В поисках будущего

Джеймс Поттер – бедствие моей жизни. Я это уже говорила? Он был моим бедствием, когда я еще даже и не знала, что значит слово «бедствие». Он был моей вечной проблемой с тех пор, не знаю, наверное, всегда, возможно, даже еще до того, как я с ним познакомилась. Я на самом деле помню: мне было шесть лет, и моя мама читала журнал и сказала, что сын Гарри Поттера – мой ровесник и что я, вероятно, однажды пойду с ним в школу. Помню, я подумала, какой же он, скорее всего, противный и какое он, наверное, чудовище. И черт, я была права! Школа точно не уменьшила моего раздражения. Он был как раз таким заносчивым и избалованным, как я и думала, а когда вокруг него начался весь этот шум, я оказалась одной из девчонок, которых он трахнул и забыл. Ну, разве что это не совсем правда. Джеймс был ко мне внимательнее, чем к другим девчонкам, которых очаровывал. Но, между прочим, от этого только хуже. По крайней мере, иллюзии других девчонок были основаны на чистейшей фантазии. А вот мои – на полуправде. Вот как я оказалась настолько к нему привязана, что даже и не думала встречаться с кем-нибудь еще. Так что, когда я закончила Хогвартс, у меня был опыт только с одним парнем. И это был Джеймс Поттер. Джеймс не похож на мужчин, которые обычно вертятся вокруг меня. Он куда увереннее в себе, куда самовлюбленнее, куда более раздражающий и высокомерный, чем другие. Он настоящий мерзавец в самом верном значении этого слова. И самая главная проблема в том, что он это знает и не имеет никакого желания меняться. Моя же проблема в том, что я вечно обманывала себя, что он может измениться, ну, или, по крайней мере, со мной он захочет измениться. И конечно, я ужасно, ужасно ошибалась. Джеймс совершенно не собирался быть чем-то иным, кроме поверхностного набора из взлохмаченных волос, загорелых рук, сонных карих глаз и легкой кривой улыбки, открывающей совершенные зубы. Не то чтобы я его за это винила, думаю. В конце концов, этот поверхностный набор принес кучу денег в его карман и толпу девок в его постель. А деньги и секс – номер один и два в его списке вещей, важных для жизни. И все равно по какой-то причине я продолжаю попадать в ситуации, когда я полностью в его власти. Мне давно стоило бы выучить свои уроки. Во-первых, я никогда не должна была сюда возвращаться, осознавая, что полностью избегать его будет невозможно. И я все равно вернулась. Потому что я, наверное, какая-то мазохистка. Оказывается, мне нравится, когда мне эмоционально достается. Боже, если бы я знала почему… Я столько всего ненавижу в Джеймсе Поттере. Столько всего. И все равно я беспомощна, когда он рядом, как будто мне снова пятнадцать. Все, что ему нужно сделать, – просто на меня посмотреть, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы на него не прыгнуть. Смешно и жалко. И все равно я постоянно попадаю в ситуации, когда он играет со мной и трахает мне мозг. Так что, само собой, лишь вопрос времени, когда он начнет трахать меня по-настоящему. Это моя вина, да. Я никого не могу винить, кроме себя. Я действительно не могу винить Джеймса, потому что он такой и есть. Он другим не был. Это закодировано в его ДНК. Не то чтобы это его оправдывало, просто я не должна удивляться. Но я должна себя хоть немного контролировать. А я не контролировала. Меня так же легко поймать на его дерьмо, как когда я была ребенком. Наверное, даже больше, потому что теперь я знаю, что я упускаю и что упустила. Да, хорошо, я признаю. Он хорош. Ладно, он лучший. По крайней мере, по моему опыту, который, вообще-то, не слишком велик. В любом случае, мне достаточно, и этого довольно, чтобы сказать, что никто и близко к нему не подбирался. Так что разве вы можете меня винить за то, что я плохо сопротивляюсь? Уже плохо, что он заявился в мою квартиру без зова и приглашения, пьяный вдребезги, в рождественскую ночь, не меньше. Уже плохо, что я его поцеловала, а потом позволила ему заставить меня признаться, что я не хочу, чтобы он уходил. Уже плохо то, что, если бы в нем чуть ли ни впервые в жизни ни проснулась совесть, я бы затащила его в свою спальню и сделала все, что он попросит. Уже все это было плохо. Хуже было, что он явился в мой офис спустя неделю, как следует напившись, с видом, будто его щенка переехал трамвай (не то чтобы у Джеймса вообще когда-либо был щенок, а если бы и был, вряд ли бы он обратил внимание, если бы того хоть поезд переехал, но вы уловили смысл). Я должна была вышвырнуть его сразу же, потому что ему не было назначено и у него не было совершенно никакого повода заявляться и беспокоить меня без предупреждения. Но я могу лишь представить себе реакцию моего начальника, если бы я, упаси Господи, отнеслась бы к Джеймсу Поттеру, как к нормальному человеку, а не как к богу, которым он притворяется… Поэтому я его не вышвырнула. Я позволила ему войти, сесть на стул напротив моего стола и посмотреть своими идиотскими карими глазами, которые почему-то всегда на меня действовали. Я позволила ему выжидающе пялиться на меня посреди тяжелой тишины, пока он наконец не произнес: – Ну? – Что «ну»? – переспросила я. Честно, понятия не имею, зачем я вообще старалась, но я не из тех, кто отступает, особенно если вызов мне упрямо бросает Джеймс. – Ну, что скажешь про Рождество? Он серьезно? Я все еще не понимаю, может он старался пошутить, но в этот момент я в шоке уставилась на него. – Ты имеешь в виду, что я скажу про то, что ты ввалился в мою квартиру без предупреждения и приглашения и приставал ко мне на моей кухне? – Я приставал? – поднял брови он. – Серьезно, Кейт? Серьезно? – Ты практически выбил мою дверь, колотя в нее! – На кухне? Это я приставал к тебе? В этот момент мне хотелось выдрать его волосы и запихнуть ему в глотку. Но я этого не сделала, потому что, уверена, за нападение на Поттера вам дадут срок в три раза больше, чем на нормального человека. – Это ты вломился туда, куда не звали! Но Джеймс не позволил от этого отойти. Ему просто нужно было распустить язык. – Ты сказала, что хочешь, чтобы я остался. Сказала это своим собственным голосом. – Потому что ты меня вынудил! Джеймс рассмеялся: – Я никогда ни к чему тебя не принуждал, так что даже не играй с этим дерьмом. Я даже не знала, что ответить на это, в основном потому, что это правда, поэтому я сменила тему: – А что ты тут делаешь, Джеймс? Разве ты не должен где-то позировать перед фотографами с Шарлотт? – Я ее бросил, – он сказал это так бесстрастно, что его трудно было понять. Я с подозрением уставилась на него, и он лишь пожал плечами. – Два дня назад. Не читаешь газеты? – Стараюсь их избегать, – вяло сказала я. Честно, не понимаю, как получилось, что я упустила эту информацию, учитывая, что после этого разговора, я видела эти новости везде. – Ну, она ушла, – скучно сказал он. – Думаю, сейчас она торгуется с таблоидами, пытается продать историю подороже. – И тебя это устраивает? Он снова пожал плечами: – Плевать. Пусть что-нибудь с этого поимеет. Я поверить не могла. Он спятил. Должен был спятить. – Ты сам себя слышишь? – с неверием спросила я. – Ты, наверное, самый эмоционально глухой человек, что топтал планету. Тебя ничего не волнует, так? – Меня волнует квиддич. Я закатила глаза. – Ну конечно, как я могла забыть? – И меня волновала бы ты, – продолжил он, не запинаясь ни на секунду, – если бы ты не была со мной такой сукой. – Не смей звать меня сукой, – резко сказала я. – Я не звал тебя сукой. Я сказал, что ты ведешь себя со мной, как сука. Насколько я знаю, со всеми остальными ты мила. – Почему ты постоянно пытаешься меня злить или раздражать? – выплюнула я. – Потому что ты отказываешься признавать то, что перед тобой! – Да? – я закатила глаза. – И что же это, Джеймс? Говори. – Ты отказываешься признать это. – Что «это»? – Это, – повторил он, проводя рукой между нами. – Мне больше не шестнадцать, Джеймс, – ответила я. – Я больше не куплюсь на это твое дерьмо. Я больше не стану еще одним номером в твоем долбанном списке. Ты даром тратишь время. – Значит так? – Да, так, – я думала, что отлично справилась и как следует за себя постояла. Конечно же, я жутко ошибалась, и спустя секунду Джеймс указал на мою ошибку. – Значит, это не имеет отношения к тому, что ты выходишь замуж? Мда. Выхожу замуж. Я забыла (опять) об этой идиотской лжи, что я выдумала. С тех пор как я в Лондоне, я едва вспоминаю о Марке, кроме, конечно, тех случаев, когда глубже и глубже рою себе могилу враньем о сложившейся ситуации. Я закатила глаза, отчаянно стараясь скрыть свой блеф: – Конечно это имеет к этому отношение, но я сейчас говорю о тебе. Джеймс не хочет говорить о себе (наверное, такое случилось впервые в истории мира): – У тебя не было кольца в квартире, – прямо сказал он. – Я думал, что ты не носишь его только на работе, потому что оно за все цепляется? Черт. Я быстро подумала: – Я только вышла из душа, когда ты пришел. Без приглашения, кстати, – не могла не добавить я. – Твой жених знает, что ты не носишь его кольцо? – Не твое дело, – резко сказала я, сузив глаза, что, вообще-то, должно было изображать гнев, но, уверена, вышло просто жалко. И тут он рассмеялся. Он, нахрен, рассмеялся. Мне хотелось выбить из него все дерьмо, но я сдержалась, потому что мне нравится думать, что я выше физического насилия. – Давай вернемся к тому, на чем мы остановились в Рождество, – у Джеймса совершенно нет чувства такта, так что не знаю, почему я вообще была удивлена его прямотой. Но вместо того, чтобы показать это, я просто скрестила руки на груди и сузила глаза: – Разве тебя больше не волнует моя добродетель или что-то вроде этого? – с вызовом спросила я. Но Джеймс лишь пожал плечами: – Твой жених явно не волнует тебя, почему меня это должно волновать? И тут я встала и обошла стол, чтобы встать перед ним. Это заставило меня чувствовать, что я контролирую ситуацию, потому что так я была выше него. – Тебе следует уйти. Если только у тебя нет вопросов о твоем счете, у тебя нет причин здесь находиться. – Вот так ты всегда, верно? – ухмыльнулся он. – Всегда говоришь мне уйти, хотя в душе просишь меня остаться. – Я ни о чем тебя не прошу. И тут все сорвалось. Он встал, схватил меня и начал зацеловывать до смерти. Это было, как поцелуи на моей кухне, разве что на этот раз в них было больше гнева, отчего все становилось только еще жарче. Я должна была его оттолкнуть и, наверное, дать пощечину или что-то вроде, но я этого не сделала. Потому что я никого кроме себя больше не обманывала, когда говорила, что не хочу этого. Так что я поцеловала его в ответ. И следующее, что я помню, ну, на мне не было рубашки, и я лежала спиной на своем столе, а стопка пергаментов неуклюже свалилась с него на пол. И к счастью, кому-то хватило здравого смысла наложить запирающее заклятье на дверь (хотя я до сих пор и не поняла, кто это был). И на этом все. Пути назад после этого уже не было, да и кому это нужно? И отсюда началась моя дорога прямо в ад. Джеймс великолепен в постели. Уверена, это никого не удивляет, учитывая, что тренировки способствуют улучшению, а у него тренировок было больше, чем у кого-либо еще в мире. Я же вроде как полностью противоположна в том, что касается количества тренировок. После школы у меня был короткий период, когда я трахалась с разными парнями, большей частью на одну ночь, но обычно я была пьяна, поэтому не то чтобы я много об этом помню. Когда я встретила Марка, эта часть моей жизни закончилась, и дальше у меня было два с половиной года моногамии. И вот что из этого вышло? Наверное, я не должна так уж порицать Джеймса за то, что он такой потаскун. В конце концов, он, наверное, даже значения слова «моногамия» не знает, но все равно счастливее, чем я. И так это началось. Я чувствую себя так, словно мне снова шестнадцать. Потому что, когда мне было шестнадцать, самым веселым в моей жизни было прокрасться тайком и встретиться с Джеймсом в старом шкафу или кладовке. Мы переместились из пыльных кладовок в более подходящие для этого места, но все равно в этом есть что-то запретное. И это все равно, как будто украдкой и тайком, потому что, как он думает, меня во Франции ждет жених, который понятия не имеет, что я в Англии трахаю своего бывшего парня. И я должна признаться, новые места, которые мы нашли, намного лучше, чем те, где мы прятались в Хогвартсе. Например, квартира Джеймса. Она большая и претенциозная, как раз такая, какой я воображала его квартиру. Он то же говорит о моей (не про то, что она большая и претенциозная, – он говорит, что она выглядит как раз, как он ее воображал). Его квартира классная в плане того, как кричит о своей важности. И она просто кристально чистая (спасибо его служанке, которая, как я подозреваю, его ненавидит и, наверное, пытается отравить) и стоит больше, чем я за всю свою жизнь заработаю. И Джеймсу это нравится. Это заставляет его чувствовать себя значимой личностью, как он всегда хотел. Как будто теперь его эгоманьячество полностью оправдано. Но это нормально, я думаю. Я так себе и представляла его поведение. Есть это в Джеймсе – он так предсказуем. Это одна из тех вещей, что меня в нем жутко бесит, но это и одна из тех вещей, с которыми мне придется смириться. Он не поменяется. Это очевидно. – Белое или красное? – сентиментально улыбается он, повернувшись к столу и держа в руках две бутылки. У него в последнее время небольшое пристрастие к маггловскому спиртному, и шкафы его кухни забиты разными винами, джином и шерри. Он еще не избавился от привычки к огденскому, и бутылок огневиски все еще больше, чем всего остального. Но вино, как он, оказывается, узнал, располагает к романтике, так что он пытается воспользоваться этим. Хотя, я уверена, он под романтикой понимает соблазнение и ничего больше. Не то чтобы ему действительно была нужна моя помощь. – Красное, – говорю я, забирая бутылку каберне из его рук. – Белое следует охладить, кстати. Он пожимает плечами и начинает шарить на полках в поисках чего-нибудь, чем можно открыть бутылку. – Все это одно и то же, – беззаботно говорит он. Он говорит, конечно, об эффекте алкоголя – об опьянении, другими словами. Джеймс редко не пьян, хоть самую малость. Я бы сказала, что у него проблемы, но правда в том, что так продолжается уже довольно долго, так что, если бы это действительно было проблемой, он уже давно был бы мертв. У него какая-то повышенная природная терпимость к алкоголю, потому что он совершенно здоров. Он находит штопор и подает мне, поворачиваясь к шкафу за бокалами. Я с небольшим усилием открываю бутылку и, когда он передает мне бокалы, наполняю каждый наполовину. Джеймс обходит стол и берет свой бокал. Я жду, что он опустошит его одним глотком, но, как оказалось, у него есть хоть какое-то понятие о шике, потому что он отпивает небольшой глоток и вертит бокал в пальцах, словно какой-то богатый джентльмен из высшего общества. Ну, он просто по учебнику испорченный богатенький мальчик, но это точно не «синдром старых денег», напитавшийся многими поколениями снобизм. Это больше какой-то… «мой папочка – самый знаменитый человек в мире, а потому я получаю в пять раз больше, чем в пять раз более опытные и в пять раз более талантливые игроки в квиддич» снобизм. – Ты чудесно сегодня выглядишь, – легко говорит он, и я борюсь с желанием закатить глаза. – Что ты делаешь? – Делаю тебе комплимент. – Ты понимаешь, что я собираюсь переспать с тобой, несмотря ни на что, верно? Можешь не тратить время, – я отпиваю из своего бокала, и это вино просто потрясающее и дорогое на вкус. И тут он улыбается, потому что он достаточно умен, чтобы понять, что я сейчас именно в том состоянии, что ему и нужно. – Я просто говорю правду, – он забирает мой бокал и ставит его вместе со своим на стол за моей спиной. – Ты очень красива. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, немного более нежно, чем обычно. У его губ кисло-сладкий вкус каберне, его руки запутываются в моих волосах. Это приятно. Приятнее, чем я хотела бы признать. Уже в миллионный раз я спрашиваю себя, что со мной не так и какого черта в я влипла в эту ситуацию. Из этого точно не выйдет ничего хорошего, а я уже слишком глубоко в этом увязла. От Джеймса Поттера в моей жизни ничего хорошего не будет. Но, твою же мать, разве это не потрясающе. В эти последние несколько дней мне было намного лучше, чем когда-либо было с Марком или любым другим мужчиной, с которым я развлекалась недолгое время. Это именно так, словно я там, где мне и полагается быть, хоть я и знаю, что это неправда. Джеймс мне не подходит – в Джеймсе нет ничего (кроме этого) хорошего для меня. И то, что я позволила себе в это впутаться, закончится для меня просто ужасно. Его губы легко скользят по моим, а потом останавливаются, и он опускает руки мне на талию, обхватывает и продвигает меня на пару шагов назад, пока моя спина не упирается в стол. И тогда он останавливается и опускает голову мне на плечо. Это приятно – несколько слишком приятно. – Джеймс? – я кладу руки ему на плечи, и он поворачивает голову, не поднимая ее. – Что ты делаешь? – Ничего, – говорит он, приподнимая одно плечо. – Мне просто это нравится. Я не должна бы смотреть ему в глаза, но не могу не делать этого. Его лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, и он смотрит очень решительно. Он настолько чертовски красив, что это просто нечестно. Наконец он приподнимает голову, чтобы скользнуть своими губами по моим. – Я бы хотел, чтобы я тебе нравился так же, как ты мне, – тихо говорит он, и это почти звучит честно. И я почти говорю ему правду. Почти.