В поисках будущего

В прошлый вторник я солгала ровно три раза. Я солгала, когда сказала, что рада познакомиться с этой безликой тощей сукой. Я солгала, когда сказала, что в основном все еще живу во Франции. И я солгала, когда сказала, что у меня есть жених. Мне было вовсе неприятно встретить эту высокомерную девку. На самом деле, я могла бы спокойно прожить всю свою жизнь, ни разу не увидев Шарлотт Исли. Не то чтобы я была удивлена ее появлением; в конце концов, она ведь всего-навсего появляется в каждой магической газете и в каждом магическом журнале в Европе. Не то чтобы я не знала, кто она и с кем встречается. Не то чтобы она старалась скрыть свои отношения от публики. Думаю, я технически солгала, когда назвала ее Шарлин, потому что я отлично знала ее имя. Но я почувствовала себя намного лучше, когда немного ее куснула — пусть и совсем немного. И я в основном больше не живу во Франции. Я вообще больше не живу во Франции, так что это полная и абсолютная ложь. Понятия не имею, почему я это сказала. Это одна из тех вещей, которые проскальзывают сами по себе. Я уехала во Францию сразу после школы и начала работать в парижском отделении Гринготтса. Почему я поехала в Париж? А почему бы и нет? Я была одной из тех немногих людей, кто сдал ПАУК на моем курсе, так что для нас было много возможностей найти хорошую работу. Я действительно могла пойти куда угодно, а банки всегда с радостью принимают иностранных кандидатов. Так что это было идеальным решением. И Париж были мил; он мне понравился, и мне нравилась моя работа. Но два месяца назад, в пятницу, я подала заявление на перевод в Лондон, и неделю назад его одобрили. Так что я вернулась. Почему я запросила перевод? Ну, если точно, два месяца и четыре дня назад была разорвана моя помолвка. Говоря буквально, меня бросили. Видите ли, я была помолвлена. Я была помолвлена шесть месяцев, и я уже планировала свадьбу своей мечты. Платье, приглашения, даже дата. А потом меня бросили. Он сказал, что я не отвечаю ожиданиям его родителей. Не знаю точно, чего они ожидали, но, как оказалось, не меня. Так что вот так я оказалась вне игры. Если честно, меня не так уж ранил этот разрыв. Полагаю, я думала, что влюблена, но, оглядываясь назад, я думаю, что скорее хотела влюбиться. Марк милый и хороший, и его семья хорошо обеспечена. Было кое-что, что меня нервировало — его злили некоторые мои привычки, от которых я не могла отказаться, например, то, как я кусаю ногти; он все время требовал, чтобы я сделала маникюр. Ему не нравилась моя прическа; он говорил, что она недостаточно женственная, так что я в конце концов отрастила волосы. Но моя мать говорила, что он хорошая партия, и продолжала настаивать на этой идее. Думаю, в итоге я и сама так решила. Мы встречались почти два года, прежде чем он сделал мне предложение. Мы даже жили вместе. Думаю, главная причина, почему я сорвалась и сбежала из страны, это то, что он сказал, что не хочет на мне жениться. Я не говорила с ним с тех пор, как вернула ему кольцо. Он сказал, что мы могли бы оставаться друзьями, но я не такая дура, чтобы этому верить. Это было скрытое благословение, на самом деле, полагаю, потому что это заставило меня понять, что я все равно не была готова к браку, особенно к браку с тем, в ком я и так сомневалась. И если честно, я часто сомневалась в Марке. Он был достаточно мил, думаю, но я не чувствовала фейерверков и тому подобное, ничего такого, что вы должны чувствовать с Единственным. Так что, наверное, это и не было суждено. И, может быть, и Франция была не суждена. В конце концов, моя мать живет здесь, и ее новый муж, и его семья. Они мне нравятся, что, поверьте мне, редкость, когда дело доходит до моих сводных семей. И мой сводный брат Майкл всего на пару лет старше меня, так что хорошо иметь родственника близкого по возрасту, и мне нравится его жена Джессика и их сын Джошуа. Так что именно в Лондоне мне и полагается быть. Не считая того, что Джеймс Поттер зовет этот великолепный город домом. Если вам интересно, я на все сто процентов покончила с Джеймсом многие годы назад. На самом деле, я о нем никогда даже не думала. Кроме тех случаев, конечно, когда думала, что нам с Марком не хватает фейерверков… Может быть потому, что, если и есть что-то, что Джеймсу удавалось хорошо, так это фейерверки. И бесить меня, конечно. Но я с этим покончила. Уже очень давно. Именно поэтому я смогла нормально с ним разговаривать, когда наткнулась на него во вторник. Из всех мест, куда мог бы пойти Джошуа, он просто обязан был выбрать «Ужастики Умников Уизли». Я должна была сообразить, что не стоило его туда вести, но я не думала, что шансы встретить там Джеймса настолько высоки. Конечно, судьба меня ненавидит, так что я не должна так на самом деле удивляться. В свою защиту скажу, что я не знала, что магазином теперь управляет Фред, и думала, что шансы, что меня узнает его дядя, были равны нулю. Но, как я говорила, судьба меня ненавидит. Так что да, я встретила Джеймса. Тоже мне. Он выглядит все так же, разве что больше щетины на подбородке. Свежевыбритым он все равно выглядел бы на восемнадцать. У него все еще эти идиотские непослушные волосы, и я уверена, он каждое утро около часа проводит у зеркала, стараясь уложить их так, будто их никогда расческа не касалась. Все те же сонные карие глаза, из-за которых у него постоянно скучающий вид, постоянно гипнотизирующий девчонок. Он все того же роста и все так же тощ, хотя ничто в нем не кажется слабым или страшным. Он все еще Джеймс. Это ясно. Думаю, я всегда это знала, потому что невозможно не знать о каждой детали его личной жизни, учитывая то, что он бросает все это под прицелы камер. Он все такой же высокомерный. Все такой же заносчивый. Все такой же манипулятор. И он точно все еще так и не вырос. Но он слишком нахер мил для своего же блага. Думаю, поэтому я солгала насчет жениха, хотя формально, я не сказала, что помолвлена, я просто позволила ему в это поверить, и он пришел к своим собственным выводам. Так что на самом деле, я считаю, это не совсем моя вина. Но все равно, я не знаю, зачем я это сделала. Это было что-то, что само собой слетело с моего языка, прежде чем я успела остановиться. Думаю, я хотела доказать ему, что хоть сам он и не изменился, я выросла и продвинулась к лучшему. Хотя это и не так. Но все равно, хорошо притворяться. Но теперь я начинаю новую стадию. Новую главу в моей жизни. Новую работу. И лондонский Гринготтс мало отличается от парижского. Моя работа все такая же, и у меня даже есть свой собственный маленький кабинет, в отличие от того, что я делила с Изабель ЛаРю в Париже. Честно, моя работа не такая уж и важная. Большей частью это слежка за цифрами; я наблюдаю за вкладами и снятиями денег с крупных счетов, чтобы убедиться, что не производится ничего подозрительного или чего-то в этом роде. Я на самом деле хочу быть ликвидатором проклятий, но пока мне не повезло это устроить. Кажется, что все, кто работают в Гринготтсе, хотят быть ликвидаторами проклятий, и серьезно, здесь ведь не так много должностей, верно? Так что пока я стараюсь довольствоваться своей маленькой позицией и своим столом и стараюсь справиться как можно лучше. И, конечно, это всего лишь случайность и ужасное стечение обстоятельств, что папка с делом Джеймса Поттера легла на мой стол на второй день работы. Она похожа на все остальные папки, что лежали у меня на столе и здесь, и в Париже. Это не совсем удивительно, учитывая, что я теперь имею дела с более крупными счетами, и я читала о его последнем контракте в газетах. Сказать, что он хорошо зарабатывает, будет большим преуменьшением. Как ни больно мне это признать, он ни капли не пострадал из-за того маленького трюка, что сыграл с экзаменами на седьмом курсе. На настоящий момент он зарабатывает больше всех наших бывших одноклассников и ничуточки не страдает. И от этого меня как бы тошнит, честно. Но блядь. Кто знал, что у него столько? Цифры в его папке и близко не сравнятся с теми, что названы в газетах… Я не знаю, откуда нахер он достал остальные деньги, но я столько и в жизни не видела… а я работаю в банке. Его последнее огромное снятие было в «Побрякушках и Безделушках Бандора», небольшом ювелирном магазинчике в Кривом Переулке, известном самыми дорогими в мире маленькими вещицами. Определенно именно такими, учитывая, что счет оттуда пришел на тринадцать с половиной тысяч галеонов. Понятия не имею, что он купил, но подозреваю, что-то для этой тощей девки, с которой он встречается. Наверное, купил ей кольцо с бриллиантом, чтобы потом продать свои фото с помолвки газетам за пятьдесят тысяч или что-нибудь такое же идиотское. Ну и что? Мне плевать, с кем он помолвлен. Он может жениться на ком захочет; серьезно, это не имеет отношения ко мне, ведь так? Ну, разве я не счастливица, что на второй же день своей совершенно новой работы, получила эту папку и неизбежную встречу с ним? Когда бы ни случилась такая покупка, клиент должен прийти в банк и подписать специальные подтверждающие документы, чтобы позволить нам перевести средства по назначению. У меня таких встреч по восемь на дню, и в них нет ничего особенно интересного. И хотя эта может быть интересной, я ни в коем случае не жду ее с нетерпением. Я думала о том, как бы с кем-нибудь поменяться, но, как оказалось, меня специально привязали к этому делу. Всем остальным в моем отделе не особенно нравится Джеймс Поттер — на самом деле точно фраза звучит как: «Этот испорченный козел, который не проработал и дня в своей жизни и абсолютно ни к чему не относится серьезно». Мне, наверное, надо было сделать табличку со словами: «Эй вы! Я потеряла с ним девственность! Он разбил мне сердце! А теперь я работаю в банке! Не заставляйте меня называть его “сэр”!» и поднимать ее в ответ, но не уверена, как бы они к этому отнеслись. И вообще, я не люблю рассказывать о своей короткой истории с Джеймсом Поттером людям, которых я по-настоящему не знаю. Когда они это узнают, то задают мне вопросы вроде: «И ты была так глупа, что позволила этому закончиться?». Само собой, они не в курсе о его полном и абсолютном недостатке серьезности и зрелости — по крайней мере, мои коллеги хотя бы об этом догадываются… Встреча назначена на час тридцать, а уже час двадцать пять; я начинаю приводить бумаги в порядок. Я раскладываю их на столе, успокаивая дыхание, пока жду его прибытия. Не знаю, почему я нервничаю. Как будто я не встретила его случайно несколько дней назад. Думаю, у меня не было шанса понервничать тогда, поэтому я делаю это сейчас. Это глупо, правда, учитывая, что я знаю Джеймса с одиннадцати… Но, думаю, за четыре года многое произошло, и это большой срок. Я больше не знаю его, а он не знает меня. Но все равно, я не должна нервничать. И я не должна была начинать собирать бумаги в час двадцать пять, потому что уже без пятнадцати два, а его еще нет. Это неудивительно, конечно, и я должна была это знать. Он никогда в жизни не приходил вовремя. Может, я думала, что за эти четыре года что-то изменилось, но это лишь мечты… Наконец в два шестнадцать раздается стук в мою дверь, и один из менеджеров придерживает ее для Джеймса, который выглядит глупо замаскированным, в темных очках и с по-идиотски приподнятым воротником. Похож на вампира, старающегося прикрыться от солнца. Конечно же, очки снимаются, и его важный вид испаряется в ту же секунду, как он видит меня. На самом деле, выражение его лица почти забавное. — Мистер Поттер, — вяло говорит менеджер, — это Кейт Милтон. Ее только перевели к нам из Парижа. А затем, без особых причин в любом случае, мы с Джеймсом неловко пожимаем руки, и он даже выдавливает: — Приятно познакомиться. Не знаю, почему мы притворяемся, что не знакомы, но я поддерживаю это… Ну, не знаю почему. Не похоже, чтобы менеджеру было это интересно, и, когда он исчезает, Джеймс прекращает представление. И бросает мою руку. — Я думал, ты в основном во Франции, — сразу же говорит он. Попалась. — Была, — быстро отвечаю я. — Теперь я здесь. Меня перевели, — пожимаю плечами, будто в этом ничего особенного. — Твоего жениха не волнует, что ты переехала в другую страну? — он садится на стул напротив моего стола и откидывается с таким видом, будто ему здесь все принадлежит. Чтобы показать, что мне не страшно, я сажусь и откидываюсь на своем собственном стуле. — Он не психопат, — быстро отвечаю я, ненавидя себя за свою маленькую ложь. — Он знает, что у меня есть работа. Джеймс поджимает губы и немного морщит нос: — Где твое кольцо? — наконец спрашивает он, глядя на мою пустую руку. Я удивлялась, как он не заметил этого тогда… Вот черт. — Я не надеваю его на работу, — вру я. — Им легко за что-нибудь зацепиться, — это не совсем неправда — по крайней мере, так было, когда я на самом деле носила кольцо. Эта чертова штука цеплялась за все, и это так нервировало на работе. Так что да, это не совсем ложь (только большей частью). — О, значит оно довольно большое? — я вижу, что он говорит это с сарказмом, так что скрещиваю руки на груди и перебрасываю волосы через плечо. — Достаточно большое, — когда он ничего не отвечает, я решаю задать вопрос. — А как ты? Где тот гигантский бриллиант, что ты купил Шарлотт? Он просто таращится на меня, а затем издает звук, похожий на смех и шок. — Да, точно, — наконец бормочет он. — Ну, если это не кольцо, то, что может стоить столько в ювелирном магазине? — я толкаю к нему чек через стол. Он берет его, и у меня ощущение, что он видит его в первый раз. Но не выглядит совсем невероятно шокированным. — Не знаю. Она вечно что-то покупает, — он пожимает плечами, будто в этом нет ничего особенного. Я смотрю на него с ужасом. — Ты просто позволил ей пойти и истратить тринадцать тысяч галеонов твоих денег, и ты даже не знаешь, что она купила? Он снова пожимает плечами: — Ну, лучше так, чем ходить с ней, верно? Я не знаю, что сказать. Я ничего не говорю с минуту, просто смотрю на него, не зная, смеяться мне, удивляться или злиться. Наконец, я собираюсь с мыслями и качаю головой: — Ты совсем не изменился, да? Ни капельки. Джеймс снова пожимает плечами, и у меня появляется ощущение, что это его автоматическая реакция на все. — А с чего бы я должен? Я смеюсь тяжелым, вымученным смехом и знаю, что этот тон дается мне легко: — Ну, я и думала, что не должен, — надменно говорю я. — Только не когда ты самодовольный придурок. Джеймс снова поджимает губы и морщит нос. Спустя некоторое время он меняет тему и говорит: — Ну, расскажи о своем женихе. Как его зовут? Я немного суживаю глаза, с подозрением обдумывая его намерения. Часть меня задается вопросом, не знает ли он уже, что это ложь, но большая часть меня хочет продолжать ему врать. — Марк, — наконец отвечаю я. — Ма-а-а-арррк, — медленно повторяет он, подчеркивая каждый звук, что, как я предполагаю, его такая малоудачная имитация французского акцента. — «Р» с грассированием, так? Я киваю. — Конечно, — самодовольно говорит он. — Так по-французски. — Ты что-то имеешь против французов? — серьезно спрашиваю я, с вызовом расширяя глаза. Джеймс пожимает плечами: — Не-а. У меня тетка француженка. — Правда? — Ага. Она сука. Моя челюсть падает. — Это грубо. Он снова пожимает плечами. Интересно, у него плечи вообще устают? — Ну, она такая. Она сама это знает, так что это не ложь, — он проводит рукой по своим темно-рыжим волосам и определенно снова выглядит восемнадцатилетним. — Она переехала, потому что, как она сказала, все мужчины во Франции — геи. — Это не правда, — боже, он такой… Я даже не могу найти слов! Он приподнимает руки в насмешливой самозащите: — Эй, я просто повторяю ее слова. Я имею в виду, она же там выросла, она должна бы знать, разве нет? — Не все мужчины во Франции геи, — горячо говорю я. — У них просто манеры получше твоих. — Чем занимается Марк? — спрашивает он, полностью игнорируя мою реплику. — Он писатель, — отвечаю я, с удовлетворением собирая руки на груди. — Он богат? Я закатываю глаза: — Это имеет значение? — Уверен, у него нет этого, — Джеймс кивает папку на моем столе. — Меня это не впечатляет, — резко отзываюсь я. — Меня не волнуют твои деньги, Джеймс. — Может быть и нет, — он беззаботно вскидывает голову. Потом он наклоняется вперед и кладет локти на мой стол. Его голос опасно понижается, и я почти пугаюсь. — Но тебя волнует другое. Снова внезапно разнервничавшись, я быстро вытираю ладони о колени и не обращаю на него внимания: — У меня через пять минут другая встреча. Ты опоздал почти на час, и это едва не сломало мне все расписание, — он не выглядит заинтересованным, так что я снова пихаю ему чек. — Мне нужно, чтобы ты здесь расписался, чтобы покупка была подтверждена. Даже не взглянув, он расписывается внизу и толкает чек назад ко мне. Он все еще смотрит на меня, и, должна признаться, мне от этого неудобно. Я изо всех сил стараюсь его игнорировать и снова начинаю собирать бумаги. Он сидит здесь и смотрит на меня, вместо того чтобы поблагодарить и уйти, как делают нормальные люди. Я почти хочу перегнуться через стол и залепить ему пощечину за то, что он такой высокомерный ублюдок. Его мания величия нисколько не привлекательна, и я не знаю, как он столького добился, не понимая даже значения слова «скромность». Он просто козел. Ясно и просто. Боже, что за сволочь! Но есть и часть меня, которая хочет перегнуться через стол и зацеловать его до смерти. Я ненавижу себя за это, конечно, но он все равно такой нахер классный. И миллион воспоминаний все еще слишком свежи для меня, чтобы я смогла себя убедить, что это было не так уж и здорово. Потому что это было здорово. И я ненавижу себя за то, что хочу его. Это отвратительно — он отвратителен. Но он все равно так на меня влияет… Наконец, он бросает разглядывать меня, чтобы встать и качнуть головой. Я смотрю на него, ожидая, что он уйдет. Но он ждет с секунду и говорит: — Тебе стоит подстричься. Ты на себя не похожа с длинными волосами. Я ничего не говорю. Просто смотрю, как он, наконец, уходит. Дверь закрывается за ним, и моя голова падает на стол. Блядь. Мне просто пиздец.