Так ты не натурал?

Вайнона никогда не была идеальной матерью, хотя она и не подозревала об этом. Возможно, она и вырастила самого молодого капитана в истории Звездного флота, но гадала, произошло ли это благодаря ее усилиям или вопреки им. У ее сыновей всегда было все необходимое. По крайней мере, она так думала. У них были еда, безопасное место для жизни (уж точно после ее развода с Фрэнком, когда Джиму исполнилось 11 лет), модная одежда и современные гаджеты. Ее дети никогда не испытывали нужды в чем-либо материальном. (Материнская любовь и забота — совсем другое дело.) Только многие годы спустя, она поняла, как мало знала о своем младшем сыне и как сильно ошибалась. Ее сыновья получали все, что хотели, но только не ее время или внимание. Ее любовь оставалась словами, никогда не переходя в дела. Например, когда ее младший разбил антикварную машину отчима в каменном карьере, она и не подумала вернуться домой, пока полиция не показала ей фотографии сына, избитого ее придурочным муженьком до полусмерти. Она никогда не смогла простить себе, что позволила этому монстру сотворить такое с ее ребенком лишь потому, что до этого ей проще было закрывать на все глаза. Было сложно наладить свою жизнь после смерти Джорджа. А может быть этим она просто пыталась оправдать принятое решение при первой возможности оставить своих детей. Она вернулась в космос, когда малышу Джиму исполнилось пять месяцев, оставив обоих сыновей на случайных родственников, а потом на нового мужа, которого никогда не любила. Легче быть солдатом, чем матерью. Пока она оставалась в космосе, на станции или корабле, она могла продолжать думать, что Джордж просто на задании где-то в другом месте. Но эта иллюзия рассыпалась, стоило ей только ступить на землю и встретиться со своими детьми, унаследовавшими от отца имя или внешность. Слишком тяжело было смотреть в глаза мертвого мужа, каждую ночь укладывая младшего сына спать. Слишком тяжело было продолжать жить в доме, который они делили с Джорджем. Слишком сложно было засыпать одной в супружеской постели. Ничего не может быть хуже таких одиноких ночей, наполненных слезами и отчаянной надеждой, что любовь всей ее жизни когда-нибудь вернется. Ее поспешный брак с Фрэнком ничего не исправил. Ей только сильней захотелось сбежать. Она не забросила своих детей полностью. Улетая, она разговаривала с каждым из них минимум раз в неделю. Она убеждала себя, что этого достаточно. И это совсем не ее вина, раз Джим никогда не жаловался, что Фрэнк — запойный алкоголик, который развлекался, оставляя синяки в форме своей ладони на его спине. Он ничего не рассказывал ей о попытках Сэма сбежать или о том, что и брат был не против его избить. Она совершенно не представляла себе, что происходит. Правда, тишина должна была подсказать ей — что-то не так, но жить в Стране Отрицания так удобно. Обычно их еженедельные беседы посвящались очередным влюбленностям Джима или невыносимой занудности его обучения. Она помнила имена всех тех «девушек», в которых он был «влюблен» подростком. Конечно, она предположила, что они все были девушками, ведь ее сын — спортсмен и коллекционер моделей кораблей Звездного флота. (Да, потом она поняла, сколь убого выглядели ее предположения в свете реалий общества 23-го века. Ей просто оказалось удобнее забыть о том разнообразии сексуальных практик, о которых она узнала во время своих миссий). Во втором классе это «была» Энди. Малыш Джимми любил «ее» за крутейшую коллекцию винтажных машинок. Конечно, он никогда не говорил, что Энди — девочка. Она автоматически предположила, что это девочка, несмотря на коллекцию машинок, потому что и у нее в детстве была похожая. Более того, следующее увлечение Джима, Кэнди, девочка на два года старше его, которую она знала с рождения, собирала фигурки разных персонажей и позже стала звездой футбольной команды старшей школы Риверсайда. В четвертом классе Джим был без ума от Трейси, примы школьного театра. В пятом классе он влюбился в Джейми и Вилли (как ни глупо было так думать в 23 веке, она решила, что Вилли — сокращение от Вильгельмины). И наконец, в шестом классе ему приглянулась Алекс из баскетбольной команды. Она ничего не знала о его дальнейших увлечениях — после инцидента с машиной он вообще перестал с ней разговаривать. Оглядываясь назад, она понимала, что и о предыдущих ей не известно ничего, кроме имени. Уже тогда Джим сообщал ей только необходимый минимум. Как она выяснила позже, ей даже не был известен их пол. Кроме Кэнди, только шестиклассница Алекс была девочкой. Конечно, она и не подозревала об этом до грандиозной ссоры с сыном, когда ему почти исполнилось 18. По его мнению, она слишком зациклилась на себе, чтобы задавать вопросы. После инцидента с Фрэнком и машиной проблемы общения только обострились. Он перестал сообщать ей даже имена своих новых пассий. Но, что более важно, она перестала спрашивать. Она знала, что потеряла его доверие. А он ничем ей не помогал. Она знала, он надеялся на ее защиту, а она не справилась лишь потому, что ее не было рядом. Развод с Фрэнком не восстановил пошатнувшееся доверие. Оглядываясь назад, она не могла сказать наверняка, пыталась ли она вернуть его доверие на самом деле. Она нанялась инженером на верфь, названную в честь ее погибшего мужа, и теперь могла оставаться на планете, но ущерб уже был нанесен. Тот факт, что она снова дома, не помогал Джиму чувствовать себя в безопасности. Она не сомневалась, что к тому времени он в любой момент ждал ее очередного исчезновения. В это время Джим поддерживал разговор только о создании корабля, в будущем ставшего «Энтерпрайз». Он продолжал все больше отдаляться от нее. Сэм закончил школу на два года раньше и поступил в колледж, лишь бы убраться подальше как можно скорее. И теперь звонил ей только когда ему были нужны деньги или прочие материальные радости. С уходом Сэма ее маленький Джимми начал беситься — или она наконец это заметила. Он пропускал занятия и сдавал тесты исключительно благодаря своей выдающейся памяти. Она даже не хотела думать, сколько раз он взламывал школьную компьютерную систему. Она не могла иначе объяснить, как он смог набрать 98% на финальном тесте за восьмой класс. Он так часто дрался в школе, что у нее фактически появилось личное парковочное место на школьной стоянке. Ее номер был у директора школы в быстром наборе. Она вообще не представляла, как ей справиться с ситуацией. Последней каплей стал вызов в конце восьмого года обучения из-за того, что ее сына застали с одноклассницей за «непристойным поведением». Она была слишком зла, чтобы пытаться поговорить с Джимом о произошедшем. Вместо этого она окончательно разочаровалась в сыне и отправила его на Тарсус 4, в семью своей сестры. В то время она говорила себе, что ее решение никак не связано с возможностью получить повышение, покинуть чертову верфь и улететь с планеты на два года. Но она всегда знала, что это — ложь, которую она придумала, чтобы спать ночами. На просторах космоса стало очевидно, что ей не скрыть от себя реальную причину своего поведения. Она всегда сожалела о своем решении отослать Джима в то ужасное место. Пережив голод и геноцид, он вернулся окончательно закрывшимся. Он совсем с ней не разговаривал и начал прятать сласти и сухие пайки под кроватью. Она почти не сомневалась, что у него расстройство пищевого поведения, но не смогла это доказать. Не то чтобы ее сын раскрылся психотерапевту, к которому она его насильно отвела. Кроме того, в это время ее сын приобрел славу школьного сердцееда, который встречается со всем, что носит юбку. Во всяком случае для нее факт его появления дома поздним вечером подтверждал эти слухи. (И снова, это она сама все решила по поводу юбок. Неужели это ее вина, что она приняла «Эрни» за сокращение от Эрнистина?). Она все еще оплакивала сестру и не придала происходящему большого значения. Она слишком глубоко ушла в свою боль, чтобы заставить сына рассказать, что же там случилось на самом деле. Она испытывала слишком большую вину, чтобы настаивать на продолжении визитов к психотерапевту. Она совершенно забыла, что именно он видел, как ее сестре перерезали горло, после того, как они «над ней надругались». Она ничего не делала, позволив ему искать убежище в развлечениях и еде, раз он теперь в безопасности на Земле. Ведь проще жить в Стране Отрицания, чем иметь дело с реальным миром. Дела пошли на лад или по крайней мере вернулись на круги своя, когда Джиму исполнилось 17. Прекратилось неправильное питание, так же, как и припрятывание еды. Он снова посещал занятия и начал получать оценки, соответствующие его интеллекту. Он вступил в команды по шахматам и баскетболу. Он даже заполнял заявки в различные колледжи на инженерные программы. Она знала, что эта внезапная перемена произошла не из-за нее, а из-за Никки, первой настоящей девушки ее сына. Именно Никки заставила Джима учиться и бросить ночные мотогонки. Именно Никки не давала Джиму напиваться и ввязываться в драки в барах, в которых ему и вовсе не положено было находиться. Она не понимала, как Никки этого добивается, но ничего не говорила. Она предположила, что Никки — девушка, потому что она видела только девушек, пытающихся тайком покинуть ее дом. Ее сын любил мотоциклы, драки и винтажный «Плейбой», значит, он должен был быть натуралом. Конечно, она предпочитала забывать взъерошенных друзей сына, иногда покидающих его комнату после пары часов «занятий». А так же она предпочитала не понимать, что встречи с Маргаритой Вест не мешали Джиму встречаться и с ее братом–близнецом. Она могла бы и догадаться, ведь Никки была в баскетбольной команде и любила возиться со старыми машинами в мастерской «ее» мамы. Вайнона знала женщину, унаследовавшую автомастерскую после смерти мужа, но у той был только сын, ровесник Джима, а делать очевидные выводы она не желала. Предполагалось, что в середине двадцать третьего века предрассудки больше не существуют. Вещи вроде апартеида или евгеники давным-давно ушли в прошлое. Люди пытались убедить сами себя, что предрассудкам не место в их сердцах и разуме. За свою долгую карьеру она служила как минимум под началом одной женщины-адмирала и встречала несколько женщин-капитанов с разных планет. Среди ее друзей были геи. На выпускном директор ее сына танцевал со своим мужем, тренером женской университетской баскетбольной команды, и никто и слова не сказал. Однако личные предпочтения, предвзятое мнение и осуждение не исчезли никуда из человеческих сердец и умов. Она все еще сталкивалась с людьми, пытающимися скрыть шок, узнав, что она — главный инженер важного проекта. Она не смогла бы перечислить все корабли, на которых члены экипажа в столовой садились группами с однопланетниками. Она помнила, как ее мама говорила резкие стереотипные вещи о соседях–геях, когда ее некому было одернуть. Оглядываясь на прошлое, она иногда думала, не стала ли она жертвой таких же допущений, как и ее гомофобная мама. Когда речь шла о ее младшем сыне, она делала слишком много предположений, что и вбило последний гвоздь в гроб их разваливающихся отношений. Однажды, дождливым вечером вторника она обнаружила, что Никки — парень, когда застала своего сына за обжиманиями с ним на диване. Она была глубоко шокирована, ведь ее малыш Джимми собирался замутить что–то с парнем. Голубые не тискают Сару Вильямс в сарае. Конечно, бисексуалы на такое способны, но она тогда ни о чем думать не могла. Возможно, если бы она подумала, то никогда не сказала бы «Мне казалось, ты натурал», стоило перепуганному Никки сбежать, даже не обувшись. Разразилась фееричная ссора. Они орали так громко, что почти наверняка их слышали на ближайших пяти фермах. Проблема была не в том, что значимый для Джима человек — парень. В обществе, столетиями представляющем всем равные права независимо от сексуальной ориентации, бойфренд ее сына не был чем–то таким уж важным, даже если его бабушка и вычеркнула бы из–за этого Джима из завещания. Настоящей проблемой было то, что она не знала не только о сексуальных предпочтениях своего сына. — Это доказывает, что ты не знаешь обо мне ничего, кроме того что ты дала мне жизнь в момент смерти моего отца. Ничего нового вообще-то. Никки не первый мой парень. Во втором классе я рассказывал тебе про Энди. Но, конечно же, тебя не было рядом, когда Фрэнк обзывал меня, узнав, что я подарил Энди валентинку. Тебя никогда не было рядом. Ты, вероятно, знала бы, что Трейси — парень, если бы сподобилась задержаться на Земле хоть чуть-чуть и сходила бы на мой спектакль. Но ты была слишком занята, убегая от призрака отца, — орал он, сверкая глазами и бросая какие-то вещи в рюкзак. — Я никогда не убегала от тебя, — вопила она в ответ. — Еще как сбегала! Ты бежишь, начиная с моего рождения. Ты не могла бы быстрее запихнуть меня в шаттл на Тарсус 4. А если ты не сбегаешь физически, то уходишь в себя. Ты и сейчас сбежать хотела бы, ведь дела пошли неправильно. Давай я облегчу тебе жизнь, мам. Теперь уйду я, — сказав это, ее сын забрал сумку и укатил на мотоцикле. С тех пор они больше никогда не встречались.

***

Почти пять лет спустя ей позвонил старый друг Крис и рассказал, что уговорил ее сына поступить в Академию. Она была слишком удивлена, чтобы что-то сказать. Она только попросила держать ее в курсе. Через три года после этого ее сын спас Землю и стал самым молодым капитаном в истории Звездного флота. Она пыталась ему позвонить (Крис дал телефон), но Джим никогда не отвечал на ее звонки. Она даже не пробовала попасть на церемонию его вступления в должность, ведь ее не пригласили. Было очень больно понимать, что ее не желают видеть. Семь месяцев спустя он сам ей позвонил. Мужчина на экране не был семнадцатилетним взбешенным подростком, понявшим, как мало на самом деле о нем знает его собственная мать. Учеба в Академии и обязанности командира заставили его повзрослеть. Она понимала, что не имеет никакого отношения к той личности, которой он стал за эти восемь лет. Он был готов протянуть ей оливковую ветвь. Впервые за долгие годы они по–настоящему разговаривали. Они говорили почти полчаса о глупых и очень важных вещах, происходящих в их жизни. — Я очень рада, что ты мне позвонил. Но почему ты решил это сделать? — спросила она наконец. — Я виню в этом моего крайне логичного первого помощника. — Твой первый помощник заставил тебя мне позвонить? — удивилась она. — Нет. Прошлым вечером мы со Споком говорили о его родителях. Его отец был разочарован, когда он отправился на Звездный флот, а не предпочел Вулканскую Академию Наук. Его отец от него фактически отрекся. За время разговора Джим вспомнил Спока так или иначе 39 раз. Он вел себя как в детстве, когда в кого-то влюблялся. В этот раз она была лучше осведомлена и не приняла Спока за девушку. (Джим использовал местоимения, это тоже помогло.) Тот факт, что все масс-медиа были переполнены изображениями Спока, гарантировал, что она больше не совершит подобной ошибки. К сожалению, ее сын был слегка расстроен, ведь у Спока была девушка. — Это печально. — Его отношения с отцом сейчас налаживаются. Однако, чтобы эти двое снова стали разговаривать, потребовались смерть его матери и разрушение целой планеты. Не хотелось бы, чтобы такое случилось с нами. — Мне бы тоже не хотелось, — сказала она, потом они попрощались и закончили разговор. Несколько недель спустя он снова позвонил, и она старалась слушать его рассказ, не делая глупых допущений. Три года спустя, когда весь остальной мир был шокирован новостью о свадьбе ее сына и его первого помощника, она была просто счастлива — ведь ее пригласили на церемонию.