В поисках будущего

Хьюго быстро погружается в саморазвивающуюся манию. Он совершенно сводит меня с ума, и я клянусь, он уже на грани самоубийства. Если бы Хьюго не был таким супертипичнейшим тоскующим подростком, может быть, я и нашла бы время и действительно разузнала бы что-нибудь важное. Но все-таки я уже слишком затянула, и, если я не разузнаю правду как можно скорее, он опозорится тем, что пойдет прямиком к мамочке своего потенциального ребенка и спросит, не залетела ли она. И я не могу этого позволить. Пусть у Хьюго плохой вкус в выборе людей для общения (и перепиха, как оказалось), я не собираюсь позволять ему так унижаться. Поэтому сегодня я внимательно слежу за этой шлюхой, пока завтрак идет своим чередом. Нелегко оставаться сконцентрированной, конечно, потому что кто-нибудь может быстро заметить, что я занята разглядыванием хаффлпаффского стола вместо нормальных утренних сплетен. Я специально сказала Чарльзу, что мы не будем сидеть вместе этим утром, потому что мне не нужно отвлекаться. Я слишком занята тем, как Мария Мартинес мрачно копается в своем беконе. Ее щеки выглядят несколько землистыми, и она бледнее, чем обычно. Очевидно, она плохо себя чувствует. Если Хьюго знает, о чем говорит, то, определенно, она выбежит отсюда в любую секунду и отправится в туалет. Мне просто нужно дождаться этого. Я оглядываю стол и вижу, что Хьюго с Амандой тоже разглядывают ее. Они словно чувствуют мой взгляд, потому что тут же оглядываются на меня. Аманда закатывает глаза и делает раздраженную гримасу. Хьюго игнорирует ее и нервно смотрит мне в глаза. Мы коротко переговариваемся взглядами, но прерываемся, потому что Аманда довольно больно тычет его в ребра. И когда она это делает, мы оба переключаем наше внимание на хаффлпаффский стол, где Мария отталкивает свою тарелку и хватает сумку. Осталось еще полчаса до конца завтрака, так что сомневаюсь, что она торопится на чары. Я хватаю свою сумку и иду за ней. — Куда ты идешь? — спрашивает Люси, привлекая тем самым всеобщее внимание ко мне. — В башню, — легко вру я. — Забыла домашнее. — Хочешь, пойду с тобой? — покорно спрашивает Лидия, и я вижу, что все остальные тоже готовы вызваться. Но я качаю головой: — Нет. Сейчас вернусь. Я спешу из Большого Зала, лишь разок скрытно глянув в сторону Хьюго, который нервно следит за мной. Он выглядит так, будто его сейчас стошнит. Бедный малыш. Я почти упускаю Марию, когда она исчезает за углом, но, к счастью, я успеваю и иду за ней на коротком расстоянии. Как и ожидалось, она вбегает в туалет на первом этаже и захлопывает за собой дверь. Я осторожно смотрю по сторонам, чтобы убедиться, что никто за мной не идет, прежде чем приоткрываю дверь и проскальзываю внутрь так тихо, как могу. В этом туалете шесть кабинок, и, судя по всему, пусты все, кроме одной. Мария заняла самую дальнюю, и я тихо стою у двери и слушаю, как ее рвет. Она кажется ужасно больной, и я едва сдерживаюсь, чтобы не отреагировать сходно. Никому из нас не пойдет на пользу, если я заболею. Но да, ее явно уже рвет чуть ли не мозгами. Я наклоняюсь, чтобы заглянуть в щель под дверью, и вижу, что она на коленях перед унитазом. Я быстро выпрямляюсь, когда слышу, что звуки рвоты затихают, и вот ее закончило тошнить, она последний раз смывает воду и поднимается. Она понятия не имеет, что кто-то здесь есть, судя по ее удивленному взгляду, когда она медленно открывает дверь и выходит, вытирая рот. — О, не обращай на меня внимания, — быстро говорю, пренебрежительно помахивая рукой. Она просто смотрит на меня, и я практически слышу ее мысли. Она ненавидит меня естественно, потому что, как и большинство девчонок в этой проклятой школе, конечно, завидует. Она думает, что попалась на горячем и что я собираюсь бегать по Хогвартсу, разбалтывая ее секрет. Ну… Для начала я должна этот секрет узнать. — Ты знаешь, что ты неправильно это делаешь, верно? — она тупо на меня смотрит, так что я облокачиваюсь на одну из раковин и продолжаю. — Если у тебя есть ложка или что-то вроде этого, чтобы придерживать язык, ты сможешь пролезть ею глубже и дотянуться до той свисающей штуки в горле. Это самый легкий способ. Это даже не больно, это происходит автоматически. Мария смотрит на меня. Она выглядит усталой и растерянной. Наконец, она говорит: — О чем ты? — Ну, я тебя слышала, — говорю я, стараясь выглядеть сочувствующей и такой тактичной, как только можно. — Ты здесь вызывала рвоту. И тебе явно было больно протаскивать пальцы в глотку, это ведь не обязательно, так? Я серьезно, если дотронешься до этой свисающей штуки — не знаю, как она называется, но ты понимаешь, о чем я, верно? Ну вот, дотронешься, и тебя сразу же вырвет, без задыхания и страданий. Так намного лучше. Мария смотрит на меня тяжелым взглядом, и она ни капельки не выглядит развеселившейся. На самом деле она выглядит так, будто хочет меня ударить. Хотела бы я, чтобы она попробовала… Наконец, она качает головой и спрашивает: — Что? Я лишь улыбаюсь ей плотно сжатыми губами и прикидываюсь сочувствующей: — Не стесняйся. Так делают многие девчонки, знаешь? — Что делают? — Вызывают рвоту после еды, — пожимаю я плечами, будто в этом нет ничего особенного. — Ты думаешь, я — булимичка? — тупо спрашивает она. Я снова улыбаюсь. — Это нормально, Мария. Я не скажу. И, между прочим, ты отлично выглядишь, — ложь. — Я точно могу сказать, что ты скинула пару килограмм, — снова ложь. Она расстреливает меня взглядом, и я стараюсь не выглядеть веселой. Это на самом деле забавно. — Я не булимичка, — твердо говорит она, поворачиваясь к другой раковине, чтобы умыться. — О, — я прикидываюсь встревоженной. — Но ты казалась такой больной! Может мне вызвать медсестру? — я отстраняюсь от раковины и придвигаюсь к ней, будто думая помочь. — Нет! — быстро говорит она, оборачиваясь и явно паникуя. — Я в порядке. — Тогда что не так? — я качаю головой, притворяясь дурой. — Тебя не может тошнить без причины. Если только ты не специально. Или… — мой голос затихает, и я призываю на помощь все свои актерские способности. — Мария, ты же не… — я смотрю на нее огромными глазами, и она смотрит на меня, и в ее глазах паника и отчаяние. В яблочко. — Ты действительно? Ее глаза тут же начинают увлажняться. О, прекрасно. Теперь она будет нахер рыдать. Хьюго мне столько задолжает. — О господи… — говорю я наполовину наигранно, наполовину серьезно. До меня только сейчас дошло, что, если она действительно беременна, моему кузену полный пиздец. Невероятно. Я смотрю на нее, стараясь увидеть на ее лице хоть что-то, что скажет, что это неправда, но этого нет. Это правда. — Пожалуйста, никому не говори, — умоляет она секунду спустя и выглядит совершенно отчаявшейся. — Пожалуйста. Никто не знает… — Разве ты не должна была сказать, ну, не знаю, его отцу? — я не могу остановить свой грубый тон. Это получилось автоматически. Мария выглядит униженной и еще более напуганной, и она смотрит на меня так остро, словно проверяет, не знаю ли я что-то. Наконец, она отворачивается. — Я даже не знала, что у тебя есть парень, — продолжаю я, немного сбавляя резкость. — Он не мой парень, — бормочет она. — Тогда кто? — требовательно спрашиваю я. Теперь я очень серьезна. Она смотрит на меня, и ее глаза все еще на мокром месте. Она совсем мне не доверяет и точно не должна. Но это мой кузен, черт возьми, так что лучше бы ей признаться. — Никто, — наконец шепчет она. — Это неважно. Я даже не знаю, что сделаю. — Что? — о, черт, нет. — Ты не серьезно. Ты не можешь просто… решить что-то в этом роде и не сказать ему! — Это не твое дело! — выкрикивает она и теперь выглядит больше сердитой, чем отчаявшейся. — Это мое на хрен дело. — Почему? — требует она и тяжело смотрит на меня, как будто пытается запугать. Это не срабатывает, конечно, потому что я точно знаю, что она делает. Она пытается понять, знаю ли я. Она хочет, чтобы я сказала это, а я не скажу. Я просто смотрю на нее таким же тяжелым взглядом. — Скажи ему, — твердо говорю я. И я это серьезно. Мария недовольно смотрит на меня, но вдруг решает, что это того не стоит. Она знает, что уже и так подставилась, поэтому перекидывает сумку через плечо и протискивается мимо меня, ужасно торопясь поскорее сбежать. Я смотрю на ее отражение в зеркале, пока она выходит в дверь. Я не знаю, что думать и что делать. Смешно даже, как внезапно все перевернулось и стало настоящим. И это будет полная катастрофа… Даже не думая об этом, я выхожу из туалета и иду по коридору. Он теперь заполнен учениками, потому что все торопятся на первый урок. У меня зелья, а подземелья где-то в миллионах милях отсюда. Я иду ровным шагом — не слишком быстро, не слишком медленно. Я игнорирую всех, кто пытается привлечь мое внимание взмахами руки, улыбками, приветами. У меня ни на кого из них нет времени. Мне нужно кое о чем позаботиться, и сначала разберемся с важными вещами, это срочно. Большинство моих одноклассников уже внизу, когда я быстро и выверено спускаюсь по лестнице. Воздух здесь довольно холодный, но я с трудом замечаю это. Лидия растерянно смотрит на меня, пока болтает с Майклом Доунером. Я тут же вспоминаю, что обещала ей вернуться к завтраку. Такое ощущение, будто это было миллион лет назад, а ведь прошло лишь несколько минут. Я игнорирую ее и всех остальных. Хьюго и Аманда стоят отдельно от других в противоположной стороне коридора. Они видят, что я иду, и ни один из них не двигается, пока я приближаюсь к ним. Наконец я подхожу, становлюсь перед ним и решительно упираю руки в бока. Нет никакого смысла ходить вокруг да около. — Она беременна. Хьюго ничего не говорит. Он просто падает спиной на стену и смотрит себе под ноги. Я жду от него хоть какой-то реакции, но нет. На его лице никаких эмоций и, кроме того, что оно немного побледнело, других изменений в нем нет. Я смотрю на него, ожидая хоть чего-то, но ничего не происходит. — Ты меня слышал? — требовательно спрашиваю я, суживая глаза. — Она беременна. — Тс! — шипит Аманда, глядя мне за спину, где, как я знаю, на нас пялятся остальные. Они слишком далеко, чтобы слышать наш разговор, но, уверена, они жадно нас разглядывают. Мне плевать. Я игнорирую Аманду и продолжаю обращаться к Хьюго: — О чем ты нахер думал? Боже, как ты мог быть таким идиотом? — Заткнись, Лили, — злобно выкрикивает Аманда, и, когда я смотрю на нее, она буравит меня взглядом еще сильнее, чем обычно. Для нее это просто повседневный взгляд, но сейчас она выглядит так, будто действительно меня ненавидит. И это взаимно. — Не смей говорить мне «заткнись», — отвечаю я. — Это не имеет к тебе отношения! — К тебе это тоже не имеет отношения! — Я с тобой и не разговариваю! Я пытаюсь поговорить с моим кузеном! — я специально выделяю последнее слово, чтобы напомнить ей, у кого больше прав волноваться за Хьюго. — Ты ведешь себя с ним, как сука, — твердо отвечает она. — Отстань от него. — Назови меня сукой еще раз, и, клянусь, это будет последним, что ты произнесешь в своей жизни, — я с вызовом смотрю на нее, сузив глаза, но она не отказывается от подначки. — Сука. Она говорит это четко и ясно и приподнимает брови, напрашиваясь на мою реакцию. Она знает, что я ничего не сделаю, потому что я не хочу, чтобы меня исключали из-за чего-то такого мелкого и тривиального как Аманда Лонгботтом. Но все же, я стискиваю пальцы в кулак, чтобы сдержаться и не снять с нее идиотский скальп. Ей повезло, что у меня для этого слишком много достоинства. — Твои родители спятят, — говорю я, снова обращаясь к Хьюго и игнорируя эту зануду рядом с ним. Он выглядит оцепеневшим или типа того. Все еще не подает признаков того, что слышал меня, не то, что ответа. Аманда осторожно гладит его по спине и воркует, как с младенцем. — Они поддержат тебя, — уверяет она, и просто смешно, насколько это неправда. — Все будет хорошо, Хьюго, — тихо говорит она. — Нет, не будет, — правдиво отвечаю я, отказываясь подслащать пилюлю. — Они просто умрут. А потом убьют тебя. — Нет, они этого не сделают, — спорит она, больше чтобы достать меня, чем его. — Ты их даже не знаешь, — замечаю я, и она злобно закатывает глаза. — Я знаю их всю мою жизнь. — Ну, они — наша семья, — шиплю я, придвигаясь ближе к Хьюго. — И как бы тебе не хотелось верить в обратное, ты не ее часть. Аманда открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее прерывает Хьюго, который впервые заговаривает: — Просто заткнитесь, ладно? — горько говорит он, оглядывая нас и стену за нами. — Вы обе. Боже. Он больше ничего не говорит, а просто проходит между нами и идет в кабинет, который уже открыт. Наши одноклассники все еще с любопытством нас разглядывают, задаваясь вопросом, что происходит. Мне внезапно хочется их всех проклясть. Но больше всех — Аманду Лонгботтом. — Не влезай в это нахер, — твердо говорю я. — Ты, — ровно отвечает она, — иди к черту. А затем она в прямом смысле трясет волосами и раздражающе ровным шагом идет за Хьюго. Клянусь. Я клянусь, я ее убью.