***
POV Хизаки Меня привел в сознание влажный соленый ветер, напоминающий мне детство, когда я, еще маленький ребенок, часто гулял вечерами по побережью Тихого океана с отцом. К сожалению, этот факт сейчас не успокаивал, а наоборот, заставлял задуматься – откуда море появилось в самолете? Глаза не хотели открываться, голова болела, как после сильного падения. Тело плохо слушалось, но спустя какое-то время глаза открылись, и вместо черной кожаной спинки впередистоящего кресла я увидел серое, затянутое тучами небо. Я попробовал встать, а когда получилось, увидел то, чему сразу и не поверил: на многие десятки метров вокруг грязно-желтый песок был усеян телами людей. Местами виднелись изломанные металлические детали самолета, пострадавшие при падении. Вокруг не было ни души, не слышно было криков прибрежных птиц, как это обычно бывает у моря, ни голосов людей зовущих на помощь. Казалось, что все происходит в вакууме, где нет звуков, воздуха, жизни вообще. Поначалу мозг отказывался верить в реальность происходящего, авиакатастрофа казалась чем-то нереальным, ведь сложно поверить в то, что случается непосредственно с тобой. Постепенно шоковое состояние сменялось паникой. От навалившегося кошмара хотелось кричать, звать на помощь, но тело отказывалось – его парализовал страх, мешающий подать хоть какие-то признаки жизни. Постепенно контроль над телом возвращался, жить пока хотелось, а значит, необходимо было найти выживших людей и выяснить, что произошло. Долгие многочасовые поиски не принесли ничего хорошего. Я обошел большую часть людей, но не нашел живых. У многих были травмы, несовместимые с жизнью. Сломанные, раздробленные кости, проглядывающие через кожу, торчащие из тела, неестественно выгнутые конечности, ужас, сохранившийся на лицах в последние секунды жизни. У тех, кто не так сильно пострадал на первый взгляд, не было пульса. Видимо, их организм не выдержал такого падения, хотя кто знает, сколько дней мы тут находимся и сколько людей умерло на этом песке, не дождавшись первой помощи. Я устало прикрыл глаза, но когда открыл, ничего поменялось. Тот же песок, темная вода, темное небо, мертвые люди. Неужели эти территории необитаемы, если до сих пор нам не оказали помощь? От осознания такой несправедливости меня начали душить внезапные слезы обиды. За что нас так наказала судьба, не пожалев даже маленьких детей? Неужели мне суждено умереть тут, на влажном грязно-желтом песке от голода и жажды среди разлагающихся трупов? Внезапно мои мысли прерывались странными звуками, донесшимися справа от меня. Любопытство и желание жить оказались сильнее страха, и я побежал навстречу этим звукам. Увиденная картина заставила меня застыть на месте. Я не поверил своим глазам. Гакт. Появление этого человека здесь не то что не обрадовало - ужаснуло меня, заставило вздрогнуть от отвращения, предавшись на мгновенье воспоминаниям.***
POV Гакт С Хизаки нас связывало преступление: мое удовольствие и его боль. Когда я увидел его на этом пляже, обессилевшего, испуганного, я понял, что уже не тот самолюбивый, амбициозный человек, с которым у нас был общим единственный, но памятный вечер. Я думал, что прошедшие две недели, проведенные в шумных клубах в обществе токийской богемы, и литры выпитого алкоголя должны были хоть немного сгладить пережитое им унижение. Но вот я смотрел на его лицо, на это красивое лицо, теперь осунувшееся и побледневшее, смотрел в его темные глаза и понимал, что совершил тогда в Хилтоне нечто непоправимое. Я не отдавал себе отчета, зачем преследовал его и зачем купил себе билеты на этот рейс; чувство вины было объяснением слишком поверхностным и очевидным – и оттого неверным. Если бы не тот случай в просторном и светлом люксе Хилтона с видом на Синдзюку, меня бы здесь не было. Впрочем, я до сих пор не воспринимал происходящее всерьез, как не принимаешь за реальность страшный сон, и был убежден в том, что, раз мы выжили, выбраться с этого пустынного побережья (побережья чего? острова? материка?) не составит труда. Хизаки стоял напротив меня. Он был в черном джемпере от Louis Vuitton и в темных плотных джинсах, в его руках я увидел черную кожаную барсетку. Он не выглядел как видная звезда японской эстрады и ведущий гитарист visual key группы. – Я искал тебя, – негромко сказал я. Хизаки подошел и со всей силы врезал мне по лицу. Его измученное лицо исказилось. Я пошатнулся, инстинктивно прижал руку к щеке. Из губы пошла кровь. Какое-то смутное чувство захлестнуло меня, и тогда я совершил непростительную глупость – начал говорить. – Очнись, Хизаки, – громко сказал я, почти крикнул, и мой голос громыхнул в тишине, – очнись, твою мать. Ты меня ненавидишь и имеешь полное право... Я не договорил – Хизаки отвесил мне смачную, звонкую пощечину. И тут мы оба услышали характерный звук осыпающегося песка. Слева от нас был океан, а справа... справа, метрах в десяти, плотный слой песка разверзался.***
POV Хизаки Сложившаяся ситуация выглядела слишком комично. Я ожидал что угодно, но не такого признания. Хотелось доказать любыми способами, что зря меня искал, ждал, хотел встречи. Зачем? Перед глазами сразу же проплыли воспоминания из Хилтона. Тогда он выглядел не так жалко и растерянно, хотя его глаза с таким же интересом смотрели на меня. "Неужели ему не хватило того раза?" - подумалось мне. Ощущение беззащитности и уязвимости все нарастало, хотя сейчас виной тому стал не Гакт, а странное шевеление песка под ногами. Песок вдруг задрожал, стал осыпаться куда-то вниз, в пустоту. За ним сваливались тела, обломки самолета. Постепенно, метр за метром, разрастающаяся бездна стала приближаться к нам, и стало видно, что это не только песок осыпается, шевелится. Под его слоем угадывались очертания многочисленных червей. Когда они поднимались на саму поверхность, чтобы схватить очередную жертву, через песок проглядывали их белые, с налипшими песчинками, кровью, мусором, тела. Постепенно они надвигались на нас, как бы чувствуя присутствие живых существ, желая попробовать что-то вкуснее мертвых тел. На несколько секунд в моей голове поселилась странная, даже жестокая мысль. Действительно, что может помешать толкнуть Гакта навстречу червям? Живое сопротивляющееся тело сможет занять их на некоторое время. Я смогу убежать, а человек, сломавший мою жизнь, получит заслуженное наказание. От подобной идеи мне стало нехорошо, воображение нарисовало отвратительную картину останков его тела. Было выгодно подставить его сейчас, но что я смогу один здесь? Чем ближе были черви, тем страшнее становилось, мозг отказывался предлагать адекватные варианты спасения, как вдруг я посмотрел на серую гладь моря. Кажется, мы вдвоем подумали одинаково. Схватившись за руки, толкаясь, спотыкаясь о тела людей, мы бежали к спасительной воде. Мы смогли остановиться, когда вода дошла до колен, а шум за спиной затих. Черви не полезли в воду, а остановились у самой кромки, ожидая наших дальнейших действий - видимо, они боялись воды и предпочитали песок. Мы стояли в холодной морской воде и наблюдали за огромной шевелящейся массой на берегу. Черви нетерпеливо ползали вдоль линии воды, но волны заставляли их отступать. Через некоторое время им наскучило ждать, пока мы вернемся на берег, постепенно они отползали назад. Песок вновь стал ровным и гладким, но желание выходить на сушу не появлялось, несмотря на то, что мы давно уже стали замерзать. Подождав еще немного, мы решили пройти в воде вдоль пляжа, надеясь обойти этих странных созданий. Вскоре неприятный холодный ветер затих, наступил штиль. В тишине отчетливо слышались звуки наших шагов в воде, ее плеск, но нарушать ее не хотелось, ведь случайно сказанное слово могло привести к внезапной ссоре, драке, а то и к чему похуже. Казалось, что песчаный пляж бесконечен, пейзаж не менялся. Только желтый песок, серая вода и черный лес на горизонте. Надеясь на то, что черви больше не появятся, мы стали приближаться к земле, но, когда сделали первые осторожные шаги по пляжу, внезапно провалились вниз, оказавшись под столь коварно ожившим слоем песка. Черви быстро ползали, двигались. Было настолько противно, что хотелось умереть на месте. Неожиданно я почувствовал крепкие объятия Гакта. Неужели он так защищался или уже прощался с этим миром? Становилось все тяжелее дышать, меня крепко сжимали сильные руки, сверху постоянно сыпался песок, но все прекратилось так же быстро, как и началось. Издалека, откуда-то из леса, раздался громкий, леденящий душу вой. Клубок червей резко дернулся и практически моментально исчез под землей, они были так напуганы, что забыли о нас.***
POV Гакт Сейчас я вспоминаю, как под тяжестью зловонной шевелящейся массы мы проваливались все глубже, нас втягивало под песок, словно в трясину, и я прижимал Хизаки к себе – и мне казалось, что я уже умер. Однако в те моменты, когда эта груда из тысяч и тысяч червей, казавшаяся единым целым, одним существом, схлынула с нас волной, у меня в голове не осталось ни одной мысли. Мы так и лежали с Хизаки на песке, смотрели в хмурое небо и слушали шум волн. Нас обоих била дрожь. На мою чуть влажную рубашку налипли мелкие песчинки и черви, они же забились мне за ворот. Лицо, руки и шея болели и кровоточили, исцарапанные. Мне было все равно. Не знаю, сколько времени мы пробыли в этом состоянии, столь схожем с забытьем, но, когда я вновь обрел способность воспринимать информацию и как-то реагировать, уже стемнело. За тучами не было видно ни луны, ни звезд, но кромешной тьмы не было – какой-то ровный, неестественный свет, не имевший определенного источника, заливал пляж. Я приподнялся и поглядел на Хизаки. Его лицо слегка припухло. Он беззвучно шевелил губами. Наверное, я сам выглядел не лучше в тот момент. Я поспешно встал; взгляд моего напарника по несчастью приобрел осмысленное выражение. Нужно было срочно найти пресную воду – о еде я не мог даже помышлять, – и устроиться где-нибудь на ночлег. После случившегося у меня исчезли все предположения о том, где здесь можно обнаружить безопасное укрытие. Мы перекинулись парой слов с Хизаки; он жаловался на невыносимую боль в голеностопе. Он попробовал встать, опираясь на меня, и у него ничего не вышло. Было видно, что он еле терпит тот факт, что пользуется моей помощью; выражение отвращения скользнуло по его лицу, когда ему пришлось опереться на мою руку. Кое-как Хизаки все-таки удалось подняться. Самым логичным было отправиться к лесу, и мы – он, обхватив рукой мою шею, прыгая на одной ноге, подволакивая другую и тихо, сквозь зубы осыпая создавшуюся ситуацию и весь мир в целом отборными ругательствами, и я, в шоке от пережитого, но с еще теплившейся надеждой на лучшее, кое-как добрались по первых деревьев этого казавшегося нескончаемым леса. Там я и оставил Хизаки. Во время нашего пути по песчаному берегу я заметил кое-что странное: освещение слегка изменилось. Где-то вдалеке, за небольшим холмом, подрагивал теплый свет, какой дает обычно костер. Когда я представил, что там есть люди, еда, теплый, невраждебный огонь, меня охватило предвкушение спасения. Я прикрывал глаза и видел, как мы все вместе выбираемся из этого жуткого места, как я возвращаюсь в родную Японию, как я ужинаю в роскошных ресторанах и прогуливаюсь по красивейшим местам Токио, как я встречусь вновь с родителями, с Ю и с Чачей, как я никогда никому не расскажу о том, что я пережил на этом проклятом побережье. Я сказал Хизаки об увиденном, и, пренебрегая его опасениями, отправился на свет. Странно, но я ничуть не обеспокоился о судьбе Хизаки, оставленного в недружелюбном лесу. Оставляя его здесь, мне казалось, я оставляю прошлое. Путь в небольшую горку показался мне очень долгим. Песок словно бы нарочно замедлял мои шаги; я чувствовал себя измотанным и еле держался на ногах – впрочем, это было неудивительно. Когда я поднялся к вершине этого песчаного холма, мое сердце озарилось ликованием: чуть поодаль действительно был костер, и около него сидели два парня, обменивавшихся неслышными отсюда репликами и, казалось, не заметивших мое появление. Я окликнул их.***
POV Хизаки Резкая боль в ноге мешала ходить, наступать на нее было более чем неприятно. Непонятно, когда я смог так повредить ногу – даже такая мелкая травма в неизведанном и опасном месте принесет мне слишком много неприятностей. От таких мыслей становилось обидно, раздражало все: мелкий песок на теле, слизь, помощь Гакта, неизвестность. Как ни странно, сильнее всего раздражала собственная беспомощность, внутренний голос подсказывал различные варианты развития событий, отнюдь не прекрасных. За последний час в голове появилось слишком много вопросов, ответов на которых не находилось. Я сидел около получаса на опушке леса один и оглядывал местность. Боль в ноге не хотела проходить, голень распухла, и ходить стало невозможно. Гакт оставил меня сидеть возле старого сухого дерева, а сам ушел "искать людей", как сказал мне, глядя себе под ноги. Было скучно сидеть и рассматривать уже надоевший лес. Деревья казались мертвыми, на них практически не было листвы, лишь кое-где виднелись скрученные высохшие рыжие листья, шуршащие на ветру. Земля была покрыта редкой травой коричнево-бурого цвета, часто встречались рыжие хвоинки, хотя в округе не встречалось ни одного хвойного дерева. Случайно проведя рукой по земле, я почувствовал под пальцами нечто неестественно острое, металлическое. Случайная находка заинтересовала меня, и я решил раскопать землю и достать ее. Мертвая сухая земля легко поддавалась, практически рассыпаясь под моими руками. Вскоре я смог достать металлический крест. Небольшой, он умещался в моей ладони. Стряхнув пыль и землю, я попробовал рассмотреть рисунок и надписи на кресте, но он так долго лежал в земле, дожидаясь своего часа, что их невозможно было разглядеть. Вся поверхность заржавела и напоминала окружающий меня лес. Такой же мертвый, покрытый ржавчиной долгих лет. Пальцы почувствовали на неровной поверхности несколько цифр – 1, 9, 3. Последняя была настолько хрупкой, что нельзя было угадать ее. Кручение металлического предмета в руках успокаивало, глаза постепенно закрывались, и я не заметил, как заснул. Две фигуры медленно брели по влажному, нагретому солнцем песку. Они держались за руки, крепко переплетя пальцы. Слева шумело лазурное море, справа вдалеке виднелись очертания невысоких построек. Люди шли, отдаляясь от них, говоря о мелочах, смеясь. Полуденное солнце выжигало все, что находилось на улице в это время, но тем двоим оно не было страшно. Выгоревшие, почти белые волосы развевались на ветру, попадали в глаза, мешали смотреть вперед. По цвету они напоминали песок, по которому шли те люди. Смуглая, загоревшая рука потянулась поправить непослушные волосы, но в какой-то момент задержалась на бледной, чуть впавшей щеке, вызывая смущение у обоих. Шум волн нарастал, ветер усиливался, поднимая песок с земли. Вскоре огромный песчаный смерч закрыл собой людей, вокруг начало темнеть. Я проснулся, резко открыл глаза. Вокруг ничего не поменялось: шуршали листья, шумело море вдалеке. Я огляделся, пытаясь вернуться в реальность из чудесного сна, как вдруг увидел справа, не так далеко от себя, одинокую темную человеческую фигуру, быстро идущую вдаль.***
POV Гакт Эти два человека были молоды; сидя у костра, они беззаботно болтали и курили, словно два туриста в однодневном походе, и, казалось, мое появление их ничуть не удивило. Их поведение было чрезвычайно странным и неуместным, но глядя на них, можно было дать возможность всколыхнуться внутри себя надежде на спасение – вряд ли люди были бы так спокойны, если бы у них не было возможности как-нибудь выбраться. Я стоял и смотрел на них сверху вниз. Они разглядывали меня, подняв головы, и улыбались оба чуть насмешливо. Один, темноволосый и высоколобый, с карими глубоко посаженными глазами, казался чуть старше; второй был ярко и неистово молодым, светлые волосы спадали ему на лицо, сыпались на дивные, вызывающие серые глаза, обрамленные длинными белыми ресницами, его тонкие губы сжимались в улыбке, и я, в целом, не мог оторвать от его лица глаз. – Вы тоже с самолета? – задал я довольно глупый вопрос. – Нет, – возразил темноволосый, и светленький с улыбкой повернулся к нему, – мы старые боги этого места. Оба заливисто засмеялись, темный – с небольшой хрипотцой. – А ты садись к нам, – предложил светленький и продолжил, – я, кстати, Люэс, а это – Лепра, – кивнул он на соседа. – Издеваетесь, боги этого места? – спросил я. Лепра, люэс... Этакая лечебница для безнадежных. Оба промолчали. Лепра протянул мне полупустую пачку Camel. Тут-то я и осознал, как сильно мне хотелось курить; никотиновый голод жег изнутри. Я прикурил от выкатившегося из бойко похрустывающего костра горелого полена, затянулся, сел поудобнее и прикрыл глаза. Спину подмораживало, но лицо, ноги и грудь приятно грел огонь. Блаженство разлилось по моему телу; я ощутил каждой частицей свою усталость, прочувствовал, как свинцом наливаются мышцы; мысль об ответственности за Хизаки, оставленного в мрачном опасном лесу в полном одиночестве, казалась такой бесконечно далекой. Стемнело окончательно – или, быть может, это из-за ярких всполохов пламени тьма вокруг казалась непроглядной. Лес, как и океан, я не мог разглядеть, однако последний давал о себе знать негромким плеском волн. Теплый, неровный, скачущий свет костра вырывал из темноты лица этих странных молодых людей, дрожал бликами в их глазах, кидал на песок фиолетовые причудливые тени от фигур и груды веток. – Может, сходить за твоим другом? – прервал молчание Лепра. – Вы нас видели? – Да, вас трудно не заметить, – улыбнулся своими тонкими потрескавшимися губами Люэс. Видели, и никак не дали о себе знать! Это было этакой пощечиной: это мы здесь зависим от них, а не наоборот; мы их будто бы и не интересуем, и сами справятся, и без нас. А может, они лишились разума от пережитого; всякое может быть. – Вы знаете, как выбраться отсюда? – спросил я. Сон накатывал на меня, возбуждение и страх остались в прошлом, еще близком, но неминуемо отступавшем. – Незачем отсюда выбираться, приятель, – сказал Лепра, подавшись вперед, – незачем. Это было прямым подтверждением моего предположения о повредившемся рассудке. Я обратил внимание на то, что Люэсу мое присутствие пришлось не по душе; лицо стало отчужденным, а глаза смотрели чуть напряженно и даже зло. Лепре, показалось мне, было плевать, можно сказать, я его даже забавлял. – Отчего же? – спросил я. Тут Люэс поднялся, взял с земли служивший подстилкой темный, под стать обстановке, длинный френч. – Я за тем молодым человеком, – сказал он, имея в виду, очевидно, Хизаки. – Его Хизаки зовут, обрисуй ему ситуацию, – довольно вальяжно начал было я, но осекся под его ледяным взглядом. Он отвернулся и быстро пошагал вдаль. Вскоре его темный силуэт скрылся за песчаной насыпью, а я все смотрел ему вслед; в себя меня вернул голос Лепры. – Так на чем мы остановились? – спросил он риторически и сам себе ответил. – Ах, да... Здесь вполне неплохо, – насмешливо продолжил он. – В глубине острова есть жилье, и раньше там были люди. – А сейчас? – меня смутила эта формулировка. – А сейчас они умерли, – просто ответил мне Лепра. Меня напугали его слова. Я спросил, отчего. – Это долгая история, – уклончиво сказал парень и вдруг улыбнулся неожиданно понимающе, сочувственно и искренне. Длилось это буквально пару мгновений; тотчас его лицо вернуло свое непроницаемо-насмешливое выражение. – Вряд ли вы долго здесь протянете. Помолчал, добавил: – Но пока мы с вами, беспокоиться не о чем. Костер догорал. Дым, освещенный снизу красными отбликами тлеющих углей и небольших огоньков, слабо державшихся за поленья, то появляющихся, то вновь угасавших, струился к ночному затянутому небу. Пока Лепра говорил, я мысленно метался между двумя версиями: становившимся все более неправдоподобным вариантом про безумие и угнетающим, пугающим фактом того, что этот странный молодой человек от начала до конца говорит правду. В итоге я договорился сам с собой, что эта парочка – все-таки обычные люди, такие же, как мы, просто обошедшие остров и кое-что узнавшие; возможно, стресс от пережитого исказил их мировосприятие, и они возомнили себя неизвестно кем. Это объясняло практически все, но вязкий, холодный страх все равно не отпускал меня. Пачка сигарет все еще лежала у меня в руках, я повертел ее, разглядывая и размышляя, не будет ли наглостью выкурить еще одну. Наверно, будет. Основные потребности организма давали о себе знать: мне хотелось есть, пить, спать и сходить в туалет. И, конечно же, мне невыносимо хотелось, чтобы это странное приключение поскорее кончилось. – Еды и воды у нас с собой нет, – снова это ощущение, что Лепра читает мысли. Хотя, может, он просто догадался – в такой ситуации нетрудно догадаться. – Я отойду на минуту, – вставая, оповестил я Лепру, на что тот кивнул. Ноги у меня дрожали. Я пошел к мрачному лесу, постоянно оглядываясь, чтобы убедиться, что мой удивительный знакомый никуда не исчез.