ID работы: 1786299

Запретная комната

Слэш
R
Заморожен
38
K.Helios соавтор
Размер:
77 страниц, 10 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
38 Нравится 59 Отзывы 10 В сборник Скачать

Глава 2

Настройки текста
От Автора: обещанный медицинский обоснуй) В 2242-ом профессор Людвиг Ярославович Стравицкий совершил прорыв в мировой хирургии – шаг вперед в решении вопроса мужского материнства. Сложная операция с множеством последовательных стадий, которая на начальном этапе позволяла только выносить в пересаженной матке, выращенной из стволовых клеток, оплодотворенную яйцеклетку, а в более позднем, усовершенствованном варианте почти полностью меняла мужскую физиологию, давая возможность процессу протекать естественным путем.   Мне было двадцать два – вчерашний студент престижного университета Николай Набоков, лучший на факультете за последние десять лет, уверенный в себе всезнайка – и я готов был прыгать от счастья, когда он лично заинтересовался мной. Стравицкий взял меня ассистентом, посвятил во все секреты своего исследования. Он говорил, что готов дать мне все, что захочу, только бы я согласился с ним работать, и уже этой лестью купил с потрохами. Я сказал, что был уверен в себе? Скорее, самоуверен непомерно, но и, как утверждал тогда профессор, непомерно гениален. И удобен, прежде всего тем, что не задавался вопросами мотивов и этики.  Вдвоем со Стравицким мы отточили операцию до мелочей, предусмотрели и продумали все, сделав ее идеальной – безопасной и успешной на сто процентов. Мне исполнилось двадцать пять, когда операция «вышла в массовое производство». Стравицкий стал знаменитостью и миллионером, и на всех фотографиях я неизменно стоял за его плечом. Теперь исследование перешло на новую стадию, а стремление Стравицкого приобщить мужчин к тайне материнства переросло в навязчивую идею. Непосвященные в особенности рядовые лаборанты поговаривали, что это связано с неприятной семейной драмой, но я предпочитал вдаваться не в эти подробности, а в подробности эксперимента. А по всему выходило, что Стравицкому было мало звания гения медицины, он хотел быть богом. А это был уже вопрос генетики.  Стравицкий переключился на выделение генов, отвечающих за репродуктивную систему женщины, и их подгонку под физиологию мужчины. И он хотел сделать их наследственными. Представьте только, несколько уколов и таблеток в течение месяца, и ты не только можешь выносить и родить, но гарантировано получаешь потомка, который будет способен на то же самое! Я молчал о том, что его мечта о препарате, несколько сеансов приема которого изменят мужчину на генетическом уровне, утопия, и продолжал работать, искать решения проблемы, обходить подводные камни.  Испытание первой партии закончилось полным провалом – у большинства добровольцев началось воспаление недоразвитой матки и яичников, у двоих рак. Вторая партия была еще хуже. Органы сформировались с третьей попытки, но только у некоторых яичники были способны к репродукции. Когда девять из десяти добровольцев, наконец, забеременели, правительство как раз начало продвижение закона о запрете на генетические эксперименты. Мне был тридцать один год, когда на голову Стравицкого обрушилось сразу три разочарования – дети, рожденные у добровольцев, не наследовали генетической способности к размножению, правительство подписало Закон «О морали и этике в науке», снова признавая генетику вне закона, а нашу команду выгнали из лаборатории. В одночасье из почти бога и миллионера он превратился в опального безумца. Благие дела забылись быстрее, чем за несколько месяцев. На свои миллионы профессор закупил контрабандное оборудование – самое дешевое и доступное, о новизне и качестве тогда и речи быть не могло – разогнал лаборантов и оборудовал исследовательский центр там, где вряд ли стали бы искать – в квартире, доставшейся мне от родителей. И еще год мы со Стравицким работали в подпольных условиях, как партизаны. Мы шлифовали формулу, снова и снова перепроверяя результаты, и, к радости Стравицкого, свершили невозможное – согласно расчетам, прием препарата должен был ограничиваться всего одной инъекцией, дающей зато стопроцентный результат. За неимением добровольцев, я лично согласился тестировать детище Стравицкого, самоуверенно названное «Демиург-ЛС». Проверить результат мы не успели. Лаборатория была раскрыта, данные исследования уничтожены. Стравицкий чудом избежал тюремного заключения и выехал за границу, в Штаты, потом в Норвегию, оттуда, кажется, в Австрию или в его горячо любимую Германию, не знаю. Уезжая, он нанял мне адвоката, и я тоже отделался только условным сроком. Вскоре после окончания слушаний мы с профессором оборвали всяческие связи. Я остался один в большом городе, без работы и квартиры.  Шел 2252-ой год...

***

– Зачем ты рассказываешь это? – вклинился в размеренный рассказ папы отец. – Чего ради весь этот экскурс в историю? Если так трудно, молчал бы! Отец начал кричать. Я никогда не слышал, чтобы он даже повышал голос на папу, но сейчас... Неудивительно, что он сорвался.  – Заткнись! – папу таким я тоже никогда не видел. Он вообще не ругался с отцом, по крайней мере, при нас с Леной. Сейчас же – залепил ему звонкую пощечину, вскочив с кресла пущенной стрелой. – Какого черта ты творишь, Ник?! – я видел, как угрожающе сжимаются отцовские кулаки, и боялся, что придется разнимать драку. Точнее, оттаскивать отца от папы и, не дай Бог, вызывать скорую или полицию. – После всего, что натворил ты, – папа резко схватил его за ворот рубашки и так же резко отпрянул, словно увидел в отцовских глазах что-то пугающее, – я имею полное право на компенсацию! – Мы говорим не об этом! Если уж собрался поведать детям, какой я, Олег Чернов, сукин сын, давай! Не меняй тему! – Если ты дал мне слово, Олег-сукин-ты-сын-Чернов, имей терпение меня выслушать! – Пап! – Отец! Ленка вскочила, бросаясь на шею отцу, ревя в истерике, и кулак, занесенный для удара, сам собой расслабился и опустился на ее вздрагивающую спину. Я вдруг вспомнил, что ей всего двенадцать, и она – еще больший ребенок, чем я, – наблюдает, как рушится любящая семья. Я медленно заслонил собой папу, чувствуя, как он до боли сжимает мое запястье. Выражение злости на лице отца сменилось смесью отчаяния и дикой усталости. – Говори, – он грубовато стряхнул с себя Лену и опустился в кресло. – Говори! Папа отвел взгляд. – Первое время я жил у знакомого лаборанта. Разослал резюме во все лаборатории, какие только вспомнил, и отовсюду получил холодный вежливый отказ. Оставил анкету на бирже труда, но предложений не было – папа улыбнулся печально и понимающе одновременно, – не сомневаюсь, потенциальных работодателей отпугивала моя близость с опальным Стравицким и условный срок. Я отчаялся. Приютивший меня знакомый скоро четко дал понять, чтобы в ближайшие дни я выметался из его квартиры. И тут мне позвонили с биржи – одно единственное предложение, за которое я ухватился, как за соломинку. В N-ском университете, на кафедре современной хирургии...

***

– Андрей Сергеевич Астахов? В кабинете меня встретил представительный мужчина – широкоплечий, смуглый, с благородной сединой в коротких темных волосах и бороде. Чем-то он напоминал Людвига Ярославовича, но только на первый взгляд. Когда на мой вопрос он поднял голову, пристально разглядывая поверх очков, я сразу подумал, что он принципиальный и честный человек. И приятный, в отличии от Стравицкого. – Да, а вы? – Набоков Николай Александрович, – представился я, и декан факультета хирургии – а это был именно он – предложил мне сесть. – Я пришел на собеседование. На должность преподавателя. – Ах да! Я был впечатлён вашим резюме, – улыбнулся Астахов, листая мои документы, – и уверен, что должность при кафедре вас не заинтересует. – Почему? – похвала стала для меня приятной неожиданностью. – Вы первоклассный специалист, ваш диплом говорит сам за себя. И шесть лет работы со Стравицким, самим гением хирургии, знания из первых, так сказать, рук – таким не каждый может похвастаться. – Это сейчас больше похоже на минус, чем на плюс, – пожал я плечами. – От Людвига Ярославовича мне достались не только знания, но и два года условно. – Те, кто обращает внимание на такие мелочи, дураки, – отмахнулся Астахов, и мне стало горько. По всему выходит, что нашей страной заправляют дураки, а страдают от этого умные. – И каковы мои шансы получить эту должность? – Все шансы ваши. Я улыбнулся: – Со мной все ясно, а у вас почему так мало кандидатур? – А у нас образовательное заведение, государственное – финансирование никакое, работы больше, гора ненужной бумажной волокиты, и зарплата у бюджетников знаете какая, – декан сокрушенно покачал головой. – Новой аппаратуры нет, работаем на чем попало при этом за чистое спасибо. – Значит, наши цели совпадают? – Более чем, – улыбнулся Астахов, а у меня отлегло от сердца. Один Бог зал, как срочно мне нужна была эта должность, эта работа и хоть какая зарплата. Получи я отказ, в такие сроки пришлось бы идти на крайности, искать временную подработку, да хоть дворником в ЖЭК устраиваться. Ничего смертельного, конечно, ничего, что нельзя было бы исправить. Но я хотел работать по специальности, пусть даже преподавать, и ради этого морально готов был пасть настолько низко, насколько это вообще возможно, умолять на коленях – после смерти родителей у меня не осталось того, ради кого стоило бы хранить эту гордость, – но я был несказанно рад, что в сложившихся обстоятельствах удалось сохранить хотя бы ее. – Когда могу начать? – Желательно прямо завтра. Прежний преподаватель год назад ушел в декрет, а тут и вовсе уволился. Приходящий лектор нашел предложение получше, и вот: учебный год уже месяц как начался, а студенты на «Инновационной хирургии» черте чем занимаются, – Астахов протянул мне подписанный приказ и мягко улыбнулся, заметив мой удивленный взгляд. – Я очень надеялся, что вы согласитесь. Заранее побеспокоился, чтобы не возникло никаких проблем, и подергал нужные ниточки. Чтобы все быстро и без проволочек. – И у вас хватает на все времени и желания? Астахов лукаво блеснул темными глазами за стеклами очков. В нем чувствовались те же уверенность и сила, что я чувствовал в Стравицком в свое время, только без высокомерия, без жестокости и желания переть напролом. Да, этот мужчина пошел бы по головам, но скорее в исключительном случае. – Я привык держать все под контролем, привык знать, что, когда и как происходит на моей территории, так сказать. Даже если это значит, тратить личное время и вмешиваться в работу других. Как сейчас, например, – он пожал мне на прощание руку, коротко кивнув в сторону двери и еще раз улыбнувшись. – Зайдите в отдел кадров и в деканате возьмите все, что понадобится. – А... – требовать аванса, еще даже не начав работать, было верхом наглости, но другого выхода я не видел. – Не мог бы я... получить... на днях... – Аванс? – Астахов благодушно пожал плечами, и сердце, замершее было на секунду, радостно ударилось о ребра. – Спросите в деканате, эти милые дамы подскажут вам, куда обратиться. – Спасибо. Было приятно с вами познакомиться. – Взаимно. Мы расстались радушно, и я отправился блуждать коридорами в поисках нужных кабинетов, а потом на временную квартиру, готовиться к первым шагам в новую жизнь. Я подумывал в первый день быть на работе пораньше – познакомиться с коллегами, наладить контакт, вникнуть в дела. А утром знакомый тактично намекнул, чтобы вечером я не возвращался, и на место работы я прибыл с двумя чемоданами вещей и не в самом хорошем расположении духа...

***

– Не в самом хорошем – не то слово! Отец хмыкнул как-то странно, мне показалось, с ноткой презрения, и папа вздрогнул и весь сжался. – Ну извини, что испортил твое первое впечатление о себе – голова другим была забита! – Нет, это ты извини, что не зная, заочно, хотел сделать тебе приятно! И снова короткая передышка между рассказами превратилась в ссору. Родители едва не шипели друг на друга, прожигали взглядами и плевались ядом. Ленка беззвучно рыдала под боком. Я малодушно ждал, когда все закончится, и надеялся, что вмешиваться не придется. – Так расскажи! – с непонятным мне вызовом в голосе бросил папа. – Расскажи еще, чего я не знаю! – Старый хрыч меня не предупредил, – словно подчиняясь, начал отец. – Он вообще, кажется, не считался с тем, что я занимал должность завкафедрой хирургии. Наверное, думал, что я сам не в состоянии справиться со своей работой, и никогда не удосуживался спросить моег... – Твои мелочные жалобы – не то, что я хотел услышать, Олег, – папа перебил его на полуслове, как раньше перебивали его. Отец со злостью ударил кулаком по подлокотнику. – Это не так просто, подобрать слова! Папа улыбнулся победно, по крайней мере, так это, наверное, должно было выглядеть. Раньше он так не улыбался, криво и насмешливо, с холодным стальным блеском в серых глазах. Может, когда-то давно, еще до моего рождения, не знаю, но, кажется, именно эта улыбка и взгляд подстегнули отца говорить дальше.

***

Наш этаж, так уж сложилось, много лет был цветником университета. Тут располагалось несколько практически всецело женских кафедр, помимо кафедры хирургии, и с моим приходом мало что изменилось – на одного меня, не котирующегося в женской среде Астахова и еще нескольких непримечательных мужских экземпляров приходилась целая туча девушек-преподавателей. Накануне, когда декан сообщил, что нашел человека на вакантную должность преподавателя инновационной хирургии, цветник расцвел еще краше, загоревшись идеей устроить новичку приветственную вечеринку. Именно за этим в чертову рань на кафедре хирургии, помимо непосредственно хирургов, собралась целая толпа постороннего разношерстного народу. Мои подруги-однокурсницы с других кафедр, например. В небольшой комнатке собралось, пожалуй, рекордное за все время моей работы в университете количество особ женского пола на квадратный метр. Лиза Маликова – в прошлом выпускница этого же вуза, а теперь вот лаборантка при кафедре – полноватая блондинка с подвижным лицом; Таисия Котова – молодой профессор-анестезиолог – коротко стриженная шатенка со смешливым характером; Лидия Смольная – хмурая брюнетка со склонностью к социопатии, преподающая топографическую анатомию; Марина Лукъянова, Ольга Зинченко и Светлана Прокопова – преподаватели-хирурги; Кристина Стрелецкая – вздорная особа, закрепленная при моей кафедре и не выполняющая совершенно никакой полезной функции; и конечно же наш уважаемый педагог со стажем и единственный доктор наук хирургической кафедры – 65-летняя Изольда Юлиановна Зорге, которую, правда, уже никто не решался называть девушкой вслух. И все они занимались сущей ерундой – украшали кафедру к приходу нашего будущего коллеги. – И все равно Аса (*(прим.автора)прозвище Астахова, составленное из его инициалов) – старая скотина, – буркнул я, заканчивая вешать над дверью мишуру отвратительного жвачечно-розового цвета. Присутствующие в комнате дружно посмотрели на меня с укоризной. – Эта «старая скотина» – мой дед, – нахмурила тонко выщипанные брови Кристина, выписывая цветными маркерами на доске шаблонное поздравление, – а еще – декан, так что выбирай слова, Олег. – И вообще, какая разница, кто его нашел, – похлопала ресницами Тася, – главное, что у нас на факультете будет еще один парень! Девочки дружно завздыхали. – А меня вы, значит, за парня не считаете? – Николай Лукин, невысокий светлый шатен, на несколько лет старше меня, скорчил притворную обиженную рожицу, высыпая на Котову горсть конфетти.  – Боже, Ник! Мы женщины, нам нужен парень, который нами интересуется, а не явный гей, как ты, – закатила глаза Марина, – ты бесперспективен. – Ну спасибо, – кисло улыбнулся Ник, а потом коварно потер руки. – А вдруг он тоже окажется как я? – Перевоспитаем, – махнула рукой Ольга, и девушки засмеялись. – А меня? – Гиблое дело, – вставила свои пять копеек Изольда Юлиановна, и девочки прыснули. Ник на них не обиделся, хотя и старательно делал вид. Он был не преподавателем, а хирургом-акушером в клинике при университете, в прошлом тоже студентом нашего вуза, потому активно поддерживал дружеские отношения с девочками еще до моего появления. – Попомните мои слова, стервятницы, – наигранно мстительно сощурился он, – новый лектор ни одной из вас не достанется! – Это вызов? – хищно выгнула тонкую бровь Кристина, и я поспешил вмешаться. – Не спешите делить того, кого в глаза не видели, – хмыкнул я, забирая из рук Ника пакет с конфетти, а у Кристины безжалостно скомканную упаковку одноразовых стаканчиков. – Вот именно, вдруг он не только гей, но и какое-нибудь страшилище, – хихикнула молчащая до сих пор Лидия, и все рассмеялись, даже вечно серьезная Изольда Юлиановна. Именно этот момент выбрал какой-то посетитель, чтобы войти в кабинет. – Эм... это кафедра общей хирургии, или, может быть, я ошибся дверью и попал на детский утренник? – эти язвительные слова, сказанные неприятным, каким-то презрительным тоном, словно вылили на нас всех ушат ледяной воды. Девочки растерянно переглянулись, Ник нервно пожал плечами и поспешил протиснутся мимо вошедшего к двери. – Позвольте узнать сперва, кто интересуется? – на правах заведующего кафедрой в переговоры с неожиданным визитером вступил я. – Набоков, Николай Александрович, – отрезал он, недовольно поджимая губы и окидывая присутствующих цепким взглядом из-за очков. – Может быть представитесь сами и ответите все же на поставленный вопрос! – Что ж, пожалуйста, – под дружный ойк девочек я за грудки втащил нового коллегу в кабинет. – Вы не ошиблись, это кафедра хирургии, а я ваш непосредственный начальник Олег Викторович Чернов!..
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.