послушай, что я могу тебе предложить... Шесса не собиралась слушать в любом случае, но не могла не порадоваться скрипу открывающейся двери. — Кажется, срок отмеренного вам свидания подошёл к концу, господин Шелби. Если вы, конечно, не захотите продолжить беседу в присутствии господина Целба и его уважаемой дочери... — Щерб перевела красноречивый взгляд на пистолет, всё ещё смотревший Шессе в лоб. — Что вряд ли.5
Едва стоило папаше и его охраннице убраться восвояси, как в дверь заглянуло нетипично круглое для смешавшихся Цейсино лицо. — Да что ты там торчишь! — закричала Шесса, едва её завидев. — Сюда иди давай! Я тут со скуки подыхаю. — Ага, Шу, я сейчас, — обрадованно откликнулась Цейса, еле протискиваясь внутрь вместе со всеми навьюченными на себя сумками, — я только вещи тут оставлю, а так мне ещё ведь нужно с папой попрощаться... — Господин Целб может пройти сюда, — напомнила Щерб. Цейса бросила взгляд в Шессину сторону и почему-то позеленела. — Нет, мы... лучше там... Шесса залезла на верхнюю полку, вытянула ноги к потолку. Она понимала, почему Цейса не хочет говорить с отцом при ней. Есть вещи, которые люди могут сказать друг другу только за закрытой дверью. Подслушивать не хотелось, но у коренных хороший слух, так что она улавливала речь и через стену. Шесса ворочалась то так, то эдак, но слышать не переставала, так что в конце концов пришлось соскочить с полки и включить огромный, во всю стену, телевизор. «Поширь доедает жертву», — радостно пояснил автодиктор происходящее на экране. Шесса отключила автодиктор и полезла обратно. Поширь разгрызал кости в полной, ледяной тишине, как это и бывает в природе. Слышались только треск на зубах, лёгкий шелест разрывающихся сухожилий. Ей всегда нравились передачи про животных. Первый поширь давно был доглодан вторым, когда Цейса вернулась в комнату. На Шессу она не глядела, но даже издали было заметно, какое у неё зелёное, припухшее лицо. — Фу, Шу, что ты такое включила! Гадость какая... — Опустив взгляд в пол, она доковыляла до нижней полки. — Ну пожалуйста, выключи, — голос задрожал, Шесса заранее поморщилась. — Мне страшно. Она сползла вниз, резко ткнула в выключатель. Экран булькнул, поперхнувшись тьмой. — Мне страшно, — повторила Цейса и поджала ноги, точно боялась, что и их обглодает поширь. — Да что теперь-то не так? — но Шесса почти сразу сообразила, что речь не о телевизоре вовсе. — А что так? Шу, я не хочу, я боюсь... — Цейса изо всех сил прижала к себе сумку. Её пальцы нервно гладили ремешок, точно любимого зверька. — Я просто не знаю, что с нами там будет, как мы будем совсем одни... Папа говорит, что они этого не планировали, что должны были послать нас уже взрослых, и, значит, что-то у них пошло не так. Я знаю, он этого вслух не скажет, но мне показалось, он имел в виду... Цейса вжала подбородок в сумку и теперь вместо её лица Шесса видела только пышные голубые волосы. Она боится, подумала Шесса и тут же сама почувствовала тот колкий, парализующий страх неизвестности, от которого ноет живот и давит в груди, страх, который она так старательно подавляла вчера, и позавчера, и сегодня утром. Нужно было подавить и сейчас. — Много он знает, твой папа! Да он паниковал даже когда мы летали на Шург на неделю. Что ты разнылась? Сказано же нам, что всё под контролем. Цейса маловнятно икнула и приподняла голову. Ну вот, с раздражением поняла Шесса, вглядываясь в её позеленевшее лицо, разревётся ведь сейчас. Никогда она не знала, что делать в таких ситуациях. — Если хочешь знать, у меня есть план... — Никакого плана на самом деле не было. — Мы можем работать лучше и быстрее, чем они от нас ждут, и освободиться через три года вместо пяти. Или... — но это уже было откровенное враньё, — или даже через два! Цейса молча гладила ремешок, глядя куда-то в зелень стены. — Конечно, лучше всего через два! — повторила Шесса, потихоньку начиная в это верить. — Надо будет распланировать обязанности и в день выполнять недельную норму... А ещё лучше — открыть что-нибудь такое, чтобы нас сразу послали на покой, как заслуженных пенсионеров. Царман же толком и не изучен. Вот, например, в чём феномен той светящейся штуки, которая у них иногда падает с неба... Она сама настолько ободрилась при этой мысли, что было решительно непонятно, отчего Цейса всё ещё куксится. Ну да, подумала Шесса с дружеской снисходительностью, романтика науки не для неё... Нужно воздействовать на неё как-нибудь по-другому — отвлечь там или ещё что. — Кстати, насчёт коллектива, — сказала она. — Я ведь так и не знаю, кто с нами летит, кроме вас с Сарком. Лицо Цейсы понемногу возвращалось к нормальному цвету. — Ты не поверишь, — сообщила она таинственным голосом. — Ты провалишься на этом самом месте, если я тебе скажу. Ну или не провалишься, может быть, ты его не знаешь. Но я всё равно скажу. С нами будет Тэшлин Кериш! Шесса замерла. Стоило Цейсе произнести его имя — и глупый восторг пополам с непонятным страхом захлестнули её. Восторг был — от самого его имени, от образа, стоящего за именем, а страх — от того, что она вот-вот себя выдаст. — Ну видела я его, — сказала она с деланным пренебрежением, — было дело. Самая заурядная варшайрянская рожа, дунешь в его сторону — все косточки разлетятся. Волосы зачем-то длинные. Зачем ему длинные волосы? В каком он веке живёт? Что насчёт его поведения, то это совсем уж аморальщина. А что самое главное... — Самое главное — то, что ты в него влюбилась. Да? Вопрос застал её настолько врасплох, что Шесса даже раскашлялась. — Да я... да он... да с чего ты взяла! Цейса захихикала, выпрямила спину. Сумку она аккуратно поставила на пол и расстегнула один из кармашков, из кармашка вытянула длинную коробку, умопомрачительно пахнущую чем-то свежим и сладким. Ну всё, подумала Шесса, если Цейса собирается поесть — значит, за неё можно быть спокойной. — Ну а с чего бы тебе было так возмущаться, если бы тебе он не нравился? Да ты не стесняйся, я же не буду смеяться. И говорить никому не буду, честно-честно. — Да кому ты теперь можешь рассказать, царманцам? — отпираться не тянуло, это было бы унизительно, так что она просто молчала и мрачно смотрела на то, как Цейса кусает хрусткую клейкую массу, жмурясь от удовольствия. — Стой, это же росширад, да? Тебе же папа его запрещает есть? Ты его тайком купила? — Э... ну да, в общем, — от этого простого вопроса Цейса почему-то пришла в замешательство, даже жевать перестала. — А... а ты смотрела третьфинал экстремального многоборья?4
Шесса, разумеется, смотрела, и они провели почти час, ожесточённо споря, кто станет фаворитом следующего этапа, не стоит ли убрать из программы соревнования по задержке дыхания и имеет ли Челта Тишер право подать на организаторов в суд за обмороженные пальцы. Потом дверь скрипнула и обе заинтересованно обернулись. — А, — сказала Цейса без капли энтузиазма, — привет, Сарк. Сарк не обратил на её приветствие никакого внимания. У него было дело поважнее — обидеться на отсутствие приветствия. В этом была вся его натура. — Могла бы что-нибудь сказать родному брату для приличия, — бросил он с глубоко оскорблённым видом, оттаскивая от двери свой скудный багаж. — За пять лет до тошноты наговоримся, — с высоты её верхней полки он казался ещё мельче обычного. Шесса поглазела недолго на то, как он возится внизу, и вернулась взглядом к потолку. — Не очень-то я собираюсь с тобой разговаривать, — Сарк распрямился: в поле зрения настойчиво замаячила его взъерошенная фиолетовая макушка. — Это правильно! — одобрила Шесса. — Всё равно я бы не стала тебя слушать. — Мне будет с кем поговорить и без тебя, — продолжил он таким тоном, точно его ничто не прерывало. — Вот придёт Склайз, и тогда... — Склайз? Твой одноклассник Склайз Цервиш? Явится сюда? — Шесса изобразила, будто её тошнит, и даже не сильно преувеличила. — Слушай, шёл бы ты подождать своего дружка в коридоре, а. Не хочу лишний раз с ним сталкиваться. Сарк демонстративно переложил вещи в противоположный угол. — Ну, знаешь ли, за пять лет ты при всём желании не сможешь с ним ни разу не столкнуться. — Так, подожди. Он что, тоже летит? — Шесса, собиравшаяся просто свеситься с полки, от неожиданности чуть не грохнулась на пол. — Да не может этого быть! По возрасту Сарку положена была вторая ступень среднего звена, но он слыл вундеркиндом и учился в самом сильном классе четвёртой ступени. Там у него и завёлся этот друг или вроде как друг. Шесса понятия не имела, зачем бы ему таскаться за Сарком, терпеливо выслушивать его бредни и поддакивать в ответ. Разве что их сблизило то, что оба были лучшими учениками в среднем звене или то, что обоих терпеть не могли одноклассники... Шесса тоже терпеть не могла Склайза Цервиша. Он был одним из тех, кто всегда узнавал её в толпе и заискивающе улыбался, наткнувшись на ответный взгляд. Он, несомненно, и без Сарка знал, кто её отец. — Почему не может? — как-то слишком уж нервно спросила Цейса. Она к Склайзу всегда относилась хорошо — как и почти ко всем знакомым. — Ну а ты сама представь — разве у него могут быть такие способности, как у нас? — Но ты ведь и про Тэшлина не знала. — Да я и про Сарка не знала на самом-то деле, — Шесса снова подкатилась к краю полки. — Такое ощущение, что он и сам про себя не знал. Со мной-то мама с детства беседы проводила, мозги мне мыла, а про него она и не заикалась. — Это потому, что я самодостаточен, — с апломбом сообщил Сарк и тут же понял, что это не прокатит. — Да говорила она мне, ещё как говорила! Вот вчера сказала — что ты ноешь, ты радоваться должен, что тебе выпала такая честь. Только она не сказала, какая «такая». Шессе она тоже всегда распиналась про честь, про великую миссию, к которой надо ежедневно готовиться... Но вот о том, что «великая миссия» — это полёт на долбаный Царман, мама как-то не упоминала. — Интересно, почему нас посылают именно сейчас? — Сарк расхаживал по комнате и его глаза, расширенные от перенесённой в детстве операции по исправлению зрения, возбуждённо сверкали. — Здесь какая-то тайна! Я думаю, Царману грозит какая-то страшная опасность и мы должны его спасти... А, или нет! Наоборот! — он развернулся и зашагал к другому углу. — Сам Царман и есть страшная опасность, и мы должны его обезвредить. Может быть, он тайно доразвился до цивилизованного уровня, а мы и не знаем. Тогда для нас главное будет уничтожить их секретную лабораторию... — Тебе уже можно самому сценарии в «Войну с царманцами» сочинять, — кисло заметила Цейса, и Сарк оживился вдвойне. — О, кстати! Вот вы тут чушь свою обсуждали, многоборье какое-то, а я вам сейчас поинтереснее расскажу. Угадайте, что было в последней серии «Войны с царманцами»! У вас пять попыток. — Заче-е-ем, — простонала Шесса, свешиваясь с полки, — зачем ты это сказала... Нам теперь не будет покоя. — Ну ладно, всё равно не догадаетесь, — Сарк, видимо, понял, что угадывать они не собираются, и решил осчастливить их просто так, без элементов интерактива. — Торц Щорж воскрес! — А он что, умирал? — без интереса спросила Шесса. — А он кто такой вообще? — совсем уж без интереса спросила Цейса. — Не отвечай, — предупредила Шесса. — Мы рады за него, — добавила Цейса. — Выступление Феры Ториш — позорище. — Шу, как ты можешь так говорить? Ториш играла с только что поставленной искусственной ногой! Сарк перевёл возмущённый взгляд с Шессиного лица на Цейсино и обратно, попытался было снова что-то забубнить про своего Торца Щоржа, но, не получая внимания, обречённо затих. — Ничего, — пробормотал он напоследок. — Когда-нибудь все будут меня слушать.3
Склайз появился настолько бесшумно, что Шесса с Цейсой за разговором даже не сразу его услышали. Вернее сказать, и услышали-то не его, а Сарка, который, естественно, обрадовался появлению единственного человека, добровольно согласного выслушивать его чушь: — О, ну наконец-то! Что ж ты там торчал-то столько времени? Да давай, проходи уже. — Прошу прощения за невольную задержку. Мне необходимо было кое о чём переговорить с госпожой Щерб, — от звуков его негромкого вкрадчивого голоса у Шессы уши свело. — Надеюсь, я не слишком утомил тебя ожиданием. Привет, Цейса, рад тебя видеть. — Кажется, Шессу на её верхней полке он действительно не замечал до того, как подошёл поближе. — И тебя, Шесса, разумеется, тоже. — А я не рада, — сообщила Шесса, надеясь, что от её хамства хоть что-нибудь дрогнет и изменится в его лице. — Ты меня за пять лет доконаешь. Но Склайз продолжал любезно улыбаться, всё такой же прилизанный, гладенький, точно собирался на урок, а не на планету варваров. В те минуты, когда он не раздражал Шессу, он её, пожалуй, пугал. — Позволю себе всё же выразить надежду на то, что рано или поздно мы сработаемся. — Его взгляд застыл где-то на уровне её шеи, будто не смея коснуться лица, и это так напоминало того сотрудника за стойкой, и тех людей в коридоре, и всех, кто иногда узнавал её и подходил попросить волосок на память. — Со своей стороны я постараюсь сделать для этого всё возможное. На этом, к счастью, он от неё отстал. Шесса вполглаза глядела сверху, как он беседует с Цейсой — вместо того, чтобы просто подсесть к ней, Склайз согнулся чуть ли не в половину своего немаленького роста. Был он, конечно, не таким длинным, как папашина охранница, но на целую голову перегонял в росте Шессу. Это была единственная примечательная деталь в его внешности — в остальном он, со своими тёмно-синими волосами и средней длины ушами, ничем не выделялся. — Всё нормально прошло? — различила она Цейсин тихий голос и поморщилась, потому что выходило, что она теперь снова подслушивает. Но что делать, не бежать же в коридор! — Благодарю за твоё беспокойство, я очень тронут, — как бы Шесса ни старалась себя отвлечь, всё равно она разбирала все слова. — Да, к счастью, всё прошло удачно. Госпожа Щерб всего лишь спросила у меня... — Склайз! — требовательно раздалось из угла. — Я же тебе недорассказал по дороге! Не помнишь, на чём я остановился? — Влезать в чужой разговор — это не очень вежливо, — в голосе Цейсы слышался лёгкий упрёк: для Сарка, пожалуй, и вовсе неразличимый. — Ты же видишь, что Склайз сейчас занят... Но тот с готовностью полуобернул голову. — Извини, я, кажется, подзабыл подробности. Кажется, что-то про Торца Щоржа?.. — Точно! Ну так вот, когда Торц Щорж захватил в плен царманскую королеву... Склайз с извиняющимся видом кивнул Цейсе, словно говоря «ну, ничего не поделаешь», и, на лету сменив выражение лица, поспешил подсесть к Сарку. Цейса вздохнула — ей самой, должно быть, казалось, что неслышно. — Да зачем ты вообще взялась его защищать, — Шесса свесилась к самому кончику Цейсиного уха. — Он же сам позволил Сарку сесть к себе на шею. У него нет хребта, вот и всё. Цейса запрокинула голову и посмотрела почему-то очень серьёзно. — Шу, у Склайза хребет попрочнее, чем... ну, во всяком случае, чем у меня. У него такая сильная воля, что мне и не снилась. Если бы ты только знала... — но тут Цейса замолчала, зеленея. — Знала о чём? Шесса перевела взгляд на полку в соседнем углу, где вдохновенно вещал Сарк — да, это теперь очень надолго. Склайз, конечно, уже пристроился рядом, глядя ему в рот. Где уж там Цейса разглядела у него хребет, было совершенно непонятно. — Извини, не могу пока тебе сказать. Это секрет, — Цейса опустила голову, так что Шесса больше не видела её лица. Но голос был очень смущённый. — Только не говори, что ты в него влюбилась. Во-первых, это очень уж жалкий секрет, во-вторых, и предмет любви тоже жалкий. Я дважды разочаруюсь. — Тут я тебя могу утешить, — донеслось снизу. — Это совсем не такой секрет.2
Как только в комнату вошёл Тэшлин Кериш, стало очевидно, в кого на самом деле она влюбилась. — Ну, по крайней мере, у тебя хороший вкус, — шепнула Шесса, и Цейса позеленела до самых кончиков ушей. — Я за тебя спокойна. Нежно-голубые волосы Тэшлина были сегодня распущены, пряди свободно струились по плечам. Во всём, от его позы до формы кистей, было заметно такое изящество, что даже Шесса, не считавшая смешавшихся какими-то особенными красавцами, не могла не признать, как гармонично он сложен. На фоне его хрупкой фигурки багаж того же объёма, что у остальных, казался непосильно тяжёлым. Шесса уже почти соскочила на пол, чтобы помочь ему, но опоздала — пришлось срочно сделать вид, что она просто решила сменить позу без какого-либо влияния внешних обстоятельств. — Привет, Тэш, — сказала она почти в один голос с Цейсой. Тэшлин слегка повернул к ним голову и улыбнулся этой своей особенной улыбкой, приподнимая только правый краешек губы. — Привет, девочки. Надеюсь, вас не смущает, что я так поздно. Я не пришёл бы совсем, если б мог, но это было бы неприлично. — Склайз изобразил вежливый смешок, но у Тэшлина явно не было намерения пошутить. Кажется, он услышал смешок и мельком, словно нехотя, глянул в угол, где сидели эти двое. — А, да, вам тоже привет. — Кто говорит? Никого не вижу, — Сарк завертел башкой, намеренно не поворачиваясь к Тэшлину лицом. — А, вот ты где. Прости, не заметил. — Сарк! — сказала Цейса с возмущением, какое сложно было у неё представить. — Уши узлом завяжу! Ну-ка извинился немедленно! — Шесса тоже, конечно, не могла оставаться в стороне. Она никогда прежде не слышала, чтобы кто-то высмеивал Тэшлина за маленький рост — обычно его миниатюрностью восхищались. Но судя по тому, как он мило позеленел, эта тема всё же была для него болезненна. Нарочито отвернувшись, Сарк продолжил как ни в чём ни бывало пересказывать свой дурацкий сериал: — Ну, ты слушаешь? В общем, когда все решили, что Торц Щорж умер, то его тело решили по царманскому обычаю утопить в воде, на Цармане же полно воды. Но вдруг, когда его уже почти утопили, с неба упала та большая сверкающая штука, которую иногда наблюдают на Цармане. И прям в него!.. От неё что-то там у него разомкнуло, и тогда... — Больно слышать настолько далёкий от науки бред, — вполголоса заметил Тэшлин, подходя ближе к Шессе и Цейсе, но Сарк, конечно, его услышал и весь затрясся от негодования. — Хотя я, разумеется, понимаю, что не следует слишком строго относиться к сериалу, который снимали для маленьких мальчиков и для взрослых, которые любят вопить, что в кино нужно больше мужских ролей. — Тоже всегда думала, что это смешно, — вставила Шесса, счастливая от того, что их мнения совпадают. — Да кто и когда вообще видел экипаж, в котором четверо мужчин и всего одна женщина? Цейса ничего не сказала, только позеленела ещё мучительней. — Думаю, пора уже понемногу двигаться к стоянке нашей ракеты, — он бросил беглый взгляд на часы. — Во всяком случае это было бы разумно.1
Зал вылета, огромный, с выдвигающимся потолком, слепил глаза серебряным блеском — серебрилась сама ракета, узкая, в полкомнаты, но высокая, в семь этажей, серебрились стены, отражая её блики. Шесса не сразу заметила одинокую фигуру на полу. Это была девушка, невысокая, тощая: не хрупкая, как Тэшлин, не щуплая, как Сарк — болезненно-тощая, с выпирающими скулами. Бледная до прозрачности кожа, едва заметные губы и нос, волосы блёкло-розового оттенка, до революции считавшиеся самыми аристократичными для тершцев... Спину она держала так прямо, точно и сейчас считала своих скрещивавшихся с варшайрянцами предков аристократами. — Привет, — Тэшлин помахал ей, но почему-то издали. Шесса и Цейса, помогавшие тащить его багаж, тоже приостановились. — Знакомьтесь, это Тсейра Нарц, моя... девушка. Тсейра Нарц подняла на них холодные глаза. — Привет! — Цейса поставила вещи на пол и шагнула к ней, протягивая руки. — Ты Тсейра, да? А меня зовут Цейса Целб, помнишь, мы виделись на прошлой неделе? Надеюсь, мы сможем подружиться! Взгляд впился ей в лицо, точно в горло врагу. — Не сможем. Я не хочу с тобой разговаривать. Отойди. Цейса растерянно моргнула и прикусила губу, отворачиваясь. — Ну а я — Шесса Шелби, — огонёк оторвался от кончика ногтя и скользнул к Нарц, завис над её щекой. Нарц отдёрнулась, огонёк подлетел опять. — Слышала обо мне? Не стоит обижать мою лучшую подругу, Нарц, иначе придётся иметь дело со мной. Нарц усмехнулась и поймала огонёк пальцами. — А тебе не стоит выделываться, Шелби. Не желаю иметь с тобой никаких дел, но советую запомнить... — она раскрыла ладонь: ни следа ожога. — Что на каждое действие есть своё противодействие. Шесса хотела ответить, что нечего приплетать физику, но сзади клацнули двери, разъезжаясь в стороны. — А, вы уже тут, — сказала Щерб, не особенно удивляясь. Склайз выглядывал из-за её плеча, Сарк, вероятно, тоже тёрся где-то сзади. — Это хорошо. Знаю, вы все учились управлять ракетой, но я обязана провести инструктаж.Старт
Шесть. С каждым мигом у Шессы всё сильней холодели руки. Как она могла последние несколько часов почти не вспоминать, какой ужас ей предстоит? Она представила пугающую толщу воды, проросшие на теле планеты паразиты-растения, ядовитый кислород, которым пропитана её атмосфера. Почему она должна лететь туда? Почему она... Пять. Цейса тяжело дышала совсем рядом, будто вот-вот расплачется. Шесса нащупала её руку и сжала. Теперь она думала быстро и чётко — нужно, чтобы Цейса успокоилась, нужно успокоиться самой. Она самая сильная здесь. Она должна быть сильной. — Сядь, — сказала она Цейсе, и та нетвёрдо двинулась к одному из сидений. —Не смотри, если будет страшно. Четыре. — Не надо! Я не хочу! Выпустите меня! — закричал надрывный, истеричный голос, в котором Шесса даже не сразу распознала голос Сарка. Нельзя допустить, чтобы он сеял панику, подумала она, с отвращением ощущая, как внутри снова разрастается дрожь. Что сделать, чтобы его остановить, отвесить затрещину? Три. — Нам нужен сильный навигатор. Кто это будет, если не ты? — Сарк тут же принял невозмутимый вид, точно не вопил только что на всю ракету. — Ведь это самый важный член экипажа. — Ещё бы, — снисходительно сказал Сарк, плюхаясь в кресло навигатора. Склайз улыбнулся Шессе поверх его головы. Два. Тэшлину ужасно шло быть напуганным. Ему, наверное, пошло бы что угодно. Шесса уже хотела проводить его до места, но Склайз опередил. Всё-таки она не могла не испытывать к нему раздражения. Один. На лице Нарц была ледяная решимость, и Шессе пришло вдруг на ум, что, сложись их знакомство иначе, они бы, должно быть, смогли уважать друг друга. Старт. — Есть, — сказала Шесса в динамик, и ракета взлетела.