Моменты

Воля ему досталась крепкая, нервы — стальные, а капитан — безумный. Безумный даже не потому, что, вопреки неумению плавать, отправился пиратствовать. И даже не оттого, что позарился на статус властителя всея морей. О, нет! Зоро не считал охоту за мечтой безумием. В конце концов, он был точно таким же охотником. Сумасшествие Луффи проявлялось иначе: — Зоро, мне нужно твоё харамаки, — вот так. — Зоро. Зо-ро. Мне нравится твоё имя, З-о-р-о, — так. — Зоро, ты знал, что пахнешь вкуснее мяса? — или даже так. Безумием сочились не только слова Луффи. В его глазах тоже горела искра помешательства — особенно ярко в те моменты, когда ему выпадал шанс понаблюдать, как Зоро тренируется. А порою случалось и так, что Луффи посреди беззаботного диалога вдруг вытягивал руку и принимался увлечённо перебирать его серьги. Или, допустим, в невыносимую жару плюхался на живот отдыхающего в тени Зоро и тяжело дышал, и жаловался на погоду, и им становилось жарче и невыносимее вдвойне. Но самым безумным было то, что Зоро воспринимал сумасшествие капитана как нечто закономерное. Правильное. Наверное, потому, что у него воля и нервы были стальными и крепкими. А может, оттого, что он и сам был сумасшедшим. Чуточку. Совсем немного. На всю голову.