Revenge

«Асгард — это мир богов-асов, небо и наше будущее…» — этому прежде учили детей девяти миров. Эту ложь преподносили каждому страждущему, желающему обрести смысл и свести воедино миллионы нитей, пронизывающих вселенную. С момента вступления Одина на пост Царя-Всеотца, после Великой Битвы в Мидгарде, история решила позабыть Огненных Великанов. Тех, что правили многие тысячи лет до прихода Асов — лже-богов. История решила забыть, что именно муспелы, в силу своего благородства и величия, даровали асам божественное долголетие. Именно они помогли превознестись этим существам над варварами. А те впоследствии возжелали править единолично, поставив себя выше пантеона огненных богов. Виною неуёмной жажды власти Одина и его безжалостного отпрыска, огненные великаны на многие тысячелетия стали монстрами из детских сказок. Узниками в своем собственном мире. Узниками, не имеющими возможности выбираться дальше Мюрквида — Тёмного Леса родной планеты. Сломленный предательством Суртур предпочел закрыть врата с обеих сторон, чтобы ни один из его подчинённых не смог пробраться ни в одно из царств — он закрыл врата, чтобы и дальше жить в своем заточении, считая его достойной платой за то, что когда-то устроил Первый Рагнарёк и навлек беду не только на воспротивившееся его воле творение, но также на все миры. К великой радости павших и полузабытых подданных муспел это длилось лишь несколько столетий. Жители шести из девяти существующих миров подняли мятеж против Всеотца, а муспелы, пользуясь хаосом, воцарившимся вне времени и пространства, убедили Суртура присоединиться к готовящемуся восстанию. Вскоре Огненный царь вновь распахнёт врата и выпустит на волю Единую армию.

***

— И о чём же ты думала, пробираясь ночью в самый охраняемый замок со столь могущественным артефактом? — голос Одина звучал отстранено, бесстрастно и определенно слишком спокойно для человека, который всего несколько часов назад находился на волосок от смерти. Справа от царя за магическим золотым ограждением, находился огненный меч, украденный муспелой у Сурта. Ас перевёл мудрый терпеливый взор от орудия смерти на девушку и жестом руки потребовал не задерживать ответ. — Отвечай, когда Всеотец спрашивает! — Стражник в золоченых латах, бывший более нетерпеливым, пихнул Рейвен в правое плечо, вынуждая сделать шаг вперёд. Но девушка решительно молчала. Не взирая ни на что она решила держаться до самого конца. Смерть во имя величия вызывала меньший ужас, нежели гнев отца, если бы тот узнал о происходящем. Не о попытке убить Одина, вовсе нет. Скорее уж о том, что и без того бывшая не в почёте полукровка так быстро выдала все свои планы. «Как только я сниму этот ошейник и доберусь до меча, тебя испепелю первым», — только и успела про себя огрызнуться огненная дева, как её вновь грубо пихнули в плечо. И стражникам повезло, что на узников надевают противомагические «украшения». Те перекрывали доступ кислорода стоило лишь подумать о магии. Да и внушительных размеров кандалы тоже, к везению грубых стражей, сковывали движения. Если бы ей удалось убрать хоть одну из этих переменных, асы были бы мертвы. Неудачливая убийца хороша и как маг, и как боец. «Если бы их не было, можно было бы попытаться схватить меч…» — вновь поразмыслила она, но вслух произнесла: — Я думала как отрублю этим мечом Вашу голову и брошу у ног своего отца, поклянусь ему в вечной службе и верности. — Кровь огненной девы вскипела от одной единственной мысли, что еще мгновение и она бы осуществила задуманное. — Жаль лишь, что Асгардцы настолько трусливы, что спят с оружием под подушкой и дюжиной стражников за дверью! Взгляд Одина теперь выражал напряжённое ожидание. Ожесточился, однако он ничем не выказал ни волнения, ни страха. Боги, Всеотец даже не усмехнулся столь ничтожному выпаду со стороны узника в кандалах! Напротив, чем больше Рейвен распалялась, тем бесстрастнее казался Царь. — Будь моя воля, ты была бы уже мертва… — Один умолк и, прежде чем продолжить, обвел взглядом своих стражников. — Но обычаи требуют справедливого суда. Признаешь ли ты свою вину? Признаешься ли в измене государству? — Да! — ни секунды ни медля, выдала девушка и мгновенно продолжила. — Я признаюсь в измене государству, но вина моя только в том, что я не успела убить вас! — Цепь вокруг шеи ощутимо сжалась, но это не остановило Рейвен, желающую отдать каждую крупицу своей ненависти окружающему враждебному к ней миру. — Я изменила своей родине, но не Асгарду, а Мирхейму. Убив Всеотца, так бахвально распевающего о своем величии, я бы вернула мир истинному Царю и Богу… Я бы уплатила долг Сурта перед вашим «государством»! — Вы отняли жизнь моей матери за предательство, я бы отняла вашу! Я признаю! Руки стражников сжали цепи, оттягивая назад разбушевавшееся дитя. — Стойте! — произнёс Один и стражники тут же ослабили хватку. Послушные, дрессированные псы. — К чему медлить, «мой Царь»?! — В последней отчаянной попытке хоть как-то вывести ненавистное создание из себя, прокричала Рейвен. Но поняв, как ничтожно и глупо это звучит, решила напоследок остаться собой. Безрассудной, бесстрашной, дикой. — Если уж решили казнить, то прошу, давайте обойдемся без прелюдий. Если моя судьба решена, то к чему медлить? Сожгите, отрубите голову, четвертуйте! Вот только сперва узнайте, что как только биение моего сердца остановится, мой отец явится по ваши души и вы нарветесь не просто на мелкое восстание, но на войну. Войну, которую девять миров не видели со времен Рагнарёка. Пользуясь наступившей тишиной, как титановым щитом, девушка наконец-то решила осмотреть присутствующих в тронном зале: лишь четыре стражника, она сама, Один Всеотец и женщина. Последняя заинтересовала её более остальных. Во взгляде неизвестной не было ни ненависти, что Рейн улавливала в коротких взглядах золотых плащей, ни равнодушия, наблюдаемое в глазах царя Асгарда. В её взоре читалась легкость и понимание, будто она действительно могла ощущать и видеть что-то, что остальным было неведомо и непостижимо. Что-то, что касалось мятущейся души огненной девы. Будто всё происходящее уже было знакомо светловолосой женщине и теперь она искренне сочувствовала человеку, ослепленному ненавистью. Она сочувствовала Рейвен, стоящей перед тем, кого все считали Царём девяти миров. «Милосердная, понимающая, добрая…» — подумала Рейвен. Впрочем это можно было понять и без помощи магии. И, как ни странно, видеть кого-то столь прекрасного среди асов было неуютно. Хотелось спрятаться от её понимающего и вместе с тем изучающего взгляда. Рейвен напряглась, отводя назад плечи в неосознанном защитном жесте. Выпрямила спину чтобы казаться выше и вернула лицу суровое выражение. — И кто же твой отец, дитя? — спросил Один, улавливая последнюю ниточку сюжета. На сей раз Рейн ответила всего лишь одним словом, обойдя назойливую привычку впадать в гнев и ярость всякий раз как видит перед собой Аса. — Сурт.